С экономической точки зрения зарубежные военные операции эффективны в двух вариантах.

Первый – это когда они приносят для страны в целом реальную прибыль, превышающую не только все возможные издержки на подготовку и проведение военных действий, но и убытки от санкций, торговых ограничений и противодействий третьих стран. Такой была, например, Первая Опиумная война Великобритании против Китая в 1840-1842 годах, в результате которой англичане получили многомиллионные контрибуции от цинской администрации, огромный китайский рынок сбыта для тысяч тонн опиума из своих индийских колоний и … Гонконг в придачу.

Второй вариант — это когда общие затраты на проведение внешней военной кампании для превентивного противодействия угрозам будут заведомо меньше вреда для экономики, ущерба для населения и целостности государства в сравнении с возможными последствиями обороны на своей территории и с отражением нападения набравшего силу противника. Примером может служить бомбардировка британцами Копенгагена в 1807 году с захватом и уничтожением датского флота, что во многом предотвратило вторжение армии Наполеона на Британские острова.

Поскольку сирийской нефти мало, а все месторождения золота в Леванте исчерпаны еще в античности, то главной ценностью Сирии для самой страны и ее соседей является ее территория и ключевое местоположение на Ближнем Востоке и южном Средиземноморье. Именно в Сирии тысячелетиями пересекаются основные транзитные коридоры из Северной Африки в Западную и Центральную Азию, из Южной и Центральной Европы и Турции в страны Аравийского полуострова. Дамаск был конечной точкой основного маршрута знаменитого Великого шелкового пути и, возможно, станет частью современного китайского проекта «Экономического пояса Шелкового пути».

До войны в Сирии была построена целая сеть магистралей общей протяженностью 1103 км, которая соединяется с автодорогами Турции, Ирака, Иордании и Ливана. Сирия могла бы стать транзитной страной для более дешевой и безопасной доставки ближневосточной нефти и газа потребителям в Европе и Турции, чем более рискованные маршруты через Аденский залив и проливы, расположенные между «горячими точками»: Сомали и Йеменом.

Современная Россия не может позволить себе войну из идеологических принципов, как это делал СССР, поэтому операция наших ВКС – это превентивные меры, направленные на борьбу с террористическими угрозами и защиту экономических интересов России. И в сирийской операции есть сразу несколько аспектов, прямо или косвенно относящихся к экономике.

По данным Генштаба ВС, наши ВКС за год с начала операции в Сирии уничтожили около 35 000 боевиков. Учитывая, что протяженность российских границ на Кавказе составляет 1254 км плюс территории союзников по ОДКБ, для обеспечения безопасности и сдерживания сопоставимого количества террористов России пришлось бы развернуть в Южном федеральном округе (включая Крым) дополнительно одну или две общевойсковые армии, то есть от 70 000 до 120 000 человек личного состава и соответствующее количество техники. Бюджетные расходы могли бы в этом случае увеличиться на 250-300 млрд рублей в год.

Для сравнения, наша группировка в Сирии насчитывает всего порядка 4000 военнослужащих и 70 самолетов и вертолетов, что составляет лишь 2% российской боевой авиации. Даже если согласиться с оценкой в 58 млрд рублей, то все равно это самая эффективная военная кампания России за много десятилетий.

До сирийского конфликта существовали планы стратегического межарабского энергетического сотрудничества с подключением Турции и Евросоюза. Транзит нефти и газа по трубопроводам через Сирию к терминалам на побережье Средиземного моря представлялся для Ирана, Саудовской Аравии, Катара, ОАЭ и Ирака более безопасным и экономически выгодным, чем морской путь из Персидского залива через Аденский, Красное море и Суэцкий канал, поэтому в начале 2000-х годов была принята комплексная «Стратегия 2025» по созданию трубопроводных и дорожных коммуникаций, в том числе и на территории Сирии.

Но довольно скоро проявились противоречия между Саудовской Аравией и Катаром с одной стороны, и Ираном и Ираком с другой. Катар с Ираном к тому же делят одно на двоих крупнейшее месторождение «Северное/Южный Парс», содержащее 28 трлн кубометров газа и 7 млрд тонн нефти. Религиозные противоречия между суннитами и шиитами играют не последнюю роль на Ближнем Востоке, и Башар Асад предпочел подписать соглашения с шиитским Ираном и Ираком, где власть сейчас также в руках у шиитов.

Суннитские монархии рассчитывали переиграть ситуацию с трубопроводами в свою пользу, устранив Асада руками вооруженных суннитских группировок, таких как запрещенные в России ИГИЛ и «Фронт ан-Нусры» или тех, кто именуется в СМИ «умеренной оппозицией». Многочисленные жертвы среди населения Сирии и геноцид иноверцев никого не волновали. Вспомним слова Карла Маркса о том, что «при 300 процентах прибыли нет такого преступления, на которое не решился бы капитал».

Сейчас треть потребляемых странами ЕС энергоносителей поставляется из России, а большая часть Центральной и Юго-Восточной Европы использует только российский газ, другого там пока просто нет. Если бы не такая зависимость по поставкам нефти и газа, то санкции Запада в отношении России были бы сейчас намного жестче и напоминали бы иранский вариант с заморозкой счетов и эмбарго на торговлю и технологии. Кстати, ежегодные потери Ирана от санкций оценивались в 12% от номинального ВВП страны.

Учитывая, что газовые переговоры между Катаром и Украиной ведутся с 2012 года, в случае победы суннитских группировок в Сирии катарский газ мог бы пройти через Сирию в Турцию, а затем соединиться черноморскими трубопроводами с действующей газотранспортной системой Украины, через которую десятилетиями сначала советский, а затем российский газ поставляется в Европу. Подобным маршрутом могла бы пойти и саудовская нефть в дополнение к потенциальным терминалам в Латакии. И очень хорошо, что России и Турции в 2016 году удалось нормализовать отношения.

Экспорт российской нефти в Европу составляет 160-170 млн тонн в год. Чистая выручка «Газпрома» от продаж газа в Европу составила в 2015 году 2,16 трлн рублей. Потеряв половину европейского рынка углеводородов, российская экономика ощутила бы мощнейший удар, и падение ВВП с учетом жестких санкций могло бы составить не 3,7%, а 12% (как в Иране), то есть 9,6 трлн рублей в номинальном выражении, о курсе доллара можно было бы не рассуждать. И снова сравним это с условной оценкой 58 млрд рублей, затраченных на операцию наших ВКС в Сирии.

Открытость Минобороны в освещении действий нашей техники и военнослужащих в Сирии позволяет ежедневно демонстрировать эффективность реального боевого применения не только новейших Су-35С, но и проверенных временем Су-24М, Су-25СМ, Су-30СМ, ударных вертолетов Ми-24, Ми-28 и Ка-52, а также соответствующего вооружения и боеприпасов. Звучит немного цинично, но мир постоянно видит своеобразный репортаж о работе «авиакосмического салона».

По опубликованным в середине октября 2016 года данным Федеральной службы по военно-техническому сотрудничеству, портфель экспортных оружейных заказов России составляет $52 млрд, а по итогам 2016 года Россия продаст вооружений на сумму $15 млрд. А это, помимо всего прочего, тысячи рабочих мест на российских предприятиях, возможности проводить НИОКР, включая фундаментальные исследования и разработки в сфере высоких технологий, чего так не хватает нашей экономике.

В 2016 году Россия вышла на первое место в мире по экспорту зерновых (около 40 млн тонн), обогнав по этому показателю США и Канаду. Экспорт нефти и нефтепродуктов через черноморские терминалы превышает 60 млн т в год, а в целом грузооборот портов Азово-Черноморского бассейна составляет примерно 220 млн т в год, один только Новороссийский морской порт обладает пропускной способностью в 152 млн т грузов, и там не только российское зерно, уголь и нефть, но и казахская, азербайджанская и туркменская нефть. Большая часть экспорта направляется по маршрутам из Черного моря в Средиземное через проливы Босфор и Дарданеллы.

Постоянная военно-морская база в сирийском Тартусе и контроль Юго-восточной части Средиземного моря кораблями ВМФ России – это лучшая гарантия безопасности сотен миллионов тонн российских экспортных поставок, а вовсе не конвенция Монтрё о статусе проливов, которая уже нарушалась американцами (и пропустившей их турецкой стороной) в 2008 и 2014 годах.