«Да был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?».
Максим Горький «Жизнь Клима Самгина».
Андрей Звягинцев — мизантроп. Когда его обвиняют в русофобии, я не согласна. Он просто ненавидит мир, в котором приходить жить, вариться и трудиться. Примерно, как Ларс фон Триер. Вам приходило в голову называть «Догвилль» — антиамериканским выбросом? Вряд ли. И никому не приходило. Есть мастера, верящие в человека и показывающие светлые его стороны, а есть такие, как Андрей Звягинцев с Ларсом фон Триером. И те, и другие — в сущности правы. Красота — в глазах смотрящего. Новая картина с простеньким, но очень уж явственным названием «Нелюбовь» продолжает звягинцевскую линию… тотальной нелюбви. Перед нами — очертеневшие от бессмысленной офис-повинности существа-биороботы — в них очень мало от собственно людей и не так уж много от роботов. Разве что цикличность действий и зазубренность «принятых» мыслеформ. Зато сильно зоологическое, мутное начало. Герои смачно кушают, грязненько совокупляются, рожают не нужных им детей — «основной инстинкт!», шумно возятся и вечно пристраиваются. Гнездятся. Роются. Иные критики пишут, что Звягинцев расчеловечивает и унижает, втаптывает в грязь, а на самом-то деле…!. Смешно. Пообщайтесь с коллегами по офису, побродите по социальным сетям, загляните на странички топовых блогеров Живого Журнала, полистайте дамскую прессу, подслушайте разговоры в общественном транспорте. А потом — смело идите считывать «Нелюбовь». Уверяю вас, отличия будут самые минимальные. Если, конечно, будут. Безусловно, авторы злых фабул сгущают краски, но и Гоголь этим сильно грешил, разглядывая пороки современников с лупой в руке.
Серенькая зима и тусклая, безотрадная осень: в картине Звягинцева — два времени года. Впрочем, одно. Зима-0сень. Нормальной зимы нет. Утомительная хмарь с бледноватым снегом. Но чаще — осенний дождь. Вечный. Как в аду. Или на той планете из рассказа Рэя Брэдбери: «Дождь продолжался — жестокий нескончаемый дождь, нудный, изнурительный дождь; ситничек, косохлёст, ливень, слепящий глаза, хлюпающий в сапогах; дождь, в котором тонули все другие дожди и воспоминания о дождях…». Не жизнь. Чего уж там — нежить. На экране — благополучные граждане. Едут по городу на богатых авто. Правда, в кредит. Ипотечные дамы на фитнесе и ботоксе. Гламурные мамочки, выбирающие своим чадам шмотки и манежик, но… забывающие о самом ребёнке. А хрен бы с ним! Что он орёт?! Седовласые бонвиваны при молодых «тёлочках». Годные апартаменты образца хайтек. Уютно и дорого. Фотографируем свой ужин с любовником — для Инстаграма. Ни дня без строчки — офисная курятина фиксирует свой трудодень с дотошностью викторианской леди, которой положено вести дневник. Тычут пальчиками в гаджет. Лайкают и ойкают. Всё, как нынче модно-принято-разумно. Как пишут в глянцевой прессе — для правильно скроенных мужчинок и женщинок. Недо-яппи с мышлением питекантропов. Равнодушные и мерно жующие. Они оживляются, когда наступает время случки — тут их всегдашняя апатия куда-то девается, уступая место ярой, звериной похоти. Фигуры, лица, движения в кадре — мерзки. Точнее, поданы безобразно. Совокупление отталкивающих полулюдей. Это не эротика. Это — хлев. То и дело кажется, что вот-вот личины спадут и появятся свиные рыла. В реале — вовсе не рыла. Актёры — симпатичны или, по крайней мере, приятны, а Марьяна Спивак — та настоящая красавица.
Любовный квадрат, вернее — кривобокий четырёхугольник — муж с женой и новые партнёры. Так заведено в современном социуме. Доживать со «старухой» иль коротать век в гордом одиночестве — не вариант. Секс — полезен! Если ты «не секс» — ты странен и потенциально опасен. Женя и Борис — типичные представители поколения 30+ - деловиты, раскованы, целеустремлённы, уверены в себе. Индифферентны к тому, что нельзя сожрать или поиметь. Любят комфорт. Знают цену. Всему. В голове — идеальный счётчик денег, калорий, трудозатрат, человеко-часов. Пустоту заполняют, как могут. Они формировались и росли в 90-е — под визги дешёвенькой попсы, рекламные слоганы, пальбу, матюги, призывы жить, как в Америке и — торговать-торговать-торговать. Всем. Они могли стать исключительно менеджерами из оупен-спейса. Гибкая, ситуативная мораль — где выгодно, там и — правда. Сложно представить, что их понедельник может начаться в субботу, как у наивных шестидесятников. В пятницу — расслабуха и общеобязательный адюльтер. По субботам же — болит голова…
В кадре мальчик — сын Алёша. Одинокий, депрессивный подросток. Родители громко разводятся и выясняют, кому достанется Алёша. Мать голосит — она законченная истеричка с глазами раненой самки — требует, чтобы ребёнка… забирал отец, а бородатый папочка — слезливо отбивается. Ему не нужна обуза, ибо новая пассия — юница-прелестница — на сносях. У Жени — тоже большая половая страсть — по-европейски холёный Антон. Импозантен. При купюрах. Сильно старше и много опытнее. Женечка бегает по маникюршам да массажисткам. Этакому королю надо подавать себя, как вкусное блюдо! Жизнь кипит и бьёт ключом. И зачем столь занятым людям какой-то Алёша? Лишний, выброшенный, противный. Куда бы его сбагрить-то, а? Выход найден. Интернат! Конечно же, интернат! Но удобно ли? Что подумают боссы и вообще — окружающие? Самый страшный момент фильма — это беззвучные рыдания мальчика. Он слышал всё. Его предали. Расхожий, казалось бы, приём — побег из дома. Как рисуется в классике жанра? Обеспокоенные родичи кидаются на поиски, плачут, клянутся и — мирятся. Находят испачканного и замурзанного. Слёзы умиления и восторга. Счастливый «бегунок» засыпает на руках любящей мамы… Папа ласково шепчет: «Как же я тебя люблю…»
Но нет! Всё не так! Не будет вам голливудской или ещё какой-нибудь карамельно-марципановой сказки. По идее, совместные поиски пропавшего сына должны сблизить Женю и Бориса или, на худой конец, сделать их друзьями, товарищами, соратниками. Но нет! По ходу событий они только и делают, что бранятся. «Не надо было мне рожать!» — ноет, рычит мадам. Разозлённый мужик выкидывает её из машины… Финал — ужасен и закономерен. Но — для зрителя. Для нас с вами. Не для героев картины. Да. Полторы минуты надсадного плача и — невозможность поверить в случившееся. А следом — вопрос: да был ли мальчик?
И вот — смена декораций. Нет, какая смена? Фоном — та же слякотная зима. Правда, у персонажей — другая жизнь. Та, к которой они стремились, роняя тапочки. При «любимых» половинках. Боря со скукой во взоре наблюдает за… новым сыном. Белокурый малыш требует внимания, лазает, кряхтит. И — раздражает. Папочка привычным жестом отправляет сына в манеж. Громкий вой. Очередной виток нелюбви. Свежая порция нежити. Включён телевизор. Тема — Донбасс. Пузатенькому Борису оно — параллельно. Что там у Женечки? Ей тоже не интересен Донбасс — она штудирует соцсети на мобильнике. Рядом — угрюмой тенью маячит Антон. Снова — чужие. Опять — разобщённые. Опустошение. Надоело? Достало? Приелось? Муторные будни перетекают в безликие праздники. Трагедия никак не изменила этих людей. Не покаялись, не спились, не ушли в себя, не спятили. Даже не стали хуже выглядеть. Как были пустышками, так и остались при своём. И это самое страшное. Звягинцев — лаконичен. Безо всяких триллер-спецэффектов он создаёт картины ада.
Авторами дан целый ряд хорошо читаемых символов. Так, заброшенный объект, в котором проходят поиски мальчика, — типовая постройка 1970-х. Дом отдыха? Пансионат? Гостиница? Не столь важно. Все эти панно и плафоны, лестничные пролёты, останки мебели — затерянный образ рухнувшей цивилизации. Скелет доисторического чудовища — такого мощного и такого жалкого. Ненужного. Кинутого. Сюда же отнесём и Женечкину маму — параноидальную тётеньку, живущую круглый год на даче. Ворота — высоки, а засовы — железны. Броня крепка, но танки — заржавели. Ей всё обрыдло и не только слизень-зять. Мама держит оборону против всего мира — кругом жуть да мразь, особенно — дочкин выбор. Итак, что на выходе? Прошлое — изуродовано и раздавлено. Будущее — убито. Как жить? Но главное — зачем? Ради очередной случки или похода в ресторан? Для фоток в Инстаграме? Для селфи в стильном интерьере? Кстати, об интерьерах! Из кадра в кадр — прекрасные образцы дизайна. Люди-нежить обитают в дорогих квартирах, обставленных со вкусом. Панорама из окон (если не считать погодной гнусности) весьма презентабельна. Звягинцев даже играет с брейгелевскими видами. Но, пожалуй, наиболее чудовищный знак — это Женя в спортивном костюме с лейблом «Россия» (для неё оно — всего лишь популярная вещь фирмы Bosco!). Положено, что ухоженная самка по утрам занимается фитнесом. Не спортом. Не лыжами и не физзарядкой в лесу. А — бегом на месте по специальной дорожке. Мёртвые глаза, бег в никуда и ни за чем, подпись — Россия. Авторы картины показали, что именно так они видят реалии дня. Хотя, какой там день, если — тоскливая темень?
Однако в этой серой полумгле намечается луч света — волонтёры-спасатели, принимающие огонь на себя. Они, пока Женя с Борисом разглагольствуют о нелюбви, ищут мальчика, прочёсывая метр за метром. Их координатор — сорокалетний хмуроватый мужик — из того поколения, которое когда-то играло в «Зарницу» и читало в 1-м классе о пионерах-героях. Его подопечные — совсем зелёные «хипстеры». Кто-то скажет, что для них это — форма тусовки. Игра. Квест «Найди ребёнка в заброшке». Да не важно! Потому что они — вышли холодным вечером, а другие — остались кутаться в пледы. Если искать ребёнка в протекающих подвалах — субкультура, то и слава Богу. Тимуровцы XXI века. Вот — Россия. Жизнь. Смысл. Ум, честь и совесть. Когда они станут большинством, тогда-то мы и увидим небо в алмазах, а пока — за окнами ливень да зловещая темь. Как там у Брэдбери? «Дождь, проклятый дождь, не даёт передышки, щиплет и щиплет, только и слышно, только и видно, что дождь, дождь, дождь!»
