Формально Владимир Путин должен был прибыть в Париж на церемонию открытия русской церкви и культурного центра. Фактически же ходе этого визита планировалась встреча с Олландом, где президенты должны были обсудить широкий круг вопросов. Кремль, конечно, интересовала украинская часть дискуссии. 19 октября должна состояться встреча Нормандской четверки в Берлине, и Москва хотела бы узнать у европейских партнеров, готовы ли они принуждать Украину выполнять Минские соглашения. Понятно, что у Парижа и Берлина не так много инструментов влияния на строптивый Киев. Украинские власти не намерены выполнять политические статьи Минска, особенно сейчас, в период «зимнего обострения», связанного с началом отопительного сезона, а местные политики соревнуются в наборе политических очков за счет критики европейцев. Но, возможно, тогда стоит все-таки публично признать свою неспособность и что-то поменять? Отказаться от крайне сомнительной формулировки «Минские соглашения срываются по вине России» или хотя бы донести до украинских партнеров серьезность сделанных ранее полуофициальных заявлений о том, что ЕС не будет продлять санкции против России? В этом случае от Нормандских переговоров будет какой-то смысл. Москва надеялась на то, что публичное европейское давление на Украину заставит ее хотя бы прекратить регулярные обстрелы и позволит заморозить ситуацию на Донбассе до лучших времен.
Однако незадолго до визита Франсуа Олланд занял крайне жесткую антироссийскую позицию по Сирии – выдвинул антироссийскую резолюцию в Совбезе ООН и дал понять, что готов обсуждать с Путиным в Париже только его преступную деятельность в небе над Алеппо. Сложно сказать, что именно повлияло на резкое превращение пассивного французского президента в ястреба. Возможно, виной всему его низкий рейтинг (16%)за полгода до президентских выборов, в которых Олланд хочет поучаствовать? Согласно другой точки зрения ястребиная позиция французского лидера связана с общим ощущением Европой своей немощности и стремлению максимально «привязаться» к позиции США во внешнеполитической области
Кремль, в общем-то, понимать и прощать французскую риторику не стал, и заявил о «переносе визита». Во-первых, потому, что лететь к «сомневающемуся» французскому лидеру Путин не хочет – не для того российский лидер с таким трудом набирал свой внешнеполитический авторитет, чтобы напрашиваться на прием к сомневающемуся французскому президенту. Во-вторых, хозяин Кремля просто не готов выслушивать повторения лозунгов Олланда о том, что «за бомбардировки Алеппо нужно отвечать в Международном уголовном суде». Ну, до тех самых пор, пока Франция на деле докажет свою приверженность международному праву – например, ответит за начало ливийской войны, превратившей не самую бедную страну Северной Африки в абсолютное ничто посреди нигде, и за десятки тысяч жертв этой войны, а также за сотни тысяч искалеченных судеб. Да, французские чиновники правы, утверждая, что на совести Владимира Путина лежит продолжение сирийской гражданской войны. Ведь если бы Москва не ввела ВКС в Сирию, то война закончилась бы – правда, в виде массового геноцида тех, кто неправильно молится (христиан, алавитов и других) и превращения Сирии в исламистскую спору. Москва же хочет, чтобы сирийская гражданская война закончилась политическим компромиссом, для чего надо а) сохранить легитимный режим и показать всем, что свергнуть Асада не получится (сделано) и б) ликвидировать радикалов, отказывающихся идти на компромиссные решения (в процессе). Этот план поможет не только Сирии, но и Европе – как минимум тем, что снизит угрозу от радикального исламизма для Старого света. Однако Олланд не готов помогать России в его реализации. А если помощи от него не будет, какой смысл Путину слушать его критику?
После того, как глава Пятой республики заявил о том, что «подумает» над целесообразностью визита российского президента Путин соизволил избавить его от столь тяжкого и необычного занятия.