> И Россия, и Украина имеют объективный интерес к силовому разрешению создавшихся между ними неразрешимых противоречий. Возникает известная картина — войны никто не хотел, война была неизбежной. Обстановка для обеих стран становится критической, а потому риск военного конфликта растет довольно быстро.
>
>
>
> Сегодня Песков опроверг заявление Порошенко о том, что Россия намерена захватить Бердянск и Мариуполь для того, чтобы создать наземный коридор к Крыму. Учитывая, что оба источника выглядят донельзя сомнительно, скорее всего, стоит с крайней острожностью отнестись к заявлениям и словам обоих.
>
> На самом деле ситуация, конечно, далеко не столь однозначна. Есть проблемы, которые выглядят абсолютно неразрешимыми, и которые могут разрешиться только одним способом — силовым навязыванием решения, устраивающим одну из сторон. Сам по себе метод «разрубания гордиева узла» не выглядит чем-то экстраординарным — на самом деле такие тупиковые проблемы так и решаются, однако вопросы следует задавать тем людям, которые вообще довели дело до тупика. Раз уж Порошенко никто и никогда не называл стратегическим гением, то эти вопросы автоматически адресуются другому участнику соревнований, который как раз по какой-то неизвестной причине считается мастером внешнеполитических упражнений.
>
> У Украины и России есть причины, по которым они могут начать вооруженный конфликт друг против друга. Они, причины, естественно, разные.
>
> Для Кремля вопрос принадлежности Крыма становится все более неподъемной ношей.
>
> Трудно сказать, на что вообще рассчитывал Путин, захватывая полуостров. Уже тогда возникло два связанных между собой комплекса вопросов, которые так и не были разрешены в ходе этого донельзя странного «присоединения».
>
> Первый комплекс — юридический. Как бы уголовная шпана в России ни относилась пренебрежительно к правовым вопросам, остальной мир предпочитает, чтобы проблемы решались по определенным правилам. Независимость территории, ранее бывшей частью территории единого государства — это одно, тут опыт накоплен изрядный, особенно в ходе распада советского блока и СССР, а также югославский сюжет. Собственно, и Россия ранее, если и принимала участие в процессах дробления соседних государств (прямое или косвенное), то не заходила за определенную черту. Даже признание независимости Южной Осетии и Абхазии, хотя и выглядело абсурдным со всех точек зрения, но по крайней мере находилось все еще в рамках принципиальной установки: пересмотр государственных границ по итогам Второй мировой войны невозможен, новые границы новых государств проводятся только и исключительно внутри ранее существовавших стран. По этому принципу произошел распад Югославии, в рамках таких же принципов существует Косово, Южная Осетия, Абхазия, а ранее — Приднестровье или Карабах. Присоединения к другому государству не происходило. Хотя у Карабаха или у Косово, к примеру, есть все возможности стать частью Армении и Албании соответственно. Или у Северного Кипра — стать частью Турции.
>
> Присоединение Крыма стало не просто прецедентом, оно стало вызовом всем послевоенным принципам организации общемирового пространства. Особенно если учесть, что присоединение произошло сепаратно. Последним по времени таким же «присоединением» было возвращение Кувейта в родную иракскую гавань. Кстати, известно, чем оно закончилось. Так что неизвестно, на что рассчитывал Путин в этом вопросе, но он явно переоценил свои возможности и неприятие всего остального мира к такого рода решениям.
>
> И опять-таки, у Путина был шанс (раз уж ему так невтерпежь захотелось стать собирателем русских земель) решить возникшую проблему в рамках послевоенных принципов. Точнее, на грани этих принципов, и даже слегка заходя за них. Неважно, как относиться к таким решениям, важно то, что в марте 14 они у Путина были. Почему он не пошел на них — вопрос отдельный, и он явно должен задаваться специальной следственной бригадой, а затем — трибуналом по государственным преступлениям. Тем не менее — Путин мог решить вопрос Крыма либо через международные договоренности, либо в двустороннем с Украиной порядке. Либо через международную конференцию с обязательным участием минимум двух постоянных членов Совбеза, либо через юридически значимый договор с Киевом, причем не кабальный, а минимально ущемляющий национальное достоинство украинцев. Вопрос — как — в данном случае неважен. Важно то, что не делалось вообще ничего.
>
> Получилась крайне странная картина — человек решил пройти непростой путь (скажем, подняться в гору), сумел залезть куда-то на середину горы, после чего отказался продолжать движение как вверх, так и вниз. Оставшись так враскоряку посередине. Возникает резонный вопрос — если ты полез, то лезь до конца, а если не собирался идти к вершине — то на кой черт вообще стал залазить?
>
> В общем, правовая часть проблемы теперь неразрешима. То, что могло иметь решение в марте-апреле, возможно мае 2014, сегодня его не имеет. Вообще.
>
> Второй комплекс вопросов — вопросы организации нормальной жизнедеятельности Крыма в условиях, когда он отрезан по земле от материка. Можно сразу сказать, не пытаясь даже детализировать происходящее — в таком режиме существования Крым обречен. Можно кинуть кабель через пролив, отобрать существенный кусок энергии у Краснодарского края и Ростовской области (а по-иному не получается — для переброски энергии из других регионов нужно строить дополняющую сегодняшние сети инфраструктуру), можно создать дополнительную генерацию в самом Крыму (что сразу поставит вопрос о поставках энергоносителей с материка), но решить вопрос с водой в обозримые сроки невозможно. Замены Крымскому каналу нет. Более того — найденное решение: использование подземных источников — стало катастрофой, для разрешения которой требуются дополнительные источники воды к тем, которые требуются для организации повседневной жизни (и которых нет до сегодняшнего дня). Северный Крым уже однозначно станет солончаковой пустыней, и катастрофа в Армянске — только первая ласточка того, что будет с этой частью полуострова в ближайшие два-три года. Ситуация ставит жесткий вопрос — имеющихся водных ресурсов в Крыму примерно вдвое меньше, чем требуется для нормальной жизни имеющегося сегодня количества населения. Либо нужна вода, либо нужно вывозить людей. Никак иначе проблема не решается.
>
>
>
>
>
> Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять — внешних источников воды вблизи Крыма на российской территории нет. Дон вычерпан, других серьезных источников нет. Опреснение — не решение, точнее, не решение сегодняшнего дня, и даже не завтрашнего, так как опреснение потребует дополнительных источников энергии — как минимум вдвое большей, чем имеет Крым сегодня. Возможно, даже больше.
>
> Теоретически можно оставить военные объекты в Крыму и население, их обслуживающее, остальных попросту эвакуировать. На самом деле эту операцию еще можно было провести в 14 году, населению можно было честно и прямо сказать о сложностях и проблемах, дать обещания, назвать какие-то относительно разумные сроки, создать целевую комплексную программу из двух частей — организации жизни временно перемещенных и строительство крымской инфраструктуры, после чего постепенно возвращать людей по мере ввода в строй мощностей. У Путина на тот момент даже был кредит доверия, правда, уже изрядно подмоченный предательством донецких шахтеров, которым никто ничего не обещал. Но и тут интеллект подкачал — просчитать то, что будет происходить с Крымом, российское руководство оказалось не в состоянии. А может, к нему только тогда стало доходить, что оно сделало что-то совсем не то.
>
> Подытоживая: вода становится критическим ресурсом для Крыма. Настолько, что в ближайшие год-два, если вопрос не будет решен, начнутся необратимые катастрофические процессы, ускоряющиеся во времени. Природа не смотрит российское телевидение, ее не убедишь заполошным воем «экспертов». Она просто превратит Крым в пустыню, а там — разбирайтесь сами, ребята.
>
> В этом смысле Порошенко не так уж и неправ — единственным способом спасти Крым становится создание сухопутного коридора, причем Мариуполь и Бердянск — это так, мелочи. Важнее их становится Каховское водохранилище и контроль над днепровской водой, которую можно снова направить в Крым. Причем контроль не только в нижнем течении, но и по всем гидроузлам днепровского каскада — здесь опять же половинчатые решения бессмысленны.
>
>
>
>
>
> Естественно, это война. Тут двух мнений не получается. В итоге сомнительное по всем своим пунктам решение о присоединении Крыма дополнится еще более сомнительным решением о «броске к Днепру». Последствия такого решения могут стать для режима фатальными.
>
> Сказанное выше совершенно не означает, что танковые колонны уже завтра перейдут границу и устремятся на запад. Сказанное означает, что у Кремля сегодня есть жесткий выбор: либо крымская авантюра Путина закончится катастрофой для полуострова, либо ему нужно идти ва-банк, развязывая войну против Украины. Войну за воду в первую очередь. Нет ни малейших сомнений в том, что никто не даст Путину вести эту войну в двустороннем формате, хотя он, возможно, на это и рассчитывает. Рассчитывать на адекватность российского президента уже давно нельзя, так что учитывать нужно любые, самые клинические ситуации.
>
> Однако есть и другая сторона медали. У Порошенко есть свой интерес в конфликте с Россией. Он не связан с Крымом, но он связан с Турецким потоком. Маршрут Турецкого потока должен стать токсичным для потребителей, а это возможно сделать, превратив Черное море в территорию конфликта. В этом случае Анапа, как точка входа Турецкого потока в его морской участок, становится угрожаемой целью такого конфликта, да и труба Потока на дне может стать такой целью. Риски поставки газа по маршруту Турецкого потока потребуют дополнительных и очень серьезных страховок, что в итоге сделает контракты на поставку газа по этому маршруту малопривлекательными. Совершенно необязательно на самом деле атаковать объекты, обеспечивающие Турецкий поток — но сам факт угрозы существенно подрывает позиции Газпрома с точки зрения альтернативных маршрутов поставки газа в обход Украины.
>
> И Россия, и Украина имеют объективный интерес к силовому разрешению создавшихся между ними неразрешимых противоречий. Возникает известная картина — войны никто не хотел, война была неизбежной. Обстановка для обеих стран становится критической, а потому риск военного конфликта растет довольно быстро.
>