От космодрома до борделя. Как вернуть культуру из творческой тусовки в народ Чем разительно отличалась массовая культура СССР от современной. Как всенародная культурная среда стала элитной творческой тусовкой. Вся ли сфера культуры сейчас подчинена либеральной парадигме, какова альтернатива. Какие есть способы повышать свой культурный уровень и почему это необходимо делать. Об этом беседуют создатель проекта «КультБригада» Вячеслав Коновалов и главный редактор канала День Андрей Фефелов.
14:02 29.01.2019
Пророк в своём Отечестве Фёдор Тютчев — разведчик, контпропагандист, предсказатель
Владимир Малышев
215 лет со дня рождения великого русского поэта Фёдора Тютчева исполнилось в декабре. Мемориальная доска на доме, в котором он жил, висит в Петербурге на Невском проспекте. Любим мы и его чудесные лирические стихи. Но не всем известно, что Федор Тютчев был еще автором острых политических статей. Еще Федор Достоевский называл его первым поэтом-философом, равных которому, кроме Александра Пушкина, не было. Великий русский поэт точно предсказывал судьбы России и Европы.
Родился Фёдор Иванович 23 ноября (5 декабря) 1803 года в селе Овстуг Орловской губернии, в небогатой, но родовитой дворянской семье. «Овстуг… Прелестный, благоуханный и безмятежный», — вспоминал он родной край потом, работая на чужбине. Будущий поэт получил домашнее образование, делал успехи, уже в 13 лет переводил с латыни оды Горация. Учился в Московском университете, после окончания получил «распределение» в Коллегию иностранных дел, и в возрасте 18 лет отправился на работу в российскую дипломатическую миссию в Мюнхен.
Кем был в те времена дипломат? А тем же, кем и сегодня — политическим разведчиком. А Тютчев стал разведчиком еще и по наследству. Один из его предков, Захарий Тютчев, был послан Дмитрием Донским в Золотую орду, в стан к самому Мамаю, с особыми поручениями. Другими словами — на разведку в тыл к неприятелю, и сумел самым блестящим образом выполнить задание. Тем же самым занимался 20 лет в Германии, а еще и в Турине и Фёдор Тютчев: регулярно слал донесения в Санкт-Петербург, беседовал с информаторами, анализировал политическую ситуацию в странах пребывания, делал выводы и вносил свои предложения.
Уровню его информированности мог бы позавидовать любой современный дипломат. Обладавший блестящим красноречием и редким остроумием, он был «на дружеской ноге» не только с королями, местной знатью, но и с Гейне, Шеллингом, Гете, другими корифеями европейской культуры. Был в курсе всех европейских интриг, тайных заговоров и самых глубоких стратегических замыслов.
А вот своему литературному творчеству, благодаря которому мы помним о нём сегодня, Тютчев большого значения не придавал. Часто терял рукописи или вообще их сжигал, как мусор. Стихосложение было для него лишь способом самовыражения. Приятели убедили послать его некоторые из стихов для публикации в Россию, что он и сделал. Но многие, в том числе и самые известные, стихотворения были опубликованы только после его смерти. Если бы не Николай Некрасов, обративший на Тютчева внимание в своей статье «Русские второстепенные поэты», то его, наверное, при жизни в этом качестве вообще бы не заметили.
Первый контрпропагандист
В Санкт-Петербург Тютчев вернулся в 1844 году и поначалу впал в опалу. Все изменила его встреча с могущественным шефом Третьего отделения Александром Бенкендорфом. Тот разыскал его по поручению Николая I, которому понравилась опубликованное без подписи письмо Тютчева редактору германской газеты Гюставу Кольбу. В итоге Тютчев был назначен чиновником по особым поручениям при госканцлере и стал близким другом Александра Горчакова, а потом — председателем иностранного цензурного комитета.
Поэт во главе цензурного ведомства? Более чем странно, но дело в том, повторю, что Тютчев сам себя поэтом вовсе не считал. Он был государственным чиновником, служил России. Служил верой и правдой, и всю жизнь был пламенным русским патриотом. Но еще — и тонким дипломатом, а, следовательно, разведчиком и очень осторожным человеком. Неслучайно именно он написал:
Молчи, скрывайся и таи,
И мысли и мечты свои…
Лишь жить в самом себе умей,
Есть целый мир в душе твоей…
Тютчеву было поручено создание позитивного облика России на Западе, а также самостоятельные выступления в печати по политическим проблемам взаимоотношений между Европой и Россией. Другими словами Тютчев стал первым в российской истории организатором контрпропаганды на заграницу в ответ на потоки лжи и клеветы, которые уже тогда лавиной катились на нашу страну.
Предсказал фашизм
Тютчев долго жил за рубежом и лучше многих понимал, как на самом деле относятся в Западной Европе к России. «Единственная естественная политика России по отношению к западным державам, — сделал он вывод, — это не союз с той или иной из этих держав, а разъединение, разделение их. Ибо они только когда разъединены между собой, перестают быть нам враждебными — по бессилию». Мало того, он предсказывал возможность появления в Германии фашизма. Отмечал зарождение в ней нечто такого, что «может повести Европу к состоянию варварства, не имеющего подобного себе в истории мира».
В те годы русское общество было шокировано появлением на Западе книги «Россия в 1839 году» французского маркиза де Кюстина, ласково принятого в Санкт-Петербурге. В ней, в ответ на щедрое русское гостеприимство, он изобразил нашу страну с ненавистью и презрением. Россия, освободившая Европу от наполеоновского господства, писал по этому поводу Тютчев, подвергается ныне постоянным враждебным нападкам европейской печати. Он не стал отвечать де Кюстину, а написал Гюставу Кольбу, пророчески предупреждал германского редактора, что проводимая по отношению к России политика раздоров и вражды принесет горькие плоды. «И вот тогда-то, милостивый государь, — писал он, — вы слишком дорого заплатите за то, что однажды были к нам несправедливы».
Ну, а главным ответом Тютчева клеветникам стало его то самое, знаменитое:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить…
Причем, нетрудно догадаться, что он имел при этом в виду «западноевропейский ум» и такой же «аршин». Тютчев, писал Николай Погодин, был первым представителем народного сознания о русской миссии в Европе, в истории.
Поразительно его высказывание в статье «Россия и Запад» о прозападной интеллигенции, будто списанное с портрета сегодняшних активистов Болотной площади. «Сей безымянный народец, — отмечает он, называя его „злейшим врагом“, — одинаков во всех странах. Это племя индивидуализма, отрицания». При этом Тютчев отмечал ложность навязываемых России с Запада норм и стандартов:
Давно на почве европейской,
Где ложь так пышно разрослась,
Давно наукой фарисейской
Двойная правда создалась.
Тютчев был убежден во всемирной судьбе России, верил в ее особый путь развития.
«В мы попробуем спаять его любовью…»
Вопреки мнению тогдашнего канцлера Германии Бисмарка, заявившего, что единство наций достигается только «железом и кровью», Тютчев написал:
«Единство, — возвестил оракул наших дней, —
Быть может спаяно железом лишь и кровью…»
Но мы попробуем спаять его любовью, —
А там увидим, что прочней…
Он пророчески сознавал, что под лозунгами свободы и западноевропейских «демократических» революций для России подготавливается страшная судьба, ее ждут суровые испытания. Тютчев отмечал: «Революция и Россия. Эти две силы сегодня стоят друг против друга, а завтра, быть может, схватятся между собой. Между ними невозможны никакие соглашения и договоры. Жизнь одной из них означает смерть другой. От исхода борьбы между ними, величайшей борьбы, когда-либо виденной миром, зависит на века вся политическая и религиозная будущность человечества».
И Тютчев оказался прав — так и произошло. Революция в России не только разрушила вековые устои страны и залила ее кровью, но и изменила облик мира, последствия продолжают ощущаться до сих пор.
В своей статье «Россия и революция» он утверждал, что если страна нравственно и духовно преобразится, то одержит победу над революционной заразой: «И когда еще призвание России было более ясным и очевидным? Можно сказать, что Господь начертал его огненными стрелами на помраченных от бурь Небесах. Запад уходит со сцены, все рушится и гибнет во всеобщем мировом пожаре… И когда над столь громадным крушением мы видим еще более громадную Империю, всплывающую подобно Святому Ковчегу, кто дерзнет сомневаться в ее призвании, и нам ли, ее детям, проявлять неверие и малодушие?»
22:49 03.02.2019
У людена… до колена Как развить бр. Стругацких до коммунистического идеала
Павел Былевский
Творческий марксистско-ленинский анализ позволяет переосмыслить значение многих узловых точек развития общественной мысли в СССР. В частности, некоторые тенденции творчества таких корифеев научной фантастики, как Иван Антонович Ефремов и братья Аркадий и Борис Стругацкие. Научная фантастика при Советской власти была крайне важным делом, зачастую представляя собой вненаучную, художественно-образную футурологию. Решая вопросы, напрямую подведомственные научному коммунизму, ЦК КПСС, Совету Министров и Верховному Совету СССР.
В частности, в вопросе о том, какими будут люди будущего, насколько они будут соответствовать коммунистическому идеалу гармоничной, всесторонне развитой личности, богатой общественными связями. Разобраться в этом поможет развитие марксизма-ленинизма Эвальдом Васильевичем Ильенковым, его концепция триединства Истины, Добра и Красоты.
Герои и персонажи «Мира полудня» братьев Стругацких, а точнее, сами писатели, их создавшие, с этой точки зрения не сдают «экзамена по научному коммунизму». Слабоватыми оказываются и футурологическая концепция, и понимание того, что есть человеческая личность в её марксистском понимании. Отсюда проистекают недостатки в их изображении и людей будущего, которые, по сравнению с нашими современниками, обладают куда как большими способностями, в первую очередь личностными, а также сверхцивилизаций.
В произведениях братьев Стругацких сквозной темой проходит сверхцивилизация Странников. Сразу обратим внимание: негуманоидной. То есть авторы предполагают, что возможен разум, но не только человеческий, и превосходящий возможности людей. Что-то вроде природной силы, стихии, которая, конечно же, не только могущественнее человека, но и намного умнее его.
Эти Странники занимаются странными делами, от которых на целых планетах исчезают невесть куда гуманоидные расы. На контакт с людьми и прочими гуманоидами не идут, в дипломатические отношения и переговоры не вступают. То ли потому, что люди для них − как животные для людей, безразличных к братьям нашим меньшим. То ли потому, что Странники замышляют против людей и прочих гуманоидов что-то нехорошее в своих интересах.
У Странников есть свои агенты среди людей − люди, которых они наделяют способностями, сверхъестественными в сравнении с человеческими. Они называются «люденами». Став люденом, бывший человек, произведённый в сверхчеловеки, теряет интерес к другим людям, оставшимся просто-напросто людьми. Они для него становятся вроде муравьёв. Похоже в «Формуле Лимфатера» изображает «опаляющий сверхразум» парадоксалист и злой шутник Станислав Лем.
Неудивительно, что противодействием Странникам и их агентам люденам занимаются спецслужбы «мира Полудня», а именно Комитет галактической безопасности (КГБ − прекрасная аббревиатура!). Потому как с «контактоспособными» внеземными гуманоидными цивилизациями работает другое ведомство, Комиссия по контактам (КОМКОН), своего рода «министерство иностранных дел» во вселенских масштабах.
Главный порок философско-исторической концепции братьев Стругацких, с позиции творческого марксизма-ленинизма, в том, что они считают возможность «разума без добра». Тем самым разделяя три неразделимых ипостаси, три ракурса человеческого: Истины, Добра и Красоты, в то время как истинный разум добр и красив.
В результате Странники и их приспешники, людены, у Стругацких сконструированы чуть ли не буквально по ницшеанско-нацистской концепции сверхчеловека. Они умнее, сильнее и красивее людей, но не добры к ним. Для них люди − «недочеловеки», которых, сколько нужно, надо обратить в рабство, а остальных уничтожить. Без гнева и пристрастия, а просто для целесообразности.
С точки зрения творческого марксизма-ленинизма, такая концепция ошибочна и вредна. Ошибочна тем, что некритично, как «закон природы», описывает некую ступень исторического развития, исторически существующую и преходящую. А именно эксплуататорское общество «одномерных людей», такой тип разделения труда, где человек однобоко развивает одни свои способности в ущерб другим. Вредна эта концепция тем, что оправдывает колониальную политику капитализма и империалистические войны.
Конструировали братья Стругацкие сверхразум и людей со сверхспособностями − а получили иноземных «белокурых бестий» и их полицаев. Порочность историко-философской концепции Стругацких проявляется и в образах землян, обитателей квазикоммунистического «Мира Полудня». «Рыльце в пуху» у людей-«прогрессоров», работающих с инопланетными гуманоидными цивилизациями. Порой совершенно ничем не отличающихся от людей, только находящихся на более низких, ранних этапах исторического развития.
Прогрессоры заняты вроде как благим делом: способствуют ускорению исторического прогресса «отсталых окраин» цивилизованного межзвёздного сообщества. Но как они это делают, какими методами! Втайне, исподтишка. Как замаскированные под местных обитателей агенты земных спецслужб. Точь-в-точь как Странники, представители негуманоидной сверхцивилизации, обходятся с людьми и прочими гуманоидами.
Именно таким образом прогрессоры орудуют на других планетах под не выдерживающим критики предлогом, что иначе подведомственные им цивилизации «утратят свою самобытность». Что это, как не методики внешнего управления социально-экономическим и культурным развитием, манипулирования общественным сознанием?
Разве так в СССР велась работа по развитию отсталых «точек роста» − крестьянского сельского хозяйства, национальных окраин, стран, вставших на путь строительства социализма? Конечно, нет! Действовали официальные, публичные механизмы, обращавшиеся к бодрствующему сознанию тех, кому оказывалась помощь. На основе действовавшего законодательства и прочей актуальной нормативно-правовой базы и системы идеологической работы, включая прессу. Спецслужбы в лице ЧК− ОГПУ − НКВД − МГБ − КГБ СССР и т. п., конечно, работали тоже. Их работа была необходима и порой незаменима, но лишь там, где необходимо.
В марксистско-ленинской философии, в продолжение ильенковской традиции, человек, а тем более коммунистический идеал личности, − всесторонне, гармонически развит. «Глупое добро», «умная жестокость», «злая красота» − уродцы, ублюдки… и массовая реальность классового, эксплуататорского общества. Что ж, развивать эти диспропорции до бесконечности, до отдельных «сверхспособностей» с дистрофией остальных? Велика ли радость стать кибернетическим «мозгом на паучьих ножках» или «красавцем-дебилом»?
А Стругацкие, выходит, просто экстраполируют эти реалии в будущее. И «прогрессоры» у них получаются «социал-империалистами», а представители «сверхцивилизации"− грядущими суперфашистами. С точки зрения К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина и Э.В. Ильенкова, «людены» − не сверхлюди, а инвалиды, изуродованные исторически преходящим типом разделения труда, а также нравами эксплуататорского общества. Которых надо обезвредить, а потом помочь перевоспитаться.
Если у кого-то… до колена, то это автоматически не делает его ни успешным донжуаном, ни пылким многоразовым любовником, ни верным, любящим и заботливым мужем. Попытки увеличить деликатный орган до желаемых размеров, что сулят многочисленные коммерческие предложения медиков, могут привести к успеху без членовредительства. Но желаемого счастья не принесут. В лучшем случае станешь своеобразным люденом, в определённом отношении.
Герои И.А. Ефремова, люди эпохи «Великого Кольца», намного ближе к классическому коммунистическому идеалу. Но и у него, полвека спустя, видно, что можно улучшить. Миссия землян на планету Торманс демонстрирует потрясающее простодушие, которое хуже воровства. Нет ни конкретного исторического анализа социально-экономической формации на этой планете, ни понимания возможных тайных комбинаций со стороны правящей олигархии. Полной глупостью или злобной карикатурой выглядит попытка трёх землян морально увещевать банды опустившихся, озлобленных наркоманов в заброшенном городе над городом Кин-Нан-Тэ.
Данная критика братьев Стругацких и И.А. Ефремова − не «справа», но «слева». Признавая их великие заслуги в художественно-образном осмыслении проблематики научного коммунизма, мы должны видеть их неизбежную историческую ограниченность. Чтобы двигать наше общее дело дальше. Да поступят с нами продолжатели наших дел так же.
12:50 05.02.2019
У нас было великое советское искусство визуальное в нашей культуре до сих пор не породило дискурс о самом себе, язык из себя о себе
Евгений Фатеев
Этот текст не получился как нечто цельное, композиционно выстроенное. И скорее всего не мог получиться. И дело не только в моей неумелости. Дело в огромности, исключительной значительности, некоторой аномальности описываемого явления. Советские визуальные искусства (живопись, архитектура, декоративно-прикладное искусство, дизайн и др.) поражают любого честного исследователя своей пока еще необозримостью. Даже если кто-то и возьмется за написание истории «советской живописи»… Причем даже если понимание «живописи» будет укладываться в старомодный и кондовый искусствоведческий рубрикатор. Даже если без монументального искусства, которое отдельный мир. Даже если без печатной графики, а все величие (и в смысле величины, и в смысле значения) этого массива не до конца осознается даже специалистами. Даже если без наивного искусства, которое тоже есть мир. Итак если кто-то примется за историю собственно советской станковой живописи, то стоит посочувствовать этому человеку. Масштаб, огромность предстоящей работы таковы, что впору усомниться в возможности такой истории сегодня, разрешимости такой задачи в наши дни.
«Советская живопись» — это великий океан, одна из величайших визуальных эмиссий в истории. Она полна выдающимися, подчас просто вершинными и даже исчерпывающими, закрывающими тему высказываниями в таких жанрах, как пейзаж, ситискейп, индустриальная живопись, натюрморт, жанровая живопись… Масштаб и качество портретной эмиссии советской эпохи не могут не впечатлять. А еще была баталистика. А еще прикладная натуралистическая живопись. А еще…
Общо «советскую живопись» можно охарактеризовать как пост-квадратную, после-чёрного-квадрата. Она ускоренно исчерпала, выпила до последней капли возможности и накопленный за многие века потенциал фигуративной живописи. И увенчалась собственным, автохтонным пост-модернизмом (соц-арт).
Советская живопись — великая россыпь стилей, находок, формальных решений, тем, функциональности, имен, локаций. Мы сегодняшние пока не готовы к написанию её истории. Нам нужно поднабраться силенок, поискать подходы, но прежде всего нам нужно очистить рецепторы восприятия. Пока мы еще слишком ветрены, слишком склонны к производству легковесных суждений, которые не основываются на знании. Наши глаза ещё засорены.
Считаю необходимым представить читателю некоторые размышления, наблюдения, восторги и гипотезы, но самое главное — предостережения, которые быть может окажутся для кого-то полезными.
1. Проблема логоцентричности нашей культуры. Проблема путешествия во времени отечественных визуальных искусств состоит в том, что они очень по-особенному запоминаются, по-особенному пребывают в социальной, коллективной памяти. У нас очень логоцентричная цивилизация. Наш культурный код архивирован, упакован в слово. Слова складываются в то облако, которое помогает русскому культурному слою не выветриваться, не испариться в периоды глобальных, кардинальных, революционных перемен. Гораздо легче путешествовать в истории с книжкой в кармане. Но у этой нашей логоцентричности есть и недостаток. Наша визуальная культура почти всегда была в тени литературы. Визуальное старое, визуальное отжившее, пост-визуальное у нас до сих пор актуализируется как иллюстрация для вербального. То, что не имеет вербальной, литературной санкции, до сих пор пребывает в забвении, в состоянии комы неактуализированности. Визуальное в нашей культуре до сих пор не породило дискурс о самом себе, язык из себя о себе. Итогом этого является буквально братская могила спящих визуальных сокровищ. Визуальное иначе путешествует во времени. Оно более прихотливо, его можно «вырубить топором», оно требует развитой инфраструктуры актуализации и интерпретации. И нам нужно её создать. И советские визуальные искусства — идеальный повод к началу этой большой работы. У нас существует целая россыпь кладбищ для неактуализированного визуального — запасники музеев, фонды архивов и библиотек. Благодаря настойчивости нашего Министерства культуры пополняется онлайновый Госкаталог, число оцифрованных музейных экспонатов в котором уже совсем скоро достигнет 10 млн. Основываясь на данных Госкаталога и других источниках, могу ответственно заявить, что в активном обороте у нас сегодня находится в лучшем случае не более 20% нашей визуальной культуры XIX века (хочу отправить читателей по этой ссылке, в которой я предложил план «Другой истории русских визуальных искусств XIX века — или здесь). Даже XIX века! С искусством XX века обстоит еще хуже. Советские визуальные искусства также рискует пасть жертвой такой архитектуры нашей социальной памяти. Раньше это было нашей цивилизационной особенностью. Сегодня это уже небезопасно, т.к. на авансцену выходит homo videns (человек смотрящий). Визуальная транскрипция, рубрикатор его картины мира уже сформированы. К сожалению, не нами. Но у нас есть шанс заполнить пустующие или занятые другими полочки ментального комода, чулана сегодняшнего человека смотрящего. Благо советские искусства абсолютно актуальны, абсолютно конвертируемы, транспарентны. Они способны удовлетворить запрос любой сложности. Они способны выдать примеры потрясающего винтажного и актуального дизайна, прото-спецэффекты в кинематографе, целый космос абстрактной живописи, вершинные образцы иллюстративного искусства, богатейшую и новаторскую историю фотографии и так до бесконечности.
2. Преодолеть в себе интеллектуальную коррупцию. Создание будущей истории советских визуальных искусств может столкнуться с еще одной проблемой. Я определяю её как интеллектуальную коррупцию. Такое случается всегда и везде, просто у нас оно приобретает немного карикатурные черты, усугубляется свойственной значительной части нашей интеллигенции патологической неспособностью к критическому мышлению, саморефлексии, извечной ее склочностью и злопамятностью. Визуальные искусства переходят из настоящего в прошлое через бутылочное горлышко, пробкой в котором может стать круг самоназначенных «своих», которые имеют доступ к медиа, которые, будучи по сути моськами, сводят свои меленькие и грошовые счеты с великими, часто неудобными, сложными слонами. Моськи всегда проигрывают. В истории визуальных искусств всё равно есть какая-то высшая справедливость. Но иногда её торжество задерживается. Например, на историю русской живописи XIX века мы ДО СИХ пор смотрим глазами Стасова. А потому до сих пор не видим в ней огромное число прекрасных, интересных художников. Хотелось бы избежать этой «кружковости» в истории советской живописи, советских визуальных искусств. Проблема усугубляется еще и тем, что в нашей искусствоведческой среде очень мало авторов, подкованных в области философии. Это просто какая-то беда. Борзо и бодро пишущие у нас об искусстве стремительно очаровываются и разочаровываются, с памятью рыбки Дорри погружаются в пучины визуальных искусств, разбрасываются ярлыками, не обладая ни малейшей способностью к критическому мышлению, ни малейшим пониманием того, что экстраполировать опыт одного, двух, десяти художников, «милейших людей», на всю эпоху неверно и нечестно. Нечестно абсолютизировать свой частный житейский опыт, и даже опыт своих бабушек и дедушек, которые пострадали от советской власти.
3. Вопиющее многотемье советских визуальных искусств. Нужно потрудиться объяснить сегодняшним и завтрашним людям крутизну, нерв, сверх-ценность советских визуальных искусств, которые сегодня многими почитаются как вторичные. В числе много прочего просто необходимо обратить внимание на невероятное многотемье советских визуальных искусств, которые стали беспрецедентной в истории мирового искусства описью человеческой деятельности. Это что-то невероятное. Темами для высокохудожественных высказываний стали и свиноферма, и кондитерский цех и прочее и прочее. Ничего подобного в истории мирового искусства не было. И наверное уже не будет. Особенно интересны мета-темы: фарфор о делании фарфора, стекло о стеклоделии и т. д. Пожалуй, пора уже задуматься и о роли советского государства, которое, как это уже видно сегодня, было просто гениальным продюсером. Пора уже уходить от кухонно-семечных и водевильных трактовок советского государства как гонителя свободных художников, душителя творческой свободы. Пора выбросить уже эту идиотскую чепуху из наших голов.
4. Необходимо как можно дольше избегать цезаристских, иерархических матриц в описании советского искусства. Они потом обязательно сложатся. Куда же без них? Но они будут итогом исчерпывающего знания. Сейчас же наше желание назначить главного нужно сдерживать, держать в узде. Я понимаю, так легче. Кстати, любопытно, что к таким цезаристским трактовкам истории искусств чаще всего склоняются наши комиссары в пыльных шлемах от либерализма. Советские визуальные искусства невероятно многолюдны. Не уверен в том, что в истории мирового искусства был период, была эпоха с таким числом профессиональных художников. Пока, слава Богу, еще не сформировался диптих, не сформирована иерархия. Сделать это действительно сложно, т.к. число талантливых, гениальных, технически умелых художников в самых разных жанрах не может не поражать. Списки великих даже сегодня можно длить бесконечно. А сколько открывается новых! С советским периодом можно более или менее сравнить лишь многолюдную голландскую живопись XVII века, которая до сих пор ставит искусствоведов в тупик равноценностью, равновеликостью десятков авторов. Искусствоведы все-таки выстроили свою иерархию, систему рядов — первого, второго, третьего, над которыми парят Рембрандт, Вермеер и Хальс. Но этих трёх художников искусствоведы «сделали» лишь через двести лет после пребывания, бытования этого искусства во времени. Вермеера по-настоящему сконструировали, сделали лишь к концу XIX века. К этому же времени «вспомнили» Рембрандта и Хальса. Было бы ошибочно сегодня назначать генералами советских визуальных искусств Дейнеку, Петрова-Водкина, Пименова, Попкова и др. безусловно выдающихся художников. Не стоит пренебрегать пока малоизвестными.
5. Необходимость реабилитации функционального искусства. Я это определяю, как очарование функции. Пора немного приглушить сидящее в нас, но родившееся совсем недавно, наваждение и предубеждение о неком «чистом искусстве». Нет-нет, оно тоже есть, но не следует забывать, что визуальные искусства имманентно функциональны. Очень часто это заказное искусство, искусство заказанное. Необходимо сегодня реабилитровать и такое важное качество визуальных искусств, как искусность, профессиональность, ремесленность. Мы на некоторое время заигрались в эгоцентристскую трактовку искусства. Сейчас вся эта contemporary-дурь уже выветривается, но какая-то инерция её еще останется. Надеюсь, она не опалит будущую историю советских искусств. Пора уже как-то всем нам повзрослеть.
6. Определение ойкумены советских визуальных искусств. Если метрополией советского искусства была двойная звезда Москва/Ленинград, то ойкумена его не ограничивалась Советским Союзом. Советские визуальные искусства — пример невероятной эстетической экспансии. Мы просто обязаны не бросать в беде вдохновленное нами искусство в странах Восточной Европы и Латинской Америке, Юго-Восточной Азии и Индии, Африке и на Ближнем Востоке. Сегодня оно в лучшем случае игнорируется или перекодируется под нужды ничтожных этнографических национализмов и национализмиков, в худшем случае уничтожается, как это происходит во время декоммунизаций, этих примеров легитимизированного современного варварства, ничуть не уступающего по своей мерзости тому, что вытворяли боевики ИГИЛ (запрещённого у нас). Но также не следует забывать и о том, что советские визуальные искусства — это первый пример в нашей истории того, как у большого явления есть важнейшее региональное измерение. Грядущая история его не должна грешить столице-центризмом, столичным эгоизмом. И речь не только о союзных республиках. Очень многие региональные центры выдали потрясающего качество живопись, керамику, графику, стекло и прочее. Это Воронеж и Пенза, Омск и Томск, Красноярск и Тверь, Свердловск и Казань и так далее, и так далее.
7. Реабилитация «низа» советских визуальных искусств. Наше искусствоведение до сих пор находится в плену весьма старых представлений о «верхе» и «низе». Якобы-низкие жанры находятся вне поля зрения искусствоведов, хотя, на самом деле, заслуживают многословного говорения и качественных интерпретаций. Не менее важными носителями визуального стиля «длинных шестидесятых» были не только живопись, керамика, печатная графика, иллюстрация, но и спичечные коробки, упаковка, другие образцы графического и предметного дизайна. Из этого игнорирования вытекает вопиющая, просто возмутительная анонимность советского дизайна. Мы до сих пор не знаем точно имена создателей многих наиважнейших образцов советского дизайна.
Невозможно в жанре короткой статьи описать почти необъятное. Необъятное и значительное. Я сталкивался с трактовкой советского искусства, как нашей античности. Сам хотел вынести в заголовок слово «Ренессанс». Можно сколько угодно спорить на эту тему. Самое главное — советские визуальные искусства сравнимы по значительности с тем, что было создано в эти периоды мировой истории. И я верю, что нас ждут выставки-триумфы великих советских художников, еще мы увидим ценовые рекорды советской линогравюры на мировых аукционах… Все это ждет нас в ближайшем будущем. Но это не случится само собой. Нас ждет большая работа. Эта работа должна быть умной, осмысленной. Она должна стать результатом реализации культурных политик, о которых мы так много говорим в Русском художественном союзе (РХС).
Илл. Алексей Беляев-Гинтовт
18:36 06.02.2019
На смерть гениального композитора Вячеслава Овчинникова
Тимур Зульфикаров
Милые друзья!
Недавно ушёл от нас, в одиночестве, гениальный композитор, мой близкий друг Вячеслав Овчинников…
… И он ушёл в Небесные Селенья,
Оставив нам Бессмертные Творенья…
Памяти Вячеслава Овчинникова
…Великий Советский семидесятилетний Ренессанс породил гигантов в Науке и Культуре.
Одним из них, несомненно, является композитор Вячеслав Овчинников — гений Русского симфонизма!..
… В последние годы мы подружились с ним.
Может быть, одиночество старости сблизило нас… В молодости врата нашего дома открыты для хороших вестей,
А в старости — только форточка…
Но в нашу форточку влетали только печальные птицы Перестройки — этого Всерусского погрома… И вот влетела весть о смерти друга…
…Когда — то Вячеслав Овчинников был знаменит, но нынче госпожа слава стала «девушкой по вызову».. . Она стучится в двери к тем, кто платит деньги…
Так нарушается Божественная Иерархия…
А всемогущий дьявольский интернет уничтожает Закон Бессмертия великих людей… Нынче всякий царапает своё тленное имя на пирамиде Хеопса…
Нынче сатанинский шоу — бизнес убивает кроткую Классическую Культуру, как богатый браконьер бьёт безвинную дичь из «Красной книги» в заповеднике…
Или как мародёр на поле битвы грабит раненых…
Эти печальные идеи, видимо, и объединяли нас с великим маэстро…
…Кстати, о слове ВЕЛИКИЙ, которое нынче вольготно применяется к нахрапистым певцам, музыкантам, юмористам, артистам и тд…
Великим может быть назван только создатель великих произведений, но никак не исполнитель оных!..
…Богата была судьба гениального композитора Вячеслава Овчинникова… Он был блистательным дирижёром… Чутким, как суперрадар…
Всмомним, что говорили о Хлебникове: «это был космический психоприёмник.»
То же можно сказать и об Овчинникове.
Его одинокая, уходящая в Небеса музыка всегда напоминала мне медовый Букет русского летнего павлиньего разнотравья…
Я был, как пчела опьянённая в букете этом…
Божественная магия уходит из современного искусства…
Её заменяют техническими ухищрениями, но в сочинениях Овчинникова она — Царица!..
Я до сих пор брежу музыкой в фильме «Дворянское гнездо».
Это, несомненно, музыкальный бриллиант!..
Овчинников сотворил дивную музыку к фильмам «Война и мир», «Иваново детство», «Андрей Рублёв», «Они сражались за Родину» и тд…
И должен сказать, что его Вечная Музыка намного превосходит те фильмы, в которых она звучала… Она жила своей отдельной вечной жизнью, в отличие от скоротленного неискусства кино…
Но главное, конечно — это его симфонии, хоры, песнопения, оперы, балеты… Они ставят Овчинникова в один ряд с Чайковским, Скрябиным, Рахманиновым, Прокофьевым…
Известно, что Свиридов на смертном одре сказал: «Что вы плачете обо мне, ведь есть Овчинников…»
Но какая — то странная… оглушительная немота стоит окрест этого гения…
Какой -то песок замалчивания… какую — то траву забвения набрасывают на него вездесущие победоносные бесы, как, впрочем, и на всю подлинную Русскую Культуру… Да и вообще на всю Русскую Жизнь…
Увы!..
Да и все мы больны старой русской болезнью:
Не восторгаться друг другом… не хвалить друг друга… не помогать друг другу…
И только у гроба начинаем виновато расцарапывать лицо… пьяно рыдать… и возносить запоздалые похвалы ушедшему Гению…
Не тут ли источник всех наших исторических бед?.. В НЕЛЮБВИ к друг к другу?.. Или мы потеряли ЛЮБОВЬ на наших необъятных холодных пространствах, как костерок на ледяном ветру?..
Не пора ль нам учиться у древнемудрых народов любить друг — друга при жизни… А не судить … И не враждовать…
Не зря говорят наши богодухновенные старцы: «…Оскудели мы любовью, а разбогатели завистью и равнодушием…»
Мне, например, непонятно, почему выдающиеся деятели нашей культуры братья Михалковы ни разу, нигде не сказали ни слова ни на одной трибуне о своём гениальном друге и соратнике Вячеславе Овчинникове…
Как, впрочем, и о других истинных творцах, засыпанных глухими песками безвестности… нищеты… одиночества…
Или мы в рёве рок-н рола, в воплях пещерного шоу — бизнеса и в похоти самолюбия и славолюбия перестали слышать друг друга… Тогда гибнет Культура…
Да и сама Жизнь…
Как брошенная сирота…
… Прощай, мой дорогой Друже!..
Господь!.. Упокой его душу в Райских селениях… Там звучит его хрустальная музыка, забытая на земле…
А мы здесь, с блаженными слезами, слушаем его божественную «Аве Марию»…
13:36 07.02.2019
Гений русского образа in memoriam: Иван Яковлевич Билибин
Андрей Фефелов
На Смоленском кладбище Санкт-Петербурга есть братская могила с надгробным памятником из серого гранита, где выбита надпись «Здесь похоронены погибшие в блокаду в 1942 году профессора Академии художеств». И ниже перечислено около десяти имён. Среди них имя Ивана Яковлевича Билибина, выдающегося русского художника, умершего ровно 75 лет назад в блокадном Ленинграде. О возвращении на Родину в 1936 году, о деятельности Ивана Билибина в СССР и его последних днях в блокадном убежище — подвалах Академии художеств, мы поговорили с искусствоведом, кандидатом наук, профессором кафедры истории зарубежного искусства Института им И.Е. Репина Российской Академии художеств Татьяной Филипповной Верижниковой.
«ЗАВТРА». Всю жизнь Иван Яковлевич с научной добросовестностью собирал драгоценные фрагменты русской народной культуры: создавал образы былин и сказок, исследовал и преображал предметы отечественной истории (костюма, оружия, архитектуры). Если знать о его непростой судьбе, о знаменательном возвращении на Родину, каково значение Ивана Билибина для России, для русского сознания?
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Иван Билибин — составная часть отечественного художественно-культурного менталитета. И дело здесь не столько в стиле Билибина (стилю можно успешно подражать), а в ощущении неразрывного единства с русской землёй. Этот импульс художник чувствует сквозь тысячелетия, сквозь эпохи, умеет видеть, что хранится и произрастает в культурном пласте. Без сомнения, Иван Яковлевич из плеяды больших национальных художников России, различных по творческому регистру, по атмосфере своего искусства, однако равных по ощущению святой, духовной принадлежности к Родине.
Билибин многогранен и малоизучен. Он -великий мастер искусства книги. И основной его принцип — глубина постижения мира книги, блистательная интерпретация литературного материала для создания образа, поразительный профессионализм во всех областях художественного творчества (театрально-декорационное искусство, графика, живопись). К сожалению, в тени Билибина-художника остаётся Билибин — теоретик искусства, Билибин-историк. Художник, пишущий об искусстве, — необычайно редкое явление, а статьи Ивана Яковлевича о народном творчестве Русского Севера, об архитектуре, о русской одежде уникальны в своём роде. Немногим известно, что Билибин ещё и мастер художественной фотографии. Словом, несмотря на высокий интерес к творчеству Билибина, оно ещё очень перспективно для исследователей.
«ЗАВТРА». Иван Яковлевич известен как художник Серебряного века, творчество которого ассоциируется, прежде всего, с дореволюционной Россией. Его принадлежность к «Миру искусства», его ранние иллюстрации сказок, путешествия в Вологодскую, Архангельскую, Олонецкую губернии — все это было до 1917 года. Далее его биография переменчива, временами даже трагична. Не могли бы вы рассказать об эмиграции Билибина, его жизни за границей?
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Как говорил Иван Яковлевич: рок или судьба унесли его из России… Следуя своей традиции, осенью 1917 года он уехал отдыхать в любимый Крым, где у него был благословленный приют в скромном рыбацком доме. Но исторические события развернулись так, что он не смог вернуться в Россию, остался в Крыму, где претерпел все тяжести политической и социальной жизни того времени. Спустя некотороевремя с волной русских беженцев он очутился в Египте, где надолго оказался в карантине. Из концентрационного лагеря (концентрационного в хорошем смысле, поскольку там оказывались необходимые медицинские и жизненные услуги) он сумел выбраться в Каир, где, к счастью, продолжил заниматься профессиональной деятельностью. Его работы были известны и в арабском, и в европейском Египте.
В конце 20-х годов Билибин из Каира перебирается в Париж. И, как свидетельствовали его современники, он не бедствовал там. В Париже сразу снял мастерскую на бульваре Пастер, в которой разместились и профессиональная студия, и квартира. На рубеже 1920−30-х гг. он пользовался большим успехом, был востребован и как мастер книги, и как театральный художник в антрепризах Дягилева. Вообще Билибин много работал, говорил про себя: «Я раб труда, но это прекрасное рабство, название ему — творчество».
«ЗАВТРА». Иван Билибин был одной из крупнейших фигур русской эмиграции в Париже, олицетворением «матушки Руси» для многих покинувших СССР. Его работа за рубежом была интенсивна, он не оставался без заказов. Откуда возникло решение вернуться на Родину, несмотря на недовольство в эмигрантских кругах, неприятие, угрозы, выгодные предложения переехать в Чехословакию, в Канаду? Для него весь мир был открыт, а он выбрал Советскую Россию.
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. В середине 30-х годов наметился перелом в жизни и в мироощущении художника. Из его переписки хорошо видно, что он был недоволен существующим положением во Франции. Возможно, его недовольство было связано с большой зависимостью от минутных заказов, возможно, с непростыми отношениями с заказчиками. Многие издательства стали просить, чтобы он изменил свою фамилию на французский лад или даже поменял её на другую, французскую фамилию.
В конце концов, перед Иваном Яковлевичем встал вопрос: или он остаётся в лоне французской жизни уже как гражданин Франции, либо порывает с этой страной… Билибин не был взбалмошным, импульсивным человеком, все его действия и поступки были результатом глубокого осмысления личных задач и возможностей. Поэтому когда в 1935 году художник вступает в контакт с представителями русского посольства во Франции, это не кажется удивительным. Вскоре ему приходит крупный заказ на выполнение большого монументального панно на тему «Пахарь-богатырь Микула Селянинович» для здания советского представительства. В этом же году он пишет письмо-обращение к директору советской Академии художеств Исааку Израилевичу Бродскому, где говорит о том, что хотел бы вернуться и работать в СССР.
«ЗАВТРА». В своих автобиографических записках Иван Яковлевич писал: «Несмотря на громадный интерес жизни в Париже, в мировом центре искусства мне больше всего не хватало моей страны». И вот возвращение в СССР, уже в новую, советскую Россию, в сталинскую Русь. Как всё произошло?
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Это было мужественное решение. Невозможно было гарантировать, даже при всём значении Билибина, что по возвращении на Родину его жизнь будет абсолютно безмятежной, и он будет пребывать исключительно в лоне привычного ему бытия, работы, творчества. По воспоминаниям И.И. Мозалевского, они с Билибиным обменялись юмористическими стихотворениями на отъезд на Родину. Иван Яковлевич назвал своё стихотворение-оду «Нечто охотничье или натуралистическое» и в шутливой форме описал весь свой эмигрантский путь:
«Когда внезапная опасность испугает
Зайчишку серого в убежище его,
То, выскочив стремглав, он вихрем удирает
Куда глаза глядят, не помня ничего.
…Но происходит вдруг престранное явление:
Бежал не прямо он, а описал он круг.
…А дома зайца ждёт, быть может, и покой, а может, и могила».
С таким философским, я бы даже сказала, — стоическим восприятием судьбы он отправляется в путь. Иван Яковлевич тщательно собирался домой, упаковывал вещи, прежде всего, ящики книг и художественные принадлежности. Он говорил, что «без книг для меня нет жизни, книги — это моя жизнь». Кстати, Билибин очень активно использовал свою библиотеку в педагогической деятельности. Сохранилось воспоминание о том, что он всегда появлялся в академической ленинградской мастерской книжной графики с видавшим видом портфелем, перевязанным бечёвкой, в котором тащил ученикам кучу книг из своей библиотеки, стремясь каждому дать то, что ему нужно по его теме, объяснить, как ею пользоваться, как извлечь необходимый материал. При этом единственная его просьба была к студентам — не перекладывать листы бутербродами, а употреблять другие закладки…
«ЗАВТРА». Художник посвятил всю свою жизнь книгам, однако он обладал особенной, футурологической интуицией. И.А. Бродский вспоминает, как в начале января 1942 года Иван Яковлевич пришёл к нему, чтобы подарить фотоаппарат"Лейка". Он предчувствовал свою болезнь и хотел, чтобы Бродский продолжал фотографировать, стал фото-летописцем. «Учтите, — заметил Иван Билибин, — через сто лет человечество не будет иметь времени для чтения. А фотографии, уверен, люди всегда будут смотреть с интересом». Не кажется ли вам, что это понимание динамики развития человечестваи приоритетности фотографии в этом контексте, как мы видим это в 2017 году, особенно поразительно?
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Иван Яковлевич был талантливым фотографом. И, конечно, он привёз с собой в Россию и фотоаппарат, и коллекции фотографических снимков, которые делал на протяжении жизни. Часть этих снимков, сделанных в Египте, он подарил в фонд Академии для практических занятий с будущими студентами. В комплексе фотографий Билибина можно выделить несколько жанровых групп: этнографическая фотография, архитектурная фотография, фотография произведений искусства, фотография собственных живописных и графических произведений, видовая фотография и фотопортрет. Шесть этих видов-жанров всегда сосуществовали одновременно в творчестве Билибина-фотографа, невзирая на смену временных и географических обстоятельств его жизни. И в Тверской губернии, и на Русском Севере, и в Крыму, Египте, Сирии, Палестине, и во Франции, Бретани, Провансе, а затем на Кавказе, и опять в Крыму он не расставался с камерой. Иногда фотографии служили художнику вспомогательным материалом — этнографическим, архитектурным, видовым. Иногда — визуальным архивом собственных произведений. Иногда создавались с целью последующего их использования в учебных, образовательных целях. Коллекция фотографий, созданных Билибиным, поражает широтой и глубиной видения мира и как явление в области художественной фотографии ещё ждёт своих исследователей.
«ЗАВТРА». В Советском Союзе Иван Яковлевич оказался чрезвычайно востребован. Все его ипостаси как художника нашли себе применение: это и педагогическая деятельность, и книжные иллюстрации, и работа в театре. Мы с вами беседуем в здании Российской Академии художеств — расскажите, пожалуйста, о Билибине-преподавателе.
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Иван Яковлевич приехал в Ленинград в середине сентября 1936 года в качестве профессора графики, а Академия начинала занятия с 1-го октября. Воспоминания учеников живо доносят царившую на занятиях атмосферу. Например, И.И. Ершов характеризует Ивана Яковлевича как «несказочного». Перед студентами был современный, элегантный, по последней моде одетый, ухоженный человек, хорошо подстриженный, с бабочкой вместо галстука. И преподавание его заключалось в том, что он стремился привить необычайно высокую требовательность к пониманию культуры книги как единого целого организма. Сам Иван Яковлевич прошёл этот этап ещё в начале ХХ века под влиянием общеевропейских тенденций возрождения искусства книги: реформы Уильяма Морриса и его окружения, культа прекрасной книги.
Студенты любили его. Он ценил подготовительную работу к иллюстрированию, знание материалов: исторических, этнографических, художественных, на основе которых вырабатывался собственный иллюстративный стиль. В частности, он говорил, что шрифт, каждая его буква — это портрет, несущий в себе образную сущность этого звука. Все шрифты Ивана Яковлевича Билибина- рисованные. И все шрифты, создаваемые в его мастерской, — это также рисованные шрифты, хотя они выдерживают любую типографику.
«ЗАВТРА». Известно, что на совете факультета, обращаясь к своим коллегам в 1936 году, Иван Яковлевич сказал: «Вы, верно, думаете, что Билибин приехал умирать на родной земле?! А я приехал работать!». Давайте попробуем подробно поговорить, что было сделано за пять лет жизни в СССР, помимо преподавательской деятельности, ведь художник проделал огромную творческую работу.
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Во-первых, он создал новое оформление для оперы «Сказка о царе Салтане». Со стороны Кировского театра это было довольно смелое решение, потому что уже существовали декорации Константина Коровина. Билибин предложил новую концепцию сценографии для советского музыкального театра, меняющую пространство театральных декораций. Он много и требовательно работал над этой постановкой, возражая против предложений режиссера и постановщика, предлагавших преувеличить гротеск и сатирическое начало в образе царя Салтана. Труд продолжался и днём, и ночью, а на упрёки супруги Александры Васильевны художник отвечал: «Не мешай мне. Я сейчас работаю для своего народа, вместе с Пушкиным и Римским-Корсаковым».
Параллельно Билибин занимался и книжной графикой. Это знаменитое издание «Сказки о купце Калашникове», серия иллюстраций к русским былинам. В иллюстративном цикле былин Иван Яковлевич достигмасштаба героического звучания, монументальности и чувства русского национального духа.
Перед войной Билибин работал над эскизами для постановки «Князя Игоря» в Львовском театре оперы и балета. Готовился к созданию костюмов и декораций для «Ивана Грозного» от Эйзенштейна. Он с радостью согласился на эту работу, но 21-е июня 1941 года всё изменило.
«ЗАВТРА». Пребывание Ивана Яковлевича в Ленинграде в 1941—1942 гг. стало легендарным. Ему неоднократно предлагали эвакуироваться, но он неизменно отвечал: «Из осаждённых крепостей не бегут, их защищают». В каких условиях жила семья Билибиных? Что это за подвал в Академии художеств?
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. У Билибина были планы — как всегда, в сентябре поехать в Крым и хотя бы месяц отдохнуть. Но как раз в сентябре 1941 года начались бомбёжки Ленинграда и появились первые признаки голода. Академия продолжала работать, студенты (за исключением добровольцев) ходили на занятия. И к ноябрю- началу декабря 1941 года стало очевидно, что нормальная жизнь невозможна. Необходимо было мужество и силы, чтобы остаться человеком, выжить и сохранить то духовное и интеллектуальное достояние, которое является основой культуры. Это было тяжело сделать. Поэтому руководство Академии и профессорско-преподавательский состав приняли решение переселиться в подвалы Академии художеств, где был организован стационар и бомбоубежище. Подвалы Академии — целый подземный город с гигантскими старинными сводами. Та часть подвала, где жили ведущие педагоги Академии, называлась «профессорский дот». Жили они там в очень суровой обстановке, практически не раздеваясь, впроголодь. В «профессорском доте» жила и супруга Ивана Яковлевича, Александра Васильевна Щекотихина-Потоцкая.
«ЗАВТРА». Как проходили последние дни в блокадном Ленинграде, когда Иван Яковлевич уже ослаб и заболел? Нет ли какой-то параллели между той сказочной Русью, которую он создал, и жуткой реальностью, которая его настигла в 1942 году? Ведь никакой кукольности, никакой декоративности в Великой Отечественной войне не было. Но эта война возродила ту монументальную мощность и духовность, то национальное, что Билибин изображал в былинах.
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Положение, в котором оказался Иван Яковлевич, было тяжёлое. В январе 1942 года он всё больше и больше слабел. Он почти не покидал кровати, не хотел есть. 6 февраля Иосиф Анатольевич Бродский навестил Билибина. Описывает он его как очень похудевшего, с тёмным лицом, с горящими чёрными глазами. Бродский принёс и оставил у него на тумбочке какую-то снедь. Но Иван Яковлевич к еде не притронулся.
Они договорились встретиться 9 февраля. Но 8-го позвонили и сказали, что Ивана Яковлевича не стало. Жизнь его оборвалась, организовать похороны было трудно. Специальная бригада, созданная из оставшихся студентов, похоронила Билибина на Смоленском кладбище в братской могиле с другими профессорами, разделявшими с ним «профессорский дот». Без сомнения, война и смерть в блокаду обнажили монументальный и цельный характер художника. И его стихотворная ода на новый 1942 год, прозвучавшая в новогоднюю ночь в подвале Академии художеств, подтверждает это:
На 1942 год. Ода
Когда во дни суровой бури
Исходит кровью род людской,
Когда стал чёрным цвет лазури,
Когда и гром, и свист, и вой
Переполняют всю вселенну,
И потрясенну, и смятенну
Стеченьем горя и невзгод,
Смертей, увечий и стенаний, —
Встречаем мы наш Новый год.
Когда презренные тевтоны,
Как гнусный тать в полнощный час,
Поправ законные препоны,
Внезапно ринулись на нас;
Когда вверху стальные враны,
Бесчисленны аэропланы,
Парят, грохочут и гудят;
Бросают смертоносны бомбы;
О, сколь несчётны гекатомбы
Зиянья на земле таят!
Когда приходит час желанный,
Когда неутомимый враг,
Замедлил вдруг свой натиск бранный,
Остановил железный шаг;
Когда стеной непроходимой
Со всех концов Земли родимой
Восстал Российский наш народ;
Когда, как каменны колоссы,
Вздымаются победны Россы,
Встречаем мы наш Новый год!
Герои! Сыновья Отчизны,
За Вас, за наших славных пьём!
И пусть тевтоны правят тризны,
За них не мы слезу прольём!
Для нас и слава, и победы,
Для них — позорища и беды!
И долгий стыд, и долгий срам…
А вы, как древние герои
Эллады, Рима или Трои,
К своим вернётесь очагам.
Проходят дни, проходят годы;
Иссякнет сей кровавый пир,
Грядёт весна, пройдут невзгоды,
И снова улыбнётся мир.
И, пылью времени покрыты,
Невзгоды будут не забыты,
Но будут в памяти как сон,
Как неко сонное стенанье,
Как заглушённое рыданье
И как какой-то смутный стон…
И мы, что в этом подземелье
Уж много месяцев сидим,
Мы снедью и питьём в веселье
Себе за глад сей воздадим!
Мы голодны! И наши крохи
Малы сейчас, как неки блохи!
Но час пройдёт, и будет пир!
Мы будем есть неугомонно!
Без перерыва, непреклонно!
И пить, и петь, и славить мир!
И тост второй провозглашаем:
За Академию мы пьём!
Стакан мы дружно осушаем;
А третий — мы тогда нальём,
Когда мы вложим длани в длани
Тем, кто вернётся с поля брани,
Кого сейчас среди нас нет,
Но в мыслях пребывает с нами!
И то, что было, — станет снами,
А то, что будет, — будет свет!
«ЗАВТРА». Татьяна Филипповна, вы автор-составитель прекрасной книги «Иван Билибин», изданной не так давно- в 2011 году. Планируете ли вы продолжить исследование творчества и жизни Билибина? Будут ли новые книги?
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Да, всё последнее время я была занята работой над новой книгой об этом художнике. Жизнь Билибина-человека во всём величии, значительности, обаянии его личности и, одновременно, трагических коллизиях, обнажающих противоречивые чувства, эмоции, поступки, всё ещё скрывается в тени Билибина-художника, создавшего завораживающий, фантасмагорический, сказочный мир. И мой замысел — спроецировать стремительное, пленительное, прихотливое течение его творчества на богатую событиями, многотканную канву жизни, увидеть их неминуемый, иногда роковой синтез- удивительное явление русской культуры.
Рукопись закончена. В ней содержатся новые архивные, эпистолярные и изобразительные материалы. Осталось самое трудное: договориться с издательством, готовым опубликовать этот труд. Думаю, что новое издание также найдёт своего читателя.
Беседу вёл Андрей ФЕФЕЛОВ
19:38 08.02.2019
15 февраля — презентация двухтомника «афганской» прозы Александра Проханова к 30-летию вывода советских войск из Афганистана
15 февраля, в пятницу, в 18.00 в книжном магазине «Библио-Глобус» по адресу: Мясницкая ул., д. 6/3, стр. 1 (проезд: м. «Китай-город», «Лубянка») состоится презентация двухтомника «афганской» прозы Александра Проханова, приуроченная к 30-летию вывода советских войск из Афганистана.
16:54 10.02.2019
Александр Проханов как «адвокат-исповедник» Мечтатель не только кремлёвский, но и русский
Павел Былевский
Программной статьёй «Путин − русский мечтатель» [газета «Завтра» № 5 (1312) от 6 февраля 2019 года] А.А. Проханов вывел свой авторский проект «Русская мечта» на качественно новый уровень. Разработка позади, впереди реализация. Так космическая ракета, отбросив по очереди отработанные ступени, выходит на орбиту. Чудесная формула открыта, плод созрел. Но именно он — зерно, из которого прорастёт новое могучее древо.
«Русская мечта» — важнейший авторский проект А.А. Проханова, концентрированное выражение дела всей жизни и неустанных радений последних лет. Это и многочисленные неустанные поездки по стране в «точки роста». И встречи, беседы с подвижниками-практиками: мыслителями, учёными, духовидцами, директорами предприятий, предпринимателями и губернаторами. Это результат изучения складывающегося субъекта развития, способного осуществить «русскую мечту», многогранно воплотившую вековые чаяния народов России.
Люди, не понаслышке знающие идеи чучхе, понимают тонкую диалектику народных масс и любимых руководителей, великих вождей. «Поклоняясь народу как небу» (жизненное кредо Ким Ир Сена), народный руководитель впитывает все людские радости и горести, концентрирует в себе мечту. Превращает её в науку, в руководство к действию. Вдохновляет и организует народные массы на самоотверженные подвиги и великие свершения.
Прежде Президент России В.В. Путин, для А.А. Проханова ранее претерпевший обращение «из Савла в Павлы» [газета «Завтра» № 36 (668) от 06 сентября 2006 года], выступал «замковым камнем российской государственности». Мистическое оплодотворение «Русской мечтой» явило чудо, − В.В. Путин претерпел очередное преображение. Отныне он − деятельный и могущественный «русский мечтатель». Демиург, вдохновленный кормчий коллективного субъекта развития, движитель творческих элит, способный мобилизовать народные массы, пробуждать энтузиазм и героизм, руководить великими свершениями.
Это страшный удар по «сладкой парочке» либерала с ура-патриотом. Через прессу и интернет, в социальных сетях они неустанно манипулируют умами. Показывают современную Россию как «чёрную дыру», а народ российский − скопищем неудачников, недоумков, алкоголиков, садистов и ублюдков. До тошноты, до рвоты внушают чувство безысходности, убивают веру в себя.
Как способны эти жалкие, ничтожные людишки отреагировать на метаморфозу Путина в русского мечтателя? Завистливым подсчётом, за сколько Проханов продался? Ехидными гипотезами, что, возможно, не за реальное бабло, а лишь в ожидании приобщения к «кормушке»? Их трагедия в том, что других людей меряют по себе. Но они небезнадёжны, и для них возможно преображение.
Перед нами отнюдь не «джинса», не «заказуха» вроде возмутительного примитива, погубившего репутацию С.Е. Кургиняна. Который несколько лет назад под видом «политологического анализа» аварии на шахте «Распадская» пытался выгородить собственников, назвав причинами взрыва… неосторожность погибших рабочих и диверсию, подстроенную зарубежными конкурентами [газета Завтра № 23 (864) 2010 г.]. Чтобы понять и прочувствовать разницу, нужно вдумчиво, раскрыв душу и отбросив местечковые стереотипы, вчитаться в прохановский текст.
Взаимодействие искусства и политики, большого художника и государственного деятеля намного более сложно, чем представляется плоскому рассудку. Даже пресловутый «социальный заказ» − это не «техническое задание» клиента проститутке за оговоренную плату. Это «разделение труда» между народом, политиком и художником, которые сообща, делая общее дело, осуществляют общую мечту. То, в чём люди религиозные усмотрят здесь Regina mundi, провидение божье.
У А.А. Проханова редкое, удивительное умение находить парадоксальных выход из самых безвыходных ситуаций. Видеть ростки добра в душах, казалось бы, отъявленных негодяев и безнадёжных подлецов. Именно поэтому он ни разу не покривил душой. А.А. Проханов ничуть не адвокат, готовый профессионально-отстранённо, за деньги или для собственного пиара защищать хоть самого дьявола. И отнюдь не торговец индульгенциями, в том числе закупаемых оптом для прегрешений, запланированных на будущее. Нет! Как писатель и публицист он, скорее, похож на священника, принимающего исповедь.
Грехи могут быть отпущены грешнику только при условии чистосердечного раскаяния. Так в уголовном праве деятельное раскаяние в совершённом преступлении может облегчить участь преступника, смягчить наказание вплоть до отмены. В этом творческий метод А.А. Проханова: оправдывая, он убеждён в искренности «подзащитного», в том, что тот чистосердечно раскаялся, вступил на путь исправления и сотрудничества с «администрацией».
Сегодняшний диалог А.А. Проханов − В.В. Путин является сиквелом, продолжением век спустя другой встречи художника слова и руководителя государства. 6 октября 1920 года в Кремле великий писатель-фантаст Герберт Уэлсс расспрашивал В.И. Ленина о планах обустройства Советской России. За окнам громыхает-полыхает гражданская война, в стране взаимное озлобление, разруха, голод и холод. В кабинете идёт разговор о ближайших перспективах построения социализма, «города Солнца», рая для трудящихся на Земле. Что тогда казалось если и не бредом сумасшедшего, то несбыточной мечтой.
Да, В.И. Ленин любил и умел мечтать по-настоящему, а не зряшно, не на манер гоголевского Манилова. Научился этому у русского социалиста-утописта Н.Г. Чернышевского, который пересказал в романе «Что делать?» сны Веры Павловны о грядущем российском «городе Солнца». Неслучайно свой программный труд 1902 года В.И. Ленин озаглавил так же: «Что делать?».
В этой книге написано: «Надо мечтать… Моя мечта может обгонять естественный ход событий или же она может хватать совершенно в сторону, туда, куда никакой естественный ход событий никогда не может прийти. В первом случае мечта не приносит никакого вреда; она может даже поддерживать и усиливать энергию трудящегося человека… Если бы человек был совершенно лишен способности мечтать таким образом, если бы он не мог изредка забегать вперед и созерцать воображением своим в цельной и законченной картине то самое творение, которое только что начинает складываться под его руками, — тогда я решительно не могу представить, какая побудительная причина заставляла бы человека предпринимать и доводить до конца обширные и утомительные работы в области искусства, науки и практической жизни… Когда есть какое-нибудь соприкосновение между мечтой и жизнью, тогда все обстоит благополучно» (Ленин В.И. «Что делать?» (1902). − Полн. собр. соч. − 5-е изд. − Т.6. − С. 171−172).
Ирония истории рассудила по-своему. Ленинские мечты, конкретизированные в программе ВКП (б), были воплощены в пятилетках − планах народнохозяйственного развития и действительно осуществлены трудовым подвигом Советского народа. За рекордно короткий по историческим меркам сроки, десять-двадцать лет, были проведены электрификация, индустриализация, коллективизация и культурная революция. Впечатляющей проверкой на прочность стала Великая Отечественная война 1941 − 1945 годов, Победа над немецко-фашистской Германией, последствия которой революционно изменили весь мир. Ленинский ученик И.В. Сталин, по известному выражению, принял Россию с сохой, а оставил с атомным оружием и космическими ракетами.
Судьба научно-фантастических мечтаний недоверчивого Герберта Уэллса менее завидна. Ни машина времени, ни человек-невидимка, ни «люди как боги» пока что не появились в реальной жизни. Неизвестно когда будут изобретены и случится ли это вообще. Некоторые его предвидения не осуществились к лучшему: пока что трудящиеся не дают превратить себя в «морлоков», и не началась мировая атомная война, описанная в «Освобождённом мире».
Заочный диалог А.А. Проханова и В.В. Путина, с одной стороны, напоминает встречу В.И. Ленина с Гербертом Уэлссом, с другой − зеркален ей. Озаглавив свою статью «Путин − русский мечтатель», А.А. Проханов недвусмысленно отрефлексировал «кремлёвского мечтателя», − ироничную характеристику, данную лукавым бриттом вождю мирового пролетариата. Герберт Уэлсс слушал Ленина, да не поверил; за что был посрамлён ходом истории. Напротив, прохановская утопия «Русской мечты» должны быть воспринята и реализована, в том числе самим В.В. Путиным. Этот проект поможет пробуждению неодолимых творческих сил народа российского, даст могучий импульс развитию, преображению нашей Родины.
19:43 10.02.2019
Русскоязычная челюсть
09:26 11.02.2019
Сергей Яшин: εμμελεια пред саркофагом адепта памяти поэта
Роман Раскольников
Ушёл из сего мiра Сергей Яшин… Где-то лет за 10 до ухода Сергея, автор сих строк «стоял на пороге Смерти» (не в первый, и не в последний покамест раз), и мы с Сергеем в оной «пограничной ситуации», среди прочего, задумались о собственных эпитафиях… У Сергея получилось следующее:
Саркофаг адепта. Акростих
Я вас прошу не надо слёз,
Шалуний плач не слаще яда.
И даже театральных поз…
Ни роз похищенных из сада.
Сей саркофаг — сосуд метаморфоз,
Адепт ушёл. Куда? Искать не надо.
Акростих по первым буквам его ФИО: Яшин Сергей Александрович… Отсюда: «саркофаг адепта» в нашей эпитафии. Эммелия (Έμμέλεια) же — се название танца в греческой трагедии. В противоположность к танцу в комедии (κόρδαξ) и сатирической драме (σίκιννις) он был полон достоинства, серьёзен и умерен, хотя и не лишен оживления и выразительности (как аттестует его «Словарь классических древностей»). Мог исполняться также как «заупокойный»… Посему, представляется нам, приличествует пред «саркофагом Адепта» (как Сергей поименовал собственную «гробницу») исполнить некую словесную «эммелию» в честь и память нашего ушедшего Брата…
У Сергея была особливая духовная связь с Античностью, что нашло выражение во множестве его стихов, в частности — героико-эпического цикла… Стих Античности, по точной характеристике «георгеанца» Макса Коммереля, «от древнейших истоков до Горация был поэзией самого величавого звучания, это была торжественная песнь во славу богов, победителей в состязании силы и красоты, боевая и поминальная песнь во славу богоравных героев». Поэзия Сергея Яшина его «нордического» периода исполнена именно подобного «величавого звучания», воспевания мощи и красоты, прославление одушевляющей силы расы, своим метром и звучанием отражает величие Белой Европы, её богоравных героев, звучит «воинственно бряцающей молитвой»… Закономерно, что множество стихов Сергея его «ультра-правого» звучания обрели статус «культовых» в определённых средах… Но Античность се не только «Аполлон», но и «Дионис»… Дионисийское, оргийное начало также было сполна присуще поэзии Сергея Яшина… Яшин-телемит, Яшин-«сексуальный маг» — это тоже Яшин, как и Яшин-язычник, Яшин-«фашист», Яшин-декадент, Яшин-«катакомбный христианин».
Таланту Сергея были свойственны многие грани, чьё глубинное единство и связь не всегда постижимы «с первого взгляда»… О Христианстве Сергея, видимо именно нам надлежит, высказаться особо… В своей жизни Сергей успел «побывать прихожанином» сначала Католической, затем Катакомбной Церкви… Большинство «ортодоксов» и там, и там, вернее всего, с ходу сочли бы его «за еретика»… Сии «ортодоксы» не способны подчас понять, что «ересь — это исключительно действенный способ оживить религию. Она встряхивает людей, вырывает их из косного оцепенения привычки и хотя, быть может, ослабляет церковь, но укрепляет веру. Всякий официально признанный бог киснет в одиночестве и забвении. Истово молятся только сектанты и гонимые меньшинства — молятся в темноте и страхе, как нельзя лучше стимулирующих благочестие» (Э. Чоран). Не о том ли, заметим, учил и Св. Апостол Павел, когда настаивал на «необходимости ересей» (1Кор. 11, 19)? В «темноте» наших Катакомб, можем заверить, Сергей молился истово, а его стихи «христововерческого» звучания, очень даже способны «укрепить веру»…
Сергей в жизни был очень добрым и светлым человеком… И сии «доброта» и «светлость», полагаем, не есть лишь «свойства характера», но имееют в себе и нечто «онтологическое». Свет в человеке — есть всегда в той или иной мере отблеск «Света Истинного, Который просвещает всякого человека, приходящего в мiр» (Ин. 1, 9). Для всех «причастников Света» несть ни преграды между Небом и Землёй, ни недоступных Глубин, ниже непреодолимых Бездн. И они, подобно Первообразному Свету, нисходят с Небес и восходят на Них… Нисходят на Землю, сохраняя «частицу Неба» и неся его Свет в себе, и паки восходят, унося с собою «правду о Земле» (Ницше). Перефразируя известные слова из «Мастера и Маргариты» о «свете и покое», про Сергея Яшина выскажем: «он не заслужил покой, он достоин Света». Проходя ныне Великую Бездну Смерти свет ушедшего Адепта стремится возсоединиться с Первородным Светом… «Да будут Небеса ему пухом»…
P. S. Не всем тем, кто знал и любил Сергея, удалось побывать на церемонии прощания и похорон. Для тех, кто хотел бы проститься с Сергеем, сообщаем место захоронения: участок № 6 на Алабушевском кладбище г. Зеленоград.
Мать Сергея находится ныне в тяжёлом состоянии в больнице. Ближайших родственников, насколько известно, в Москве у них не осталось. Но если имеются ещё родственники, большая просьба к ним — дать о себе знать.
02:04 13.02.2019
Дедушка по матери к 250-летию со дня рождения Ивана Андреевича Крылова
Владимир Винников
Басня — жанр словесного творчества, построенный на приёме системной аллегории. Жанр очень древний, чья история насчитывает (если считать с легендарного Эзопа) уже больше двух с половиной тысяч лет, и распространённый по всему миру. Поэтому славный юбилей великого русского баснописца тоже хорошо бы отметить при помощи какой-нибудь аллегории помощнее да поострее. Тем более, известное дело, попытка — не пытка.
Так вот, у русского народа, скорого и меткого на язык, за всё известное историческое время, помимо сказочного Деда Мороза (полгода зимы, снега и льда — не шутка!), только два человека удостоились прозвища «дедушки»: сам Иван Андреевич Крылов и Владимир Ильич Ленин. Хотя, казалось бы, ни снаружи, ни внутри ничего общего между создателем классических басен и вождём Великого Октября нет. Но, поди ж ты, оба они для нас, оказывается, — «дедушки». И ничего особенного, парадоксального тут нет: у всякого нормального, «из полной семьи», человека или народа, один дедушка должен быть по «материнской» линии, другой — по «отцовской». А больше и не надо, больше — это уже «перебор».
Продолжая эту, на грани — или даже немного за гранью — риска аналогию-аллегорию, следует заметить вот что. Поскольку «отцом народов» у нас, по праву и несмотря ни на что, считается Иосиф Виссарионович Сталин, который всегда настаивал на своём «сыновстве» по отношению к Ленину, то понятно, что Владимир Ильич может быть только дедушкой по отцу. А Иван Андреевич, в таком случае, — не кто иной, как дедушка по матери. Ну, а родная матушка наша, в таком случае, — кто? Конечно же, Родина-Мать, Россия-матушка, в триединстве своём: по почве (Мать-Сыра Земля), по крови (тут комментарии не нужны) и по Слову, то есть, в этой ипостаси своей, — сама русская Словесность (в крещении — Литература), получается так…
Следовательно, вопрос в данном контексте ставится очень просто: а можно ли считать Ивана Андреевича Крылова — хотя бы аллегорически — законным отцом современной русской литературы? Вот этого обжору-добряка-лентяя, многими чертами которого наделил впоследствии Иван Александрович Гончаров своего Илью Ильича Обломова, прожившего целых 75 лет (редкость по тем временам) и ушедшего в лучший мир после годившихся ему в дети или даже во внуки Грибоедова, Пушкина и Лермонтова?
Ответ на этот, вроде бы сложный и заковыристый, вопрос оказывается — с читательской, функциональной точки зрения — очень простым. И утвердительным. Да, можно и нужно. Вот часто ли вы вспоминаете сами или читаете своим детям художественные произведения предшественников и современников Крылова: Ломоносова, Тредиаковского, Хераскова, Новикова, Капниста, Фонвизина, Радищева и других — да хотя бы Державина, Карамзина и Жуковского? В 99 случаях из ста, или даже чаще — нет. Может быть, знаете одно-два произведения плюс несколько цитат на каждого. А басни Крылова? «По улицам Слона водили…», «Вороне где-то Бог послал кусочек сыру…», «Попрыгунья-Стрекоза лето красное пропела…», «А вы, друзья, как ни садитесь…», «Когда в товарищах согласья нет…», «Чем кумушек считать трудиться…», «Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку…»? Да десятки, если не сотня с лишним подобных цитат давно стали пословицами, неотъемлемой частью нашего «культурного кода»! Уже улыбнулись? То-то же! Здесь он, «дедушка Крылов», — здесь, никуда не делся! Уже двести с лишним лет прошло — а стихи его по-прежнему свежи и остры, какими были в момент их создания.
Первые «настоящие» басни Крылова увидели свет в 1808 году, в еженедельном журнале «Драматический вестник», который начал издавать «с подачи» самого Крылова в бывшей «крыловской» же типографии князь А.А.Шаховской. Они сразу были приняты «на ура» и разошлись по всей читающей России. Грибоедову в том году исполнилось только 13 лет, Пушкину — 9, Лермонтов ещё не родился, в Европе и по всему миру гремели идеи Просвещения на пару с наполеоновскими пушками, уже случились Аустерлиц и Тильзитский мир, до вторжения Бонапарта, сожжённой Москвы и Березины — всего четыре с небольшим года. А Крылову — уже под сорок. К тому времени он — весьма известный литератор (прежде всего, как драматург), журналист, издатель и, если можно так выразиться, видный «патриот-почвенник», неизменный оппонент тогдашних «западников» в лице «профранцузской» партии, даже — в пику тогдашней повальной моде — не член тайных обществ, хотя дискуссии на эту тему не угасли и поныне.
В 1809 году вышло первое книжное издание крыловских басен, которое содержало 23 басни, большей частью написанных на основе заимствованных у других авторов «бродячих», а потому — относительно безопасных — сюжетов, включая такие, как «Ворона и лисица», «Лягушка и вол», «Ларчик», «Петух и жемчужное зерно», «Волк и ягнёнок», «Стрекоза и муравей», «Пустынник и медведь». Характерно, что такой оригинальный шедевр, как «Слон и моська», который завершал «журнальный» цикл его публикаций 1808 года, Иван Андреевич в этот сборник не включил — видимо, она была написана уже после того, как сборник был сформирован и передан для получения цензурного разрешения. В 1811 году увидела свет вторая книга — ещё 21 басня (к последнему прижизненному, в 9 частях, изданию 1844 года их количество выросло до 197, ещё 8 ранее опубликованных Иван Андреевич из этого издания исключил, а ещё 35 написанных и не включал).
К началу Отечественной войны 1812 года Крылов уже был всероссийски известным поэтом. Вторжение Наполеона сделало его поэтом всенародно признанным: он не просто писал историю этой войны в своих баснях — он отчасти и творил её. Едва ли не каждое значимое событие 1812 года находило у Крылова не только аллегорическое, басенное отражение, но и моральную, даже политическую оценку — он впервые для истории России стал «голосом народным», внятным всем сословиям сразу: от крестьян до высшей аристократии и самой императорской династии. Одна из самых известных легенд той эпохи, связанных с творчеством Ивана Андреевича: «Одну из самых знаменитых басен Крылова „Волк на псарне“ Кутузов прочитал перед фронтом солдат и офицеров. При словах: „Ты сер, а я, приятель, сед!“ — Кутузов приподнял фуражку и указал на свои седины. Громкое „ура!“ покрыло чтение этой басни…» Наверное, данный момент и был моментом рождения Русской Литературы (с большой буквы).
Из письма 26-летнего штабс-капитана и поэта Константина Батюшкова, написанного в октябре 1813 года, т. е. в кульминационный момент Заграничного похода русской армии, в канун лейпцигской Битвы Народов: «В армии его (Крылова. — В.В.) басни все читают наизусть. Я часто их слышал на биваках с новым удовольствием». Вот оно, это удивительное свойство: всегда новое удовольствие от чтения уже известных произведений, — которое отличает Литературу (с большой буквы) от литературы (с маленькой буквы, а еще точнее — от беллетристики).
Но, самое главное, — крыловский язык! Этот чудесный, сверкающий, словно снег на солнце, русский язык, который затем мгновенно воспринял, усвоил и развил до полного совершенства Пушкин, выросший, в том числе, и на произведениях Крылова (не только баснях, но и драме «Подщипа»)?! «Во всех отношениях самый народный наш поэт», «истинный представитель духа нашего народа» — так, разными словами в разное время выражалась неизменно высокая пушкинская оценка творчества своего старшего товарища и друга, который уже ему в отцы и почти деды годился. Известно, что Александр Сергеевич обсуждал с Крыловым замысел романа «Евгений Онегин», который начинается парафразом строки «Осёл был самых честных правил» из басни «Осёл и мужик», а рассказы Ивана Андреевича Пушкину о своём детстве, проведенном в Яицком городке, и о восстании Пугачёва — во многом способствовали пробуждению интереса великого русского поэта к этим событиям отечественной истории, что нашло своё выражение и в «Истории Пугачёвского бунта», и в «Капитанской дочке», где образу капитана Миронова досталось немало черт отца Ивана Андреевича Крылова, капитана Андрея Прохоровича Крылова (1736−1778). И Крылов оказался самым последним из тех, кто подошёл к телу Пушкина на его отпевании… «Старик Державин нас заметил / И, в гроб сходя, благословил…» А старик Крылов, получается, проводил «солнце русской поэзии» в последний путь…
Впрочем, другие русские писатели-современники Крылова тоже всегда ставили его в первый ряд отечественной литературы и культуры в целом. Н.М.Языков, 1823 год: «Это такой автор, которого нельзя довольно хвалить и который всех настоящих и прошедших поэтов русских умнее». Лицейский друг Пушкина, декабрист и поэт В.К.Кюхельбекер, «Кюхля»: «Мы, т. е. Грибоедов и я, и даже Пушкин, точно обязаны своим слогом Крылову…» Н.В.Гоголь называл крыловское творчество «книгой мудрости самого народа» (и заимствовал имя своего героя Вакулы из крыловской «Подщипы»). П.А. Вяземский, несмотря на давнюю и прочную нелюбовь к Крылову из-за близости к И.И.Дмитриеву, тоже поэту-баснописцу, куда более сановному и куда менее талантливому, тем не менее, в 40-е годы признал, что Иван Андреевич «принадлежит всем возрастам и всем знаниям. Он более, нежели литератор и поэт». И.С.Тургенев в предисловии к третьему (!) английскому изданию крыловских басен 1871 года (а первое французское вышло ещё в 1825 году): «Крылов всю свою жизнь был типичнейшим русским человеком: его образ мышления, взгляды, чувства и все его писания были истинно русскими, и можно сказать без всякого преувеличения, что иностранец, основательно изучивший басни Крылова, будет иметь более ясное представление о русском национальном характере, чем если прочитает множество сочинений, трактующих об этом предмете».
В этом писательском ряду можно выделить А.С.Грибоедова и его великую драму, стоящую в русской литературе как бы особняком — если не учитывать влияние Крылова. Ещё В.Г.Белинский заметил, что «язык „Горя от ума“ по своей народности, красочности и меткости восходит к языку крыловских басен. Именно от Крылова идёт эта живая, полнокровная речь грибоедовской комедии, её лукавый, народный юмор, меткость и „пословичность“ каждого выражения, каждого стиха». Видимо, не случайно А.С.Грибоедов в 1824 г. первым прочитал новую редакцию «Горя от ума» — Крылову, и тот сразу оценил услышанное: «Этого цензоры не пропустят. Они над моими баснями куражатся. А это куда похлеще! В наше время государыня (Екатерина II. — В.В.) за сию пьесу по первопутку в Сибирь бы препроводила…» Правда, ему, тогда 20-летнему издателю журнала «Почта духов» эта самая государыня в своё время предлагала «подорожную» не в Сибирь, а в Европу, но тоже — в один конец…
Впрочем, крыловская «дедовщина» к тому времени выходила далеко за рамки собственно литературные: он зорко наблюдал и за художниками, и за певцами, и за театром, и за всеми общественно значимыми дискуссиями, изредка вставляя в них своё, всегда своевременное и точное, слово. Не зря Нестор Кукольник на похоронах Крылова назвал его «министром народного просвещения» вместо С.С.Уварова, якобы «писавшего басни в отчётах государю». А ведь Сергей Семёнович Уваров, автор знаменитой формулы «православие, самодержавие, соборность» и, в юности, член «пушкинского» литературного общества «Арзамас» с кличкой «Старушка», был и сослуживцем (начальником), и другом Крылова, многое заимствовав из воззрений Ивана Андреевича — впрочем, тот умел «заговаривать зубы» своим начальникам, как никто другой…
Так что Кукольник был прав. При жизни Крылова его басни разошлись тиражом более 77 тысяч печатных экземпляров, рукописных же копий никто и не считал, более 30 лет он был признанным всем русским обществом, всеми его слоями, патриархом отечественной литературы, о чём бесхитростно свидетельствует, например, его современник, сослуживец по Санкт-Петербургской публичной библиотеке и один из первых биографов М.Е.Лобанов: «К довершению всех благ и радостей, обильно собранных на земле нашим баснописцем, по единодушному согласию всех русских литераторов, положено было торжествовать пятидесятилетие литературной жизни Ивана Андреевича Крылова. Мысль эта быстро пролетела по всему русскому литературному миру, все приняли её с жарким чувством патриотизма, и она мгновенно осуществилась <…> Собрано значительное число денег, достаточное на все издержки, написаны приветствия и устроено пиршество. Эта почесть, воздаваемая в Европе знаменитым талантам, в России оказана была впервые — Крылову… Это было 2 февраля 1838 года…»
Впрочем, довольно! Какие нужны ещё доказательства и свидетельства того, что Иван Андреевич Крылов (1769−1844) всем нам «дедушка» именно по материнской, литературной линии, линии Русского Слова? В этой связи нет смысла останавливаться на множестве подробностей его жизненного и посмертного пути: как реальных, так и легендарных, — «мифологический образ» Крылова в этом отношении не менее интересен, чем образы других гениев русской литературы, но он уведёт нас в частности, в сторону от главной проблемы, связанной с осмыслением уникального «дедовского» статуса Ивана Андреевича. И эта проблема заключается в следующем: если одним из двух главных «корней» и основной энергетической базой нашей великой словесности оказывается жанр БАСНИ, то что из этого следует для всей русской культуры и всей русской цивилизации, как это характеризует и саму её, и её отношения с другими культурами-цивилизациями? Не говоря уже про то, как наследство «дедушки Крылова» пересекается и взаимодействует с наследством «дедушки Ленина» (и про его визит 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь). Всё это — чрезвычайно глубоко лежащее и сверхтяжёлое для исследования «ядро», которое, как это представляется, могло возникнуть только на пересечении пластов евангельских притч, народных сказок и «оксидентальной» гностики (знакомство с тем же «новиковским кругом» и, надо полагать, Радищевым — не шутки, но и святой Амвросий Оптинский, державший в своей келье сборник крыловских басен и постоянно к нему обращавшийся, — тоже). Пришло ли время для того чтобы найти, достать и хотя бы начать изучение этого ядра во всей его полноте, — или пусть оно остаётся, как и прежде, «вещью в себе»? Например, до следующего крыловского юбилея?
13:04 14.02.2019
«Чтоб мыслить и страдать» размышления после юбилея
Владимир Бушин
В связи с постигшим меня 95-летием редакции ряда газет, некоторые коллективы, друзья-коллеги, известные мне и неведомые мне читатели сердечно поздравили юбиляра. Ответить по каждому адресу, к сожалению, не представляется возможным. Вынужден — всем сразу.
Картина довольно показательная. Я — один из цепи. И вот по поздравлениям, что получил, видно: патриотов России знают и чтут, как говорится, от Москвы до самых до окраин… Да нет! Гораздо шире: ведь были также голоса из Киева, Минска, Риги… Одни явились лично ко мне домой, другие позвонили по телефону, третьи воспользовались Интернетом, а кто-то предпочел газетные полосы. И тут я должен благодарно пожать руки прежде всего моим терпеливым и чутким редакторам и издателям: Александру Андреевичу Проханову и Екатерине Фёдоровне Глушик («Завтра»), Сергею Васильевичу Николаеву, Ирине Дранковой («Алгоритм»), Анатолию Михайловичу Алёшкину («Осознание»), Юрию Николаевичу Нехорошеву («Пятая газета»).
Большинство поздравлений были кратки, но дело не обошлось и без довольно пространных. Такие подарки преподнесли мне тот же Александр Проханов, Виктор Кожемяко («Правда»), Нина Черепенникова («Российский писатель»), Олег Пухнавцев («Литературная газета»), Юрий Болдырев (ПДС НПСР), Александр Казённов («Народная правда», Ленинград), Олег Пащенко («Красноярская газета»), Светлана Ли и Константин Щепин («Красноярское время»), Алексей Фомин («Гласность»)… А «Пятая газета» дала большую подборку моих стихов.
В этом прекрасном и лестном для меня патриотическом хоре, кажется, я улавливал и добрые голоса сочувствия своему многолетнему активному автору, своему даже лауреату — голоса Валентина Чикина («Советская Россия»), Станислава Куняева («Наш современник»), Валерия Хатюшина («Молодая гвардия», где я проработал пять лет). Но не вполне уверен, возможно, это были голоса их читателей…
Некоторые товарищи, видимо, принимая во внимание некоторые литераторские и человеческие особенности моей персоны и надеясь таким образом выведать, какова ныне атмосфера в обществе, интересовались, кто именно почтил старца: Союз писателей поздравил? А уж президент-то или глава правительства — едва ли?.. Так вот, имею честь доложить: глава почтил мою память молчанием, а президент прислал фельдъегеря, который вручил мне его державное приветствие.
Я, конечно, понимаю меру причастности главы государства к таким делам, но всё же не без его согласия, надо полагать, создана эта «Служба поздравлений», или «Вертикаль юбилеев». Да и чего бы ему и не поздравить меня? Биография — как полагается, возраст хороший, да я и сделал немало доброго, полезного для гаранта. Например, когда-то послал ему работу В.И. Ленина «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», написанную драматическим летом 1917 года. Владимир Ильич подсказывал Временному правительству выход из тупика. И я умом и опытом Ильича тоже хотел помочь нынешнему правительству. Если помощники-советники не передали статью Путину, то это прямое служебное преступление. Последовал бы он мудрым советам Ленина, и были бы мы сейчас впереди Китая. Потом я дал отпор пожизненному престарелому принцу Чарли, который после возвращения украденного у нас Крыма поставил Путина рядом с Гитлером. Разве это пустяк?
Можно вспомнить и о том, что президент не раз в своих выступлениях цитировал стишок «Прощай, немытая Россия»: вот, мол, великий Лермонтов писал гадости о Родине в духе Чубайса, но, как известно, с оружием в руках храбро сражался за её интересы. Значит, и Чубайс, и все чубайсиды, хотя и в армии не служили, но готовы в бой за Родину… Я не выдержал и послал ему своё исследование о том, что этот пакостный стишок написал вовсе не Лермонтов. И что же? Представьте, перестал цитировать. Видно, передали, и внял. А когда недавно Порошенко попытался использовать этот стишок в политической борьбе против нашей Родины: вот, мол, что говорил о вас ваш великий поэт, — я и ему объяснил в «Завтра», кто такой он сам и кто такой Лермонтов. Согласитесь, всё это совсем не бесполезно.
А кроме того, я не один раз приглашал Владимира Владимировича на свои вечера в ЦДЛ. Оставлены, писал я, два места в первом ряду. Так спрашивается, чего бы ему промолчать в день моего выстраданного юбилея? Много ли нас осталось?!.. Не промолчал. Явилась ко мне молодая красивая женщина по имени Ирина и вручила конверт. «Москва. Кремль», три двуглавых орла. Это, конечно, перебор. И вот читаю и мысленно разговариваю с поздравителем:
«Уважаемый Владимир Сергеевич!
От души поздравляю Вас с юбилеем…»
От души… от всей своей души… Невольно вспомнилось, что у его любимого Лермонтова есть четверостишье:
Делись со мною тем, что знаешь,
И благодарен буду я,
Но ты мне душу предлагаешь…
Вот уж тут никаких сомнений: написал он, Михаил Юрьевич. Последний раз мне довелось слышать эти скорбные строки не так давно в Зале Чайковского из уст большой православной русской актрисы Татьяны Дорониной.
«Вы с честью прошли через тяжелейшие испытания Великой Отечественной войны». Да, было дело, было, скоро 75 лет. Дожить бы… Впрочем, один товарищ надеется увидеть меня на Красной площади в день столетия Победы. Уж какое спасибо!..
«Своим трудом вы создавали богатство страны…»
Тут я запнулся: а где ныне это безмерное богатство, которое создавали и мы, и наши отцы, деды, прадеды? Кто отдал его своре прожорливых абрамовичей? Скажу о том, что ближе всего. Мы, писатели, имели построенные на наши средства издательства, налоги с которых приносили доход государству, у нас были прекрасные дома творчества, поликлиники, клубы. Кто позволил помянутым хищникам хотя бы это уворовать у нас?
Или задать такой вопрос. Вот Достоевский ещё в 1877 году писал (за что Чубайс, как признавался, готов бы изорвать его в клочья): что если не чубайсов было бы в России три миллиона, а русских; чубайсов же было бы 80 миллионов — «ну во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали! Дали бы они им сравняться с собой в правах? Дали бы им молиться среди них свободно? Не обратили бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали бы кожу совсем? Не избили бы до тла, до окончательного истребления?» (ПСС, П-г, 1895, издание А.Ф. Маркса, т.11., с.93). Ну, как же не вопить Чубайсу, как не стискивать кулачки? Однако великий писатель кое в чём здесь не прав, вернее, он не мог представить себе такую ситуацию, как сейчас: чубайсов по-прежнему три миллиона, а русских стало больше ста миллионов, но даже при ещё более выразительном численном соотношении, во что обратились у них русские и как они их третируют! Хотите знать, как именно? Сходите в театр, где, например, три сестры Чехова изображены лесбиянками; почитайте, что пишут о нас Улицкая или Веллер, сожалеющий о том, например, что не имел возможности расстрелять маршала Жукова; послушайте, наконец, о чём голосит известная иерихонская труба Думы…
Но читаю дальше: «Вы через годы несёте любовь к Родине, веру в правое дело». Да, несу, но, увы, Владимир Владимирович, властей рядом не вижу, вера и понимание правого дела у нас разные. Для меня правое дело вчера, в молодости — бить и гнать с родной земли фашистских захватчиков, а сегодня, в старости — хотя бы мысленно сажать на кол захватчиков нашего национального богатства, истребителей наших песен и праздников, добиваться их реального, а не мысленного изгнания из нашей жизни. А для властей правое дело — плодить и оберегать кровососов-миллиардеров, ласково смотреть на того, о ком поэт справедливо сказал:
Ты осквернил Россию ложью,
Обезобразил лик страны,
Ты исполнял не волю Божью,
А был подручным сатаны.
Ты говорил благие речи,
А делал чёрные дела,
Ты клал поклоны, ставил свечи.
Но бездна наших бед росла.
Ты мог сказать красиво фразу
В какой-то юбилейный год,
Но никогда, нигде, ни разу
Не встал ты грудью за народ…
«Подвиг вашего поколения — поколения победителей будет жить в веках». А что власти сделали для этого? Ведь кроме громких общих фраз «мы не позволим искажать!..», «мы не допустим унижать!..», «мы заставим лжецов языки прижать!..». Кроме этого — ничего! А сколько пущено бесстыдного вранья о наших поражениях и победах, о Верховном Главнокомандующем и его маршалах, генералах. И это не фашистскими недобитками из Берлина, а доморощенными лжецами из Москвы. Как поработали здесь хотя бы Солженицын и его вдовица. Да что они! Вот недавно один здоровенный, как бык, интеллектуал либерального извода заявил, что если бы гитлеровцы не преследовали евреев, то их фюрер обрёл бы в нашей стране популярность. Вы подумайте — популярность! Его бы, значит, приветствовали бы и встречали с цветами, с хлебом-солью, но, увы, говорит, истребление евреев было главной задачей Гитлера. Так почему бы не ответить этому интеллектуалу, объяснить ему хотя бы то, что истребление евреев вовсе не было «главной задачей» немцев. Главным для них был захват чужой территории, «жизненного пространства» (Lebensraum). А евреи никакого пространства не занимали, его можно было встретить только в стихах поэтов-евреев. Например, у Пастернака: «Привлечь к себе любовь пространства…». Или у Мандельштама: «Пространство, звёзды и певец…»
Поэтому «главной задачей» фашистов было истребление славян, прежде всего русских, занимающих большие пространства. Вот почему мы вместе с народами, живущими рядом и среди нас, пережили почти шесть холокостов.
Но вот факт, который вроде ближе других к вам. Режиссер А. Красовский смастачил фильм о Ленинграде, о родном вам городе, в пору его блокады. И назвал фильм «Праздник». С упоением изображает, как сытно, беззаботно, весело жили ленинградцы в блокаду. Неужели и тут не решитесь сказать своё президентское словцо? У вас же тогда старший брат умер от голода.
«Подвиг Вашего поколения будет объединять наш народ во имя больших созидательных целей». Вы мечтаете о единстве, о сплоченности народа и всё время говорите об этом. А народ до дна расколот на ограбленных и грабителей. Об этом недавно сказал, наконец, и патриарх Кирилл. Но вместо того, чтобы даже в этих условиях как-то, в чём-то примирить людей, власть делает всё, чтобы раскол стал ещё шире и глубже. Именно этому способствуют такие дела, как сооружение гомерического «Центра», посвященного американскому холую и предателю Родины Ельцину, тому самому предателю и холую, который в июне 1992 года в конгрессе США молился: «Боже, благослови Америку!» Раскалывают народ и такие скоморошьи игрища, как разухабистые торжества по случаю 100-летия Солженицына, мечтавшего бросить атомную бомбу на Советский Союз, и, конечно же, тут и людоедский закон о повышении пенсионного возраста. Хватит этих примеров? А то могу напомнить ещё.
Вспомним хотя бы один из главных провалов властей. После удушения Советского Союза главной заботой, первостепенной тревогой и печалью для руководителей России должны были стать Украина и Белоруссия, самые большие и родственные нам республики. И что? Ничего дельного не предпринято. Слали туда огромные деньги и «говорящих попугаев»: Черномырдина, Зурабова, — и не делали ничего конкретного, реального… В итоге американцы не только оторвали от нас Украину, но ещё и натравили на нас. Это вторая после гибели СССР трагедия, катастрофа. А с Белоруссией у вас бесконечные распри, ссоры, склоки. Но ведь эти республики были единственными возможными союзникам на Западе. И так всё проморгать!
Был мне от президента и подарок. Как вы думаете, какой? Да, конечно же, часы. Владимир Солоухин, мой друг студенческих лет, любил загадку: «Какая машина издаёт самый странный звук?» Ответ: часы. И ведь точно!.. А что это за часы-то? Красивые настольные, но они не ходят. Может, там батарейки нет? Вполне допускаю. Так что, я должен, по-есенински задрав штаны, бежать за батарейкой? Мне это в самую пору. А у них денег на неё не хватило?
Но как бы то ни было, а всех почтивших меня в памятный день и тех, кто хотел почтить, но по состоянию здоровья не смог, и тех, кто и не думал поздравлять, а только прочитал хотя бы лишь одну статью Проханова, — всех сердечно благодарю и всем желаю со временем достичь по меньшей мере моего возраста, и при этом со словами Пушкина на устах «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать!»
Он слово «благодарить», согласно словарю его языка, употребил 201 раз, «благодарность» — 92, «благодарный» — 43. И это при его-то жизни!.. Какой вдохновляющий пример!
08:58 16.02.2019
Куинджи: чистый взгляд Русская культура светоносна, цветы зла ей чужды
Куинджи — это не живопись для ума, не живопись для дистанцирующего мышления. Куинжи — это художник сердечного отношения к миру. Его живопись — для души. Она интимна. Что это значит?
Однажды под действием сиюминутной психологической слабости Куинджи показал гостю — художнику Вроблевскому — свои полотна, которые держал сокрытыми от чужих глаз, находясь в многолетнем затворе. «Вы меня невинности лишили», — только и заключил после с горечью Куинджи. Вот в этом незамысловатом и столь отчаянном «вы меня невинности лишили» содержится вся суть интимного. Интимные отношения — это внутренние отношения (лат. intimus - внутренний), не вывернутые во вне. Они открыты тому, кто находится внутри, и непостижимы для того, кто находится вне. Вывернуть сокрытое — не разоблачить его, но словно отдать на поругание, предать его истину, отправив на чужбину. Оттого и трудно говорить о Куинджи, как обо всем том, что любишь. Ибо в рассуждениях любимый предмет рискует лишиться дорогого сердцу очарования. Как советует европейская философия, хочешь избавиться от чувства — начни мыслить, говорить о нем. Сделай его предметом своих размышлений, и оно перестанет владеть тобою, ибо переместится в чуждую ему область.
Формой мысли Куинджи является созерцание. А потому его живопись не требует дополнительной (или изначальной) концептуализации, как, например, полотна Малевича. Куинджи не оставил после себя манифестов, дневниковых записей, наблюдений и воспоминаний. Недоброжелатели здесь укажут на его малообразованность. Но биографические подробности о грамотности Куинджи здесь не играют роли. Ибо Куинджи — это феномен счастливого совпадения художника с его художеством. Его живопись несет в себе полноту. Она не нуждается ни в чем извне. Ни в словесных описаниях и сопутствующих смыслах, ни в подогреве интереса к личной жизни автора. Жизнь Куинджи, как бы ни хотели представить ее, состоящей из контрастов, — был бедным провинциальным мальчиком, стал богатым петербургским держателем доходных домов; не имел образования, стал учителем плеяды художников, в том числе Н. Рериха и А. Рылова; на него снизошла громкая слава, он внезапно оставил публичную жизнь и творил десятилетия, скрывшись ото всех в своей мастерской, — тем не менее, жизнь Куинджи проста в своей логичности. Ее альфой и омегой является живопись. И ничего кроме живописи. Все, что происходило в ней, имело одну единственную, избранную им доминанту — искусство.
Куинджи — созерцатель и приглашает нас к созерцанию. Но что является предметом его созерцания?
Метафизика света Полотна Куинджи — это не только образы светящихся грозовых пейзажей, сочная радуга, поляны, озаренные полуденным острым солнцем, мягкие закаты и мистические лунные ночи, словно написанные к гоголевским рассказам, но и сказочные, обожженные солнечным светом багровые леса, алые заходы, ослепительные снежные горы, белый туман, блестящее море, вздыбленные облака, прозрачные ночи и сумерки. Все переливы света. Куинджи называют художником света. Репин, считающий его гением-изобретателем, писал: «Свет — очарование, и сила света, его иллюзия были его целью».
Свет — это лицо художника Куинджи. По его неповторимой передаче мы сразу же узнаем, кому принадлежат полотна. Свет является предметом восхищения современников Куинджи, равно как и ожесточенной критики с их стороны.
Куинджи сравнивают с Моне (что может быть обиднее для художника!), обвиняют в чертовщине, «эффектничанье» и погоне за легким успехом, подозревают во владении уникальными секретами и пытаются их раскрыть. Предполагают даже, что Куинджи искусственно подсвечивает свои полотна с оборотной стороны. Надо сказать, Куинджи действительно пробовал работать с освещением, когда выставил свою картину «Ночь на Днепре» в темном зале и направил на нее свет от лампы. Но не луч искусственного света сделал ей успех. В наши дни специалисты Третьяковской галереи, дабы окончательно закрыть вопрос о подобных домыслах, провели рентгенофлуоресцентный анализ и установили, что Куинджи пользовался теми же художественными материалами, что широко были распространены в его время. Он — живописец света, а не фокусник.
Куинджи мыслит красками. «Я могу думать только кистью», — говорит он. За словом мы обращаемся к философии — к метафизике света. В русской философии метафизику света разрабатывал П. Флоренский, близкий по духу Куинджи тем, что был тайновидцем природы, утверждающим в ней мистическое «есть», то есть изнанку, которой вечно противостоит эмпирическое «кажется», то есть то, что видно тем, кто не умеет смотреть.
Что такое свет, согласно Флоренскому? Свет — это подлинная реальность. Что такое подлинная реальность? Реальность нам дана как видимое и как невидимое. Видимое дано чувственно. Невидимое дано опытно, со всей очевидностью, но не чувственно. Оно открывается умному взору, будучи вне состава наличного. Частица «не» в слове «невидимое» указывает не на гносеологическую ущербность невидимого (=пока-еще-не-видимое или недостаточно-видимое), а на его онтологическую инаковость. Вера, по учению церковному, есть уверенность в невидимом. Иными словами, вера есть не ущербное знание, но то, что имеет иной по сравнению со знанием объект.
Невидимое — это свет Христов. Божья благодать. Бог есть свет (1 Ин. 1:5) — повторяет слова Писания Флоренский, следуя библейской традиции в целом. И продолжает: «Бог есть свет, и это — не в смысле нравоучительном, а как суждение восприятия, — духовного, но конкретного, непосредственного восприятия славы Божией: созерцая ее, мы зрим единый, непрерывный, неделимый свет». Этот свет не физический, но умный, как называет его Симеон Новый Богослов, и видим он умными очами, которые «превыше чувств». «Все бо являемое свет есть» (Еф. 5:13) — продолжает цитировать апостола Флоренский. И поясняет: «Всякое бытие есть свет». Свет — это не только то, благодаря чему всякое являемое является, но и само существо являемого. Что значит «всякое бытие есть свет»? Флоренский решает здесь фундаментальный вопрос об источнике мира. Что есть мир — субстанция, причина которая находится в ней самой, или же он произведен. Флоренский, наделяя вслед за библейской традицией Бога мощью Творца и светоносностью говорит о тварности всех вещей мира. Мир сотворен из света, Божьей благодатью. Свет — это невидимое как основа видимого. Как говорит Флоренский, форма видимого образуется путями Божественного света. Свет — это не внешнее освещение и не внутренний принцип вещей, но трансцендентный источник мира. Или, как выражается Флоренский, «мистическая причина существующего». Свет полагает и созидает вещи.
Во всяком видимом сквозит невидимое как его причина и последняя истина. Явление света свидетельствует о горнем. Например, в преображении тела подвижника или в золоте иконы. Христос наставляет в нагорной проповеди: «Вы — свет мира… Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф 5:14, 5:16). Свет подвижника, говорит Флоренский, это его светоносные дела, но, прежде всего, его «светлое, прекрасное лицо, красотою которого распространяется вовне „внутренний свет“ человека». Подвижник самим собою свидетельствует о подлинной реальности. Это свидетельство написано у него на лице, а точнее — лике. Таким светом просиял Моисей, когда сходил с горы Синай, таким светом просиял первомученик Стефан, о котором сказали, что лицо его стало подобно ангельскому.
Когда Флоренский говорит о светоносности, он говорит о конкретности невидимого мира. Свет — это не иллюзия, не аллегория, не название для чего-то третьего. Свет — эта сама себя являющая реальность. Говоря о человеке, Флоренский называет свет сверхтелесным органом. Человек не тождествен телу, понятому в физическом смысле слова. Тело человека — это его «испарения», «излучения», которые невидимо связывают человека с миром и другими людьми. Тело человека может источать свет, особенно голова.
Столь же конкретна метафизика света в учение Флоренского об иконе, ибо, по его известному определению: есть Троица Рублева, следовательно, есть Бог. Икона являет нам «умную реальность». Доминанта иконы — золото. Золото — не цвет, а чистый свет. Именно золотом пишется Божья благодать. Краска низвела бы ее к земному. Цвет вообще, согласно Флоренскому, не есть свойство света, но то, что возникает из соотношения света и земного. Свет, говорит Флоренский, это «духовная реальность в натуре».
Живопись — не икона. По смыслу своему, она противоположна иконе. Для иконы истина предмета — божественный свет. Свет причиняет все вещи мира. Для живописи предмет предстает как-то, что само по себе реально. Живописец идет не от света, а против света — он противопоставляет предмет свету, борется с ним тенями и при помощи их показывает предмет. Флоренский пишет: «Свет, в живописном понимании, есть только повод самообнаружения вещи. Напротив, для иконописца нет реальности, помимо реальности самого света и того, что он произведет».
Куинджи не иконописец. Насилием было бы говорить и о молитвенности его живописи. Куинджи — не Нестеров. Но не подобен ли он Рембрандту и Рубенсу в понимании Флоренского, которые изображают самосвечение вещей и «грузной плоти»? Не повторяет ли он возрожденческий пантеизм — по словам Флоренского, один из полюсов его атеизма?
Зовы и отклики Куинджи называют религиозным художником, а также художником-метафизиком. Прямых свидетельств отношения Куинджи к вере нет, тем не менее его любование природой и трепет перед ней в живописи и в частной жизни позволяет некоторым определять его как пантеиста — как того, кто обожествляет природу. Однако из любования природой вовсе не следует пантеизма. Любовное, почти ласковое, восторженное отношение к оказавшейся вдруг близко природе говорит о детском взгляде смотрящего. У Куинджи детский, чистый взгляд на мир. Что значит детский?
Вот, например, картина «Ночное» (1905−1908 гг.). Она относится к позднему периоду творчества Куинджи и до конца не завершена. Но с точки зрения смысла она закончена. На ней изображена ясная ночь. В прозрачном небе купается месяц. Широкая река разливается в лунном свете. На холмистом берегу уснули юные пастухи. Костер еще не догорел, а они безмятежно спят. Лошади мирно пасутся на лугу. Картина проста. И являет собой простоту. Простоту, которая есть сама полнота. Эта простота не отсылает ни к чему извне, ни к какой цели, мысли, потусторонней целостности. Смысл дан непосредственно в своей плоти, а плоть — в своей осмысленности. Куинджи явил нам мир как символическую реальность.
Можно смотреть на действительность как на совокупность фактов, и тогда она будет непознаваема, ибо для конечного ума бесконечность фактов непостижима. Такой мир будет вечно ускользать от человека, ведь ни одному факту не предписан смысл. Но можно смотреть нам мир как на символическую реальность, в которой единомоментно дано живое сопряжение тела и смысла. Это мир как онтологическая тайна, которая открывается входящему внутрь. Куинджи представил нам мир в этом живом наглядном единстве, в котором человек и всякая вещь имеют свое место и свой смысл. Мы живем в мире не-понятном, требующем понимания и не понятом нами. Нас окружают вещи и поглощают события, смысл которых нам не дан. Мы не можем вынести суждения о них — хороши они или плохи, ибо у нас для этого нет оснований. Мир предстает перед нами распавшимся на фрагменты. Мы сами обнаруживаем в себе трагический разрыв. Все есть фрагменты, нудящие своей несамодостаточностью. Куинджи пишет мир как согласие. Его взгляд чистый, непосредственный. Не-опосредованный призрачными теориями и надуманными образами. Бог так близко, что не требует доказательств. Мир сияет и радует своим ладом. Он говорит с человеком, а тот отвечает ему. Он зовет, а человек откликается, ибо всюду ясность. Кунджи не пантеист. Он не пытается низвести Бога до тождества с миром, но возводит мир до божественной внутренней осмысленности.
Детство — это внутреннее, интимное отношение к миру. Дети не эстеты и не романтики, не наблюдатели и не мечтатели. Детям дан мир как самоценная полнота.
Этой полноты чает человек религиозный. Обретение этой полноты называется мистическим опытом. Словесным эквивалентом картины Куинджи можно назвать автобиографические строки С. Булгакова:
«Вечерело. Ехали южною степью, овеянные благоуханием медовых трав и сена, озолоченные багрянцем благостного заката. Вдали синели уже ближние кавказские горы. Впервые видел я их. И вперяя жадные взоры в открывавшиеся горы, впивая в себя свет и воздух, внимал я откровению природы. Душа давно привыкла с тупою, молчаливою болью в природе видеть лишь мертвую пустыню под покрывалом красоты, как под обманчивой маской; помимо собственного сознания, она не мирилась с природой без Бога. И вдруг в тот час заволновалась, зарадовалась, задрожала душа: а если есть… если не пустыня, не ложь, не маска, не смерть, но Он, благой и любящий Отец, Его риза, Его любовь… Сердце колотилось под звуки стучавшего поезда, и мы неслись к этому догоравшему золоту и к этим сизым горам. И я снова старался поймать мелькнувшую мысль, задержать сверкнувшую радость… А если… если мои детские, святые чувства, когда я жил с Ним, ходил пред лицом Его, любил и трепетал от своего бессилия к Нему приблизиться, если мои отроческие горения и слезы, сладость молитвы, чистота моя детская, мною осмеянная, оплеванная, загаженная, если все это правда, а то, мертвящее и пустое, слепота и ложь?»
Булгаков чает неумозрительного смысла. «Господи! — приводит он молитвенные слова А.С. Хомякова, — Путь наш меж камней и терний, Путь наш во мраке. Ты, Свет Невечерний, Нас осияй!». «Скудно взыскуется, — продолжает Булгаков, — и слабо брезжит в душе этот свет через темное облако греха…». Полотна Куинджи — это органика жизни исконная, а не чаемая. То, что в религии дано с надрывом, с требованием, с преодолением, то у Куинджи предстает как первичное, еще не надломившееся.
Картина «Ночное» исполнена в зеленоватых прозрачных красках. Цвет словно тает на наших глазах, растворяясь в том, что превышает его. Переводя на символический язык цветов П. Флоренского, можно сказать, что это райская картина. Как говорит Флоренский, многообразие цветов в мире чувственном соответствуют многообразию цветов в мире сверхчувственном. Возможно три основных цвета — фиолетовый, красный и зеленый. Они передают три основных отношения Софии, посреднице между тварным и нетварным, к Свету. София в направлении к тьме созерцается как фиолетовый или голубой цвет. София по направлению к Свету — как красный, розовый или оранжевый цвет. София вне ее определенного отношения к Богу — как золотисто-зеленый и прозрачно-изумрудный цвет. «Это, — говорит Флоренский, — тот духовный аспект бытия, можно сказать, райский аспект, при котором нет еще познания добра и зла. Нет еще прямого устремления ни к Богу, ни от Бога, потому что, нет еще самых направлений, ни того, ни другого, а есть лишь движение около Бога, свободное играние перед лицом Божиим». Взглянув на небо, говорит Флоренский, мы увидим те же цвета и те же соотношения. Взглянув на «Ночное» Куинджи, не видим ли мы это свободное играние перед лицом Божиим?
Куинджи, конечно, не живописует буквальный библейский рай. Перед нами не Адам и Ева, а мальчишки, которые трудились весь день. Но эти мальчишки находятся в мире с миром. Они пребывают в режиме очевидности смыслов, не требующих рефлексии.
Композиционно картина Куинджи схожа с полотном И. Левитана «Вечный покой». Тот же обрыв, та же ширь неба и гладь могучей реки. Но Левитан зовет к неотмирности. Он живописует бесконечность, то самое небо над головой Андрея Болконского под Аустерлицем, которая требует самоотстраненности. Куинджи находит место человеку. Конечное согласует с бесконечным. Бесконечное предстает не как чистое трансцендентное, а как-то, что непостижимым образом одновременно является сокровенным, потаенной истиной тебя самого. Человек устанавливает с ним интимные, внутренние отношения.
Но возможен ли сегодня Куинджи? Человек как свет? Мир как свет? Искусство как мистерия, красота, экстаз?
Свет и тьма Мы смотрим на Куинджи сегодня, в XXI. XXI век — это не XIXв., равно как и не XXв. Куинджи — свет. XXI в. — век тьмы. Тьма — это не метафора. Тьма — это то, при помощи чего современный человек решил себя описывать и понимать. Кумиром современной интеллектуальной культуры и искусства становится эстетика хоррора. Почему хоррор? Потому что мир в таком понимании утратил смысл, изнанку. Он случаен, его формула — «просто так». Он редуцирован к климатическим явлениям и природным катаклизмам. Апокалипсис для нового сознания — это апокалипсис природных стихий, геологии и метеорологии. Истина природы описывается в терминах мглы и жижи, нефти и гноя. Немыслимость природы рождает только ужас и философию как новый оккультизм. Нужно, говорит один из носителей такого сознания, «увидеть традицию темного мистицизма по-новому, в свете воображаемой геополитики климата, тектонических плит, тропических штормов, вязких геологических седиментаций нефтяных залежей и первобытных форм жизни. Современная ситуация постоянно напоминает нам о хрупкости человеческих существ в планетарном (и космическом) масштабе, делая это совершенно безразличными к „истории человечества“ способами — наводнениями, землерясениями, пожарами, ураганами, дефицитом воды, экстремальными температурами и т. п.». Другой автор-апологет нечеловеческого мира пишет: «Время коллапсирует, и наступает час упырей, вурдалаков и не/человеческих тел. В ответ человеческое тело готовится к своему собственному уходу».
Современный авторы черпают вдохновение в фильмах ужасов и творчестве таких литераторов, как Лавкрафт, живописующих необитаемые миры с их «непроглядной полночной тьмой и бесконечно ледяным холодом». Подхватывая настроения, они продолжают: «Одна из планет Солнечной системы. Кажущаяся крохотной на фоне непроглядной тьмы, она подает сигнал бедствия, принимающий форму эволюционной случайности под названием „жизнь“… Однако грядущее обречет ее обитателей на медленное вымирание. Пройдут десятки тысяч лет, и наступит новый ледниковый период. На безводные пустыни планеты начнут свое медленное и неотвратимое наступление ледники. Со временем и сами океаны окажутся скованными льдом, который объединит некогда разделенные континенты. Опустеют города, когда-то бывшие домами для миллионов людей, а их огни какое-то время будут то тут, то там вспыхивать в ночной темноте, пока медленно и неотвратимо планета окончательно не погрузится в кромешную тьму. Те немногие, кто откажутся ее покидать, станут падальщиками заброшенного мира… Окончательно распадутся узы, связывавшие жизнь и нежизнь, а материя превратится в холмистую пустыню, где есть все и ничего. Всё, что когда-либо существовало, всё, что существует сейчас, и все, что будет существовать в будущем, не оставляет и не оставит никаких следов своего присутствия».
Современной культуре грезится безлюдный мир. Но это не безлюдный мир Куинджи. Куинджи являет нам природу в предчувствии ее преображения, в ее нетождественности себе. Его природа человекоразмерна. Она, словно прекрасный дом, уготована человеку, приемлет его. Современная культура мыслит природу как пространство, очищенное от человека и освобожденное от человекоцентричности. Мир для нового сознания — это ползучая материя, в отношении которой человек такая же «гниль», «бактерия», «слизь», как и все прочее. В галереях нам демонстрируют в колбах ил и почву, объявляя нечеловеческое гостеприимство, то есть приглашая нас в гости в нечеловеческую эру.
Русская культура светоносна. Цветы зла ей чужды. Ведомые памятью нашего сердца, мы все еще прилепляемся к полотнам Куинджи. Но способны ли мы сегодня породить новый свет? Способны ли мы сегодня явить современное искусство? Эти вопросы отнюдь не риторические, ибо если мы не ответим на них, нам придется принять «философию» тьмы.
12:55 20.02.2019
Книга, незаменимая для понимания русского народа
Историк Александр Пыжиков рассказывает о новой книге, вышедшей под его редакторством «Происхождение русских былин» и научном пути её автора — Владимира Стасова. Как эта книга фактически положила начало концепции евразийства и стала эпохальной в истории русской мысли.
11:04 21.02.2019
Что такое русский стиль? деревянное зодчество и выражение народной души
Андрей Фефелов Александр Билецкий
Деревенька Агарково, кажется, совсем затерялась среди лесов и полей дальнего Подмосковья. Однако маршрут сюда прочно проложен не только из Москвы, но также из многих других русских, и не только, городов. Дело в том, что в Агаркове живет одарённый человек, художник, мыслитель, мастер плотнического дела, председатель клуба мастеров «Сень» — Александр Билецкий.
«Завтра». Александр Владимирович, вы более всего известны как высочайшего уровня специалист по деревянному строительству. И специализация ваша особенная, драгоценная. Вы — храмоздатель… Скажите, какие принципы лежат в основе церковного деревянного зодчества? Как, из чего и за какой срок можно построить деревянный храм? Александр Билецкий. В первую очередь, возблагодарю Бога за великую радость восстанавливать и отстраивать для нашей Церкви часовни и храмы. Строительство любого храма, каменного или деревянного, подобно писанию иконы, что есть не что иное, как деятельная молитва ко Господу. А молитва не терпит суеты, торопливости и лицемерия. Свою работу строитель церкви должен выполнять так, чтобы душа поколений радовалась храму сотни, а, может быть, и тысячи лет. К примеру, самый древний христианский деревянный храм сегодня существует в Норвегии. Построен он в 920 году от Рождества Христова.
На строительство деревянной части храма «клетьского» типа с деревянной кровлей уходит девять месяцев. Но, когда само строение воздвигнуто, в нем еще три года следует проводить разного рода работы. Прошло полгода — надо кровлю вскрыть и стены пропитать восковым взваром. А еще через полгода — «перетянуть» полы, проконопатить стены, и так далее. Дерево дышит, идет процесс осадки. Храм невозможно построить за один раз и навсегда уйти куда-то. Еще лет пять мы должны работать с этим храмом. Храм может и должен действовать, но первые года два в церкви будет прохладно, потому что забивать щели паклей сразу нельзя — это делается через год после возведения стен. Девять месяцев требуется на создание, как и у человека, а потом его так же и «вырастить» надо.
Настоящий русский храм рубится из калиброванного, то есть, подобранного по размеру, отборного бревна. Бревно везется с Севера, где древесина плотнее. Задача строителей — так раскрыть дерево, чтобы храм магнитом тянул бы к себе людей — верующих и неверующих. А уж задача батюшки, который станет там служить, более сложная — помочь человеку раскрыть душу Богу. Налицо разные уровни одного процесса. Но чтобы храм притягивал, он должен быть построен «по-божески», то есть с соблюдением всех мер и пропорций. В основе древнерусской системы мер простая идея — человек. Раз Господь в таких пропорциях и такой мерой создал человека, то и людям надлежит преображать мир по Божьей мере. И когда этот принцип учтен, тогда получается всё благолепно. Человек по природе своей тянется к красоте, но если эта красота содержит еще и тепло, то она особенно привлекательна… Деревянные церкви очень близки человеку. Они, подобно ему, ранимы и уязвимы. Храм из дерева боится огня и воды, как и все мы, нуждается в заботе и любви. В последнее время, скорости ради, всё больше строят сооружения из бетона, чем-то напоминающие бункер Гитлера… Конечно, во время службы и в таких храмах пребывает благодать Божия, но хотелось бы другой обстановки, более близкой нашему духу, нашему мировоззрению…
«Завтра». Но сегодня ведь и деревянная храмовая архитектура не всегда соответствует высоким стандартам красоты божественной и человеческой… Александр Билецкий. К сожалению, это так. Существует множество сделанных на скорую руку храмов в стиле «а ля рус». Желание построить «под старину», когда культура строительства и секреты мастерства забыты, ни к чему хорошему не приводят. Подчас архитектор, не имея никакого опыта в строительстве церквей, пытается, создавая храм или часовню, выразить самих себя. А ведь все мы далеки от идеала…
Другая проблема: часто к деревянным храмам ошибочно относятся как к «временным». Но храмы-то временными не бывают, они ведь не наши, а Божьи! И даже если рядом планируется возвести больший храм из камня, то и тогда, возводя малую часовню, стоит помнить о предстоящей ей долголетней службе.
Что касается вопроса «из чего? «Замышляя строительство, очень важно внимательно отнестись к выбору материала. К примеру, брус или оцилиндрованное бревно — это, по существу, «мертвый» материал. При их изготовлении машина выбивает из дерева всю красоту и цельность. И уж, конечно, лучше строить из камня или бетона, чем из замеченного, искалеченного дерева. В Церкви должно быть всё только подлинное, настоящее, правильное. Как мы не должны никак отступать от древнеславянского языка в богослужении, так нельзя модернизировать, «спрямлять» способы храмового строительства… Надо строить так, чтобы к храму хотелось прикоснуться, чтобы он был теплым. А этого невозможно достигнуть, используя только современные материалы, прошедшие химическую и машинную обработку. От них ведь душа отлетает…
«Завтра». То есть химическая обработка древесины нежелательна? Александр Билецкий. Губительна, я бы сказал. Мы используем технологию русской живицы — это взвар на основе пчелиного воска, который предохраняет дерево от влаги, кислоты и от многих других вредных воздействий.
«Завтра». А что собой представляет строительный коллектив? Каковы принципы его организации? Александр Билецкий. Очень хорош артельный способ возведения храмов. Дело в том, что круг деревянщиков очень узок, и все знают друг друга. Когда появляется интересный заказ, все моментально узнают об этом. Идет всплеск интереса. И люди подтягиваются со всей России, из стран ближнего и дальнего зарубежья. Даже в Новой Зеландии есть наши мастера. Да, там тоже стоит русский деревянный храм.
«Завтра». Откуда вы черпаете знания? Откуда узнаете секреты деревянного зодчества? Александр Билецкий. Черпаем знания мы из древности. Кстати, слово «древо» и слово «древность» — однокоренные. С точки зрения культуры, неоценимо наследие реставратора, исследователя русской деревянной архитектуры Александра Викторовича Ополовникова, человека, по сути, открывшего нам Кижи. Кстати, сейчас его дочь Елена Александровна занимается научной, литературной и издательской деятельностью, расширяя область знаний о русской деревянной архитектуре.
За восемнадцатое столетие была полностью уничтожена целая категория сооружений. Ни одного деревянного дворца, ни одного боярского подворья до нас не дошло. Это целый пласт культуры… Восстановить всё в полном объеме, увы, невозможно. Усилия в этом направлении наших ученых впечатляют. Но, имея даже под рукой научные разработки, имея деньги и страстное желание всем этим заняться, — практически реализовать подобные проекты крайне затруднительно.
Благое, конечно, дело — поставить в ландшафтном музее в Коломенском реконструкцию Восьмого чуда света — деревянного дворца Алексея Михайловича. Но чем дело кончилось? В результате пятилетних дорогостоящих работ, проводившихся с привлечением огромного количества людей, на выходе появилось нечто такое, что сейчас скромно называют словом «макет». Причем, к этому макету ближе, чем на двести метров, не подпускают. Ибо это опасно. Бревно может выскочить и дать кому-нибудь по голове…
Сегодня в России нет ни одной школы плотников! А вы спрашиваете меня про секреты. Сейчас в России остался один единственный мастер, который умеет делать кижанку, долбленку и шняку.
«Завтра». Что такое долблёнка и кижанка, я примерно знаю, а вот о шняке даже не слышал. Александр Билецкий.А. Б. Шняка — это такая большая лодка поморов, которая при помощи еловых корневищ вяжется из специально подобранных бревен. На такой лодке можно выходить в море, потому как она имеет крейсерские габариты — 16 метров в длину и три-четыре метра в ширину.
«Завтра». Что же это за мастер? Сколько ему лет? Александр Билецкий. Зовут его Феодосий Травин. Слава Богу, он еще молод. Он не только изумительный плотник, но также знаток языков, каллиграф, художник и историк. Таких мастеров, как он, во всем мире единицы. И нужны специальные механизмы, какие-то государственные институты для того, чтобы таких людей поддерживать, создавать условия для передачи их знаний уже следующим поколениям.
Иначе всё вокруг нас превратится в одноразовую посуду, в один большой «Макдональдс», и мы исчезнем как народ и как личности.
«Завтра». Теперь я начинаю понимать смысл поговорки: «На Руси избы рубят, сапоги тачают, печи бьют, а лодки вяжут…» Хотя с печами пока не все ясно. Почему, собственно, их бьют? Александр Билецкий. Печи потому что были набивные, то есть цельно-керамические. На русском Севере такие еще можно встретить. Деревянная опалубка набивалась глиной, и при помощи технологии постепенного обжига создавалась долговечная, легкая печь, громадной теплоемкости при минимальной прожорливости.
Такие печи сейчас делать не умеют. В теории, конечно, знают как, но практического опыта нет. А для того, чтобы такой опыт появился — требуется свободное время, средства, экспериментальная работа методом проб и ошибок. Какой печник в России может себе это позволить?
Кстати, традиционная кирпичная русская печь была в ХХ веке усовершенствована инженером Подгородниковым, увеличившим ее КПД почти в три раза. Такая печь сутками держит в себе тепло и не требует большого растопа.
«Завтра». О да, русская печь, это огромная тема. Автономный мини-реактор семейного типа… Александр Билецкий. Именно! На Руси эффективность в хозяйстве — это самое главное. Ведь при всем нашем природном богатстве, свободных ресурсов не так много. Речь идет не о выгодности и не о прибыльности, а именно об эффективности.
Когда минимальное количество затраченного ресурса на выходе дает максимальный результат. У наших монахов на Соловках была технология, которая позволяла в предполярных условиях собирать 100 тонн овощей с гектара. В ее основе лежал метод естественного подогрева почвы при помощи подложенного под плодоносный слой сена. И таких технологий очень много. Они связаны не только с сельским хозяйством, но и с ремеслами, с медициной. Но эти технологии не работают, если их выдернуть из общего контекста. Ведь я говорю об образе жизни, об укладе.
Такой уклад экологичен, безотходен и многоукладен.
«Завтра». Объевшись современным городом, многие русские люди сейчас как раз стремятся к такому укладу. Александр Билецкий. Сейчас много попыток создать общины. Но, как мне видится, позитивного опыта создания новой сельской общины на территории России пока нет. Есть попытки, которые не удаются, но и не прекращаются. Во всяком случае, интеллигенция, которая пыталась поднимать деревню, в большинстве своем не выдерживала и сбегала обратно в город.
Я знаю, что в сельской местности при церквях и монастырях селятся общины, состоящие из бывших преступников, алкоголиков, наркоманов. Но это скорее реабилитационные центры, воспитательно-трудовые лагеря. А вот новой сельской общины пока не сложилось.
«Завтра». Как вы думаете, почему? Александр Билецкий. Мне кажется, здесь несколько основных причин. Прежде чем ехать в деревню, нужно очень хорошо представлять, какая это будет жизнь, то есть именно каким образом всё будет происходить…
Многие настроены романтически: «Заведу себе корову, буду молоко пить…» И не думают, что эту корову нужно будет вставать доить в 4 часа утра.
Современный городской человек по немощи своей не выдерживает такого ритма жизни. К тому же, некоторые проблемы решаются только в комплексе. Есть ведь такие произведения, которые исполняются только с оркестром. Когда обязательно нужен оркестр и дирижер. Традиционная крестьянская семья — это оркестр. У стариков и у деток — у всех свои обязанности. Среднее поколение выполняет основные виды работ, а все остальные помогают. Поэтому-то и необходима большая семья. Сегодня в нашем распоряжении есть техника, электричество. Но достижения цивилизации могут только облегчить нам труд. Организовать его должны мы сами.
Люди едут из города в деревню и не знают элементарного. Например, что дрова надо брать зимой.
Дрова осенние — они мокрые. Для того, чтобы их нарубить, надо в десять раз больше потратить. Просто тяжело расколоть чурбан, топор в дереве залипает. А крестьянин как действовал: зимой нарубил, весной набил. И на всю следующую зиму есть запас. А если ты не сделал этого, то дрова, которые не рубятся, надо пилить электропилой. А в этом деле нет ни здоровья, ни удовольствия. Это только один маленький пример. Так что вторгаться в этот мир со своим городским опытом, без подготовки, — бессмысленно. То есть нужно серьезно готовиться. Поверхностный, легковесный подход ведет к разочарованию. Много людей так разочаровалось. А это очень плохо.
Но главное, что община не должна быть ради общины. У людей должна быть общая задача, общий подход к жизни, единый стержень.
Пока мы ещё не дозрели, чего-то здесь не домыслили. Не так-то просто опроститься. Опроститься совсем не просто. Требуется бездна терпения, уйма труда, и знаний.
«Завтра». То есть, нужно осознавать, что существует высокая технология жизни на земле. И требования этой технологии надо соблюдать неукоснительно. Александр Билецкий. Проще говоря, всё должно быть сделано толково и правильно. Но это не только деревни касается.
«Завтра». А что такое, на ваш взгляд, Русский стиль? Как он выражает себя в вашей профессии и не только? Александр Билецкий. Русский стиль, это когда нет ни одной дощечки, которая не несет свою специальную функцию. Ведь в русских деревянных строениях подзоры и наличники строго функциональны. Нет украшений, которые бы не несли функциональную нагрузку. То есть ничего лишнего, всё должно быть эффективно и лаконично. Слажено — то есть, когда каждый элемент несет свою нагрузку строго на своем месте. И никаких декораций и стилизаций — Боже упаси! Вот что такое Русский стиль. Ну и, конечно же, — это пропорция. И не важно, что делаешь: строишь храмы, вышиваешь или проектируешь плотины или самолеты. Русский стиль — это точное земное выражение небесной пропорции.
