Мне было очень приятно увидеть перевод «Манифеста» в «Lotta di classe», но я так загружен работой, что не мог сравнить его с оригиналом. Для Вашего отдельного издания я через несколько дней пошлю Вам последнее немецкое издание (вышедшее в Лондоне) со всеми предисловиями.
Что касается моего предисловия, то дело обстоит следующим образом: другой мой итальянский друг - Вы, конечно, сами догадаетесь кто - готовит перевод «Манифеста» и, возможно, также большую работу об этом произведении. Поскольку он предупредил меня о своем намерении до выхода первого номера «Lotta di classe», то я считаю своим долгом посоветоваться с ним, прежде чем дать Вам окончательный ответ. К тому же эти предисловия начинают меня смущать. Недавно мне пришлось написать предисловие к польскому переводу. Что же нового могу я сказать Вам?
Сердечный привет Вам и г-же Кулишовой от г-жи Каутской, от Бебеля, который сейчас у нас, и от меня; примите также наши поздравления с Новым годом.
Всегда Ваш Ф. Энгельс
МАРИИ МЕНДЕЛЬСОН В ЛОНДОНЕ [Лондон], 10 января 1893 г.
Дорогая г-жа Мендельсон!
Благодарю за Ваше сообщение. Я немедленно написал небольшую статью о парижских арестах, которая сегодня же вечером отправлена в Берлин, - через несколько дней Вы, вероятно, увидите ее в «Vorwarts».
Всегда к Вашим услугам Ф. Э.
Бебель уехал сегодня днем.
Привет от г-жи Каутской.
ФИЛИППУ ПАУЛИ ВО ФРАНКФУРТ-НА-МАЙНЕ Лондон, 11 января 1893 г.
Дорогой Паули!
Я вполне согласен с твоим предложением, чтобы каждый из нас послал Пёркину взнос на устройство лаборатории имени Шорлеммера, но никак не могу согласиться с тем, что размер этого взноса должен установить я без каких-либо предварительных переговоров или ознакомления с существующим положением. Сколько тут следует предложить, зависит от слишком многих обстоятельств, совершенно мне неизвестных. Комитет в Манчестере, вероятно, выпустит или уже выпустил какое-нибудь воззвание, где будет приблизительно указана сумма взноса, а также предварительный список первых взносов и т. д. и т. д. А все это необходимо знать, чтобы получить приблизительное представление о том, выше или ниже каких пределов не следовало бы идти.
Поэтому, будь добр, справься у Пёркина, что уже сделано в этом отношении, и, если сочтешь удобным, попроси его сообщить об этом мне, для того чтобы у нас был масштаб, которым мы могли бы руководствоваться.
Просто позор, что за публика эти университетские ослы! Даже на Роско мне пришлось оказать давление, прежде чем он написал статью в «Nature». А немцы, ведь они могли бы гордиться Шорлеммером! Но он не принадлежал к той клике, где рука руку моет, и поэтому после смерти должен расплачиваться за то, что не участвовал в панамах университетской науки. Куда ни повернись - везде панама, сплошная панама, даже и в университетской химии!
Сердечный привет твоей жене и детям, а также и тебе самому от твоего старого Ф. Энгельса Пумпс вместе с семьей провела здесь рождество и Новый год. Новорожденная малютка очень хрупкое существо, но все же, несмотря на холод, они благополучно вернулись в Райд.
МАРИИ МЕНДЕЛЬСОН В ЛОНДОНЕ [Лондон], 16 января 1893 г.
Дорогая г-жа Мендельсон!
Статья в «Vorwarts», которую Вы имеете в виду, написана в Париже. Автору, повидимому, сказали, что пять арестованных поляков принадлежат к той же социалистической школе, к которой среди русских принадлежат Плеханов и его друзья; в результате корреспондент допустил qui pro quo (смешение одно с другим), что мы все прочли с таким сожалением.
То, что я послал в «Vorwarts», помещено в следующем номере (№ 11 от 13 января).
Мы все же можем поздравить себя с тем, что эта новая низость французского правительства привела всего лишь к высылке .
Привет от г-жи Каутской и от искренне преданного Вам Ф. Энгельса
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 18 января 1893 г.
Дорогой Зорге!
Посылаю тебе сегодня два старых номера прекратившей свое существование «Berliner Volks-Tribune», остальные затерялись во время рождественской кутерьмы; если я их найду, то вышлю тебе дополнительно. Причина задержки с отправкой - статья о Бакунине, вынудившая меня в конце концов выступить с ответом; поэтому мне пришлось задержать эти номера здесь на случай возможной полемики. В последней (тринадцатой) статье, которая, к сожалению, затерялась, повторяется еще больше анархистского вранья, и автор называет себя. Это некий Эритье (молодой женевец, которого пригрел на своей груди старый И. Ф. Беккер); он изолгался в своих попытках оправдаться в связи с моим ответом. Так как он мне написал, то я отвечу ему и укажу, что если он в обещанном новом опусе будет продолжать в том же духе, то крепко получит от меня по рукам.
Здесь, в Брадфорде, состоялась конференция Независимой рабочей партии, о чем ты знаешь по «Workman`s Times». Как Социал-демократическая федерация, так и фабианцы не в состоянии были в силу своего сектантского образа действий поглотить бурный приток социалистических сил из провинции. Поэтому создание третьей партии было весьма кстати.
Теперь же этот приток, особенно в промышленных районах Севера, стал настолько велик, что эта новая партия уже на своем первом съезде оказалась сильнее и Социал-демократической федерации и фабианцев, если не их обоих, вместе взятых. А так как в своей массе члены этой партии определенно очень хороши, ибо центр тяжести ее находится в провинции, а не в средоточии клик - Лондоне, и программа в основном совпадает с нашей, то Эвелинг правильно сделал, что примкнул к ней и вошел в ее Исполнительный комитет. Если здесь удастся несколько обуздать мелочные, носящие личный характер карьеристские устремления и интриги лондонских выскочек, а в тактике не будет допущено слишком больших извращений, то Независимая рабочая партия, пожалуй, сможет отвоевать массы у Социал-демократической федерации, а в провинции и у фабианцев и тем самым добьется единства.
В Социал-демократической федерации Гайндман совершенно оттеснен на задний план. В результате его политики интриг дела ее пошли так плохо, что - под давлением делегатов из провинции - Гайндман оказался совершенно опороченным в глазах своих собственных людей. Его попытка, хвастаясь ррреволюционностью, снова приобрести популярность в Комитете безработных, где сотрудничали и другие организации (причем его личная трусость общеизвестна даже среди его лучших друзей!), привела лишь к тому, что Тусси и Эвелинг получили в этом Комитете еще большее влияние. Социал-демократическая федерация все еще продолжает кичиться своим старшинством - тем, что она здесь старейшая социалистическая организация, но в общем она стала много терпимее по отношению к другим, отказалась от брани и считает себя хотя и гораздо более важной, чем она есть, но все же куда менее значительной, чем изображала себя раньше.
Фабианцы здесь, в Лондоне, представляют из себя шайку карьеристов, достаточно рассудительных, чтобы понимать неизбежность социального переворота, но ни в коем случае не желающих доверить эту исполинскую работу одному незрелому пролетариату. И поэтому они соблаговолили встать во главе его. Их основной принцип - страх перед революцией.
Они «образованные» par excellence (по преимуществу). Их социализм есть муниципальный социализм: коммуна, а не нация должна, по крайней мере на первых порах, сделаться собственницей средств производства. Свой же социализм они рисуют крайним, но неизбежным следствием буржуазного либерализма. Отсюда их тактика: не вести решительной борьбы с либералами как с противниками, а толкать их к социалистическим выводам, то есть надувать их, «пропитывать либерализм социализмом», не противопоставлять либералам социалистических кандидатов, а подсовывать и навязывать их либералам, то есть проводить их обманным путем. Но что они при этом либо сами оказываются обманутыми и одураченными, либо представляют социализм в фальшивом свете, этого они, конечно, не понимают.
Фабианцы издали с большой тщательностью наряду с разной дрянью и несколько хороших пропагандистских сочинений, и это наилучшее из всего того, что в этой области было сделано англичанами. Но как только они возвращаются к своей специфической тактике - затушевыванию классовой борьбы, так дело плохо. Из-за классовой борьбы они фанатически ненавидят Маркса и всех нас.
Фабианцы насчитывают, конечно, много буржуазных сторонников, а потому они и располагают деньгами. В провинции в их рядах есть много дельных рабочих, которые не хотели иметь ничего общего с Социал-демократической федерацией. И пять шестых провинциальных членов этой организации более или менее разделяют нашу точку зрения и в критический момент решительно отойдут от фабианцев. В Брадфорде, где были и их представители, они неоднократно решительно высказывались против лондонского Исполнительного комитета фабианцев.
Как видишь, это критический момент для здешнего движения, и из новой организации может кое-что выйти. Одно время она чуть было не попала под опеку Чампиона, который сознательно или бессознательно работает на тори, подобно тому как фабианцы - на либералов, под опеку Чампиона и его союзника, известного тебе по Гааге Мальтмана Барри (Барри теперь, по его собственному признанию, постоянный* платный агент тори и заправила «социалистического крыла консерваторов»! - см. «Workman`s Times» за ноябрь и декабрь).
Но Чампион в конце концов предпочел снова издавать свой «Labour Elector» и тем самым противопоставил себя «Workman`s Times» и новой партии.
Кейр Гарди поступил разумно, став во главе этой новой партии, а Джон Бёрнс, которому его абсолютная бездеятельность за пределами своего избирательного округа и без того сильно навредила, совершил новую глупость, оставшись и на сей раз в стороне. Боюсь, как бы он не оказался в очень шатком положении.
То, что и здесь такие люди, как Кейр Гарди, Шоу Максуэлл и другие, преследуют всякого рода личные, честолюбивые цели, чуждые движению, это понятно. Но проистекающая отсюда опасность уменьшается, по мере того как сама партия становится более массовой и сильной; опасность эта уже уменьшилась благодаря необходимости не компрометировать себя перед конкурирующими сектами. Социализм за последние годы глубоко проник в массы в промышленных районах, и я рассчитываю, что эти массы приберут к рукам своих руководителей. Глупостей, да и всякого рода интриг будет, конечно, немало; лишь бы только удалось удержать их в надлежащих границах.
На худой конец создание новой партии имеет то преимущество, что при наличии трех конкурирующих сект легче добиться объединения, чем при двух диаметрально противоположных.
Относительно того, что ты писал 23 декабря по поводу Польши: со времени Кронштадта пруссаки готовятся к войне с Россией - отсюда их дружелюбие к полякам (доказательства чего были нам даны). А поляки не прочь бы использовать это, чтобы спровоцировать войну, которая с помощью Германии принесла бы им свободу. Но этого в Берлине ни в коем случае не желают, и если заварится каша, то Каприви безусловно бросит их на произвол судьбы.
Нам в настоящий момент война абсолютно не нужна. Мы располагаем верными средствами, чтобы двигаться вперед, и этому война только помешала бы.
Сердечный привет твоей жене и тебе также от г-жи Каутской, которая написала тебе в субботу, но, к сожалению, не успела закончить до закрытия почты.
Твой Ф. Э.
Затерявшийся номер «Berliner Volks-Tribune» г-жа Каутская, оказывается, тебе уже послала.
ЛУИ ЭРИТЬЕ В ЖЕНЕВУ [Черновик] [Лондон], 20 января 1893 г.
Дорогой гражданин!
Я испытал искреннее удовлетворение, узнав из Вашего письма от 25 декабря, что относящееся к Беккеру место в Вашей статье было искажено при переводе. В самом деле, я удивился, увидев в конце статьи Вашу подпись. Мне говорили о Вас с нежностью поистине братской, и контраст между этими отзывами и Вашими презрительными выражениями производил слишком уж тяжелое впечатление. К сожалению, Вы все еще позволяете, чтобы эти выражения публично приписывались Вам наряду с остальной частью статьи.
Ваш ответ на мои замечания, помещенный в «Volks-Tribune», не переубедил меня. Вам небезызвестно, что господа анархисты сочинили клевету относительно конференции на дому у Маркса с единственной целью доказать, будто бы он всеми правдами и неправдами стремился подчинить делегатов своему господству. Вы сочли нужным пересказывать эту выдумку. А когда я доказываю ее лживость, то Вы объявляете это деталью, не имеющей никакого значения!
Вы заявили, что Лондонская конференция поставила юрцев под начало Женевского федерального совета. Я доказываю, что это противоречит истине. Вы отвечаете: «То, что я сказал тогда, мне и сейчас представляется выражением истинной правды». Вы, неизвестно по какому поводу, призываете меня к вежливости; не желаете ли, чтобы я призвал Вас к искренности?
Ваш № XIII лишний раз доказывает, что Вы почти ничего не знаете о том, что происходило за пределами анархистской среды. Судя по Вашим замечаниям о женевских членах Интернационала, мне представляется невозможным, чтобы Вы имели перед глазами полный комплект женевской «Egalite». Если в то время женевские члены Интернационала и были в некоторой своей части заражены мелкобуржуазными идеями, то они разделяли этот порок со своими противниками - анархистами, которых Вы предпочитаете, но которые представляют собой лишь оборотную сторону мелкобуржуазной медали, - да и почти со всеми французскими и бельгийскими членами Интернационала, которые все, за малым исключением, были прудонистами. Из всех групп романских языков только испанские организации сторонников Генерального Совета были в то время социал-демократами в настоящем смысле этого слова.
Впрочем, доказали ли нынешние женевцы, что они стоят большего, чем их предшественники?
В том же № XIII Вы воспроизводите изрядное нагромождение анархистских ошибок и измышлений, которые принимаете на веру, хотя Ваша вера должна была после моего предупреждения в известной мере утратить свою первоначальную наивность. Вы обещаете вторую работу на ту же тему. Я надеюсь, что, прежде чем приступить к делу, Вы заручитесь документами, которые проливают свет на утверждения и махинации анархистов и позволят Вам составить себе беспристрастное суждение. Иначе Вы заставили бы меня снова отвечать Вам.
Мне решительно все равно, что говорят о старом Интернационале буржуазные газеты, но, когда извращают его историю в органах самой партии, это другое дело. И я прошу Вас об одном: не высказываться по вопросам такого рода, не изучив обе стороны вопроса, документы того и другого лагеря. Наш рабочий читатель вынужден урывать от отдыха и сна те немногие часы, которые он может посвятить чтению, поэтому он вправе требовать, чтобы все, что мы ему предлагаем, было результатом добросовестной работы и не давало поводов для бесплодной полемики, за которой к тому же невозможно уследить.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 24 января 1893 г.
Дорогой Август!
Продолжаю. Устные сообщения Эвелинга укрепили возникшее у меня уже раньше подозрение, а именно, что Кейр Гарди лелеет тайное желание руководить новой партией так же диктаторски, как Парнелл руководил ирландцами, и что при этом его симпатии склоняются более в сторону консервативной, нежели противостоящей ей либеральной партии. Он открыто говорит о том, что на ближайших выборах следует повторить тот эксперимент Парнелла, при помощи которого последний вынудил Гладстона пойти на уступки, и что там, где нельзя выставить рабочих кандидатов, надо голосовать за консерваторов, чтобы показать либералам свою силу. Правда, это такая политика, которой я сам при известных обстоятельствах добивался от англичан, но если нечто подобное провозглашается заранее, не в качестве возможного тактического шага, а как тактика, которой надо придерживаться при любых обстоятельствах, то это сильно отдает Чампионом. В особенности, если в то же время Кейр Гарди, говоря о расширении избирательного права и других реформах, - которые только и могут сделать реальным избирательное право рабочих, - отзывается о них пренебрежительно, как о вопросах второстепенных, чисто политических, считает, что они должны уступить первенство социальным требованиям: 8-часовой рабочий день, охрана труда и т. д. При этом он, однако, не говорит, как, отказавшись от принудительного проведения этих требований рабочими представителями, он надеется осуществить их, не прибегая к милости буржуазии и не используя для косвенного давления на нее решающую роль рабочих голосов на выборах. Обращаю твое внимание на этот неясный пункт, чтобы ты на всякий случай был осведомлен. Я пока не придаю атому чрезмерного значения, потому что в худшем случае Кейр Гарди может жестоко ошибиться в своих расчетах на рабочих фабричных районов Северной Англии - они ведь не стадо баранов, - да и потому что в Исполнительном комитете он встретил бы достаточно сильный отпор. Но такого рода стремление нельзя целиком игнорировать.
Стенограмму речи Зингера о бирже я жду с большим нетерпением; ее изложение в «Vorwarts » было превосходно. Но все наши люди слегка пренебрегают одним обстоятельством: биржа - это учреждение, в котором буржуа эксплуатируют не рабочих, а друг друга; прибавочная стоимость, переходящая на бирже из рук в руки, является уже произведенной прибавочной стоимостью - это продукт предшествующей эксплуатации рабочих. Лишь после того как эта эксплуатация завершилась, прибавочная стоимость может служить биржевой спекуляции. Биржа интересует нас прежде всего лишь косвенно, поскольку и ее влияние, ее обратное воздействие на капиталистическую эксплуатацию рабочих является лишь косвенным, осуществляется окольным путем. Требовать, чтобы рабочие непосредственно интересовались и возмущались тем живодерством, которому подвергаются на бирже юнкеры, фабриканты и мелкие буржуа, означало бы требовать, чтобы рабочие взялись за оружие в целях сохранения за своими прямыми эксплуататорами прибавочной стоимости, выжатой из этих же рабочих. Благодарим покорно. Но как благороднейший плод буржуазного общества, как очаг величайшей коррупции, как питомник панамы и других скандалов, а потому и как превосходнейшее средство концентрации капиталов, разложения и распада последних остатков естественно сложившихся в буржуазном обществе связей и в то же время как средство уничтожения и превращения в свою противоположность всех установившихся понятий морали, как ни с чем не сравнимый элемент разрушения и могущественнейший ускоритель грядущей революции - в этом историческом смысле биржа представляет для нас и непосредственный интерес.
Я вижу, что центр ставит вопрос о приостановке действия срока давности на то время, на которое рейхстаг приостанавливает преследования. Так как центр - решающая партия, то возможно, что это предложение будет принято. В таком случае не следовало бы, на мой взгляд, кидать к ногам правительства это ограничение прав рейхстага безвозмездно. Возмещение должно было бы состоять в том, чтобы за рейхстагом было признано бесспорное право приостанавливать также и арест [Strafhaft], иначе это опять означало бы уступку со стороны рейхстага, каковы бы ни были юридические доводы в пользу этой меры.
Военная шумиха [Kriegswauwau] снова начинается. Прилагаемая телеграмма Далзиела появилась в сегодняшнем номере «Daily Chronicle». Далзиел как молодой конкурент Рейтера, Вольфа и Гаваса более склонен прибегать к таким маневрам рептильной прессы. Само по себе сообщение нелепо. Русские абсолютно не в состоянии воевать, с их стороны было бы просто безумием начинать сейчас. Правда, возможно, что после провала последнего парижского займа они лишь в том случае могли бы получить в Париже деньги, если бы война действительно угрожала или уже началась, но ведь это означало бы акт отчаяния. Не совсем исключена также и возможность, что оппортунисты и радикалы во Франции стремятся посредством войны спастись от Панамы или хотя бы имеют в виду этот спасительный выход на самый крайний случай. Но где найти предлог, который оправдал бы их в глазах всего мира?
Я уже раньше говорил, что в будущей войне решающую роль будет играть Англия в силу своего господства на море. А Англия как раз теперь сыграла с французами в Египте скверную шутку. Для того чтобы при таких натянутых отношениях между обоими правительствами привлечь Англию на свою сторону, нужно было бы представить филистеру такой повод для войны, который воспринимался бы как вопиющая провокация, а такого повода Каприви не даст.
Чем больше я собираю сведений на этот счет, тем более мне становится очевидным, что Бисмарк заключил союз с Австрией и основал Тройственный союз лишь с той целью, чтобы накануне неизбежной войны выдать России Австрию в обмен на Францию: вы предоставите мне Францию, а я вам предоставлю Австрию и Турцию и вдобавок, используя Триест и Триент, натравлю на Австрию еще и Италию. И он явно воображал, что это ему удастся. Если ты вникнешь в суть исторических событий с 1878 г., то, я думаю, присоединишься к моему выводу.
Для меня совершенно непостижима речь Туцауэра о платежах в отчете о заседании рейхстага 21-го («Vorwarts»). Ведь он говорит не как социал-демократ, а как торговец мебелью.
Как это оказалось возможным? «Молодые» будут торжествовать.
Вчера вечером состоялся концерт и бал по случаю годовщины Общества. Я был там до 11 часов и теперь, вероятно, смогу отдохнуть некоторое время от выполнения подобных обязанностей; Луизе пришлось остаться дома из-за межреберной невралгии. Ей немного лучше, но сильные боли все еще не прекращаются; Фрейбергер говорит, что это продлится еще несколько дней. Вообще же ее простуда идет на убыль, голос и общее самочувствие стали лучше. Она шлет тебе и твоей жене самый сердечный привет, к которому присоединяется твой Ф. Э.
МАРИИ МЕНДЕЛЬСОН В ЛОНДОНЕ [Лондон], 24 января 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогая г-жа Мендельсон!
Не откажите в любезности прислать мне еще шесть экземпляров циркуляра, изданного в ответ на циркуляр «Free Russia». Я хотел бы послать его друзьям в Германию и в другие страны; будьте добры сообщить мне также, послан ли циркуляр Бебелю и в «Vorwarts».
Не опечатка ли это на странице 1, абзац 4? Что предлагает Драгоманов - колонизацию Литвы или ее колонизацию (русскими колонистами)?
Дружеский привет от г-жи Каутской.
Примите мой искренний привет.
Ф. Энгельс
У г-жи Каутской насморк и приступ невралгических болей, иначе она давно бы уже навестила Вас.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 26 января 1893 г.
Дорогой Барон!
Гина только что сказала мне, что ты ждешь от меня ответа относительно биографии Маркса. Я и в самом деле упустил из виду, что это срочно. Извини, пожалуйста.
Не знаю, что еще можно было бы добавить к названным тобой материалам, разве только некоторые места из посланного тебе очерка в «Справочнике по общественно-политическим наукам»; Эльстер - двоюродный брат Конрада Шмидта, который и направил его ко мне, - просил меня написать что-нибудь, я написал, причем совершенно в нашем духе, не подозревая, что он напечатает это, опустив лишь некоторые слишком уж неприемлемые для буржуазии места. Ну что же, я не возражаю.
Вопрос о «Neue Zeit» из-за лечения Дица отложен в долгий ящик, да к тому же ты ведь говорил с Августом. По его мнению, вернуться к ежемесячнику невозможно. В таком случае внешняя сторона дела, видимо, остается приблизительно такой, как и была, а на редакцию ложится забота о том, чтобы сделать журнал более поучительным и занимательным для читателя. Во всяком случае, решительная перемена, по-моему, невозможна до возвращения Дица к делам. Ты по своей части будешь и без того свыше всякой меры завален добрыми и благожелательными советами, так что избавлю тебя от них.
Тусси страшно занята агитацией, она была в центральных графствах - Эдинбурге и Эбердине. Сегодня она должна приехать. Как только я ее увижу, спрошу относительно ее личных воспоминаний о Мавре.
Бразильскую газету я дал Эде, но предупредил его, что значение этих южноамериканских партий всегда обратно пропорционально широковещательности их программ.
Эде постепенно выздоравливает от своей неврастении и опять оживился, что заметно не только при личном общении с ним, но и в его статье о Вольфе ( Э. Бернштейн. «Новейший ниспровергатель социализма»), которому он, впрочем, оказывает слишком много чести. Я полагаю, что прежде всего сейчас необходимо его ободрить и развлечь, и тогда его здравый смысл снова полностью восторжествует над все еще несколько преувеличенными поисками справедливости.
Больше новостей нет. Поздравляю тебя задним числом с Новым годом.
Твой Ф. Э.
ГЕРМАНУ ЭНГЕЛЬСУ В БАРМЕН Лондон, 26 января 1893 г.
Дорогой Герман!
Что за напасть, черт побери! Вчера прибыла телеграмма из Вены, другая из Дрездена, затем утром, в 5 часов, еще одна из Нью-Йорка, а сегодня, в 11 часов утра, твоя, и в каждой справляются о моем здоровье. А я уже давно не чувствовал себя так хорошо, как сейчас; я снова в состоянии пройти целую английскую милю, на рождество вкусил благ земных более чем достаточно, нахожусь в отличном настроении и работоспособен, а тут ни с того ни с сего говорят, будто я серьезно болен!
Я тотчас же протелеграфировал тебе ответ. Я жив, здоров, что сим и подтверждаю. Надеюсь этим летом представить вам наглядное доказательство.
Сердечный привет всем братьям и сестрам, а также Эмме, твоим детям и внукам и, наконец, тебе самому от твоего старого Фридриха
ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТУ В ШАРЛОТТЕНБУРГ-БЕРЛИН Лондон, 29 января 1893 г.
Дорогой Либкнехт!
Прилагаю небольшое доказательство «все нарастающего упадка моих сил», после чего ты, надеюсь, будешь «ежечасно ожидать моей кончины». Где первоначально появилась эта нелепость? Хотелось бы мне поймать прохвоста, который это написал.
Я построил статью таким образом, что ты можешь напечатать ее либо в трех номерах, либо в одном приложении; последнее, пожалуй, было бы лучше всего. Я не подписал ее, так как этим мог бы навести молодчиков в Риме на след итальянца, от которого получаю сведения; последний не соблюдал осторожности в переписке, и за ней, по всей вероятности, была установлена усиленная слежка. К тому же я еще не знаю, находятся ли уже соответствующие документы в безопасности за границей, и поэтому следует избегать всего, что могло бы передать их в руки итальянского правительства.
Я приводил имена лишь в тех случаях, когда описываемые факты уже опубликованы в итальянских газетах, которые, следовательно, могут быть приведены в подтверждение. Исключение составляют только два имени на третьей странице: Арбиб и Мартини, которые я не могу подкрепить никакими ссылками. Итак, если у тебя будут сомнения, вычеркни их.
Лицо, носящее уважаемую фамилию, это - Менотти Гарибальди, молодчик, который уже много лет усиленно занимается грюндерством и пр.
Недавно в «Vorwarts» Бонги был назван республиканцем, а это - архиреакционер и бывший министр правых. Вообще «Vorwarts» отличается подобными ляпсусами при освещении положения за границей, немало их и в отношении Англии!
Привет твоей жене и детям.
Твой Ф. Э.
ФИЛИППО ТУРАТИ В МИЛАН Лондон, 30 января 1893 г.
Дорогой гражданин Турати!
Если смогу, пошлю Вам завтра небольшое предисловие. Но я просил бы Вас не давать в качестве приложения к «Манифесту» 1848 г. программу английской Социалистической лиги 1884 года. «Манифест» - это исторический документ sui generis (единственный в своем роде), и если бы Вы присоединили к нему документ, вышедший на 40 лет позднее, Вы придали бы этому последнему особый характер. Более того, в настоящее время у меня нет под рукой оригинала английской программы для сравнения, потому что я не заглядывал в нее с момента ее появления. Я не имею никакого отношения к программам и другим публикациям Социалистической лиги - организации, довольно скоро принявшей анархистский характер, так что все те члены ее, которые не хотели принимать участия в этом повороте (Эвелинги, Бакс и другие), вышли из нее. Таким образом, здесь о Лиге, скончавшейся некоторое время тому назад, упоминают только как об анархистской организации. Итак, вы видите, к какому qui pro quo (смешение одно с другим) могла бы повести перепечатка ее первоначальной программы вместе с «Манифестом» 1848 года.
Привет г-же Кулишовой и Вам от г-жи Каутской и от Вашего Ф. Энгельса
ФИЛИППО ТУРАТИ В МИЛАН [Лондон, 1 февраля 1893 г.]
Дорогой гражданин Турати!
Посылаю предисловие.
У вас в Италии события развиваются слишком быстро для меня. Ваша маленькая панама [panamino], которая угрожает превратиться в грандиозную панаму [panamone], проделывает такие эволюции и перипетии, и притом с такой возросшей скоростью, что мы тут в Лондоне просто не можем уследить за событиями в Риме. Вот почему я остерегаюсь говорить о них - из опасения, что события эти каждый день могут меня опередить. Это должно объяснить Вам, почему в этом письме я мало касаюсь актуальных вопросов.
Но где, черт возьми, были депутаты-социалисты в эти решающие дни? Нашим в Германии никогда не простили бы их отсутствия на заседании, на котором выступал Колаянни - они распростились бы со своими мандатами!
Преданный Вам Ф. Э.
15:02 18.08.2015
МАРИИ МЕНДЕЛЬСОН В ЛОНДОНЕ [Лондон], 7 февраля 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогая г-жа Мендельсон!
Тысячу раз благодарю Вас за то, что Вы взяли на себя труд перевести для меня эти две статьи. Что касается предостережения - ostrzezenie, - то я уже сам разобрался в нем с помощью польского словаря, который перешел ко мне по наследству от Маркса. Номер «Gazeta Robotnicza» также оказался неожиданно весьма полезным для моих занятий польским языком. Вы говорите, что польский язык этого листка слишком онемечен, повидимому, так же как и русский язык Лаврова, и этим объясняется, что как русский одного, так и польский другого представляют для меня так мало трудностей. Я действительно делаю успехи; если бы у меня было время серьезно позаниматься в течение трех месяцев, я бы осмелился даже кое-как заговорить по-польски.
Ваши рукописи я постараюсь использовать, а пока просил бы Вас сообщить мне, могу ли я опубликовать из Вашего письма факты, касающиеся московских студентов и русских офицеров, не выдавая, разумеется, источника, из которого получил эти сведения.
Привет от г-жи Каутской.
Ваш Ф. Энгельс
ВЛАДИМИРУ ЯКОВЛЕВИЧУ ШМУЙЛОВУ В ДРЕЗДЕН [Копия]
Лондон, 7 февраля 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Уважаемый товарищ!
Большое спасибо за Ваше любезное пожелание по поводу 90 лет; я не прочь, при условии, что останусь таким, каков сейчас, но если при этом мне суждено опуститься физически и духовно, как это случается со многими, тогда покорнейше прошу прощения! Пусть уж лучше этого не будет.
Вашу просьбу в отношении биографии Маркса я, к сожалению, смогу выполнить лишь в очень небольшой мере: у меня нет для этого времени, я занят третьим томом «Капитала» и не могу себе позволить отвлечься даже ненадолго.
К пункту I. Из биографических материалов я не могу указать Вам больше того, чем Вы уже располагаете. По крайней мере, ничего, внушающего доверие.
К пункту II. Практическая деятельность Маркса в 1844- 1849 гг. протекала частью в рабочих обществах, особенно в брюссельском обществе 1846-1848 гг., частью в Союзе32. Но в печати Вы найдете только кое-что о его деятельности в Союзе, а именно - в наших предисловиях к «Манифесту» (последнее берлинское издание 1892 г.) и в «Разоблачениях о процессе коммунистов» с моим введением (цюрихское издание 1885 года). - Об Интернационале - доверия заслуживает только Эйххоф, который работал по заметкам Маркса; у всех остальных - сплошь ложь и легенды, начиная с Фрибура и кончая Лавеле ( Э. Лавеле. «Современный социализм) и Цахером. Легче самому написать толстый том, правильно осветив факты, чем дать третьему лицу материал для обработки. Но я могу предоставить Вам два издания Генерального Совета в связи с решающей битвой против Бакунина («Мнимые расколы» и «Альянс социалистической демократии»). - То, что Эритье преподнес в «Berliner Volks- Tribune» о «Юрской федерации и М. Бакунине», проникнуто такой слепой верой во все выдумки анархистов, которая выходит за рамки просто наивности, а переводчик, как пишет мне Эритье, еще больше исказил все это в анархистском духе. Впрочем, тут русская цензура своим вычеркиванием избавит Вас от многих ошибок.
К пункту III. «Святое семейство» Вам так или иначе придется раздобыть; со своим экземпляром я ни при каких обстоятельствах не расстанусь, а изложить содержание книги - непомерный труд, выписать важнейшие места - тоже неосуществимо. Вы должны познакомиться с книгой в целом. В Берлине ее, наверное, можно отыскать.
О генезисе исторического материализма Вы найдете, на мой взгляд, вполне достаточно в моем «Фейербахе» («Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии») - приложение Маркса и является, собственно, этим генезисом! - Далее, в предисловиях к «Манифесту» (новое берлинское издание 1892 г.) и к «Разоблачениям о процессе коммунистов».
Теорию прибавочной стоимости Маркс разработал в 50-х годах наедине с самим собой и упорно отказывался опубликовать что-либо о ней, пока не уяснил себе полностью всех ее выводов. Потому-то и не вышли в свет второй и следующие выпуски «К критике политической экономии».
Посылаю Вам «Расколы» и «Альянс» почтой и надеюсь, что этого Вам будет достаточно; к сожалению, это все, что я могу для Вас сделать.
Сердечный привет Граднауэру и всем местным товарищам.
Ваш Ф. Энгельс
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 9 февраля 1893 г.
Дорогой Август!
Прежде всего прими мои поздравления по поводу твоей великолепной речи от 3 февраля, которая чрезвычайно нас порадовала уже в сокращенном виде в «Vorwarts», а в стенограмме оказалась еще лучше. Это шедевр, в котором даже отдельные мелкие теоретические неточности, неизбежные в устном выступлении, ничего не меняют. Вы поступаете вполне правильно, распространяя эту речь в сотнях тысяч экземпляров, независимо от распространения наряду с ней полного текста прений в виде брошюры.
Эти прения, посредством которых господа буржуа рассчитывали рассеять скуку заседаний, - ставших бессодержательными, ибо жульничество совершается за кулисами, - а также воспользоваться случаем, чтобы устроить нам подвох, обернулись для нас величайшей победой. Они сами это чувствуют; это видно из того, что после речи Либкнехта они были сыты по горло и засвидетельствовали это устами Штёккера! Наконец-то эти господа сообразили, что если парламент посвящает пять дней подряд прениям о переустройстве общества в нашем духе, если к тому же этот парламент - германский рейхстаг, то это является вехой, знаменующей новую победу рабочей партии. Это последнее обстоятельство констатирует перед всем миром, перед лицом друзей и врагов ту победоносную позицию, которую завоевала себе немецкая партия. Если так пойдет и дальше, то мы скоро сможем существовать без всяких усилий с нашей стороны, только за счет глупости наших противников.
Было ясно, что вся тяжесть прений ляжет на тебя. Насколько я могу судить о речи Фроме, она действительно дала некоторый повод к победным выкрикам Рихтера, Бахема и Хице, и историю с Фомой Аквинским и Аристотелем надо было бы тщательно проверить; если утверждение Хице правильно, значит Фроме не умеет цитировать, если же нет, то он должен был реабилитировать себя в заявлении по личному вопросу. Все остальное прошло удачно, и заключительная речь Либкнехта тоже, хоть и была по своему содержанию незначительна, но полемически - хороша и «остра». Словом, это триумф. На радостях Ведьма вчера обозвала меня бережливой Агнессой, на что я ей заметил, что она настоящая вертушка Анни; последнее может подтвердить всякий, кто ее знает; она, пожалуй, еще хуже той, так как вертит она не ногами, а, скорее, головой.
В том, что ты говоришь о чрезвычайно ловком русском плане на случай войны, много правильного. Однако необходимо принять во внимание, что если Россия не может допустить разгрома Франции, то Италия и Англия в такой же мере не могут допустить удушения Германии. Всякая локальная война находится в большей или меньшей степени под контролем нейтральных держав. Но грядущую войну, коль скоро она начнется, никоим образом не удастся локализовать, державы - по крайней мере континентальные - будут вовлечены в нее в первые же месяцы, на Балканах война вспыхнет сама собой, и разве только Англия сможет некоторое время сохранять нейтралитет. А твой русский план предполагает как раз локальную войну, я же не считаю ее более возможной при современных громадных армиях и гибельных последствиях для побежденного.
В Египте все сводится к тому (со стороны русских, французы - лишь марионетки), чтобы создать для англичан затруднительное положение и тем самым также, по возможности, сковать действия их войск и флота. Если затем дело дойдет до войны, у России будет что предложить англичанам за союз или, на худой конец, за нейтралитет, и в такой момент французы с наслаждением обменяют Египет на Эльзас. Подобную же игру русские пока что ведут в Центральной Азии - на индийской границе, где они еще многие годы будут слишком слабы для серьезного наступления и где долго еще не будет для этого подготовлена почва. Кроме того, в истории с Египтом и Турция должна попасть в сети России. (У меня только что снова был один русский посетитель, который продержал меня больше часу; уже 4 часа, и письмо поэтому будет короче.)
Я вижу, что в вашей военной комиссии числится также некий майор Вакс. Если это тот самый, который приходится двоюродным братом д-ру Гумперту из Манчестера, то я однажды там с ним встретился, лет 25 назад. Бывший кургессенский лейтенант, он тогда только что поступил в прусскую армию и был весьма разочарован, обнаружив у своих победителей 1866 г. тот же педантичный формализм, который он считал причиной поражения Кургессена.
Я утешил его тем, что, оставаясь на службе у пруссаков, он еще познакомится и с хорошими сторонами армии. Затем он весьма отличился при Шпихерне38: будучи ротным командиром, самостоятельно, вопреки приказу своего майора, занял железнодорожный переезд и был лестно отмечен в труде генерального штаба - в числе очень немногих вообще упомянутых там лейтенантов. С тех пор я читал некоторые его работы по стратегическо-политическим вопросам, все больше касающиеся Востока; в них наряду с очень неплохими вещами есть и такие (политические), с которыми я не согласен. Во всяком случае, он дельный офицер, если это тот самый.
Кстати, компромисс кажется более вероятным, чем когда-либо; на 28000 человек соглашаются даже свободомыслящие и центр, 40000 предлагает Беннигсен. Вероятно, будет еще так много уступок, что правительство вместо 60000 получит свои 50000 (а если проявит упорство, может быть, и немного больше)40, и буржуазное отечество опять будет спасено от разложения и конфликта.
«Бал» - это выдумка милейшей Ведьмы. «Общество»23 давало концерт, за которым следовал бал. В 11 часов закончилась первая часть концерта, после которой я почтительно раскланялся, а танцы, наверное, начались не раньше 1 часа. Сама она говорит о танцах со снисходительностью, подобающей человеку значительно более солидного возраста, и если ей придется вальсировать, то ты, пожалуй, сам должен будешь пройтись с ней по паркету. Но я совсем не уверен, что тогда в ней снова не заговорит венская кровь.
В выходящем здесь польском «Przedswit» в ближайшем (февральском) номере, который сейчас печатается, будет сообщено следующее: в Граево, на границе Восточной Пруссии, назначен мелкий русский чиновник по фамилии Шпацек, чех по происхождению, переводчик накладных на перевозимые грузы. Этот человек, несмотря на мизерное жалованье, совершает большие поездки вплоть до Константинополя, живет на широкую ногу, часто переходит на прусскую территорию под предлогом охоты; он закадычный друг ландрата фон Грёбена в Лике, который снабжает его разрешениями на охоту и пропусками для всевозможных поездок. Когда по случаю холеры закрыли границу, никто не мог переходить через нее, но г-н Шпацек с женой и другим русским чиновником, подозреваемым в шпионаже неким Х- ном, мог беспрепятственно ездить в Кенигсберг. Целью этих шатаний по немецкой территории, по мнению людей по ту сторону границы, является исключительно разведывание расположенных между восточнопрусскими озерами пограничных фортов, а премудрый прусский ландрат с готовностью разрешает использовать себя своему русско-чешскому приятелю. Эти самоуверенные прусские бюрократы всегда попадают впросак.
Далее, на днях русские войска на границе получили целую партию литературы: много экземпляров брошюры артиллерийского поручика Александрова из Ташкента о причинах и необходимости предстоящей войны ( А. Н. Александров. «Военно-походные и боевые действия нижних чинов»). Было роздано по экземпляру на каждую роту, чтобы офицеры могли надлежащим образом просветить солдат.
Может быть, ты сможешь использовать эти сведения в частных беседах с членами военной комиссии.
Здесь в парламенте выступил Кейр Гарди с поправкой к адресу (ответу на тронную речь), касающейся безработных. Само по себе дело вполне хорошее. Но Кейр Гарди совершил два крупнейших промаха: 1) поправка без всякой нужды была сформулирована как прямой вотум недоверия правительству, так что принятие ее вынудило бы правительство к отставке, и вся эта история практически превратилась в маневр тори; 2) он допустил, чтобы поправка была поддержана не кем-либо из рабочих представителей, а протекционистом (защитником покровительственных пошлин) тори Хауардом Винсентом, что окончательно показало все это как маневр тори, а Кейра Гарди как марионетку в их руках. Потому-то за него подали голоса 102 тори, только 2 либерал-радикала, и ни один рабочий представитель (Бёрнс совершал агитационную поездку по Йоркширу). Кейр Гарди, как я тебе уже писал*, со времени Брадфорда не раз прибегал к таким маневрам и выступал с такими заявлениями, которые заставляют подозревать влияние Чампиона, теперь же это становится уже более чем подозрительным. Источник его средств к существованию неизвестен, а он за последние два года истратил на поездки много денег. Откуда они берутся? Английские рабочие требуют от своих депутатов и других лидеров, чтобы они все свое время отдавали движению, но оплачивать их не хотят, поэтому сами виноваты, если те берут у других партий деньги на свое содержание и на проведение выборов. Пока дело обстоит так, среди здешних рабочих вождей всегда будут «панамисты».
Впрочем, этим маневрам г-на Кейра Гарди скоро будет положен конец или же придет конец ему самому. Рабочие в Ланкашире и Йоркшире не такие люди, чтобы ходить на поводу у консерваторов и таскать каштаны из огня для тори. Нужно только дать Кейру Гарди время на собственной шкуре почувствовать последствия своей политики и разоблачить себя в глазах всех.
Бёрнс отправился в Галифакс для предвыборной агитации и потому не участвовал в голосовании за предложение Кейра Гарди. В Хаддерсфилде и Галифаксе, двух фабричных городах Йоркшира с населением свыше 100 тысяч в каждом, проходят дополнительные выборы.
Независимая рабочая партия выставила в Галифаксе своего кандидата; обе другие партии тоже. Тогда она предложила либералам: если вы снимете свою кандидатуру в Галифаксе, так чтобы против нас был только тори, то в Хаддерсфилде мы будем голосовать за вас.
Либералы отказались. Тогда во вторник их кандидат в Хаддерсфилде провалился и прошел тори - благодаря тому, что Независимая рабочая партия воздержалась от голосования.
Далее, на других дополнительных выборах, в Бёрнли (Ланкашир), недалеко от Галифакса, либералы потеряли 750 голосов против прошлых выборов, тоже из-за того, что мы воздержались от голосования. Сегодня происходят выборы в Галифаксе, и, возможно, будет избран тори. Это свело бы перевес гладстоновских голосов с 36, как теперь, до 34. Все это с каждым днем еще больше раздражает либералов; пока дела идут великолепно, Гладстон вынужден будет капитулировать перед рабочими. Главное - это политические мероприятия, расширение избирательного права для рабочих посредством осуществления того, что теперь остается на бумаге и что увеличило бы число рабочих голосов на 50%, сокращение срока парламентских полномочий (теперь 7 лет!), оплата расходов по выборам и депутатского вознаграждения из общественных средств.
В то же время эти новые успехи независимой политики должны укрепить в рабочих чувство собственного достоинства, показать им, что они теперь почти повсюду держат в своих руках судьбу выборов и тем самым судьбу каждого министерства. Самое важное - это самосознание класса и его уверенность в своих силах. Это поможет справиться со всем подлым жульничеством, которое возникает именно только вследствие недостаточной веры масс в свои собственные силы. Пусть только начнется подлинное массовое движение рабочих, и хитроумные маневры господ лидеров прекратятся, так как будут приносить им больше вреда, чем пользы.
Письмо Луизы ушло в 5 ч. 30 м. вечера ночным пароходом. Мое пойдет в 9 часов вечера, то есть с первым дневным пароходом. Если ты нам сообщишь, в котором часу ты получил каждое из них, мы будем знать, какая почта лучше.
Сердечный привет твоей жене и тебе самому еще раз от Луизы и от твоего Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 12 февраля 1893 г.
Дорогая Лёр!
Я испытал подлинную радость, когда увидел твой почерк не в виде надписи на полях «Intransigeant » или «Figaro», и сразу же отвечаю, так как сегодня воскресенье и у меня есть несколько свободных минут, а завтра мне снова придется углубиться в дебри банков, кредита, денежного капитала, ставки процента, для того чтобы закончить III книгу «Капитала», главы тридцатую - тридцать шестую. Этот отдел V почти закончен в смысле решения действительно трудных вопросов, но он требует большой работы по «заканчиванию» в литературном отношении - расположение материала, устранение повторений и т. д. Я надеюсь сделать это за 8-10 дней, затем пойдут отделы VI и VII, а затем - конец. Тем временем я запустил свою корреспонденцию, и моя папка до отказа набита ожидающими ответа письмами изо всех стран - от Рима до Нью-Йорка и от Петербурга до Техаса; так что если я урываю минутку написать тебе, то только потому, что это ты, а не кто другой.
Луиза послала тебе письмо на семи страницах немного больше недели тому назад - неужели ты в самом деле не получила его? Пожалуйста, справься, мы сделаем здесь то же самое.
Да, «Arbeiterinnen-Zeitung» тебе понравится. У нее здоровый пролетарский характер, включая литературные несовершенства; весьма приятный контраст со всеми остальными женскими газетами. И ты вполне можешь гордиться ею, потому что тоже являешься одной из ее матерей!
Я огорчен тем, что состояние здоровья Поля продолжает оставаться неудовлетворительным. Неужели он еще не избавился от этих проклятых ленточных глистов? В Париже наверняка можно достать сколько угодно корня папоротника или брайерного порошка, чтобы изгнать их даже без регулярной осады. Конечно, пока он кормит их, он не поправится, этот скот сожрет его. И какого черта он столько разъезжает? Никто за пределами Франции не может понять, почему он и другие позволяют такой великолепной возможности ускользнуть из их рук. Я вполне могу понять, что легкомысленная компания так называемых социалистических депутатов не желает, чтобы он выступал, они все тянут в разные стороны, каждый из них ведет свою собственную линию, и они знают, что, стоит только Полю подняться на трибуну, он окажется вне их власти и контроля с их стороны, но, с нашей точки зрения, именно поэтому-то он и должен говорить. Неужели социалисты как раз перед выборами вызовут своим молчанием подозрение, что они не лучше участников Панамы и имеют свои собственные причины прикрывать их и замалчивать все это? В Италии дело обстоит именно так. Несколько человек, избранных в Романье как социалисты, находятся в руках правительства благодаря субсидиям, которые оно выплачивает так называемым кооперативным товариществам, руководимым ими, и эти субсидии, весьма вероятно, поступают из сейфов Римского банка.
Этим объясняется их молчание. Но во Франции!?! Уверяю тебя, это безответственное молчание не увеличивает того уважения, которым французские социалисты пользуются за границей. Конечно, Брусс и К° получили свою долю из секретных фондов, предоставленных Панамой, но разве это не является лишним доводом в пользу того, чтобы наши люди высказались? Раньше была такая французская поговорка: на войне как на войне. Остается ли она в силе?
Судя по сообщениям мамаши Крофорд, суровые приговоры Лессепсу и К° - это просто пыль, пущенная в глаза простофилям. Кассационный суд отменит их под тем предлогом, что в инструкции Прине не предусмотрена приостановка действия закона о давности и что поэтому преступления, о которых идет речь, не подлежат наказанию за давностью. Если это произойдет, то «посвященные», те, кто замешан в этом деле, смогут нагло сказать всей Франции, что она сущая простофиля. Это было бы насмешкой в полном смысле слова.
Надеюсь, что в конце концов народ возмутится и отомстит. Пора!
Бебель пришлет вам стенограмму своей речи от 3 февраля. Она в самом деле великолепна и может очень пригодиться вам для «So..aliste». В течение двух недель наши полностью владели рейхстагом. Сначала дебаты о бедственном положении - три дня, и все партии, начиная с правительственной, умоляют наших людей употребить свое влияние для того, чтобы уладить дело с бастующими шахтерами и т. д. Затем буржуазия допустила колоссальную ошибку, спровоцировав наших на дискуссию о будущей организации общества - она продолжалась пять дней!34 Этот вопрос до сих пор никогда еще не был предметом обсуждения ни в каком парламенте! Притом всего только три оратора с нашей стороны - Бебель, который говорил дважды, Фроме и Либкнехт - и буржуа были вынуждены предоставить нам последнее слово, отказавшись от него в отчаянии (ибо мы могли помешать прекращению прений, просто потребовав перенесения заседания на другой день из-за отсутствия кворума, так как ведь кворум в 201 человек никогда не бывает налицо).
В то время как вас затопило водой, я, по сообщениям газет, находился «при смерти». Во вторник исполнилось две недели, как была получена телеграмма из Вены: правда ли, что я умер? Затем телеграмма из Дрездена; в 5 часов утра нас будит стук - телеграмма из Нью-Йорка. Это продолжалось еще несколько дней, пока мы не обнаружили, что почти во всех берлинских газетах были заметки о том, что у меня полная потеря сил и моей кончины ждут с часу на час. Не могу понять, кто выдумал этот вздор. Во всяком случае, будь тот проклят!
Привет от Луизы и от всегда твоего Ф. Энгельса
Полю: Пусть глисты убираются вон!
Сэм Мур опять уехал в Нигер 28 января.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН [Лондон], 24 февраля 1893 г.
Дорогой Август!
Рукопись, отправленную тебе вчера заказным, ты, наверное, уже получил. Добавляю в связи с этим несколько слов.
Я предполагал опубликовать эту работу в виде восьми статей, помещенных в восьми номерах «Vorwarts» подряд. Но, может быть, у вас есть план, который представляется вам более подходящим; в таком случае, не стесняйтесь.
Заглавие «Может ли Европа разоружиться?» не очень мне правится. Но лучшего я не придумал. Нельзя же было озаглавить «Военный законопроект социал-демократии», это в самом крайнем случае могло бы подойти, если бы вы приняли все предложение в целом.
Я послал эту работу тебе, а не Либкнехту, потому что ты заседаешь в военной комиссии и требовал от меня «наставлений». Это оправдает меня в его глазах. Кроме того, в случае если потребуются цензурные изменения, я предпочитаю доверить их не ему, а тебе. Вообще же рукопись предназначается не просто для «Vorwarts», а для всех вас, а у вас может быть свое собственное мнение насчет того, как и когда лучше опубликовать ее - во всяком случае, до вторичного рассмотрения на пленарном заседании.
Из «Workman`s Times» ты мог убедиться, что теперь благодаря Эвелингу английские рабочие лучше осведомлены о партийных делах на континенте, в особенности германских.
Опыт последних выборов вынудил либеральное правительство пойти несколько более быстрым шагом. Мероприятия, собственно, носят «либеральный» характер, но они лучше, чем можно было ожидать. Новый закон об избирательных списках, если он пройдет: 1) увеличит число рабочих голосов не менее чем на 20-30% и даст рабочим абсолютное большинство еще в 40-50 избирательных округах; 2) избавит кандидатов от значительного ежегодного расхода; ведь они сами должны были позаботиться о том, чтобы их избиратели попали в списки, а это стоит здесь больших денег. Это уж можно признать заранее. - Закон о депутатском вознаграждении будет принят в ближайшее время, если не в эту, то почти наверняка в следующую сессию; Гладстон в принципе дал на это согласие. Далее, большим успехом является то, что для всех публичных выборов предусматривается единый список избирателей, стало быть, будет единое избирательное право, а это тем более важно, что должен обсуждаться билль об учреждении советов в приходах (здешних сельских общинах) благодаря чему будут устранены последние остатки сохранившегося до сих пор в сельских местностях полуфеодального строя. Если все это пройдет и станет законом в эту сессию, политические позиции рабочего класса значительно укрепятся, что само по себе побудит людей использовать и это новое положение. При всех интригах и глупостях, которые здесь еще будут иметь место и притом в изрядном количестве, несомненно, что движение все-таки сильно идет вперед, и, может быть, вы уже через несколько лет будете удивляться англичанам.
Не понимаю, почему ты не можешь прямо сообщить об истории со Шпацеком. Ведь она опубликована по-польски в февральском номере «Przedswit».
Если Вакс рослый человек, то это не тот. Тот, насколько мне помнится, был ростом приблизительно с тебя и шатен. Непостижимо, откуда берутся все эти восковые майоры.
Ведьма уже готова, и, стало быть, письмо отправляется. Сердечный привет твоей жене и тебе.
Твой Ф. Э.
НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Лондон, 24 февраля 1893 г.
Милостивый государь!
Простите мое долгое молчание. Оно было вынужденным. Мне необходимо было сделать усилие - последнее усилие, чтобы за эту зиму и весну закончить III том. Для этого я должен был отказаться от всякой другой работы и даже от всей переписки, кроме безусловно необходимой. Иначе я бы не прекратил обсуждение занимающей нас с Вами в высшей степени интересной и важной проблемы.
В настоящее время я уже закончил, за исключением некоторых формальных моментов, редакцию отдела V (банки и кредит), наиболее трудного из всех как с точки зрения существа самого предмета, так и по состоянию рукописи. Теперь остаются только два отдела, составляющие около 1/3 всего тома, причем один из них - о земельной ренте - посвящен тоже очень трудному предмету, но зато рукопись этого отдела, насколько я помню, гораздо более обработана, чем рукопись отдела V. Поэтому я не теряю надежды справиться со своей задачей в положенный срок. Большая трудность заключалась в том, чтобы безусловно исключить в течение трех - пяти месяцев всякие перерывы в работе и посвятить все время отделу V, и эта трудность теперь счастливо преодолена. Работая над этим томом, я часто думал о том огромном наслаждении, которое он доставит Вам, когда выйдет в свет. Буду высылать Вам чистые листы, как я это делал со II томом.
А теперь revenons a nos moutons. ( буквально: вернемся к нашим баранам; выражение из средневекового французского фарса, означающее: вернемся к исходному пункту, к предмету нашего разговора)
Мы, по-видимому, согласны друг с другом во всех пунктах, за исключением одного вопроса, который Вы пытаетесь решить в обоих своих письмах, от 3 октября и 27 января, хотя в каждом из них с разной точки зрения.
В первом письме Вы спрашиваете: должны ли были те экономические изменения, которые с 1854 г. стали неизбежными в силу самой природы вещей, вместо того чтобы содействовать дальнейшему развитию исторически сложившихся в России институтов, наоборот, подрывать их в самом корне? Иными словами, не могла ли сельская община послужить основой нового экономического развития?
А 27 января Вы выражаете ту же мысль в такой форме: крупная промышленность стала необходимостью для России, но было ли неизбежным ее развитие в капиталистической форме?
Так вот: в 1854 г., или около того, для России отправными пунктами были: с одной стороны, наличие общины, с другой - необходимость создать крупную промышленность. Если Вы примете во внимание все состояние вашей страны в целом, каким оно было тогда, увидите ли Вы там хоть малейшую возможность привить крупную промышленность крестьянской общине, и притом в такой форме, которая, с одной стороны, делала бы возможным развитие крупной промышленности, а с другой, подняла бы эту первобытную общину до уровня социального института, далеко превосходящего все то, что мир видел до сих пор? И это в то время, когда весь Запад продолжал существовать при капиталистическом режиме? Мне кажется, что такая эволюция, превосходящая все известное в истории, требовала бы совершенно иных экономических, политических и интеллектуальных условий, чем те, которые имелись в то время в России.
Нет сомнения в том, что община и, в известной степени, артель заключали в себе некоторые зародыши, которые при определенных условиях могли бы развиться и спасти Россию от необходимости пройти через муки капиталистического режима. Я вполне присоединяюсь к письму нашего автора50 по поводу Жуковского. Но и по его мнению, и по моему первым необходимым для этого условием был толчок извне - изменение экономической системы Западной Европы, уничтожение капиталистической системы в тех странах, где она впервые возникла. Наш автор в известном предисловии к известному старому «Манифесту», написанном в январе 1882 г., на вопрос о том - не могла ли русская община послужить отправным пунктом для более высокого социального развития - отвечал так: если изменение экономической системы в России совпадет с изменением экономической системы на Западе «так, что обе они пополнят друг друга, то современное русское землевладение может явиться исходным пунктом нового общественного развития».
Если бы мы на Западе в свое время продвинулись быстрее в своем экономическом развитии, если бы мы оказались способными свергнуть капиталистический режим еще лет десять или двадцать тому назад, то тогда Россия, быть может, имела бы еще время остановить тенденцию своей собственной эволюции в направлении к капитализму. К несчастью, мы движемся слишком медленно, и те экономические последствия капиталистической системы, которые должны привести ее к критическому пункту, в настоящее время только начинают развиваться в различных окружающих нас странах; в то время как Англия быстро утрачивает свою промышленную монополию, Франция и Германия приближаются к промышленному уровню Англии, а Америка грозит вытеснить их всех с мирового рынка как по промышленным продуктам, так и по продуктам сельского хозяйства. Введение в Америке хотя бы отчасти фритредерской политики несомненно довершит гибель английской промышленной монополии и подорвет в то же время промышленный экспорт Германии и Франции; а затем должен наступить кризис, который как нельзя лучше ознаменует конец века. Между тем община у вас все больше сходит на нет, и нам остается только надеяться, что переход к лучшей системе совершится у нас на Западе достаточно скоро, чтобы спасти - по крайней мере в некоторых наиболее отдаленных местностях вашей страны - те институты, которые при этих новых обстоятельствах могут оказаться призванными осуществить великое будущее. Но факты остаются фактами, и мы не должны забывать, что шансов такого рода с каждым годом становится все меньше и меньше.
В остальном я готов согласиться с Вами, что, поскольку Россия - последняя страна, захваченная развитием крупной капиталистической промышленности и в то же время страна с весьма многочисленным крестьянским населением, потрясение, произведенное этим экономическим переворотом, может оказаться здесь гораздо более сильным и острым, чем где бы то ни было. Процесс замещения около 500000 помещиков и около 80 миллионов крестьян новым классом буржуазных земельных собственников может быть осуществлен лишь ценой страшных страданий и потрясений. Но история, пожалуй, самая жестокая из всех богинь, влекущая свою триумфальную колесницу через горы трупов не только во время войны, но и в периоды «мирного» экономического развития. А мы, люди, к несчастью, так глупы, что никак не можем найти в себе мужества осуществить действительный прогресс, если нас к этому не принудят страдания, которые представляются почти непомерными.
Всегда Ваш П. У. Р.
Направляйте, пожалуйста, письма по адресу г-жи Каутской, а не г-ин Рошер.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 25 февраля 1893 г.
Дорогой Лафарг!
Как идет время! Старый Гарни напомнил мне сегодня утром, что вчера была годовщина февральской революции. «Да здравствует Республика!» Боже мой, нам приходится теперь отмечать столько других годовщин, что забываешь эти полубуржуазные даты. И подумать только, что через пять лет будет полвека, как это произошло. Тогда восторгались республикой - с маленькой буквы; с тех пор как она пишется с большой буквы, она не стоит ничего, кроме того, что это - исторический этап, почти отживший.
Ваша речь была очень хороша, и я сожалею только об одном - что она не была произнесена два месяца тому назад. Но лучше поздно, чем никогда; я не удивляюсь, что палата и пресса нашли ее неуместной; если бы мы стали ждать их приглашения, то никогда не открыли бы рот. Что касается радикал-социалистов вроде Мильерана и К°, то совершенно необходимо, чтобы союз с ними основывался на том условии, что наша партия - это отдельная партия, условии, которое они должны признать. Это никоим образом не исключает совместного действия на предстоящих выборах, лишь бы только распределение мест, за которые вам предстоит бороться сообща с ними, было произведено соответственно действительному соотношению сил; эти господа имеют привычку требовать себе львиную долю.
Если Ваши речи в палате не вызывают больше того отклика, какой они имели сначала, пусть Вас это не обескураживает. Посмотрите на наших друзей в Германии, их годами освистывали, а теперь в рейхстаге их 36, и они там господствуют. Бебель пишет мне: «Если бы нас было восемьдесят или сто (из 400), рейхстаг стал бы невозможен». По какому бы вопросу ни происходили прения, они не обходятся без нашего вмешательства, и нас слушают все партии. Прения о социалистической организации будущего продолжались пять дней, а речь Бебеля разошлась в количестве 31/2 миллионов экземпляров. Теперь они напечатают все эти дебаты в виде брошюры А. Бебель. «Государство будущего и социал-демократия»)( ценой в 5 су, и впечатление, уже сейчас огромное, еще усилится вдвое!
Вы поступаете совершенно правильно, готовясь к выборам. Нам надо было бы завоевать по крайней мере 20 мест. Ваше огромное преимущество заключается в том, что вы знаете по муниципальным выборам, какими силами, как минимум, вы располагаете в каждой местности, - а я считаю, что с мая прошлого года ваши силы значительно возросли. Это вам очень поможет при распределении кандидатур между вами и радикал-социалистами. Но, может быть, вы предпочтете выставить своих кандидатов всюду, где у вас есть шансы на их избрание с тем, чтобы в случае необходимости снять эти кандидатуры в пользу радикалов при перебаллотировке, если эти последние получат больше голосов.
Самое важное на выборах - установить раз навсегда, что представителем социализма во Франции является наша партия и что все другие более или менее социалистические фракции - бруссисты, аллеманисты, бланкисты, чистые и нечистые, могли играть некоторую роль рядом с нами только в результате случайного дробления, свойственного более или менее детской стадии пролетарского движения, но что теперь период детских болезней кончился и французский пролетариат достиг полного сознания своей исторической роли. Если у нас будет 20 мандатов, то у всех других не будет столько, ибо они скорее потеряют их, чем приобретут. И тогда дело пойдет. А пока позаботьтесь о своем переизбрании: мне кажется, что Ваше отсутствие в палате не очень способствует обеспечению этого.
Панама не умерла, до этого далеко. Позор, что роялистам и их сомнительным союзникам предоставляют честь заниматься разоблачениями. У них не может быть лучшего лозунга, чем «Долой воров!», и если бы огромная масса тупой деревенщины оказала предпочтение им, а не республиканцам, то этим успехом они были бы обязаны трусости республиканцеврадикалов. Вы говорите, что для республики нет опасности, что депутаты вернулись после каникул уверенными в этом; в таком случае надо было употребить все усилия и не позволять, чтобы из-за вашего молчания вас смешивали с ворами. Вы совершенно правы: политическое убожество буржуазии в целом превосходит всякое воображение.
Единственная страна, где у буржуазии есть еще немного здравого смысла, это Англия.
Здесь образование Независимой рабочей партии (хотя она еще в зародыше) и ее действия на выборах в Ланкашире и в Йоркшире подстегнули правительство, оно зашевелилось, делает неслыханные для либерального правительства вещи. Закон о регистрации избирателей: 1) унифицирует избирательное право для всех выборов - парламентских, муниципальных и т. д., 2) увеличивает число рабочих голосов по меньшей мере на 20-30%, 3) снимает с плеч кандидатов расходы по избирательным спискам и перекладывает их на правительство. Принятие закона о депутатском вознаграждении обеспечено в следующую сессию; затем целая куча юрид
15:09 18.08.2015
юридических и экономических мер в пользу рабочих. Наконец, либералы признают, что в настоящее время они могут обеспечить свою власть, только усиливая политическую мощь рабочего класса, который, конечно, вышвырнет их потом за дверь. С другой стороны, тори в данный момент безгранично тупы. Но как только гомруль станет законом, они увидят, что им остается лишь вступить в борьбу за обладание властью, а для этого есть единственное средство: политическими или экономическими уступками привлечь на свою сторону голоса рабочих; значит, либералы и консерваторы не могут не усиливать мощь рабочего класса, не ускорять наступления момента, когда существование как тех, так и других станет невозможным .
У здешних рабочих дела идут. Рабочие все больше и больше начинают осознавать свою силу и то, что есть только одно средство использовать ее - создать независимую партию.
В то же время чувство интернационализма распространяется все шире. Наконец повсюду дело идет вперед.
В Германии роспуск рейхстага все еще возможен, однако вероятность этого уменьшается, все этого боятся, кроме нашего брата. Мы получили бы 50-60 мандатов.
26 марта в Брюсселе состоится международная конференция по вопросу о Цюрихском конгрессе. Поедете ли Вы туда?
Хорошо, что Вы избавились от своего солитера, и берегите свой кишечник, я чуть было не смолол чепуху, сказав: это нерв войны!
Преданный Вам Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 25 февраля 1893 г.
Дорогая Лаура!
Ты знаешь поговорку, что самой важной частью женского письма всегда является постскриптум. Но это жестокая клевета, и я докажу тебе это. В своем последнем письме я не включил главный вопрос не только в самый текст письма, но даже и в постскриптум, и теперь приходится обращаться к тебе со специальной запиской.
Речь идет о праздновании здесь 2 апреля вашей серебряной свадьбы. Ты знаешь о своем обещании, и я ловлю тебя на слове. Так как весьма вероятно или, во всяком случае, возможно, что Поль должен будет отправиться в Брюссель на конференцию, которая состоится 26 марта, то не лучше ли было бы, если бы ты приехала прямо из Парижа примерно в то же самое время, когда он поедет в Брюссель, а он приехал бы оттуда? Если только ты не предпочтешь сопровождать его и взглянуть на свой родной город, который, как я слышал, сильно украсился, чтобы быть достойным той чести, которую ты оказала ему.
Во всяком случае, мне кажется, пора начать какую-то подготовку к этому счастливому событию, и так как я не сумел, или, вернее, забыл добавить этот постскриптум к моему последнему письму тебе, то присоединяю его теперь к своему письму Полю. Надеюсь, что ты серьезно подумаешь об этом и сообщишь нам о своих намерениях, как только тебе будет удобно.
Привет от Луизы и твоего старого поклонника Ф. Энгельса
ФИРМЕ ТОМАС КУК И СЫН В ЛОНДОН [Черновик] [Истборн, позднее 3 марта 1893 г.]
Милостивые государи!
Ваше письмо от 3 числа мне переслали сюда. Господин, о котором идет речь, - молодой врач, преподаватель Венского университета (Австрия), где он получил ученую степень и работал с большим успехом. Его рекомендовал мне, дав весьма положительный отзыв, один видный депутат австрийского парламента, и я не сомневаюсь, что в его лице вы приобретете весьма желательного для вас клиента.
ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТУ В ШАРЛОТТЕНБУРГ-БЕРЛИН Истборн, 7 марта 1893 г.
28, Marine Parade
Пришли же мне 6 или, если можно, 12 экземпляров статьи ( Ф. Энгельс. «Может ли Европа разоружиться?») в Лондон. Я уже несколько дней здесь, в Истборне, куда приехал подышать свежим воздухом. Удивительный климат: то с удовольствием сидишь на воздухе, то опять холод и ветер; к счастью, до сих пор больших дождей не было.
Сердечный привет твоим.
Твой Ф. Э.
ФИЛИППО ТУРАТИ В МИЛАН [Истборн], 12 марта 1893 г.
Дорогой гражданин Турати!
Возвращаю корректуру, так как не имею возможности основательно просмотреть ее в тот короткий срок, который Вы мне предоставляете. Я нахожусь сейчас на морском побережье, где пробуду несколько дней. Мне переслали Ваш пакет сюда, на это также ушло время.
Если хотите, можете добавить программу Интернационала - то есть или Устав с его вводной частью или «Учредительный манифест» 1864 года. Не имея здесь под рукой русского издания «Манифеста», я не знаю точно, о котором из этих двух документов Вы говорите.
Благодарю за две брошюры, которые прочту с большим интересом.
Г-жа Кулишова, вероятно, уже получила письмо от г-жи Каутской.
Привет г-же Кулишовой и Вам от г-жи Каутской и от вашего Ф. Э.
23:25 18.08.2015
Ф. ВИЗЕНУ В БЭРД (ТЕХАС)
Истборн, 14 марта 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Уважаемый товарищ!
Множество накопившейся у меня работы помешало мне ответить раньше на Ваше письмо от 29 января.
Я не вижу, в чем заключается неизбежное нарушение социал-демократического принципа, если на какой-либо выборный политический пост выставляются кандидаты и за них голосуют даже и в том случае, если стремятся этот пост упразднить.
Ведь можно быть того мнения, что наилучший путь к упразднению сената и поста президента в Америке заключается в том, чтобы избрать на эти посты людей, обязанность которых и состоит в осуществлении этой меры; тогда и можно последовательно действовать в этом направлении. Другие могут считать этот путь нецелесообразным; об этом можно было бы поспорить. Могут быть такие обстоятельства, при которых подобный образ действия заключал бы в себе нарушение революционного принципа, но мне неясно, почему всегда и везде это должно быть именно так.
Ведь ближайшая цель рабочего движения - завоевание политической власти для рабочего класса самим рабочим классом. Если в этом наши мнения сходятся, то расхождения в отношении средств и методов борьбы, которые надо для этого применить, едва ли могут привести к принципиальным разногласиям между искренними людьми, если только они находятся в здравом уме. На мой взгляд, наилучшая таь;тика для каждой страны та, которая скорее и вернее всего ведет к цели. По именно Америка еще очень далека от этой цели, и, мне кажется, я не ошибусь, если объясню именно этим обстоятельством то значение, какое там еще иногда придают такого рода академическим спорам.
Предоставляю Вам право опубликовать это письмо, но без сокращений.
Искренне преданный Вам Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Истборн, 14 марта 1893 г.
28, Marine Parade Дорогая Лаура!
Вот это было приятное письмо от тебя! Итак, мы ждем вас на будущей неделе, по возможности раньше; а раз ты окажешься здесь, мы не отпустим тебя обратно через канал, по крайней мере раньше, чем через две или три недели, даже если «достопочтенный член парламента» не сможет отложить свою агитационную поездку на столь долгий срок.
Мы вернемся в Лондон в пятницу. В субботу и Луиза, и я обещали выступить на совместном вечере в память Коммуны, который устраивают Общество и Блумсберийский союз - на совместном празднестве, хотя я, пожалуй, предпочел бы добрый кусок мяса. В следующее воскресенье, вернее, через воскресенье, то есть 26 марта, состоится конференция в Брюсселе; ты не пишешь, будет ли там Поль, хотя это было бы очень важно ввиду некоторых интриг, которые продолжает вести старая клика Гайндмана - Брусса - Аллемана, поддержанная на сей раз секретарем цюрихского комитета Зейделем; очевидно, что эта явно обанкротившаяся компания намеревается предпринять последнюю попытку подготовить себе более благоприятную позицию на конгрессе. Из Брюсселя почти наверное приедет в Лондон на несколько дней Бебель, а может быть и Либкнехт. И я был бы чрезвычайно рад, если бы Поль и Бебель пробыли здесь несколько дней вместе, чтобы раз навсегда покончить с некоторым предубеждением французов против Бебеля, который, безусловно, самый лучший из всех, кто есть у нас в Германии, несмотря на то, что французам может показаться в нем тевтонской грубостью. Так что видишь, у меня помимо личной есть и особая заинтересованность политического характера в том, чтобы вы появились здесь в начале недели.
Я совсем не возражаю против того, чтобы Поль совершил поездку по Франции в ходе организованной предвыборной кампании, - напротив, я считаю это важнейшим делом. Но депутат все же имеет определенные обязанности в палате, особенно в нынешние времена Панамы, а поскольку каждые выборы зависят в конечном счете от голосов изрядного количества более или менее индифферентных обывателей, то я опасаюсь, что переизбрание Поля может оказаться под угрозой из-за того, что он пренебрегает своими парламентскими обязанностями. А я действительно слышал некоторые намеки на такую возможность. И когда я видел, что он постоянно отсутствовал как раз на некоторых наиболее важных этапах панамского кризиса, то не мог не подумать о том, что он упускает кое-какие весьма важные возможности и что все это может обернуться против него. В конце концов, с его стороны было бы чересчур великодушно готовить места для других и потерять свое собственное. Будь вы так же сильны во Франции, как наши в Германии, где свыше двадцати мест принадлежат нам, так сказать, и по праву завоевания и по праву рождения, тогда было бы другое дело, но тогда не было бы и нужды в энергичных кампаниях.
Сегодня - день смерти Мавра, как раз десятая годовщина. Так вот, могу сообщить тебе сугубо конфиденциально, что III том по существу готов. Самый трудный отдел, о банках и кредите, закончен; остаются еще только два отдела, из которых лишь один (земельная рента) может представить некоторые формальные трудности. Но все, что осталось, - просто детская игра по сравнению с тем, что мне уже пришлось сделать. Теперь мне больше нечего бояться перерывов. Чего я не мог добиться до минувшей зимы - это 4-5 месяцев работы без таких перерывов; теперь это время у меня было, и дело почти закончено. Только не говори никому, потому что я еще не могу установить срок в пределах двух месяцев, когда рукопись можно будет отправить в типографию.
То, что ты пишешь о Жоресе, внушает мне страх. Питомец Нормальной школы и друг, если не протеже, Малона - одно хуже другого! И однако же ни то, ни другое качество не может сравниться с превосходством человека, который умеет писать по-латыни о происхождении немецкого социализма. ( Ж. Жорес. «О первых чертах немецкого социализма у Лютера, Канта, Фихте и Гегеля»)
Ну, я должен кончать. Чем скорее мы в Лондоне узнаем от вас о дне вашего приезда и чем более ранний срок вы назначите, тем лучше. Итак, до свидания. Луиза и твой старый Ф. Энгельс Конечно, я пошлю тебе компрометирующий документик - пустяковый... чек, с твоего позволения! У меня нет его под руками, иначе он был бы вложен в это письмо.
МАРИИ МЕНДЕЛЬСОН В ЛОНДОН Истборн, 15 марта 1893 г.
28, Marine Parade Дорогая г-жа Мендельсон!
Не могу Вам описать ту радость, с какой г-жа Каутская и я узнали сегодня утром, что Станислав снова вне опасности - еще вчера вечером мы не без тревоги говорили о нем. Но хорошо все то, что хорошо кончается, и мне не терпится снова увидеть его в субботу вечером; во всяком случае мы надеемся иметь удовольствие увидеть вас обоих у нас в воскресенье.
Мы живем здесь уже две недели и послезавтра возвращаемся в Лондон. Погода была великолепна, и морской воздух принес нам большую пользу.
Итак, до свидания! Наилучшие пожелания от г-жи Каутской.
Искренне преданный Вам Ф. Энгельс
В понедельник или во вторник мы ждем Бебеля, а еще через несколько дней - г-на и г-жу Лафарг.
ГЕНРИ ДЕМАРЕСТУ ЛЛОЙДУ В ЧИКАГО [Черновик]
Истборн, середина марта 1893 г.
Милостивый государь!
Подтверждаю получение двух Ваших любезных писем от 3 февраля и 9 марта с приложениями. Очень сожалею, что не смогу ни сам присутствовать на ваших конгрессах, ни предоставить Вам доклады, о которых Вы просите. Я прислал бы их Вам с величайшим удовольствием, если бы все мое время не было сейчас занято рукописью третьей книги великого труда о «Капитале» моего покойного друга Карла Маркса, которую я готовлю к печати. Эта третья книга должна была бы выйти в свет уже несколько лет тому назад, но до сих пор мне еще ни разу не удавалось выкроить свободный от всяких помех длительный период времени - единственное, что даст мне возможность выполнить мою задачу. Я вынужден отказываться от всякой другой работы, как бы соблазнительна она ни была, за исключением абсолютно необходимой. К тому времени, когда соберется ваш конгресс, рукопись должна быть сдана в печать, но это оказалось бы невозможным, если бы я согласился на Вашу просьбу. Ведь работа, которую вы от меня ждете, не может быть банальной болтовней журналиста; это должно быть лучшее из того, что я могу дать, и потребовало бы серьезных занятий и размышлений, то есть большого количества времени, которым я по вышеизложенным причинам никак не могу сейчас пожертвовать.
Я тем не менее послал Вам бандеролью экземпляр английского издания «Коммунистического манифеста» 1848 г. (написанного К. Марксом и мной) и экземпляр моего «Утопического социализма и научного социализма», изданного несколько месяцев тому назад; надеюсь, что этот скромный вклад представит интерес для некоторых делегатов вашего Рабочего конгресса.
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 18 марта 1893 г.
Дорогой Зорге!
Мы провели две недели у моря, в Истборне; стояла великолепная погода, мы вернулись очень окрепшими и теперь можно снова приняться за работу. Правда, теперь начинается время визитов. В будущее воскресенье (через неделю) в Брюсселе состоится конференция по вопросу о Цюрихском конгрессе. Оттуда Бебель заедет сюда на несколько дней, примерно тогда же приедут и Лафарги. Я рад снова заполучить сюда этого юношу, чтобы основательно обсудить с ним французские дела. Тем не менее у меня все же останется достаточно времени, чтобы закончить III том, так как главная трудность осталась позади.
Вопрос о «So..aliste» улажен.
История с серебряной валютой в Америке не может, по-видимому, окончиться иначе, чем крахом. У Кливленда, кажется, не хватает ни силы, ни мужества, чтобы разорвать эту цепь подкупов. А было бы действительно хорошо, если бы дело дошло до крайности. Нация, которая столь высокого мнения о своем «практицизме» и при этом страшно отсталая в теоретическом отношении, такая молодая нация, как американская, окончательно освободится от столь глубоко укоренившейся навязчивой идеи, только испытав ее вред на себе. Кажущаяся правдоподобной идея, будто, если нет денег, когда они нужны, то это происходит потому, что вообще денег на свете недостаточно, - это ребяческое представление, одинаково свойственное как надувательству с бумажными деньгами на манер Келлога, так и мошенничеству с серебряной валютой; надежнее всего оно будет преодолено опытом и банкротством; последнее к тому же вообще может принять весьма выгодный для нас оборот. Если только этой осенью будет проведена хоть какая-нибудь тарифная реформа, вы можете быть довольны, остальное последует своим чередом. Главное в том, что американская промышленность становится конкурентоспособной на мировом рынке.
Здесь все идет очень хорошо. Массы, несомненно, пришли в движение. О подробностях ты знаешь из напечатанных в «Volkszeitung» сообщений Эвелинга, несколько, правда, растянутых. Лучшим доказательством служит то, что старые секты теряют почву и вынуждены менять тактику. Социал-демократическая федерация фактически дала отставку господину Гайндману; время от времени ему позволяют немного поворчать и поскулить в «Justice» на международные темы, но его песенка спета - собственные приверженцы раскусили его. Он целых десять лет провоцировал меня, где только мог, и лично и политически, а я ни разу не удостоил его ответом, будучи уверен в том, что такой человек сам себе уготовит конец; в итоге я оказался прав. После всех нападок, которым Тусси подвергалась в течение десяти лет, ей недавно предложили писать для «Justice» сообщения о международном движении; она, конечно, отклонила это до тех пор, пока «Justice» публично не откажется от той гнусной клеветы, которую годами распространяла против нее и Эвелинга.
Точно так же обстоят дела и с фабианцами. Их, как и Социал-демократическую федерацию, переросли их собственные отделения в провинции; Ланкашир и Йоркшир и в этом движении, как в чартистском, снова стоят во главе. Люди вроде Сиднея Вебба, Бернарда Шоу и им подобных, желавшие «пропитать» либералов социализмом, теперь должны терпеть, чтобы рабочие - члены их собственного Общества «пропитывали» их своими идеями. Как ни упираются они, как ни выкручиваются, все бесполезно; либо они останутся в одиночестве - офицерами без солдат, либо им придется идти в ногу с рабочими. Первое - более вероятно, да и более желательно.
Независимая рабочая партия, поскольку она возникла позже всех, в меньшей степени заражена закоснелыми предрассудками, в ее рядах есть хорошие элементы - решающей силой являются рабочие Севера - и она в общем вернее всего отражает теперешнее состояние движения. Конечно, среди руководителей имеются всякого рода комичные фигуры, и даже лучшим из них в большинстве случаев присущи свойственные парламентскому режиму фатальные привычки к интригам, совсем как у вас в Америке, но за ними стоят массы, которые либо научат их уму-разуму, либо выбросят за борт. Промахов еще сколько угодно, но главная опасность преодолена, и я ожидаю теперь быстрого движения вперед, которое отразится также и на Америке.
В Германии положение обостряется, и дело идет к кризису. Судя по последним отчетам о заседаниях военной комиссии, компромисс едва ли возможен. Правительство -делает невозможным для господ из центра и свободомыслящих отказ от сопротивления ему, а без 40-50 голосов из их среды не может быть большинства. Стало быть - роспуск рейхстага и новые выборы. Я рассчитываю, что, если все пойдет хорошо, мы получим 21/2 миллиона голосов, потому что число наших сторонников сильно возросло. Бебель рассчитывает на 50- 60 мест, так как распределение избирательных округов - против нас, да и все другие объединяются против нас, так что и при перебаллотировке нам и значительное меньшинство не удастся превратить в большинство. Я предпочел бы, чтобы движение шло спокойно до 1895 г., когда мы смогли бы получить совершенно иной результат. Но что бы ни случилось, все это будет помогать нам продвигаться вперед, начиная с Рихтера и кончая Вильгельмчиком.
Некий юнец из Техаса - Ф. Визен, проживающий в Бэрде, потребовал от меня, чтобы я высказал что-либо против выставления кандидатов «на пост президента», так как мы, мол, хотим упразднить пост президента и выставление кандидатов является таким образом отказом от революционного принципа. Я ему ответил, копию прилагаю. Если мой ответ появится в печати в извращенном виде, то помести, пожалуйста, полный текст в «Volkszeitung».
Надеюсь, что ты и твоя жена чувствуете себя лучше. Сердечный привет вам обоим от г-жи Каутской и твоего Ф. Энгельса Мы послали тебе прения в рейхстаге о государстве будущего. Пока нас здесь не было, газеты прибывали несколько нерегулярно, но получены как будто все.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 20 марта 1893 г.
Дорогой Барон!
Статья Лесснера читается очень хорошо ( Ф. Лесснер. «Воспоминания рабочего о Карле Марксе»); правда, Эде пришлось проделать огромную работу, чтобы придать ей сколько-нибудь литературную форму. Что касается «Revue der Neuen Rheinischen Zeitung», то я как-то уже делился с тобой мелькнувшей у меня мыслью, - было бы очень недурно перепечатать этот журнал целиком и предложить это можно было бы Дицу. При дальнейшем размышлении я, конечно, пришел к выводу, что это связано со всякого рода трудностями и загрузило бы меня новой работой, за которую я никак не смог бы взяться до окончания III тома; поэтому я перестал об этом думать. Но Лесснер, кажется, с таким же пылом отдался литературе, как в свое время - живописи.
О норме прибыли я принципиально больше ничего не читаю, Я не читал ни второй статьи Шмидта, ни статьи Ланде; с этим придется подождать, пока я не возьмусь за предисловие к третьему тому. Тем временем твой неугомонный противник Штибелинг снова прислал мне свой последний опус. Он, наверное, тоже надеется, - но, по-видимому, напрасно - на благосклонное внимание.
Для меня совершенно непонятно, откуда взялась утка о моей болезни; для этого не было ни малейшего повода. Не могу также дознаться, где она впервые появилась и в какой именно газете, так что я лишен какой-либо отправной точки. Впрочем, по случаю все нарастающего упадка моих сил и ежечасно ожидаемой кончины мы осушили здесь несколько бутылок.
По третьему тому из семи отделов сделаны пять, вплоть до окончательной редакции с точки зрения формы; главная трудность - отдел о кредите, - преодолена. Теперь я работаю над отделом о земельной ренте, на который, возможно, придется затратить еще известное время, так что еще не могу сказать, когда закончу. Это между нами.
Если бы я знал, что ты предполагаешь продолжить работу над рукописью «Теорий прибавочной стоимости»66, то оставил бы ее у тебя, но так как уже несколько лет ничего об этом не слышу, а при работе над третьим томом иногда приходится сопоставлять рукописи, то я и попросил тебя прислать ее. Ведь при твоей занятости другими делами трудно с уверенностью сказать, когда ты справишься с этой и со следующими тетрадями. Такой подсчет мы сделаем в ближайшее время.
Итак, различные планы по поводу «Neue Zeit», по-видимому, преданы забвению; будем надеяться, что дело обойдется и без такого рода насильственных революций. Но основным недостатком я по-прежнему считаю то, что содержание журнала предназначается для одного круга читателей, а цена рассчитана на другой.
Здесь движение развивается очень успешно. Опасность сектантства, угрожавшая как со стороны Социал-демократической федерации, так и со стороны фабианцев, в основном преодолена. Независимая рабочая партия либо поглотит их, либо заставит пойти дальше и таким образом отметет непригодных руководителей. Массы, в особенности на Севере, в промышленных районах, несомненно, втянулись наконец в движение. Глупостей и свинства будет еще сколько угодно, но с этим можно будет справиться. Эвелинг был позавчера в Манчестере, где состоялось первое заседание Исполнительного комитета Независимой рабочей партии; принятые решения вполне удовлетворительны. Эвелинг избран представителем в Брюссель, а позднее - вместе с Кейром Гарди и Шоу Максуэллом - также и в Цюрих. Об остальном ты, вероятно, услышишь от Эде (разумеется, сообщаю все это в частном порядке, я не знаю, что именно они хотят опубликовать).
Сердечный привет.
Твой Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 21 марта 1893 г.
Дорогая Лёр!
Надеюсь, ты получила мое письмо из Истборна. Мы вернулись сюда в пятницу, набравшимися сил к нашему празднику.
Сегодня я получил письмо от этого неизменно нудного Аргириадеса (по-немецки - сын серебряного человека, причем он также не имеет никакой ценности, как тот металл, от которого происходит его фамилия), в котором он просит у меня «статью» (только-то!) для единственного в своем роде майского номера его журнала; да еще от имени комиссии по организации первомайской манифестации. Этот серебряный Аргириадес - не человек о трех волосах, как Каде Руссель, но зато - человек о трех адресах: 1) редакция журнала «Question So..ale », 5, Boulevard S. Michel (на бланке с красным флагом на левой стороне), 2) комиссия по организации, 108, rue du Temple (на бланке с печатью на правой стороне) и 3) сам П. Аргириадес, 49, rue de Rivoli (на обороте внизу).
Так вот, поскольку я совершенно не разбираюсь во всех ходах и выходах, дружбе, вражде и нейтральности различных групп в Париже, то не знаю, что ответить, и был бы рад, если бы ты любезно сообщила мне, в каких отношениях находятся наши друзья к комиссии по организации вообще и к серебряному греку и его друзьям-бланкистам в частности и как мне лучше поступить. Что касается статьи, то это исключено, самое большее - я пошлю ему, как говорят янки, «свои чувства».
А может быть ты одновременно сообщишь, когда мы можем ждать тебя здесь, - и этот вопрос напоминает мне еще кое о чем, а именно: о необходимости не забыть вложить чек на десять фунтов, с чем и остаюсь. Привет от Луизы.
Любящий тебя Ф. Энгельс
АВГУСТУ РАДИМСКОМУ В ВЕНУ Лондон, 21 марта 1893 г.
Уважаемый товарищ Радимский!
В ответ на Ваше любезное письмо от 18 сего месяца я могу лишь выразить Вам свою радость по поводу того, что «Коммунистический манифест» появится также и в чешском переводе; это, разумеется, с моей стороны как заинтересованного лица не встречает никаких возражений; напротив, это доставит величайшее удовлетворение не только мне, но и дочерям Маркса.
Если, однако, Адлер говорил Вам, что я «владею» чешским языком, то тут он на мой счет сильно прихвастнул: я бываю рад, когда мне удается с грехом пополам разобрать с помощью словаря один газетный столбец. Тем не менее я с интересом жду любезно обещанных Вами номеров «Delnicke Listy», тогда я снова смогу немного попрактиковаться.
Дружеский привет чешским товарищам и Вам лично.
Ваш Ф. Энгельс
ЮЛИИ БЕБЕЛЬ В БЕРЛИН Лондон, 31 марта 1893 г.
Дорогая г-жа Бебель!
Присутствие здесь Августа довело до моего сознания тот позорный факт, что я до сих пор не ответил на Ваше милое письмо; поэтому я тотчас же берусь за перо, чтобы Вы на меня больше не сердились за дальнейшее промедление. Могу Вас заверить, что Август чувствует себя отлично; сырые яйца с коньяком он принимает с пунктуальностью, достойной удивления, а превосходное состояние своего желудка он наилучшим образом доказал вчера вечером у Мендельсонов и затем еще лучше дома, так как после очень хорошего, но и очень обильного ужина спал лучше нас всех.
Сегодня мы ожидаем Бёрнса; таким образом впервые в мировой истории произойдет встреча трех социалистических депутатов Германии, Франции и Англии. То, что возможна подобная встреча трех депутатов трех главнейших парламентов Европы - трех вождей социалистических партий, представляющих три решающие европейские нации, - это одно свидетельствует об огромных наших успехах. Мне хотелось только, чтобы Маркс дожил до этого!
Сейчас настало время напомнить Вам о Вашем обещании посетить летом нас и взять меня с собой в Германию. Август боится, правда, что из-за возможного роспуска рейхстага придется поставить на этом крест; но мне представляется дело не так, ибо если рейхстаг вообще и будет распущен, то это произойдет еще в этом месяце, то есть в апреле (в который мы вступаем завтра), а выборы будут не позже июня. И тогда Августу, да и Вам самой тем более нужен будет отдых; а если бы Вы знали, какая у нас здесь прекрасная погода и весенняя зелень, к которой до конца июня прибавится еще масса цветов, то Вы приехали бы наверняка, несмотря ни на какие роспуски и новые выборы. Итак, я, как всегда, рассчитываю на Ваше слово и затем поеду вместе с Вами в Берлин; ведь еще с прошлой осени Ваш приезд сюда и моя поездка туда неразрывно связаны между собой.
А теперь еще об одном. Август вбил себе в голову, что он должен выехать обратно в понедельник, но пасхальный понедельник здесь уже почти в течение десяти лет - настоящий праздник, один из четырех так называемых «банковских праздников»68; здесь это настоящее народное гулянье. В этот день на всех железных дорогах курсируют исключительно специальные поезда, обслуживающие увеселительные поездки, все вокзалы переполнены, регулярным поездам администрация не уделяет внимания, так как речь идет об обеспечении дополнительных прибылей.
Эти «банковские праздники» - единственные дни в году, когда в известной степени опасно пользоваться английскими железными дорогами, и поэтому путешествуют в эти дни только те, для кого это необходимо. Мы поэтому настоятельно просили Августа отказаться от своего плана и уехать только во вторник, что он и обещал. Я уверен, что Вы также согласитесь с тем, чтобы он не ехал в такой день, когда ни отправление, ни прибытие поездов не соблюдается точно и когда за один день обычно происходит столько несчастных случаев, сколько не произошло за предыдущие три месяца.
А теперь пью основательную порцию за Ваш приезд - как раз подошло время утренней кружки пива.
С сердечным приветом Ваш Ф. Энгельс
КОТАРУ В ПАРИЖ [Черновик] [Лондон], 8 апреля 1893 г.
Уважаемый товарищ!
Ваше письмо от 21 марта я на некоторое время оставил без ответа. Так как Лафарг вместе с г-жой Лафарг собирались приехать сюда, то я хотел воспользоваться этим случаем, чтобы лично посоветоваться по поводу Вашего запроса с обеими дочерьми Маркса.
Однако не только я, но и Лафарги абсолютно ничего не знают о Вас, и Вы сами понимаете, что нельзя совершенно незнакомому человеку поручить столь важное и трудное дело, как французский перевод II тома «Капитала».
Кроме глубокого знания немецкого языка, тут требуется еще не менее основательное экономическое образование, которое, к сожалению, встречается среди молодых социалистов лишь очень редко. Об этом тоже следовало бы сперва переговорить.
Затем, Вы рассчитываете на мое содействие; тут я могу лишь ответить, что мое время на годы вперед целиком отдано другим, отнюдь не менее важным работам.
Главное же, что только и могло бы придать Вашему предложению актуальный характер, это наличие издателя для перевода. Только в том случае, если таковой у Вас имеется, стоит утруждать себя обсуждением и всех остальных вопросов.
Искренне преданный Вам.
ДЖОРДЖУ УИЛЬЯМУ ЛАМПЛУ В ПОРТ-ЭРИН (ОСТРОВ МЭН)
Лондон, 11 апреля 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Ламплу!
Благодарю Вас за то, что Вы отбросили всякие церемонии, и я, как видите, поступаю так же. Мы были бы очень рады видеть Вас у себя вместе с Вашей женой и мальчиками, но я знаю, каково приходится в Лондоне человеку, приехавшему сюда со всей семьей. Поэтому мы принимаем Ваши извинения, но пусть это будет в последний раз.
Я рад, что Вы так довольны своей профессией землемера. Это должно быть для Вас настоящим отдыхом после скучной конторы и хлебной биржи Ист Райдинга. Мне бы такая работа тоже понравилась на некоторое время, но только на короткий срок. Я не смог бы долго прожить в стороне от движения большого города. Я всегда жил в больших городах. Природа величественна, и, чтобы отдохнуть от движения истории, я всегда с любовью обращался к ней, но история кажется мне даже более величественной, чем природа. Природе потребовались миллионы лет для того, чтобы породить существа, одаренные сознанием, а теперь этим сознательным существам требуются тысячелетия, чтобы организовать совместную деятельность сознательно: сознавая не только свои поступки как индивидов, но и свои действия как массы, действуя совместно и добиваясь сообща заранее поставленной общей цели. Теперь мы уже почти достигли такого состояния. Наблюдать этот процесс, это все приближающееся осуществление положения, небывалого еще в истории нашей планеты, представляется мне зрелищем, достойным созерцания, и я в силу всего своего прошлого не мог бы оторвать от него своего взора. Но это утомительно, в особенности, если полагаешь, что призван содействовать этому процессу; и вот тогда изучение природы оказывается большим отдохновением и облегчением. Ведь в конце концов природа и история - это два составных элемента той среды, в которой мы живем, движемся и проявляем себя.
Сердечный привет от всех здешних друзей.
Всегда Ваш Ф. Энгельс
ФРАНЦУ МЕРИНГУ В БЕРЛИН Лондон, 11 апреля 1893 г.
Многоуважаемый г-н Меринг!
Я, разумеется, не имею ни малейшего возражения против опубликования той выдержки из моего письма от 28 сентября, которую Вы мне прислали в переписанном виде. Я попросил бы только об одной перестановке в последней фразе: «Обобщение Лавернь-Пегилена опять сведено было бы к своему истинному содержанию: что феодальное общество порождает феодальный государственный строй».
Первоначальный текст звучит слишком небрежно.
Я рад, что «Легенда о Лессинге» выходит отдельной книгой. Такие вещи сильно проигрывают, когда их читают по частям. Вашей большой заслугой является то, что Вы расчистили дорогу в этой навозной куче прусской истории и показали истинную связь вещей. Современная прусская действительность делает это абсолютно необходимым, как ни неприятна эта работа сама по себе. В отдельных пунктах, и главным образом там, где Вы в различных местах устанавливаете причинную зависимость по отношению к предшествовавшим временам, я с Вами не вполне согласен. Это, однако, не мешает тому, что Ваша работа во много раз лучше всего, что имеется по этому периоду немецкой истории.
С глубоким уважением Ваш Ф. Энгельс
ЖЮЛЮ ГЕДУ В ПАРИЖ [Лондон], 14 апреля 1893 г.
Дорогой Гед!
Прилагаю несколько слов ( Ф. Энгельс. «Вопреки всему. Приветствие французским рабочим к Первому мая 1893 года») для вашего первомайского номера.
Лафарг сообщил мне, что Вы болеете: желаю Вам скорого и полного выздоровления.
Вы очень нужны нам в качестве депутата от Рубе. На этот раз мы должны добиться того, чтобы провести в Бурбонский дворец небольшой сплоченный отряд, который раз и навсегда без всяких двусмысленностей определит характер французского социализма и заставит все разрозненные элементы сплотиться вокруг себя.
Только тогда французские социалисты вновь займут в мировом движении то место, которое принадлежит им по праву, и то важное положение, которое в общих интересах они должны занимать.
Преданный Вам Фр. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 25 апреля 1893 г.
Дорогая Лаура!
Так как последние несколько дней мы ничего не получали от тебя и не видели твоего почерка ни на одной из получаемых нами газет, то мы начали беспокоиться о твоем здоровье, а прилагаемое письмо Раве, дышащее атмосферой инфлюэнцы, также не может нас ободрить.
Это письмо и заставляет меня взять сегодня в руки перо. Я ничего не знаю ни по одному из тех мест, которые он упоминает. Во всяком случае я не хочу писать ему ничего, что могло бы войти в противоречие с тем, что уже достаточно хорошо сделано тобой. Поэтому: 1) Прилагаю портрет - но, может быть, им удастся достать клише того портрета, который, как мне кажется, был напечатан в «Illustration» приблизительно в мае прошлого года?
Это было бы дешевле.
2) Против заглавия я ничего не могу сказать, не зная, что ты, может быть, уже предложила или можешь предложить. Предоставляю это, как и все остальное, полностью на твое усмотрение.
3) Корректурные листы мне не нужны. Я пишу ему, что посылаю его письмо тебе для решения всех вопросов и что буду вполне удовлетворен, если он будет посылать корректуру тебе.
Вчера вечером я вернулся из Манчестера, где присутствовал на похоронах бедного Гумперта (его кремировали). Он заболел, как ты слышала, когда был здесь в декабре прошлого года, грудной жабой, которая вызвала закупорку кровеносных сосудов мозга и частичный паралич. В прошлый четверг он умер от повторного приступа после ужасных страданий.
С празднованием Первого мая здесь такая же неразбериха, как и в Париже. Комитет борьбы за восьмичасовой рабочий день и Совет тред-юнионов обязательно хотят организовать отдельную демонстрацию каждый. И в этот критический момент заболевает Эвелинг, начинается стачка докеров в Гулле, которая может привести к всеобщей стачке докеров и грузчиков во всем королевстве. Все это заставляет Тусси работать больше, чем она в состоянии, - поэтому никто не знает, как пойдут дела.
Надеюсь, ты получила письмо Луизы, посланное в субботу, и, кроме того, я надеюсь скоро услышать, что ты поправилась от инфлюэнцы.
Кланяюсь гражданину представителю, если он дома.
Привет от Луизы и от любящего тебя Ф. Энгельса
ЛЮДВИГУ ШОРЛЕММЕРУ В ДАРМШТАДТ Лондон, 29 апреля 1893 г.
Дорогой Шорлеммер!
Я получил Ваше письмо от 22 марта, а теперь также и извещение о смерти Вашей дочери.
Примите уверения в моем сердечном участии. Ваши прежние письма уже подготовили меня к этому: судя по ним, едва ли можно было надеяться, что она переживет весну; когда же, подобно Вам, являешься постоянным свидетелем причиняемых болезнью страданий и знаешь, что средств к спасению нет, то легче бывает примириться с кончиной как избавлением от страданий. Г-жа Каутская также выражает Вам свое самое искреннее сочувствие.
Здесь смерть тоже производит опустошение. В декабре прошлого года д-р Гумперт внезапно заболел неизлечимой болезнью сердца и скончался от нее 20 апреля. В прошлый понедельник я присутствовал на его похоронах, или, вернее, на кремации, в Манчестере; к сожалению, я должен был уехать в тот же день, так что не мог воспользоваться случаем, чтобы повидаться с Зибольдом или Клепшем и поэтому не мог узнать никаких подробностей относительно завещания. И этому делу смерть Гумперта приносит ущерб; Гумперт был энергичным человеком, именно он с успехом умел заставлять немощного Зибольда действовать быстрее; ввиду наших долголетних дружеских отношений он охотно оказывал мне в этом деле услуги. Ни о рукописях, ни о договорах с издателями я больше не слыхал ничего нового, и если Вы не можете сообщить мне что-нибудь об этом, то я в ближайшее время снова напишу Зибольду.
Д-ра Шпигеля я, помнится, видел здесь однажды несколько лет тому назад; думаю, что о жизни и деятельности Карла как химика он напишет вполне хорошо; поместить в специальном журнале что-либо другое, к сожалению, не удастся.
Через неделю или две Вы, по всей вероятности, увидите, как осуществится Ваше пожелание насчет роспуска рейхстага; Каприви зашел так далеко, что едва ли сможет теперь пойти на такие уступки, на которые могли бы согласиться жаждущие компромисса господа из центра и свободомыслящие, не подвергая смертельной опасности свои партии. Я предпочел бы, чтобы роспуск произошел не раньше 1895 г., к тому времени у нас будет совершенно иное положение, и мы сможем стать решающей партией в рейхстаге. Но так или иначе нам это всегда может пойти на пользу.
На пасху или, вернее, в страстную пятницу у меня впервые собрались вместе депутат германского рейхстага Бебель, французский депутат Лафарг и член английского парламента Бёрнс - все трое социалисты. Это тоже веха всемирной истории.
Искренний привет от г-жи Каутской и от меня.
Ваш Ф. Энгельс
ПАБЛО ИГЛЕСИАСУ В МАДРИД [Черновик]
Лондон, апрель 1893 г.
Дорогой друг Иглесиас!
Отвечая на твое письмо, прежде всего хочу сказать, что ты меня обижаешь, обращаясь ко мне на Вы. Думаю, что я этого не заслужил. Мы - старые члены Интернационала, мы более двадцати лет сражались бок о бок в одних и тех же боях; когда я был секретарем-корреспондентом для Испании, ваши оказывали мне честь называть меня на ты, так вот, прошу поступать по-старому.
Прилагаю несколько строк для вашего майского номера; я написал Элеоноре Маркс- Эвелинг и Бебелю с просьбой внести свой вклад.
Привет и революция Твой
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 17 мая 1893 г.
Дорогой Зорге!
История с Линкольном произошла, когда я еще жил в Манчестере - в конце 1864 года; я припоминаю ее довольно смутно, а среди моих бумаг и бумаг Маркса мне никогда не попадался ответ Линкольна. Возможно, что он где-нибудь и найдется, когда я соберусь наконец привести в порядок и обработать эту колоссальную груду материала, но об этом нечего и думать, если не располагаешь тремя-четырьмя неделями. Все, что я смог найти, это следующий отрывок из брошюры Эйххофа об Интернационале, Берлин, 1868 г. (по заметкам и материалам Маркса), стр. «Переизбрание Линкольна, обеспеченное голосованием 8 ноября 1864 г., предоставило Генеральному Совету повод послать ему поздравительный адрес. Одновременно Генеральный Совет организовал массовые митинги сочувствия Северным Штатам. Поэтому в своем письменном ответе Линкольн открыто признал заслуги Международного Товарищества Рабочих в борьбе за правое дело».
Вообще должен сказать, что имеющиеся у меня материалы о Международном Товариществе Рабочих до 1870 г. весьма недостаточны: часть протоколов Генерального Совета, подборки газетных вырезок, собранных Марксом и Лесснером и отчасти Беккером, и, наконец, письма Маркса ко мне. У меня нет даже полного собрания официальных документов Генерального Совета, воззваний и т. д., не говоря уж о переписке секретарей, которую последние почти всю оставили у себя. Официальных протоколов конгрессов вообще не существует. Все же это много лучше того, чем может располагать кто-либо другой, и будет обработано мной при первой же возможности. Но когда?
С третьим томом дело неуклонно подвигается вперед. Я работаю над двумя последними отделами и думаю, что и здесь главная трудность осталась уже позади. Но все же хватит работы еще на несколько недель. Затем перейду к окончательной редакции; мне хотелось бы еще до летнего отдыха отослать в печать часть рукописи, не знаю, однако, удастся ли. Окончательная редакция может быть проведена уже во время печатания. А медлить с этим нельзя; все указывает на то, что у нас в Германии надвигаются, по-видимому, времена, полные тревог и борьбы, поэтому вещь должна быть закончена до их наступления.
С моими взглядами на положение дел в Германии ты можешь ознакомиться по «Интервью» в «Figaro», которое я посылаю тебе с этой же почтой. Как и во всяком интервью, в передаче отдельных выражений кое-что смазано, а в общем изложении есть кое-какие пробелы, но в целом смысл передан правильно. Среди наших в
23:32 18.08.2015
в Германии царит великолепное настроение; предвыборная кампания составляет для них истинное счастье и приятное занятие, несмотря на все труды и усилия, которых она им стоит. Бебель, который после Брюссельской конференции провел здесь пасхальную неделю, чувствует себя, судя по письмам, заново родившимся; кроме Гамбурга его кандидатуру выставили в Страсбурге, в Эльзасе, - где в 1890 г. у нас было 4800 голосов против 8200, - и многие приверженцы Франции будут голосовать за него. Имеется от 100 до 110 избирательных округов, где мы выступим, рассчитывая на более чем 1/3 общего количества голосов (считая по итогам 1890 г.), и я думаю, что приблизительно в 80 избирательных округах мы пройдем либо сразу, либо при перебаллотировке. Сколько наших застрянет при перебаллотировке, зависит от того, какие кандидаты будут нам противостоять. Против консерваторов или национал-либералов у нас много шансов, против свободомыслящих меньше, против центра - если кандидат противника займет твердую позицию в военном вопросе - очень мало. Бебель надеется в общей сложности на 50-60 мест.
Настроение в Германии сильно изменилось. Сколько бы буржуазная пресса ни продолжала кричать в прежнем тоне, уважение, которое наши завоевали себе в рейхстаге, создало им совершенно иное положение. К тому же нельзя закрывать глаза на постоянно увеличивающуюся мощь партии. Если на предстоящих выборах у нас снова обнаружится большой прирост, то, с одной стороны, возрастет уважение к нам, но, с другой - и страх перед нами. И этот страх заставит господ мещан дружно перейти в лагерь правительства.
Здесь майский праздник прошел очень недурно. Но он становится уже чем-то повседневным, или, вернее, ежегодным, прежней свежести уже нет. Ограниченность Совета тредюнионов и социалистических сект - фабианцев и Социал-демократической федерации - снова навязала нам две демонстрации, однако все прошло, как мы того хотели. Мы - Комитет борьбы за 8-часовой рабочий день - собрали гораздо больше людей, чем объединенная оппозиция. Особенно много народа привлекла наша интернациональная трибуна79. Я считаю, что в парке в общем присутствовало 240000 человек; из них наших сторонников было 140000, а сторонников противной стороны не больше 100000.
Чампион со своими деньгами, полученными от тори и либерал-юнионистов (чуть ли не по 100 фунтов стерлингов за каждого из 100 рабочих кандидатов, которые соглашаются баллотироваться в безнадежных округах лишь для того, чтобы отнять голоса у либералов), основательно скомпрометирован нашим старым Мальтманом Барри. Этот болван - к тому же шотландский спекулянт - перешел к тори, платным агентом которых он состоит по его собственному признанию, и, по-видимому, приставлен к Чампиону, которому господа торибогатеи все-таки не очень-то доверяют, в качестве негласного компаньона и соглядатая или того, что иезуиты называют - so..us. И вот Барри во время болезни Чампиона один редактировал «Labour Elector» и при этом так хвастливо разболтал все свои секреты, что совершенно испортил эту мелкую игру, и Независимая рабочая партия пока что застрахована от опасности стать игрушкой в руках этих господ. К сожалению, Эвелинг вот уже месяц как серьезно болен, а ввиду бесконечных здешних интриг его отсутствие очень некстати. Сейчас он в Гастингсе, чтобы немного подлечиться.
Если у нас будет большой прирост голосов в Германии, то это окажет благоприятное влияние и на осенние выборы во Франции. Если наши проведут там в палату дюжину кандидатов (в одном только департаменте Нор они рассчитывают на четыре места), то налицо будет уже достаточно крепкое ядро, чтобы принудить бланкистов и аллеманистов присоединиться.
Я рад, что твоя жена и ты снова чувствуете себя лучше. Сердечный привет ей и тебе от Л.Каутской и твоего Ф. Энгельса
ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ПАРИЖ Лондон, 21 мая 1893 г.
Дорогой Лавров!
Третьего дня я отправил Вам по почте книгу Н. Ф. Даниельсона «Очерки нашего пореформенного хозяйства».
Он сообщил мне также, что родственники нашего друга Г. Лопатина получили от него вести, судя по которым он жив и здоров.
Вы обещали прислать мне экземпляр брошюры, где Вы собирались опубликовать письмо Лопатина, в котором я фигурирую, - я ее до сих пор не получил. Поскольку брошюра, как мне говорили, уже вышла, нужно думать, что бандероль затерялась при пересылке. Не можете ли Вы мне выслать другой экземпляр?
Надеюсь, что Вы чувствуете себя так же хорошо, как я, а мне жаловаться не на что.
Преданный Вам Ф. Энгельс
ИСААКУ АДОЛЬФОВИЧУ ГУРВИЧУ В ЧИКАГО Лондон, 27 мая 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Д-ру Исааку А. Гурвичу Милостивый государь!
Весьма благодарен за Ваше интересное исследование об экономике русской деревни ( И. А. Гурвич. «Экономическое положение русской деревни»), которое я прочел, надеюсь, не без пользы.
Что же касается жгучих вопросов революционного движения в России и той роли, которую крестьянству может быть доведется сыграть в нем, то на эти темы я не мог бы со всей добросовестностью высказать свое мнение в печати, не изучив сначала весь предмет заново и не пополнив свои весьма недостаточные знания фактов по этому вопросу новейшими данными. Но на это у меня, к сожалению, сейчас нет времени. Вместе с тем у меня имеются все основания сомневаться в том, возымеет ли такое мое публичное выступление то действие, которого Вы от него ожидаете. По собственному опыту 1849-1852 гг. я знаю, как неизбежно всякая политическая эмиграция раскалывается на множество враждующих между собой групп, пока на родине затишье. Страстное желание действовать наряду с невозможностью сделать что-либо полезное вызывает у многих умных и энергичных людей сверхинтенсивную работу мысли, попытки открыть или изобрести новые, чуть ли не чудодейственные средства борьбы. Слово постороннего человека произвело бы ничтожное, в лучшем случае преходящее, впечатление. Если Вы следили за русской эмигрантской литературой последнего десятилетия, то сами знаете, как, например, отдельные места из произведений и переписки Маркса толковались различными группами русских эмигрантов самым противоречивым образом, совершенно так же, как если бы это были изречения классиков или тексты из Нового завета. Что бы я ни сказал по упомянутому Вами вопросу, мои слова, вероятно, подвергнутся той же участи, если вообще на них обратят внимание.
Итак, из этих различных соображений я заключаю, что для всех, кто может иметь к этому отношение, в том числе и для меня самого, лучше мне воздержаться.
Искренне преданный Вам Ф. Энгельс
15:23 19.08.2015
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 1 июня 1893 г.
Дорогой Барон!
Большое спасибо за то, что ты указал мне на Брентано. Этот человек явно не может простить мне, что я его снова заклеймил по поводу старой истории с «Concordia». Он, видимо, намерен разделить с А. Мюльбергером пожизненную вражду ко мне. Это мне совершенно безразлично. Но я все же хотел бы посмотреть, как этот господин проявляет себя в этой новой области; он мне кажется вполне способным блистательно оскандалиться в вопросах первобытной истории. Я только не вполне уверен, имеешь ли ты в виду I или III выпуск указанного журнала; сообщи мне, пожалуйста, об этом открыткой, а также можно ли получить этот отдельным номер, тогда я закажу его себе. Достаточно того, что Брентано защищает Вестермарка ( Э. Вестермарк. «История человеческого брака»), последний - чрезвычайно старательный, но и в не меньшей степени плоский путаник, гений бычьей породы.
Я только что прочитал «Первобытные народы» [«Primitive Volk»] Эли Реклю - французского названия не знаю. Это тоже путаница и прагматизм беспримерные; к тому же материал ужасно хаотичен, так что часто не знаешь, о каких племенах и народах идет речь; то, что можно было бы использовать, без точного сличения с первоисточниками совершенно непригодно. При этом антитеологическая предубежденность анархиста, который вдобавок сын протестантского пастора. Кое-где встречаются удачные циничные замечания. Для англичан книга полезна, поскольку она резко противоречит их респектабельным предрассудкам.
Выборам радуются только два лагеря: мы и Каприви. Невероятно комично, что центр и свободомыслящие - две партии, которые охотнее всего обошлись бы без роспуска, так как они более всего боялись избирателей, - теперь, после роспуска, обнаруживают в большинстве случаев больше страха перед правительством и возможным конфликтом, чем перед избирателями, причем до такой степени, что уже до выборов раскололись на две части, из которых одна прямо высказывается за правительство, тогда как другая пока еще несколько колеблется. Должен сказать, что такой быстрой эволюции в сторону «одной реакционной массы» я себе не представлял. Противодействие Рихтеров и Либеров тоже носит лишь половинчатый, вялый характер, и если наш успех - в отношении числа голосов, мандаты не так важны - будет таким, как нам сулит эта неразбериха, это противодействие может и вовсе сойти на нет. Тогда мы останемся единственной оппозиционной партией, и тогда-то дело может начаться.
Достойно внимания, насколько все эти «образованные сословия» погрязли в предрассудках своего общественного круга. Эти болтуны из центра и Свободомыслящей партии, пребывающие пока в оппозиции, представляют крестьян, мелкую буржуазию, даже еще и рабочих. А эти слои несомненно возмущены постоянно растущим налоговым бременем и тяжестью рекрутского набора. Но это народное возмущение доходит до господ представителей через «образованные» органы, адвокатов, купцов, попов, учителей, врачей и пр. Эти люди, которые благодаря своему общему образованию видят немножко дальше, чем партийные массы, достаточно обучены, чтобы понимать, что в случае крупного конфликта они будут раздавлены между правительством и нами, и поэтому, желая избежать этого конфликта, доносят до депутатов рейхстага народное возмущение в смягченном виде, лишь бы добиться компромисса! Они, разумеется, не видят, что такой способ оттягивания конфликта лишь притягивает массы к нам и, следовательно, даст нам силу выйти победителями из этого конфликта, когда он наступит. Я рассчитываю на значительный успех на этих выборах - 21/4 миллиона голосов, может быть и больше, но еще гораздо больше в следующий раз.
Каприви, впрочем, не долго будет радоваться. Если его требование пройдет, как теперь уже определилось, то это подтолкнет к нам массы и с противоположной стороны. В течение нескольких лет Германия, пожалуй, выдержит бремя исключительного налога. Но это требование - не последнее. Через два-три года Россия может внешне несколько оправиться, тогда опять надо будет потребовать большего, и тут может случиться, что даже «одна реакционная масса» будет настаивать на новом роспуске рейхстага. Вся Европа опять попадет в революционный фарватер и - да здравствует конец века!
С очерками Бакса тебе во всяком случае придется повозиться. Отдельные удачные места становятся у него все реже, и вся его манера писать рассчитана на здешний, к тому же еще довольно ограниченный круг фабианцев и прочих интеллигентов.
Твой берлинский корреспондент несомненно крайне субъективен, но пером он владеет.
Материалистическое понимание исторических событий - я бы сказал, что к текущим это не всегда относится, - он усвоил очень хорошо. Его «Легенда о Лессинге» была великолепна, хотя я в некоторых пунктах представляю себе дело иначе.
Конгресс в Цюрихе вы сможете провести и сами. Мои планы еще не определились точно, но весьма вероятно, что я приеду в середине августа в Цюрих, где надеюсь тебя встретить.
А пока будь здоров и бодр.
Твой Ф. Э.
ГЕРМАНУ БАРУ В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон, начало июня 1893 г.]
Милостивый государь!
К сожалению, я не смогу выполнить Вашей просьбы.
Во-первых, мои товарищи по партии в Германии как раз в данный момент ведут избирательную борьбу также и против антисемитских кандидатов, и поэтому интересы партии запрещают мне в такое время высказывать независимое от позиции партии суждение об антисемитизме.
Во-вторых, я думаю, что мои товарищи по партии в Вене, и вообще в Австрии, никогда не простили бы мне, если бы я согласился дать интервью для «Deutsche Zeitung».
С совершенным почтением
ФИЛИППО ТУРАТИ В МИЛАН Лондон, 6 июня 1893 г.
Дорогой гражданин Турати!
Очень благодарен за Ваше любезное сообщение по поводу проекта Доманико. Я очень хотел бы иметь возможность ответить ему так, как мне ответила более пятидесяти лет тому назад одна молодая девушка в Белладжо, когда я сказал ей: «Поцелуй меня, красотка!» - «Завтра». К сожалению, это невозможно. Он отлично знает, что юридически я бессилен против него; он не просит у меня разрешения, он просто предлагает мне в некотором роде приобщиться к его совершенно бескорыстному предприятию. Так как я абсолютно не в состоянии взять на себя просмотр перевода (даже, если бы Доманико пошел на это), я не имею никаких средств давления на него; считаю, что пока следовало бы лучше выиграть время и запросить у него некоторые сведения. Прилагаю ниже копию моего ответа ему.
Является ли вышедшее в Турине в серии «Библиотека экономиста» издание «Капитала», о котором Вы говорите, итальянским изданием? Меня это очень интересует, так как до сих пор я об этом не знал. Будьте добры сообщить мне полное название, а также фамилии переводчика и издателя, с тем чтобы я мог достать этот перевод и сказать о нем несколько слов в новом немецком издании или в предисловии к III тому.
Что касается «Краткого изложения», сделанного Девилем, то я просмотрел первую часть, но не мог просмотреть вторую половину, так как издатель очень торопил. Девиль в ряде случаев придал абсолютное значение отдельным положениям Маркса, которые последний выдвигал только как относительные, как правильные только при определенных условиях и в определенных границах. Но это единственный недостаток, который я нашел у Девиля.
II том «Капитала» скоро выйдет вторым изданием. Я читаю сейчас корректуру последней части, выпуск не задержится. Приходится исправлять только опечатки, но в книге такого характера это тоже существенно.
Благодарю за перевод «Манифеста».
Сердечный привет г-же Кулишовой и Вам от г-жи Каутской и от искренне преданного Вам Ф. Энгельса
ДЖОВАННИ ДОМАНИКО В ПРАТО (ТОСКАНА) [Черновик] [Лондон], 7 июня [1893 г.]
Многоуважаемый гражданин!
В ответ на Ваше любезное письмо от 2 сего месяца приношу благодарность за то, что Вы сообщили мне о Вашем намерении опубликовать итальянское издание «Капитала» Маркса.
Но прежде чем иметь возможность дать Вам ответ на различные Ваши вопросы, мне необходимо знать, кто будет делать перевод и как, ибо это работа весьма трудная, предполагающая у переводчика глубокое знание не только немецкого языка, но и политической экономии. Перевод с одного лишь французского издания не был бы совершенным, так как итальянский язык гораздо больше французского подходит к философскому стилю автора.
Я полагаю, что будут найдены средства, необходимые для того, чтобы довести до конца столь важное дело и выпустить в свет новое издание, достойное содержания книги.
С искренним приветом Ваш Ф. Э.
Копия послана Турати 6 июня 1893 г.
СТОЯНУ НОКОВУ В ЖЕНЕВУ Лондон, 9 тоня 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой гражданин Ноков!
Тысяча благодарностей за Ваше любезное посредничество между мной и редакцией по вопросу о присылке мне №. 2 болгарского «Социалъ-демократъ». Надеюсь, что Вы не откажетесь также передать от меня редакции прилагаемые строки. Если это Вас не слишком затруднит, то я попросил бы Вас также сообщить мне просто открыткой, не ошибаюсь ли я, отождествляя Севлиево с городом, известным под названием Филиппополь? У меня нет болгарского словаря, а по сербскому я не смог этого выяснить, но мне смутно помнится, будто я где-то читал, что по-болгарски этот город называется именно так. Ваше молчание я пойму как подтверждение того, что я не ошибся.
Примите мой искренний привет.
Ф. Энгельс
ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ПАРИЖ Лондон, 13 июня 1893 г.
Дорогой Лавров!
Завтра Вам минет семьдесят лет. Примите наши самые искренние поздравления. Да суждено Вам будет дожить до того дня, когда русское социально-революционное движение, которому Вы самоотверженно посвятили всю свою жизнь, победоносно водрузит свое знамя на развалинах царизма.
Ваши искренние друзья Фридрих Энгельс Луиза Каутская Элеонора Маркс-Эвелинг Эдуард Эвелинг
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 20 июня 1893 г.
Дорогая Лёр!
Рад был сделать из твоего письма вывод, что было еще не поздно внести в твоего исправленного и улучшенного Раве те из предложенных мной изменений, с какими ты согласна.
Это было одной из причин, почему я не считал особенно важным иметь корректурные листы здесь: раз материал сверстан, трудно вносить изменения, из-за которых приходится либо убирать, либо вставлять строку или несколько строк; во всяком случае, в Германии мне пришлось выдержать не одну жестокую битву из-за возникающих отсюда дополнительных расходов, да и г-н Зонненшайн позаботился о том, чтобы включить в соглашение пункт, где точно оговаривается дополнительная стоимость подобных изменений. Что касается поставленных тобой двух целей - получить верный перевод и притом такой, который читался бы, как подлинник, - то ты безусловно достигла их обеих; я сам очень хочу прочесть свою книгу вновь на твоем французском языке, не следя постоянно одним глазом за опечатками и формальными моментами; читая перевод, я сказал Луизе: есть только один человек в Париже и его окрестностях, который знает французский язык, и человек этот - не француз и не мужчина, а Лаура.
Что касается эльзасца Раве, то я прощу ему его эльзасские обороты речи, принимая во внимание его земляков-рабочих: 12000 голосов подано в Мюльхаузене за Бюба, 6200 в Страсбурге за Бебеля (который почти наверняка пройдет там) и 3200 в Меце за Либкнехта, - помимо прочего по всему краю. Бебель, который за последнее время был там несколько раз, совершенно влюблен в эльзасских рабочих и вообще в этот край, хотя в воскресенье две недели назад страсбуржцы в саду пивной Хеммерле чуть не задушили его в приливе энтузиазма.
Наши выборы прошли великолепно. В 1890 г. - 20 мест, теперь - 24 завоеванных в первом туре; в 1890 г. - около 60 перебаллотировок, на этот раз - 85. Два места мы потеряли и шесть новых приобрели; в числе 85 имеются 38 округов, в которых мы в 1890 г. не участвовали в голосовании (к перебаллотировке допускаются только два кандидата, получившие наибольшее число голосов), и в числе этих 85 есть еще одна цифра 38 - округа, где сейчас мы имеем шансы (в остальных 47 мы в безнадежном меньшинстве, если не случится чудес), а в 25 из этих 38 мы можем по здравом размышлении рассчитывать на успех. Но брешь, образовавшаяся в результате полного краха радикальной (Свободомыслящей) партии, вызвала такое смятение, что мы должны быть готовы к ряду сюрпризов; среди радикалов перестала существовать партийная дисциплина, и в каждой местности люди будут просто поступать так, как найдут нужным. Приведя в действие во втором туре выборов все наши силы, мы - при помощи буржуазных демократов в Южной Германии, а также используя взаимную подозрительность и пререкания других партий, - сможем вновь добиться прежнего количества (36) депутатов. Таким образом, только в отношении прироста сверх этого числа мы окажемся в зависимости от активной помощи радикалов, антисемитов и католиков, то есть от сильного антивоенного течения, охватившего крестьянство и класс мелких буржуа.
Впрочем, число мест - обстоятельство, весьма второстепенное. Главное - прирост голосов, а он наверняка будет значительным. Но мы не узнаем его масштабов, пока полные официальные отчеты о выборах не будут представлены рейхстагу; важнейшая часть этого прироста будет заключаться в том относительно небольшом числе голосов, которое будет подано в совершенно новых, отдаленных сельских местностях, это число покажет, какое влияние мы начинаем оказывать на те сельскохозяйственные районы, которые до сих пор были для нас недоступны и без которых мы не можем надеяться на победу. Когда все эти голоса будут подсчитаны, мы, я все же думаю, будем иметь что-нибудь вроде 21/4 миллиона голосов, столько, сколько ни разу еще не подавалось в Германии ни за одну партию.
В общем, впечатление на всю германскую и английскую буржуазную печать произведено ошеломляющее. И не случайно. Ни в одной стране никогда не было такого упорного, непрерывного, неодолимого поступательного движения партии. А самое лучшее то, что наш рост в 1893 г. означает - это показывают размеры и разнообразие поднятой целины - верный залог гораздо большего роста на следующих всеобщих выборах.
Новая линия Рабочей партии в отношении «патриотизма» сама по себе очень разумна; интернациональный союз возможен только между нациями, чье существование, автономия и независимость во внутренних делах включаются, следовательно, в само понятие интернационализма. А давление со стороны лжепатриотов рано или поздно безусловно должно было вызвать заявление подобного рода, даже без союза с Мильераном и Жоресом53, которые, без сомнения, тоже настаивали на необходимости подобного акта. Интервью Геда в «Figaro» превосходно, против него нельзя возразить ни слова. Воззвание Совета - тут меня прервали.
Мне придется поехать на вокзал. Г-жа Гумперт (ты ведь знаешь, Гумперт недавно умер) едет в Германию, а по дороге собирается остановиться на несколько дней у нас, и я должен встретить ее. Итак, мне придется попрощаться на день-два, а мои замечания по воззванию не очень важны, и никакой спешки в этом нет. Вечному путнику желаю удачи. Что произошло с беднягой Клемансо, если даже какой-то Дерулед может травить его! Sic transit gloria mundi ( Так проходит слава мира (слова из ритуала избрания папы)). Кажется антисемитско-патриотические хулиганы добились своего как во Франции, так и в Германии, поскольку дело касается буржуа!
Привет от Луизы и твоего старого Генерала
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 27 июня 1893 г.
Дорогой Лафарг!
Вы были совершенно правы, протестуя против анархистских и буланжистско-урапатриотических глупостей; даже если бы Мильеран и Жорес (которые, конечно, предшествовали вам на этом поприще) способствовали этому, это ничего не означало бы. Особенно накануне всеобщих выборов нельзя предоставлять полную свободу клевете. Итак, с этим я согласен; немцы не раз делали то же самое, к великому огорчению Бонье, который пребывает в идеальной антипатриотической сфере (но антипатриотической, главным образом, для других, ибо никто больше, чем он, не хочет, чтобы «Франция встала во главе движения»). И вот Национальный совет решительно декларирует свой патриотизм - и это в тот самый момент, когда выборы в Германии так же решительно доказывают, что теперь во главе движения стоит не Франция, - бедный Бонье, он был здесь в воскресенье, у него был совсем пристыженный вид.
Ваше воззвание, надеюсь, произведет впечатление во Франции, но я также очень надеюсь, что в Германии оно пройдет незамеченным. И вот почему (это несерьезные вещи, но я считаю своим долгом обратить ваше внимание на них, чтобы вы избежали их в следующий раз): Я не хочу говорить об употреблении слова патриот, о том, что вы выставляете себя единственными «истинными» патриотами. Это слово имеет настолько односторонний смысл - или, вернее, настолько неопределенный, смотря по обстоятельствам, - что я никогда не осмелился бы применить это определение к себе. Я говорю с ненемцами как немец, так же как я говорю с немцами просто как интернационалист, и, думаю, вы достигли бы большего эффекта, если бы объявили себя просто французами, - что выражает факт, включая сюда и те логические следствия, которые из него вытекают. Но оставим это, это - вопрос стиля.
Вы также совершенно правы, гордясь революционным прошлым Франции и считая, что это революционное прошлое найдет отражение в ее социалистическом будущем. Но мне кажется, что при этом вы, пожалуй, чересчур склоняетесь к бланкизму, то есть к теории о том, что Франции предназначено играть в пролетарской революции такую же роль (не только роль инициатора, но и определяющую роль), какую она играла в буржуазной революции 1789- 1798 годов. Это противоречит экономическим и политическим фактам сегодняшнего дня.
Промышленное развитие Франции уступает промышленному развитию Англии; оно уступает в данный момент и промышленному развитию Германии, которая сделала гигантский шаг с 1860 года. Рабочее движение во Франции не может сравниться сегодня с рабочим движением в Германии. Но ни французам, ни немцам, ни англичанам, никому из них в отдельности, не будет принадлежать слава уничтожения капитализма; если Франция - может быть - подаст сигнал, то в Германии, стране, наиболее глубоко затронутой социализмом и где теория наиболее глубоко проникла в массы, будет решен исход борьбы, и все же еще ни Франция, ни Германия не обеспечат окончательной победы, пока Англия будет оставаться в руках буржуазии. Освобождение пролетариата может быть только международным делом [un fait international]. Если вы попытаетесь превратить это в дело одних французов, вы сделаете это невозможным. То, что руководство буржуазной революцией принадлежало исключительно Франции, - хотя это было неизбежно благодаря глупости и трусости других наций - привело, вы знаете куда? - к Наполеону, к завоеванию, к вторжению Священного союза. Желать, чтобы Франции в будущем была предназначена такая же роль, значит хотеть извращения международного пролетарского движения, значит сделать Францию, как это делают бланкисты, посмешищем, ибо за преНдое лпаомсим овтаршиетйе ,с ктруадна ыэ тсом вееюдтестя. Внаыд г эотвиомрии тпер ое ттеонмз,и чямтои.
«Франция в 1889 г. на своем бессмертном Парижском конгрессе подняла знамя и т. д. и т. д.».
Как вы смеялись бы в Париже, если бы бельгийцы сказали, что Бельгия на своем бессмертном Брюссельском конгрессе 1891 г. или Швейцария на своем бессмертном конгрессе в Цюрихе!99 Ведь же действия этих конгрессов не французские, бельгийские или швейцарские, а интернациональные.
И потом вы говорите: французская Рабочая партия составляет одно целое с немецкой социал-демократией против Германской империи, с бельгийской Рабочей партией против Кобургской монархии, с итальянцами против Савойской монархии и т. д. и т. д.
Против всего этого нельзя было бы возразить, если бы вы прибавили: и все эти партии составляют одно целое с нами против буржуазной республики, которая угнетает нас, панамизирует нас и навязывает нам союз с русским царем. В конце концов ваша республика была создана старым Вильгельмом* и Бисмарком, она ничуть не менее буржуазна, чем все наши монархические правительства, и не следует думать, что криками: «Да здравствует республика!», на другой день после Панамы, вы привлечете к себе хотя бы одного приверженца во всей Европе. Республиканская форма - это только простое отрицание монархии - и ниспровержение монархии будет просто неизбежным следствием революции; в Германии буржуазные партии настолько исчерпали себя, что мы должны будем перейти от монархии непосредственно к социальной республике. Значит, вы не можете больше противопоставлять монархиям вашу буржуазную республику как нечто такое, к чему другие нации должны бы стремиться. И ваша республика, и наши монархии в равной степени противостоят пролетариату; если вы поможете нам против наших монархических буржуа, мы поможем вам против ваших республиканских буржуа. Это - вопрос взаимности, и не имеет ничего общего с освобождением бедных подданных монархии великодушными французскими республиканцами; это не согласуется с идеей интернационализма и еще меньше - с той исторической обстановкой, когда ваша республика оказалась у ног царя. Не забывайте, что если Франция вступит в войну с Германией в интересах и с помощью царя, то именно Германия станет революционным центром.
Но есть еще одно весьма досадное обстоятельство. Вы пишете, что составляете «одно целое с немецкой социал-демократией против Германской империи».
В буржуазной прессе это было переведено: «против германского рейха». И как раз так все и должны будут понять это. Ибо французское слово empire означает как «империя» [«Reich»], так и «императорский режим» [«Kaisertum»]; в немецком же слове «Reich» акцент делается на понятии центральной власти как представителе национального единства, а за это единство, как политическое условие своего существования, немецкие социалисты будут драться не на жизнь, а на смерть. Мы никогда не хотели вернуть Германию к тому состоянию раздробленности и беспомощности, в каком она находилась до 1866 года.
Если бы вы сказали «против императора» или «против императорского режима», тогда нельзя было бы выставить серьезных возражений, хотя этот бездарный Вильгельм не является фигурой, заслуживающей такой чести; врагом являются имущие классы - землевладельцы и капиталисты; и это настолько хорошо понимают в Германии, что наши рабочие не поняли бы смысла вашего предложения помочь им победить берлинского сумасброда.
Поэтому я просил Либкнехта не говорить о вашем воззвании до тех пор, пока о нем не заговорят буржуазные газеты; но если бы, основываясь на этом неудачном выражении, наших людей обвинили в измене, это дало бы повод для довольно неприятного спора.
Короче говоря, немного больше взаимопонимания не повредило бы делу - равенство между нациями так же необходимо, как равенство между индивидами.
С другой стороны, ваша манера говорить о республике, как о такой вещи, которая желательна для пролетариата сама по себе, и о Франции как об избранном народе, мешает вам говорить о неприятном, но неопровержимом факте - о союзе с Россией или, вернее, о вассальной зависимости от нее.
Ну, я думаю, довольно. Надеюсь, Вы убедились, что в первом пылу своего возрождающегося патриотизма немного вышли за границы поставленной цели. Это не столь уж важно и, надеюсь, пройдет незамеченным, но в случае повторения могло бы повести к неприятным столкновениям. Публикуемые вами документы, хотя и предназначенные для Франции, должны быть приемлемы также и для заграницы. Впрочем, наши славные немцы тоже не всегда и не во всех своих выражениях бывали корректны.
Что же касается немецких выборов, то я больше горжусь поражениями, чем победами. Мы потеряли Штутгарт, получив всего на 128 голосов меньше, чем наши противники (из 31000 участвовавших в голосовании), Любек, - получив меньше всего на 154 голоса из 20000, и т. д. Все партии на этот раз объединились против нас, даже демократы Юга, которые покинули нас в Штутгарте, в Мангейме, в Пфорцгейме, в Шпейере и голосовали за нас только во Франкфурте. Тем, что мы завоевали, мы обязаны - впервые - целиком нашим собственным силам. Таким образом, эти 44 места стоят в десять раз больше, чем 100 завоеванных с помощью либералов и демократов.
Либерализм полностью обанкротился в Германии. Кроме нашей партии, там теперь уже нет серьезной оппозиции. У Вильгельма будут свои солдаты, свои налоги и - свои социалисты в армии и вне армии, причем число их будет все возрастать. Общее количество голосов, поданных за социалистов, будет известно только через 10-15 дней; Бебель думает, что оно не превысит 2 миллионов, время года было против нас, многие рабочие летом были рассеяны по деревням и не попали в списки; по его оценке, мы потеряли в результате этого больше 100000 голосов.
Публичное покаяние в Амьене великолепно! Только французы способны так гениально высмеять устаревшие законы.
Привет Лауре и Вам от Луизы. Поцелуйте Лауру за меня.
Преданный Вам Ф. Э.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 29 июня 1893 г.
Дорогой Лафарг!
Пишу Бебелю и излагаю ему положение вещей. Конечно, имеется много доводов за перенос конгресса на белее поздний срок. Но: 1) О ноябре не может быть и речи. Зимой никто не поедет в Цюрих, когда там идут дожди и холодно. Кроме того, и ваша палата, и рейхстаг, и английский парламент в это время будут заседать. Откажитесь от этой даты. Позднее будет назначена другая.
2) Было бы не очень хорошо, если бы отсрочку предложили одни только французские марксисты и немцы. Но было бы совсем другое дело, если бы все французские социалистические фракции единодушно обратились с этой просьбой. Посмотрите, что можно сделать в этом отношении, но действуйте быстро, ибо 3) нужно будет, чтобы швейцарцы представили ваше предложение на рассмотрение остальных и учли их мнение - по крайней мере пусть сошлются на этот предлог, так как секретарь комитета Зейдель - фанатик-антимарксист и интригует здесь и во Франции со всеми нашими противниками.
Вам будет трудно склонить бланкистов и обе группы поссибилистов к поддержке вашего предложения, но это очень важно. Если остальных удовлетворит дата 6-12 августа, вы одни вряд ли чего добьетесь.
Спешу. Преданный Вам Ф. Энгельс
ФИЛИППО ТУРАТИ В МИЛАН Лондон, 12 июля 1893 г.
Дорогой гражданин Турати!
В субботу отправил Вам обратно с благодарностью заказной бандеролью итальянское издание «Капитала». Я сличил несколько абзацев, преимущественно из 1-й и предпоследней глав (общая тенденция капиталистического накопления). По Вашим словам, перевод сделан полностью по французскому тексту, безусловно более популярному, чем немецкий. Части, которые я сравнил, переданы довольно верно, что впрочем и не слишком трудно ввиду близости обоих языков и гораздо большей свободы маневрирования в итальянском языке по сравнению с французским.
Я заметил на обороте титульного листа слова: авторское право. Это помешает Доманико воспользоваться этим готовым переводом. До сих пор я не имею от него никакого ответа, может быть, он начинает понимать трудности, с которыми связано его предприятие.
«Последняя часть», о которой я говорил в своем письме, разумеется, относится ко второму изданию второго тома, которое к сентябрю выйдет в свет. С третьим томом у меня все еще много работы, но, к счастью, конец приближается. Однако мне не удалось, как я предполагал, закончить эту работу до моего летнего отдыха. И это может вызвать новую задержку на несколько месяцев.
Что касается французского издания второго и третьего томов, то было бы довольно трудно найти подходящего переводчика. Это такой труд, который немногие имели бы и желание, и способности, и настойчивость довести до конца. Во втором томе 500 страниц, в третьем будет 1100-1200.
Бедняга Мартиньетти! Нет ли какой-либо возможности вытащить его из этой проклятой дыры Беневенто и найти для него какое-нибудь занятие в таком месте, где он в то же время мог бы изучить литературный язык своей родины? Он обладает удивительным усердием и полон самых лучших намерений; он переводит мои работы с фанатизмом, достойным лучшего применения. Но в делах ему, по-видимому, не везет, всюду сопутствует несчастливая звезда.
Увидимся ли мы в Цюрихе? Откровенно говоря, если все у меня пойдет хорошо, я, возможно, смогу быть в Цюрихе хотя бы в последний день конгресса; у меня есть такое намерение, но так как это зависит не только от меня, а от стечения обстоятельств, более или менее непредвиденных, то все еще очень неопределенно, и вероятно мы оба поступим хорошо, если не будем об этом говорить. Меня пугает одно - Ваша угроза говорить со мной на meneghino.
В 1841 г. я сносно говорил на нем и прекрасно понимал. Но когда, примерно 30 лет спустя, я снова оказался на день-два в Комо, то не понял ни единого словечка. Мой слух совершенно отвык от него. Так что должен сказать с полной откровенностью, что я могу еще произнести несколько слов на вашем диалекте, таком выразительном, но совершенно его не понимаю. Что касается Вашего французского, то он во всяком случае гораздо лучше моего и, кроме того, ничто не мешает Вам писать мне по-итальянски.
Читаете ли Вы по-английски? Если да, я мог бы присылать Вам время от времени какую-нибудь газету.
Сердечный привет Ваш Ф. Энгельс Привет г-же Кулишовой от г-жи Каутской и от меня.
ФРАНЦУ МЕРИНГУ В БЕРЛИН Лондон, 14 июля 1893 г.
Дорогой г-н Меринг!
Только сегодня могу, наконец, поблагодарить Вас за любезно присланную мне «Легенду о Лессинге». Мне хотелось не просто послать Вам формальное подтверждение в получении книги, но в то же время сказать кое-что о ней самой - о ее содержании. В этом причина задержки.
Я начинаю с конца - с приложения «Об историческом материализме», в котором существо дела Вы изложили превосходно и для всякого, кто свободен от предвзятого мнения, убедительно. Если у меня и возникают некоторые возражения, то лишь против того, что Вы приписываете мне большие заслуги, чем следует, даже если считать все то, до чего я, быть может, додумался бы - со временем - самостоятельно, но что Маркс, обладая более проницательным глазом и более широким кругозором, открыл намного раньше. Тот, кому выпало на долю счастье проработать в течение 40 лет вместе с таким человеком, как Маркс, при его жизни обычно не пользуется тем признанием, на которое, казалось бы, мог рассчитывать.
Но когда великий человек умирает, легко случается, что его менее значительного соратника начинают оценивать выше, чем он того заслуживает, и это, по-видимому, происходит сейчас со мной. История в конце концов все поставит на свое место, но к тому времени я благополучно отправлюсь на тот свет и ни о чем ничего не буду знать.
Кроме этого, упущен еще только один момент, который, правда, и в работах Маркса, и моих, как правило, недостаточно подчеркивался, и в этом отношении вина в равной мере ложится на всех нас. А именно - главный упор мы делали, и должны были делать, сначала на выведении политических, правовых и прочих идеологических представлений и обусловленных ими действий из экономических фактов, лежащих в их основе. При этом из-за содержания мы тогда пренебрегали вопросом о форме: какими путями идет образование этих представлений и т. п. Это дало нашим противникам желанный повод для кривотолков, а также для искажений, разительным примером чего является Пауль Барт.
Идеология - это процесс, который совершает так называемый мыслитель, хотя и с сознанием, но с сознанием ложным. Истинные движущие силы, которые побуждают его к деятельности, остаются ему неизвестными, в противном случае это не было бы идеологическим процессом. Он создает себе, следовательно, представления о ложных или кажущихся побудительных силах. Так как речь идет о мыслительном процессе, то он и выводит как содержание, так и форму его из чистого мышления - или из своего собственного, или из мышления своих предшественников. Он имеет дело исключительно с материалом мыслительным; без дальнейших околичностей он считает, что этот материал порожден мышлением, и вообще не занимается исследованием никакого другого, более отдаленного и от мышления независимого источника. Такой подход к делу кажется ему само собой разумеющимся, так как для него всякое действие кажется основанным в последнем счете на мышлении, потому что совершается при посредстве мышления.
Исторический идеолог (исторический означает здесь просто собирательный термин для понятий: политический, юридический, философский, теологический, - словом, для всех областей, относящихся к обществу, а не просто к природе) располагает в области каждой науки известным материалом, который образовался самостоятельно из мышления прежних поколений и прошел самостоятельный, свой собственный путь развития в мозгу этих следовавших одно за другим поколений. Конечно, на это развитие могут воздействовать в качестве сопутствующих причин и внешние факты, относящиеся к этой или иной области, но факты эти, как молчаливо предполагается, представляют собой опять-таки просто плоды мыслительного процесса, и таким образом мы все время продолжаем оставаться в сфере чистой мысли, которая как будто благополучно переваривала даже самые упрямые факты.
Именно эта видимость самостоятельной истории форм государственного устройства, правовых систем, идеологических представлений в любой области прежде всего и ослепляет большинство людей. Если Лютер и Кальвин «преодолевают» официальную католическую религию, а Гегель - Канта и Фихте, если Руссо своим республиканским общественным договором косвенно «преодолевает» конституционалиста Монтескье, то это - процесс, который остается внутри теологии, философии, государствоведения, представляет собой этап в развитии этих областей мышления и вовсе не выходит за пределы мышления. А с тех пор как к этому прибавилась буржуазная иллюзия о вечности и абсолютном совершенстве капиталистического производства, - с этих пор даже «преодоление» меркантилистов физиократами и А. Смитом рассматривается как чистая победа мысли, не как отражение в области мышления изменившихся экономических фактов, а как достигнутое, наконец, истинное понимание неизменно и повсюду существующих фактических условий. Выходит, что если бы Ричард Львиное сердце и Филипп-Август ввели свободу торговли, вместо того, чтобы впутываться в крестовые походы, то можно было бы избежать 500 лет нищеты и невежества.
На эту сторону дела, которой я здесь смог коснуться лишь слегка, мне думается, все мы обратили внимания меньше, чем она того заслуживает. Это старая история: вначале всегда из-за содержания не обращают внимания на форму. Повторяю, я сам это делал, и эта ошибка всегда бросалась мне в глаза уже post festum. Поэтому я не только далек от того, чтобы в связи с этим как-то упрекать Вас, - на это у меня, как виновного в том же еще раньше Вас, нет и никакого права, напротив, - но я все же хотел бы обратить Ваше внимание на этот пункт для будущего.
В связи с этим находится также нелепое представление идеологов: не признавая самостоятельного исторического развития различных идеологических областей, играющих роль в истории, мы отрицаем и всякую возможность их воздействия на историю. В основе этого лежит шаблонное, недиалектическое представление о причине и следствии как о двух неизменно противостоящих друг другу полюсах, и абсолютно упускается из виду взаимодействие. Эти господа часто почти намеренно забывают о том, что историческое явление, коль скоро оно вызвано к жизни причинами другого порядка, в конечном итоге экономическими, тут же в свою очередь становится активным фактором, может сказывать обратное воздействие на окружающую среду и даже на породившие его причины. Так, например, Барт по поводу духовного сословия и религии, у Вас стр. 475. Мне очень понравилось, как Вы разделались с этим до невероятности пошлым субъектом. И его-то назначают профессором истории в Лейпциг! Ведь там был старик Ваксмут, правда, такой же узколобый, но прекрасно владевший фактами, совсем другого склада человек!
О книге же вообще я могу только повторить то, что уже не раз говорил по поводу статей, когда они появлялись в «Neue Zeit»; это - наилучшее из имеющихся изложений генезиса прусского государства, пожалуй, могу сказать даже единственное хорошее, в большинстве случаев вплоть до мелких подробностей правильно раскрывающее все взаимосвязи. Можно только сожалеть, что Вы не могли одновременно охватить также все дальнейшее развитие вплоть до Бисмарка, и невольно рождается надежда, что Вы это сделаете в другой раз и дадите общую картину в связном изложении, начиная с курфюрста Фридриха-Вильге
15:30 19.08.2015
и кончая старым Вильгельмом. Ведь работа Вами уже проделана предварительно и, по крайней мере по основным вопросам, даже можно считать и окончательно. А это должно быть сделано прежде, чем рухнет все это обветшавшее здание. Разрушение монархически-патриотических легенд хоть и не является такой уж необходимой предпосылкой для устранения прикрывающей классовое господство монархии (ибо чистая, буржуазная республика в Германии оказалась пройденным этапом, не успев возникнуть), но все же служит одним из самых действенных рычагов для такого устранения.
Тогда у Вас также будет больше простора и возможностей для изображения истории одной Пруссии как частицы общегерманского убожества. Это и есть тот пункт, в котором я кое в чем расхожусь с Вами, именно с Вашим пониманием предпосылок раздробленности Германии и неудачи немецкой буржуазной революции XVI века. Если мне удастся переработать историческое введение к моей «Крестьянской войне», что случится, надеюсь, ближайшей зимой, то я смогу развить там относящиеся к этому вопросы. Не то чтобы я считал приведенные Вами предпосылки неправильными, но я выдвигаю наряду с ними и другие и несколько иначе группирую их.
При изучении немецкой истории, которая представляет собой одно сплошное убожество, я всегда убеждался, что лишь сравнение с соответствующими периодами истории Франции дает правильный масштаб, ибо там происходило как раз противоположное тому, что у нас.
Там - образование национального государства из disjectis membris (разрозненных частей) феодального государства, у нас в это же время - самый глубокий упадок. Там - редкостная объективная логика во всем ходе процесса, у нас - дикий, все усиливающийся сумбур. Там - в период средневековья английский завоеватель, вмешиваясь в пользу провансальской народности против северофранцузской, является представителем чужеземного вторжения. Войны с англичанами представляют собой своего рода Тридцатилетнюю войну, которая, однако, оканчивается там изгнанием вторгшихся иностранцев и подчинением Юга Северу. Затем следует борьба центральной власти против опирающегося на свои иностранные владения бургундского вассала (Карла Смелого), роль которого соответствует роли Бранденбурга - Пруссии, но эта борьба оканчивается победой центральной власти и завершает образование национального государства. У нас же как раз в этот момент национальное государство разваливается окончательно (если только «немецкое королевство» в пределах Священной римской империи можно назвать национальным государством) и начинается, в больших масштабах, разграбление немецких земель. Это для немцев в высшей степени постыдное сравнение, но именно поэтому оно особенно поучительно, а с тех пор как наши рабочие снова выдвинули Германию в первые ряды исторического движения, нам стало несколько легче мириться с позором прошлого.
Совершенно особая отличительная черта немецкого развития состоит также в том, что две составные части империи, в конце концов разделившие между собой всю Германию, обе не являются чисто немецкими, а были колониями на завоеванной славянской земле: Австрия - баварской, Бранденбург - саксонской колонией; и власть в самой Германии они добыли себе только потому, что опирались на свои иноземные, не немецкие владения: Австрия - на Венгрию (не говоря уже о Богемии), Бранденбург - на Пруссию. На западной границе, подвергавшейся наибольшей опасности, ничего подобного не было, на северной границе защищать Германию от датчан предоставили самим датчанам, а Юг так мало нуждался в защите, что те, кто должен был охранять границы - швейцарцы, - даже смогли сами отделиться от Германии!
Однако я увлекся всевозможными рассуждениями; пусть эта болтовня послужит Вам по крайней мере доказательством того, как живо заинтересовала меня Ваша работа.
Еще раз сердечная благодарность и привет от Вашего Ф. Энгельса
РУДОЛЬФУ МЕЙЕРУ В ПРУГОНИЦ (БОГЕМИЯ)
Лондон, 19 июля 1893 г.
Дорогой г-н Мейер!
То, что господа консерваторы воображают (они этого хотят), будто Каприви может уничтожить социал-демократию, весьма интересно. Пусть только попробует. Новый закон против социалистов может лишь усилить партию, причем в тех же масштабах, в каких он наносит ущерб отдельным лицам: тот, кто справился с Бисмарком, может не бояться его преемника. Отменить или извратить всеобщее избирательное право? Тут опять приходит на память изречение древнего оракула: «Если Крез перейдет через Галис, он разрушит обширное царство!». Если Каприви уничтожит всеобщее избирательное право, он разрушит обширное царство, а именно царство Гогенцоллернов.
Итак, Вы находите в книге Бебеля «Женщина» отступление от теории и практики сельского хозяйства. Но вряд ли возможно дать критику расточительного и в целом неэкономичного теперешнего ведения хозяйства в земледелии и промышленности и вместе с тем указать, как при общественном строе, неизбежно вытекающем из самих экономических условий, можно было бы делать это иначе и лучше и благодаря чему одновременно при сокращенном рабочем времени каждого человека все же удается производить значительно больше продуктов, - все это, по-моему, едва ли возможно без того, чтобы люди, хорошо изучившие на практике ту или иную отрасль, не нашли бы слабых мест. Так, Бебель, очевидно, неудачно выразился или же неправильно понял источник, когда утверждает, что при полном использовании содержащегося в клейковине протеина продукция хлебного посева может быть увеличена втрое и больше. Об этом не может быть и речи. Таких мелких неточностей я мог бы привести Вам еще целую дюжину; по существу же это ничего не меняет.
Так же обстоит дело с ввозом мяса из заокеанских стран. Пока еще его там хватает, чтобы в том или ином виде ввозить в Европу; но с ростом спроса и со все большим - также и там - превращением пастбищ в пахотную землю вывоз оттуда неизбежно скоро достигнет своего максимума, а затем начнет сокращаться. Продлится ли это на несколько десятков лет больше или меньше - в общем это не имеет значения.
Но главное возражение, которое Вы выдвигаете, заключается в том, что сельскохозяйственные работы не могут выполняться промышленными рабочими и что сокращение рабочего дня до такой продолжительности, которая была бы одинакова в течение всего года, в земледелии невозможно. Но тут Вы неправильно поняли токаря Бебеля.
Что касается рабочего времени, то нам ничто не мешает во время сева или уборки урожая и вообще всякий раз, когда необходимо быстро увеличить количество рабочей силы, ставить на работу столько рабочих, сколько потребуется. При 8-часовом рабочем дне можно установить две и даже три смены в сутки; даже если бы каждый должен был работать ежедневно только два часа - на данной специальной работе, - то, коль скоро у нас имеется достаточно людей, обученных для такой работы, можно установить восемь, девять, десять последовательных смен. Именно это и говорит Бебель, и ничего больше. Ведь и в промышленности никто не сделает такой глупости, чтобы при 2-часовой работе, скажем, в прядильнях, количество веретен увеличить настолько, что для удовлетворения всей потребности в пряже понадобится только 2 часа работы в сутки каждого веретена. Наоборот, веретена заставят работать десять - двенадцать часов, а рабочих - только по два часа, так как через каждые два часа будет заступать новая смена.
Что касается Вашего критического замечания относительно бедных горожан, которые весь свой век остаются не пригодными к сельскохозяйственным работам, то это, пожалуй, совершенно правильно. Я охотно готов признать свою неспособность пахать, сеять, жать и даже копать картофель, но ведь, к счастью, у нас в Германии такое многочисленное сельское население, что при рационально поставленном производстве мы сразу же сможем весьма значительно сократить рабочее время каждого работника, и все же еще останется лишняя рабочая сила. Превратите всю Германию в хозяйства по 2000- 3000 моргенов - больше или меньше, в зависимости от природных условий, - введите машинное производство и все современные усовершенствования; разве тогда мы не будем иметь среди крестьянского населения более чем достаточно обученных рабочих? Ведь тогда земледельческой работы не хватит, чтобы занять это население в течение всего года. Большие массы людей будут продолжительное время бездельничать, если мы не займем их в промышленности. А наши промышленные рабочие тоже захиреют физически, если им не предоставить возможности работать на свежем воздухе и особенно в сельском хозяйстве. Допустим даже, что нынешнее взрослое поколение не годится для этого. Но молодежь-то можно этому обучить. Если несколько лет подряд в летнюю пору, когда есть работа, юноши и девушки будут отправляться в деревню, - много ли семестров придется им зубрить, чтобы получить ученую степень пахаря, косаря и т. п.? Вы же не будете утверждать, что необходимо весь свой век ничем другим не заниматься, что надо так отупеть от работы, как наши крестьяне, и только так научиться чему-нибудь путному в сельском хозяйстве? В книге Бебеля сказано лишь это и ничего другого, а именно: «что само производство, так же как и духовное, и физическое развитие людей, только тогда может достигнуть высшей ступени, когда будет устранено старое разделение труда между городом и деревней, между земледелием и промышленностью».
Что же касается вопроса о рентабельности латифундий по сравнению с мелким производством, то вопрос этот, на мой взгляд, просто сводится к тому, что латифундии с течением времени порождают мелкое производство, а последнее точно так же и столь же неизбежно снова порождает латифундии. В точности так, как ничем не ограниченная конкуренция порождает монополию, а монополия - снова конкуренцию. Этот круговорот, однако, неизбежно связан с кризисами, острыми и хроническими страданиями, и периодически повторяющимся разорением целых слоев населения, а также с колоссальной растратой средств производства и готовых продуктов; но так как теперь мы, к счастью, настолько продвинулись вперед, что можем обойтись и без господ владельцев латифундий и даже без крестьянсобственников, а земледелие не менее, чем промышленность, достигло такой ступени развития, которая, по нашему мнению, не только позволяет, но и требует полного перехода его в руки всего общества, то поэтому нам предстоит задача разорвать этот circulus vitiosus (порочный круг). Для такого перехода латифундии и крупные дворянские поместья по сравнению с мелким крестьянским хозяйством представляют для нас более пригодный материал, так же как для такого перехода в промышленности более подходят крупные фабрики, чем мелкие ремесленные предприятия. И это находит свое политическое отражение в том, что сельские пролетарии крупных поместий становятся социал-демократами наравне с городскими пролетариями, едва лишь последние их заденут за живое, между тем как разоряющийся крестьянин и городской ремесленник приходят к социал-демократии только окольным путем, через антисемитизм.
Трудно предположить, что вышедший из недр феодализма владелец дворянского поместья - лорд или сквайр - когда-нибудь научится вести хозяйство, как буржуа, и станет подобно последнему считать своим первым долгом при всех обстоятельствах капитализацию ежегодно части присвоенной прибавочной стоимости; это противоречит всему опыту во всех феодальных в прошлом странах. Я охотно верю Вам, что эти господа поневоле должны отказывать себе во многом из того, что считается необходимым для подобающего их сословию образа жизни, но что они когда-либо научатся жить соразмерно своим доходам и откладывать что-нибудь про черный день, в этом я должен сперва сам убедиться, этого еще никогда не бывало; это наблюдалось разве только в виде исключения, но отнюдь не у класса как такового. Ведь эти люди в течение 200 лет существуют только благодаря государственной помощи, которая каждый раз выводила их из состояния кризиса...
Ваш Фридрих Энгельс
23:10 19.08.2015
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 20 июля 1893 г.
Дорогая Лёр!
Прежде всего благодарю за перевод интервью из «Chronicle», хотя вряд ли это стоило труда. А затем один вопрос.
Некоторое время тому назад Бонье переслал мне письмо некоего Диаманди (румына), который просит меня написать для его нового журнала и сообщает, что они предвосхитили мое разрешение и перевели для первого номера, который мне пришлют, главу «Варварство и цивилизация». Я ждал, но ничего не получил. Затем, несколько дней тому назад я написал, что не получил журнала, но, так или иначе, не имел времени писать для него.
После этого они прислали мне отдельный оттиск этой главы, на обложке которого указано, что предполагается опубликование всей работы сначала в журнале и затем отдельной книгой. Но журнал они прислали не мне, а Тусси. От нее я получил его сегодня после полудня и вижу, что я указан как постоянный сотрудник вместе с Каутским, Полем и другими, которых тоже, может быть, никто не спрашивал о согласии, как и меня; что, тем не менее, обещаны статьи Геда и Поля, а очерк Поля о материализме Мавра частично перепечатан. Перевод моей главы, по-видимому, принадлежит Руа. Все это вместе с Лео Франкелем в качестве администратора открывает перед моим растерявшимся взором такую перспективу всяких возможностей и невозможностей, что, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги в этом деле, я должен обратиться к тебе за информацией и советом. От Парижа можно ждать любых неожиданностей, но Париж в сочетании с Бухарестом становится тайной в кубе, и я отказываюсь ее понять.
Что за странные люди во французском правительстве и в парламенте! Панама вызывает свист вместо взрыва, государственный переворот против Биржи труда оставляет рабочих равнодушными и проходит спокойно, а сиамская авантюра вызывает у тех же самых парламентских патриотов вспышку энтузиазма перед колониальным завоеванием - у тех же людей, которые несколько лет тому назад чуть не убили «тонкинца» Ферри за то, что он пытался их увлечь на тот же путь! Поистине, буржуазия повсюду изжила самоё себя.
Завтра Луиза и я едем на неделю в Истборн (адрес прежний, 28, Marine Parade), так как я чувствую необходимость немного набраться сил, прежде чем предприму поездку в Германию. Прошлогодняя неудача сделала меня осторожным; я не хочу снова быть прикованным к креслу шесть недель. Мы выедем из Истборна в пятницу 28 июля, а из Лондона на континент 1 августа - встречаемся с Бебелем и его женой в Кёльне и через Страсбург едем в Швейцарию, где я встречусь с моим братом, и надеюсь быть в Цюрихе к закрытию конгресса, 12 или 13 августа. Оттуда вместе с Бебелем в Вену и Берлин.
Будете ли Вы с Полем в Цюрихе? В Швейцарии получены письма от других парижских организаций, что выборы, по всей вероятности, несмотря на все газетные сообщения, будут не в августе, а только в сентябре.
Именно это, наряду с возражением англичан, сыграло решающую роль в том, что предложение об отсрочке не было принято.
Время отправки почты - 9 часов, хотя, может быть, это письмо ты получишь не раньше утра в субботу.
Привет от Луизы и от твоего всегда благодарного, «переведенного» тобой Ф. Энгельса
ФИЛИППО ТУРАТИ В МИЛАН Лондон, 20 июля 1893 г.
Дорогой гражданин Турати!
Спешу ответить на Ваше письмо от 17-го, полученное вчера вечером.
Г-жа Маркс-Эвелинг является душеприказчицей Маркса. Что же касается литературной стороны наследства, ведать ею поручено мне. Ни она, ни я никогда не слыхали о туринском Типографско-издательском обществе и уж тем более не продавали этому Обществу «права собственности на труды Маркса», которое принадлежит нам (к счастью) во всей своей полноте до нынешнего дня. Никогда ни один грош этого Общества не коснулся наших рук.
В отношении первого тома «Капитала» это право собственности распространяется и на немецкое и на французское издания. В силу соответствующих международных соглашений каждый волен в настоящее время делать с них любые переводы. Мы не можем этому препятствовать. Если у нас спрашивают разрешения, то это акт вполне добровольный.
Что Общество заключило какой-то договор с издателем французского издания г-ном Лашатром - это нельзя считать абсолютно исключенным, хотя и мало вероятно, - мне об этом ничего не известно. Но допустим, что это так: г-н Лашатр мог продать лишь то, чем он полностью владеет. А это в самом лучшем случае - французское издание. Следовательно, Общество, самое большее, могло бы возражать против итальянского перевода, сделанного с французского текста.
Но ведь книга Девиля опубликована и беспрепятственно циркулирует во Франции. Если во Франции никто не попытался возбуждать преследование против этой работы за нарушение прав, то тем менее смогут попытаться сделать что-либо подобное в данном случае.
Итак, эта претензия смешна, если только у вас в Италии не действует из ряда вон выходящее законодательство. Но поскольку основой гражданского законодательства почти на всем европейском Западе служит Кодекс Наполеона, я не думаю, что ошибусь, рассматривая дело именно с этой точки зрения.
Самое забавное, это наглость этих господ: «мы купили у наследников право собственности и т. п.». По-видимому, в других случаях это им удавалось.
Что касается Цюриха, все остается так, как я Вам писал в прошлый раз; будем все надеяться на лучшее!
Привет г-же Анне и Вам от г-жи Каутской и от искрение преданного Вам Ф. Энгельса
ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТУ В ШАРЛОТТЕНБУРГ-БЕРЛИН Истборн, 27 июля 1893 г.
Дорогой Либкнехт!
Послезавтра, то есть 30-го, ваша серебряная свадьба, вот я и приношу вам обоим мои сердечные поздравления к этому торжественному дню. Желаю вам встретить его в полном благополучии и с ничем не омраченным весельем, а также счастливо и в добром здоровье прожить и следующие 25 годков до золотой свадьбы.
Когда у кого-нибудь из нас, старых боевых товарищей, наступает такой торжественный день, то невольно на память приходят минувшие времена, минувшие битвы и бури, первые поражения, а затем и победы, весь пройденный бок о бок путь, и становится радостно, что на старости лет нам довелось уже не останавливаться у первой бреши, - мы ведь давно перешли от обороны к общему наступлению, - а вместе продвигаться вперед все в том же боевом строю. Да, старина, мы пережили вместе не одну бурю и, надо надеяться, не одну еще переживем и, если все пойдет хорошо, переживем и ту, которая хоть и не принесет нам окончательной победы, но все же окончательно обеспечит ее. Голову, к счастью, мы оба еще можем держать высоко, сил у нас для нашего возраста тоже достаточно, так почему бы этому не случиться?
Бебель передаст тебе и твоей жене от нашего, Луизы Каутской и моего, имени небольшой подарок к вашему торжеству, который просим по-дружески принять на память.
Сердечный привет и поздравления от вашего Ф. Энгельса
НАТАЛИИ ЛИБКНЕХТ В ШАРЛОТТЕНБУРГ-БЕРЛИН Истборн, 27 июля 1893 г.
Дорогая г-жа Либкнехт!
Я очень обрадовался, получив фотографию того дома в Брухе, где я родился и провел свое детство. Снимок очень хорош и воспроизводит все детали, с которыми связано столько воспоминаний. Со стороны Либкнехта было очень мило заказать этот снимок; пожалуйста, передайте ему за это мою сердечную благодарность.
Если не произойдет ничего неожиданного, я в сентябре приеду на несколько дней в Берлин и буду тогда иметь удовольствие всех вас там приветствовать. Я приехал сюда к морю на несколько дней, чтобы набраться сил перед долгим путешествием. Г-же Каутской и мне это пошло весьма на пользу; завтра мы отправляемся обратно.
То, что Вашему Карлу чинят такие препоны, это совсем по-прусски, бюрократы никогда не простят ему его отца.
Еще раз искренне поздравляю Вас с Вашей серебряной свадьбой и шлю сердечный привет Вам и Вашим сыновьям.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
ЛЮДВИГУ ШОРЛЕММЕРУ В ДАРМШТАДТ Лондон, 31 июля 1893 г.
Дорогой Шорлеммер!
Мне не хотелось бы отправиться в начинающуюся завтра поездку на континент, не написав несколько строк в ответ на Ваше письмо от 27-го.
К сожалению, мне не удастся повидать Вас в Дармштадте, потому что я проеду прямо в Швейцарию и Австрию.
О Зибольде нет ничего определенного, его тоже направили в Швейцарию, в Альпы, и он вернется еще не скоро. До моего возвращения тут ничего не удастся предпринять.
Это все, я должен кончать - сегодня с 10 до 4 часов у меня были посетители, и я не мог найти для себя и пяти свободных минут.
Сердечный привет Вам и Вашей семье.
Ваш Ф. Энгельс
ГЕРМАНУ ЭНГЕЛЬСУ В ТУЗИС Хоттинген-Цюрих, 16 августа 1893 г.
6, Merkurstrasse Дорогой Герман!
Переехав со вчерашнего дня к Анне Бёйст, я, наконец, настолько пришел в себя от сутолоки, что могу написать тебе. Поездка моя была премилая, сначала мы наслаждались пылью, затем пошел дождь, достаточно сильный, чтобы вся пыль прочно засела в одежде. В Цюрихе меня устроили в отеле «Баур-ан-вилль», где было очень удобно, но я никогда не бывал дома; наконец, в субботу вечером был пройден самый трудный этап, и все постепенно перешло в умеренную [massvolle] выпивку (не следует читать раздельно: Mass voll - подавали нам только полулитровые кружки*) в сочетании с катанием по озеру. Передай Эльсбет, что люди здесь тоже уже обнаружили мой талант напевать себе под нос; Бебель писал недавно в открытке, что я весь вечер делал только одно - мурлыкал от удовольствия.
Цюрих сильно изменился к лучшему и перещеголял даже Бармен. Когда-то в Бармене на каждые два дома приходилась одна «гостиница», а здесь на каждые два дома - по три гостиницы. Бёйсты поселились очень удачно; с гигантского балкона, где можно было бы давать балы, открывается чудесный вид. Анна Бёйст прекрасно сохранилась - это одна из самых красивых старых дам на свете, притом жива и остроумна, умна, энергична, решительна, и бывать в ее обществе - одно удовольствие. Один из ее сыновей, Фриц, директор школы; у другого, Адольфа, довольно приличная медицинская практика; у обоих премилые жены и по два бойких и шумливых мальчика. Адольф живет с матерью, а Фриц выстроил себе дом совсем рядом.
На будущей неделе я, вероятно, отправлюсь с Бебелем в горы, но дней через восемь вернусь, и числа 3-4-5 сентября мы уедем в Мюнхен и Вену.
На конгрессе были три-четыре русские женщины почти с такими же восхитительными глазами, какие были у твоей свояченицы Берты, когда я видел ее много лет тому назад в Альтенаре. Но настоящей моей любимицей была все-таки одна прелестная работница из Вены с на редкость очаровательным лицом и милыми манерами. Я никогда не прощу Бисмарку, что он исключил Австрию из состава Германии, хотя бы из-за одних венок.
Гостиница «Бельвю», как я слышал, не принадлежит к числу наилучших. Надеюсь все же, что ваш выбор был удачен. Ты бы мне написал, как вы провели время. Сердечный привет Эмме, Эльсбет, Вальтеру и тебе самому.
Твой старый «Unkraut vergeht nicht» ( Немецкая пословица, на русском языке ей соответствует: «Худое споро, не сживешь скоро»)
Фридрих Между прочим, не мешало бы вам как-нибудь навестить Анну Бёйст, она уже несколько лет не видела вас и ничего о вас не знает.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Хоттинген-Цюрих, 21 августа 1893 г.
6, Merkurstrasse Дорогая Лёр!
Я уже пару недель в Швейцарии. Луиза, д-р Фрейбергер и я выехали 1 августа через Хук-ван-Холланд, встретились с Бебелем и его женой в Кёльне, провели одну ночь в Майнце, следующую - в Страсбурге, третью - в Цюрихе. Оттуда я поехал в Тузис, в Граубюндене, где повидался с братом и его семьей и прожил неделю, вернулся в Цюрих как раз к закрытию конгресса и теперь живу у кузины г-жи Бёйст.
Что касается вчерашних выборов, то мы пребываем в полной неизвестности, и так будет до второй половины дня - по понедельникам газеты в Цюрихе утром не выходят. Поэтому все, что предстоит сказать об этом, придется отложить до конца письма.
Германию я нашел совершенно преображенной. По всей стране - заводские трубы, но на том небольшом участке, по которому я проезжал, они не настолько многочисленны, чтобы дым их причинял неудобство. Кёльн и Майнц неузнаваемы. Старый город на том же месте, но вокруг или рядом с ним вырос больший по размерам и более современный город с великолепными зданиями, расположенными по отлично составленному плану, и с крупными промышленными предприятиями, которые занимают особые кварталы, чтобы не портить вида и не нарушать покоя остальных. Наибольших успехов достиг Кёльн - число его жителей почти утроилось; Ринг - великолепная улица, ничего равного ей нет во всей Англии. Майнц растет, но медленнее. В Страсбурге отчетливо видно разделение на старый город и новый район, образуемый университетскими и административными зданиями, - внешний придаток, а не продукт естественного роста.
Полю, конечно, будет очень любопытно узнать насчет Эльзаса. Что ж, французы могут быть довольны. В Страсбурге, к моему удивлению, я слышал только немецкую речь. Лишь раз проходившие мимо меня две девушки, еврейки, говорили по-французски. Но это весьма обманчиво. Один очень толковый молодой социалист, который живет там, сказал мне, что едва выходишь за городские ворота, как слышишь, что народ говорит только по-французски, и притом нарочито. Также и в Мюльхаузене, по его словам, 4/5 населения - рабочие, да и все остальные - говорят по-французски. А ведь до аннексии так не было. С тех пор как открылось железнодорожное сообщение, французский язык стал распространяться по сельским районам, но даже и теперь французский, на котором они говорят, представляет собой в значительной степени их собственное изобретение. Но, как бы то ни было, это - французский язык, и он показывает, чего хочет народ. Когда произошла аннексия, я однажды сказал Мавру, что последствием всех этих попыток регерманизации будет то, что в Эльзасе будут говорить по-французски больше, чем когда-либо раньше. Так и случилось. Крестьянин и рабочий держались за свой немецкий диалект, пока были французами; теперь они всячески стараются избавиться от него и употребляют вместо него французский.
Таких отъявленных дураков, как эти пруссаки, свет не видал. Они пресмыкались перед дворянством и буржуа, которые, а это им следовало знать, были безнадежно офранцужены и притесняли крестьян и рабочих, сохранивших, по крайней мере в языке, какой-то остаток немецкой национальности. Край находится под каблуком мэров, жандармов, сборщиков налогов, назначенных центральным правительством и большей частью ввезенных извне; они делают, что хотят, и живут в своем кругу, отгородившись от народа и ненавидимые им. Все старые деспотические законы французской Второй империи тщательно сохраняются и проводятся в жизнь, а иногда даже совершенствуются при помощи старинных указов, относящихся к старому порядку и откопанных учеными чиновниками, которые обнаружили, что революция позабыла ясно заявить об их отмене! Более того, туда ввозится и еще более совершенствуется все свойственное прусским чиновникам крючкотворство. Последствия разумеются сами собой. Когда я спросил своего друга: значит, если бы французы каким-нибудь образом вернулись, то, очевидно, девять десятых населения встретили бы их с распростертыми объятиями? - он ответил, что это так.
В Страсбурге старая буржуазия держится совершенно обособленно и никоим образом не общается с незваными гостями. Среди остальной части населения Бебель очень популярен.
Везде, где его узнавали, люди стояли в дверях магазинов и приветствовали его. Можешь быть уверена в том, что он поставит перед рейхстагом вопрос о положении дел в Эльзасе совершенно иначе, чем эти протестующие ослы, которые, по-видимому, радуются каждой новой мере, направленной на подавление, из боязни, что народ может примириться с новым режимом, и которые вследствие того потеряли почти все свое влияние на население. В этом, как и в любом другом случае, окажется, что наша партия - единственная, которая может сделать и сделает то, что действительно необходимо. (Только что - телеграмма из Рубе в адрес Грёйлиха о том, что Гед избран. Ура! Надеюсь во второй половине дня узнать о победе Поля).
Что касается конгресса, то жаль, что наши не имели здесь по крайней мере 5-6 человек.
Один результат достигнут: бланкисты и аллеманисты навеки заслужили насмешки и презрение социалистического мира. Но теперь это падает на французский социализм вообще; теперь другие говорят просто о «французах», а это поистине очень нехорошо. Будь там хоть незначительное меньшинство марксистов, этого бы не случилось. Но если ты обнаружишь, что в английских и континентальных социалистических газетах о французских социалистах говорят как о кучке ребят, которые две минуты сряду не могут держаться одного решения, которые готовы принять без голосования величайший вздор, если рассчитывают тем самым привести в раздражение «немцев» [«les allemands»], то не удивляйся. Я слышал заявления швейцарских социалистов (а швейцарские немцы отличаются очень сильными французскими симпатиями): теперь очевидно, что искоренить шовинизм в сознании французов невозможно; и мне пришлось рассказать им, какие вещи - источник горечи и раздражения для всякого шовиниста - я смог написать по-французски в вашем «Almanach», причем это нигде не вызвало отрицательных откликов. Так что, видишь, фиаско, которое потерпели эти болтуны, приписывают всей Франции, в том числе и нашим. А Жаклар своими брюзгливыми статьями в «Justice» еще ухудшает дело. Что ж, выборы, я надеюсь, поставят нас в такое положение, когда вся Европа увидит, что Жаклар и Аллеман - это не Франция. И все же мне кажется, что Жаклар в очень многих случаях голосовал с Бонье и незначительным, таявшим меньшинством.
Женщины были представлены великолепно. Австрия послала, кроме Луизы, маленькую Дворжак, очаровательную во всех отношениях девочку. Я в нее совсем влюбился и, когда только Лабриола давал мне возможность, убегал за ней из дебрей его высокопарной беседы.
Эти венки - прирожденные парижанки, но такие, какими были парижанки пятьдесят лет назад. Сущие гризетки. Затем русские женщины, их было четыре или пять, с изумительно прекрасными сияющими глазами; и, кроме того, были Вера Засулич и Анна Кулишова. Затем Клара Цеткин с ее огромной работоспособностью и несколько истерической восторженностью, но она мне очень нравится. Она поднималась на Глерниш, гору с множеством ледников, а это - очень большое напряжение для женщины ее комплекции. В общем, мне достался счастливый удел попадать из объятий одной в объятия другой и так далее. Бебель сильно приревновал меня - он, творец «Женщины», полагал, что только ему принадлежит право на их поцелуи!
Теперь оставляю немножко места для новостей, которые прибудут во второй половине нынешнего дня. Мальчики Бёйст просят напомнить о себе. Луиза - в Австрии, Бебель и Берн-штейн - еще здесь. Около 4 сентября мы с Бебелем уезжаем в Вену, до этого срока вышеуказанный адрес действителен.
Желаю Полю удачи!
Всегда твой старый Генерал
4 часа пополудни. Весть о том, что Полю предстоит перебаллотировка - напиши, пожалуйста, каковы шансы, - что Ферруль потерпел поражение и Журд тоже будет баллотироваться вторично. Буду признателен за несколько строк о результатах вообще, так как буржуазным газетам доверять нельзя.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Цюрих, 31 августа 1893 г.
Дорогая Лёр!
Спасибо за твое письмо и газеты, которые я получил вчера. 6 дней я пробыл в Бернском Оберланде с Августом и Станиславом Мендельсоном - отличная погода и прекрасные виды. Юнгфрау надела ради нас особенно чистую, белую ночную рубашку. Юнгфрау, Монблан и Монте-Роза - три прекраснейших горных массива во всех Альпах.
Вчера мы были на Ютлиберге. Это небольшая гора близ Цюриха с прекрасным, хоть и издали, видом на снежную цепь. Когда после 1870 г. здесь побывал старик Тьер со своей компанией, он немедленно объяснил своим спутникам все: указывая на Глерниш (точно к юговостоку от Ютли), он сказал, что это - Монблан. Хозяин гостиницы на вершине горы, отличный знаток всей гряды, осмелился заметить, что это - Глерниш, а Монблан находится в почти противоположном направлении и с этого места его не видно, но карлик ответил: сударь, я - Адольф Тьер, и я должен это знать! Монблан именно там!
Я рад, что ты считаешь исход выборов 20-го победой. Будем надеяться, что это подтвердится в воскресенье избранием Поля и Дельклюза, а также нескольких других. Иначе боюсь, что наша партия не сможет играть в Бурбонском дворце ту роль, в которой я и многие другие хотим ее видеть. Если мы будем иметь там 8-10 человек, то они образуют достаточно крепкое ядро, чтобы заставить бланкистов, поссибилистов и независимых социалистов сгруппироваться вокруг него и тем самым создать объединенную группу. Но если нас будет только 3 или 4, то каждая из других фракций будет обладать примерно такой же силой, и объединение не только станет труднее, но также будет в большей степени носить характер компромисса. Поэтому я надеюсь, что мы сумеем войти в Бурбонский дворец в полной силе.
Надеюсь, что «So..aliste» не напечатает письма Геда к его избирателям. Что бы ни думали об этом письме во Франции, за ее пределами оно будет звучать просто смешно. Объявлять свое избрание революцией, посредством которой социализм совершает вступление в Бурбонский дворец, начинается новая эра для всего мира, это, пожалуй, слишком уж энергично для обыкновенных смертных.
Прилагаю пять германских марок, чтобы ты могла телеграфировать нам о результатах воскресного голосования. Мы с Августом в понедельник утром уезжаем отсюда в Мюнхен и пробудем там весь вторник. Так вот, в понедельник вечером или, самое позднее, во вторник утром, вы, по нашим предположениям, будете иметь все результаты в том объеме, в котором они интересуют нас. Как только сможешь, но не позже, чем во вторник днем, пожалуйста, протелеграфируй нам фамилии наших людей и названия мест, от которых они избраны, а если хватит денег, то любые дополнительные сведения, представляющие интерес. Адресовать телеграмму нужно по-немецки: Бебелю, Hotel Deutscher Kaiser, Munich, но остальное лучше, быть может, по-французски, чтобы обеспечить верную передачу.
Во вторник вечером или в среду мы поедем в Зальцбург, оттуда в Вену, где останемся на несколько дней, а потом - в Берлин. Если ты будешь так любезна, что пошлешь мне какие-нибудь дополнительные сведения письмом в Вену (где их можно использовать для «Arbeiter- Zeitung»), то адресуй, пожалуйста, г-же Л. Каутской, Hirschengasse, 46, Oberdobling, Vienna, Австрия (внутреннего конверта не надо, так как она будет знать, что это для меня).
А теперь желаю удачи всем нашим кандидатам, особенно Полю! Я не очень верю обещаниям оппортунистов, но надеюсь, что в отношении Поля они в виде исключения оправдаются.
Какую пользу принес нам в этой кампании союз с Мильераном - Жоресом? Тут я совершенно не в состоянии составить суждение.
Привет от всегда твоего Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Берлин, 18 сентября 1893 г.
22а, Grosgorschen-Strase, W.
Дорогая Лёр!
Наконец-то! Приехали в субботу вечером после шести дней, проведенных в Вене, и одного дня в Праге (где мы встретили твоего старого поклонника Рудольфа Мейера). Вена - исключительно красивый город, с прекрасными бульварами (Рингштрассе), а огромная площадь между ратушей, находящимся против нее новым Бургтеатром, парламентом справа и университетом слева не имеет равной в мире. По Вена - слишком большой город для ее жителей, они только еще начинают учиться тому, как пользоваться этими бульварами. Лет через десять все будет в десять раз прекраснее, потому что в десять раз больше будет кишеть людьми.
В общем, на континенте произошли коренные изменения с тех пор, как я в последний раз видел его. Повсюду оживление, деятельность, развитие, по сравнению с которыми Англия кажется неподвижной. Берлин я видел мало (из того, что до сих пор видел, - ни одного квадратного фута того Берлина, который я оставил в 1842 г., все новые постройки), но внешне он в самом деле великолепен, хотя боюсь, что внутренне полон неудобств. У Бебеля (где мы с Луизой остановились) очень красивая и удобная квартира, но Лайбрери, у которого мы провели вчерашний вечер, живет в квартире с настолько отвратительным расположением комнат, что это привело меня в ужас. Здесь, в Берлине, они изобрели «берлинскую комнату» с каким-то подобием окна, и в ней-то берлинцы и проводят почти все свое время.
Спереди находятся столовая (лучшая комната, предназначенная для парадных случаев) и гостиная (еще более пышная и еще более парадная), затем «берлинская» трущоба: рядом темный коридор, несколько спален, выходящих окнами во двор, и кухня. Неуклюжее, неуютное расположение, специфически берлинское (то есть буржуазно-берлинское): пышность и даже великолепие фасада, темнота, неудобство и плохое расположение позади, фасад только для парадности, а неудобства для повседневной жизни. Во всяком случае, таково мое впечатление сейчас, будем надеяться, что оно изменится в лучшую сторону.
Вчера мы были на спектакле «Свободной народной сцены» [«Freie Volksbuhne»] - театр имени Лессинга, одно из самых лучших и приятных в Берлине помещений, был снят для этого случая. Места разыгрываются как между подписчиками в лотерее, и можно увидеть рабочих, мужчин и женщин, в креслах партера и в ложах, в то время как буржуа могут попасть на галерку. Публика проявляет такое внимание, такую преданность, такой энтузиазм, которые не сравнимы ни с чем. Никаких аплодисментов до закрытия занавеса, затем настоящая буря. Но в патетических сценах - потоки слез. Ничего удивительного, что артисты предпочитают эту публику всякой другой. Пьеса была довольно хороша, а игра гораздо лучше, чем я ожидал. Прежнее мещанство исчезло с немецкой сцены как в игре, так и в характере пьес. Я пришлю тебе краткую рецензию на последнюю пьесу.
В Вене мне пришлось дважды появляться перед «партией». Я в совершенном восторге от них. Такие же живые и сангвинические, как французы, но немного более солидные. Женщины особенно очаровательны и восторженны, они работают очень упорно, в значительной степени благодаря Луизе. Адлер творит чудеса, его такт, постоянная бдительность и активность, при помощи которых он сплачивает партию (нелегкое дело с таким живым народом, как венцы), выше всяких похвал; а если, кроме того, принять во внимание трудности его личной жизни - жена, страдающая нервным заболеванием, трое детей и возникающие в связи с этим непрестанные материальные затруднения, - то почти непостижимо, как он держится. А эти австрийцы - смесь всех рас, кельтов, тевтонов, славян - гораздо менее сговорчивы, чем наши северные германцы.
Лайбрери выглядит очень хорошо, у него начинает расти брюшко. Его жена приготовила нам пунш из вина и фруктов; у них была довольно многочисленная компания. Он живет на пятом этаже и за пределами собственно Берлина - в Шарлоттенбурге, но его квартира обходится ему около 1800 марок = 2250 франков.
Что касается ваших выборов, то я надеюсь, что расчеты Поля могут оправдаться. Так как большинство избранных людей совершенно неизвестны мне, то я не имею возможности составить свое суждение. Письмо Вайяна в «Petite Republique Francaise» выглядит обнадеживающим, надо думать, что обстоятельства будут способствовать сохранению им правильного направления. Если наши 12 человек действительно наши, а не похожи на Тиврие и Лашиза, то можно создать хорошее ядро.
Когда мы приехали в Прагу, там действовало малое осадное положение. Никто в нашей гостинице даже не подумал спросить наши фамилии! Вот что такое Австрия: деспотизм, смягченный расхлябанностью.
Привет Полю. Всегда твой Ф. Энгельс Луиза и Бебель с женой сердечно кланяются вам обоим.
Твой экземпляр статьи Поля и его письмо мы передали Адлеру, который использовал их для своей очень хорошей статьи в «Arbeiter-Zeitung».
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Берлин, 25 сентября 1893 г.
Дорогой Барон!
Письмо, о котором идет речь, я ни в коем случае не могу предать гласности без введения. Наши враги тотчас же с восторгом обрушились бы и на автора и на адресата, а скандал и без того будет немалый. Но так как письма у меня здесь под рукой нет, то я не могу написать введение. Вы должны были позаботиться об этом раньше; я до 30 сентября - 1 октября ничего не смогу сделать.
Привет.
Твой Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 30 сентября 1893 г.
Дорогая Лёр!
Мы благополучно прибыли вчера утром, и я считаю своей первой и приятной обязанностью переслать тебе одну треть из 60 ф. ст., переведенных Мейснером за 1892-1893гг., - 20ф. и одну пятую из переведенных Зонненшайном за то же время 5 ф. 10 ш. 5 п. (2/5 переводчику и 3/5 наследникам) - 1 ф. 2 ш. 1 п. ------- 21 ф. 2 ш. 1 п.
Прилагаю чек на эту сумму. Сообщи, пожалуйста, о его получении.
Из газет ты могла узнать, что меня заставили нарушить обет молчания - сначала в Цюрихе, затем в Вене и, наконец, в Берлине. Я упорно противился, как только мог, но тщетно, им нужны были мои выступления. Ладно, но это было в последний раз; я заявил им, что поеду вновь лишь при условии письменного обязательства, позволяющего мне путешествовать в качестве частного лица. Как бы то ни было, меня принимали везде более чем великолепно, гораздо лучше, чем я ожидал или имел основания ожидать.
Что касается движения в Австрии и Германии, то оно превзошло мои самые смелые надежды. Наши французские друзья должны энергично взяться за дело, если не хотят остаться позади. Наши там - сила, и это сознают как они сами, так и их противники. В Вене я был на шеститысячном митинге, а в Берлине - на товарищеском банкете, который они устроили в мою честь. Присутствовало 4000 человек, причем одни только представители партии - мужчины и женщины; поверь, видеть и слышать их - большое удовольствие. Когда приезжаешь из Англии с ее рассеянным и разобщенным рабочим классом, когда из Франции, Италии, Америки годами слышишь только о мелочных ссорах и перебранках, а потом попадаешь к людям, говорящим по-немецки, и видишь единство цели, отличную организацию, энтузиазм, неистощимый юмор, вытекающий из уверенности в победе, то не можешь не увлечься и не сказать: именно здесь центр тяжести рабочего движения. И если наши французские друзья не побеспокоятся, то они могут безнадежно отстать от австрийцев. Это - смешение рас: немецкие элементы, привитые на кельтскую (норики) основу, с сильной примесью славянских элементов, - так что в них соединилась кровь трех главных европейских рас. Их характер очень напоминает французский - он более живой и сангвинический, чем у менее смешавшихся с другими расами немцев, а также более инициативный благодаря импульсивности. Пока Париж будет осторожничать, Вена может подать сигнал грядущей революции. Мне они очень нравятся, а венские женщины очень напоминают мне французских работниц, какими они были 40 лет тому назад. Разумеется, венцы, точь-в-точь как французы, слишком уж уверены в успехе, но я считаю, что у них гораздо более ясные головы, чем у тех парижан, которые были влюблены в Буланже. Должен кончать - пришли гости.
Сердечный привет Полю. Всегда твой Генерал
Сердечный привет от Луизы.
ЮЛИИ БЕБЕЛЬ В БЕРЛИН Лондон, 3 октября 1893 г.
Дорогая Юлия!
Нашу открытку, отправленную в пятницу, вы, вероятно, получили. Меня здесь ждала такая масса работы, что я пока еще с трудом разделался лишь с самым неотложным благодаря помощи Луизы, которая до сих пор, засучив рукава, копается в печатных материалах. Поэтому я, наконец, могу написать вам несколько строк.
Итак, в четверг, после нашего отъезда, мы еще успели несколько мгновений повидать на вокзале станции «Зоологический сад» Адольфа Брауна и затем отправились дальше. В купе с нами ехали два парня потрепанного вида, которые оказались несколько назойливыми; к счастью, один из них, англичанин, уже к 10 часам был совершенно пьян, и затем оба провели остаток дня в проходе вагона.
В Ганновере, пока мы ели суп и мясо, появился дражайший Кугельман с дочерью, которая гораздо приятнее его» Он преподнес мне снова целую кучу медицинских советов касательно режима моей жизни, а кстати и корзиночку с мясом, булочками, яблоками и полбутылкой вина. Мы возликовали при виде этого - красное вино! Но это был так называемый «красный портвейн», сладковатая смесь, которую мы передали кондуктору в благодарность за его любезность.
Вскоре после этого между различными пассажирами и кондуктором разгорелись оживленные дебаты по вопросу: не следует ли пассажирам, едущим в Хук-ван-Холланд, пересесть в Лёне и ехать через Рейне - Зальцберген. Мы же твердо держались направления на Оберхаузен, так как у нас не было другого выбора из-за билета Луизы. Но в Миндене поезд опаздывал уже более чем на полчаса, а так как в Оберхаузене для пересадки имеется только 17 минут, то, следовательно, перед нами была верная перспектива не попасть на другой поезд.
Тут нам очень пригодилась карта, которую Август дал мне утром. Мы поехали по старой кёльнско-минденской железной дороге, которая была мне известна как построенная лучше других в Германии. По перегонам пути мы могли видеть, как наверстывается значительная часть опоздания, и, таким образом, прибыли в Оберхаузен вовремя.
Угольный район от Хамма до Оберхаузена - это кусочек британской «Черной Англии».
И воздух, и города точно так же черны от копоти, как в Англии, закопченные дома, из-за того что большинство из них покрыто светлой штукатуркой, выглядят еще более неприятно, чем английские из голых кирпичей.
Наслушавшись и в Голландии от пассажиров и кондукторов всяких мрачных рассказов об опозданиях к пересадкам, мы все же прибыли в Роттердам в 8 ч. 42 м. по голландскому времени, то есть в 9 ч. 42 м. по немецкому. Час разницы во времени все привел в порядок (в изложении Августа нам было не вполне ясно, где же вступает в силу разница во времени, и поэтому мы не были уверены в таком исходе).
Наоборот, хотя нам и пришлось в Роттердаме пройти пешком с одного вокзала на другой - примерно в десяти минутах ходьбы, все же у нас еще оставалось время, и мы прибыли раньше тех пассажиров, которые ехали через Лёне - Рейне - Зальцберген.
Луиза, кроме нескольких кусочков из кугельмановских припасов, только выпила одну чашку бульона в Арнеме и вторую в Роттердаме, я же питался кугельмановской снедью и пивом. Когда мы отплывали, дул легкий ветер, я сейчас же улегся и, убаюканный качкой, безмятежно проспал целых восемь часов, пока не проснулся при ярком дневном свете - мы должны были бы уже давно быть в Гарвиче! Я встал - у меня была отдельная каюта, - на корабле полная тишина. Вышел на палубу - пустота, всюду мокрая палуба и признаки миновавшей бурной ночи. Наконец появился какой-то молодой немец и сообщил мне, что мы перенесли ужасный шторм. Вскоре после этого появилось несколько дамочек, а затем и Луиза; бедняжку втиснули с пятью другими в тесную каюту, и она с героической выдержкой перенесла самое скверное, несмотря на окружение испытывавших морскую болезнь истерических соседок. В конце концов, после самой сильной качки, когда началась зыбь, она все же один момент не устояла против назойливости старого Нептуна.
Мы прибыли в Лондон с опозданием на два часа, на вокзале гас встречали Эвелинги; застали все в наилучшем порядке и с презрением к смерти, которое обычно следует за героически перенесенным маленьким штормом, сразу окунулись в работу. Нового здесь произошло, по-видимому, мало; с происшедшими в здешнем движении небольшими переменами и сдвигами мы сможем ознакомиться лишь постепенно.
Кстати. Эде Бернштейн утверждает, что Пауль Зингер совершенно неправильно понимает его статью. Он, мол, никогда не говорил, что следует в зависимости от обстоятельств вступать в компромиссы с консерваторами, национал-либералами, ультрамонтанами и пр., он-де имел в виду только Свободомыслящую народную партию. Я сказал ему, что я лично этого не смог вычитать из его статьи; во всяком случае, он дал возможность и такого толкования.
А теперь, дорогая Юлия, еще раз благодарю тебя и Августа за многочисленные знаки любви и дружбы, которые вы оказывали нам не только в Берлине, но также и в Цюрихе - а Август мне в течение всей поездки, - и я могу только напомнить тебе о твоем обещании приехать к нам весной, чтобы мы наконец могли показать Лондон также и тебе.
Сердечный привет вам обоим и всем друзьям.
Твой Ф. Энгельс
[Приписка Луизы Каутской]
Милая Юлия! Я действительно с головой погрузилась в работу и пока еще не вижу никакой возможности разделаться с ней, чтобы хоть написать письма. Генерал*, который уже занялся этим, рассказал тебе, как мы доехали, но забыл сообщить, что твои булочки съел он один. В пути он чувствовал себя хорошо, был постоянно бодр и в хорошем настроении, был все время озабочен тем, успеем ли мы сделать пересадку, и вообще был полон жизни. Я с воскресенья вновь приступила к своей старой роли экономки. Гости пока обходятся со мной милостиво. Передай, по
23:23 19.08.2015
пожалуйста, Августу, что относительно второго английского издания я пока еще не смогла узнать ничего определенного. Я хочу сама посмотреть книгу и попросила достать ее для меня - мне лично Ривз не продал бы ее. Вместе с Генералом я также приношу вам свою сердечную благодарность. У меня еще не было времени обдумать все пережитое, я живу как во сне, который прерывается только работой. А как дела у вас, бедняжек, измученных?
Сердечный привет Августу и тебе Твоя Луиза
ГЕРМАНУ БЛОХЕРУ В БАЗЕЛЬ Лондон, 3 октября 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Милостивый государь!
Лишь сегодня, сразу же по возвращении, я могу ответить на Ваше письмо от 11 августа.
Несколько экземпляров «Святого семейства» имеется в Берлине; в Швейцарии г-н д-р Конрад Шмидт, приват-доцент Цюрихского университета, Klus-Hegibachstrasse, Hirslanden, сможет, пожалуй, Вам помочь достать один экземпляр.
О карьере Б. Бауэра до 1843 г., его судьбе и взглядах Вы найдете указания в издававшемся Руге журнале «Hallische» - позднее «Deutsche Jahrbucher», а также в работах самого Бруно.
За 1844-1846 гг. равным образом в его работах и в его «Allgemeine Literatur-Zeitung». Как Маркс, так и я с 1843 г. никаких отношений с Бауэрами не поддерживали, в Лондон они приехали лишь в конце 50-х годов - Эдгар на более продолжительный срок, Бруно лишь погостить, - и тогда Маркс снова с ними встретился. Следовательно, никакого отношения к материалистическому пониманию истории, а также и к научному социализму, насколько мне известно, Бруно вообще не имел; если, однако, нечто подобное и было, то это следует искать лишь в более поздних статьях Бруно, написанных в 50-е и 60-е годы. Едва ли можно отрицать, что на более поздних работах Бруно о первоначальном христианстве сказалось известное влияние идей Маркса; в целом, однако, понимание движущих сил истории у Бруно остается по существу идеалистическим.
Мне кажется невозможным успешно написать работу о Бруно без продолжительного пребывания в Берлине, где собран весь соответствующий материал.
С совершенным почтением, готовый к услугам Ф. Энгельс
ДЖОНУ ШИПЛИ В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон], 3 октября 1893 г.
Милостивый государь!
По возвращении из-за границы я нашел у себя Ваше письмо от 10 августа. Боюсь, что не смогу быть Вам полезным в Вашей тяжбе с семьей. Даже если бы Ваше юридическое право на эти деньги было мне гораздо яснее, чем сейчас, я мог бы только сказать, что у Вас, как у человека, не обладающего средствами, вряд ли имеется хоть тень надежды выиграть в английских судах дело против людей состоятельных, которые к тому же смогут бороться против Вас Вашими же деньгами. Но даже будь у Вас деньги для борьбы, я Вам все же посоветовал бы: оставьте их лучше у себя, не тратьте их на тяжбу.
Что касается адвоката, такого, как Вы мне изображаете, который согласился бы взяться за Ваше дело, то Вас не удивит, если я скажу, что такого не встречал.
Сожалею, что не могу Вам дать более утешительного ответа.
Остаюсь и т. д.
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 7 октября 1893 г.
Дорогой Зорге!
В пятницу, 29 сентября, мы возвратились домой и вскоре после этого получили твое письмо от 22-го. Я отсутствовал в течение двух месяцев: поехал с Л. Каутской в Кёльн, где мы встретили Бебеля с женой, затем все вместе отправились через Майнц и Страсбург в Цюрих. Оттуда я на неделю съездил в Граубюнден, где повидался с братом. Однако мне пришлось дать обещание вернуться к закрытию конгресса, и тут они вопреки моему желанию устроили со мной заключительную историю, о которой ты читал. Но этим был задан тон и всей поездке, и мое намерение путешествовать только в качестве частного лица целиком провалилось. Я остался еще на две недели в Швейцарии, а затем через Мюнхен и Зальцбург поехал с Бебелем в Вену. Здесь вновь началась история с парадами. Сначала мне пришлось присутствовать на товарищеском банкете, но так как там хватило места лишь на 600 человек, а остальным тоже хотелось меня видеть, то в последний вечер состоялось еще массовое собрание, где я вынужден был также сказать несколько слов. Из Вены я отправился через Прагу в Берлин; там после настойчивого протеста против предполагавшегося массового собрания мне удалось отделаться товарищеским банкетом, на который собралось 3000-4000 человек.
Все это, конечно, было очень мило с их стороны, но совсем не в моем вкусе; я рад, что все это позади, и в следующий раз потребую письменной гарантии в том, что мне не придется выставлять себя напоказ перед публикой и я смогу путешествовать как частное лицо по своим личным делам. Я был поражен - и сейчас еще поражаюсь - грандиозностью оказанного мне повсюду приема, но охотнее предоставил бы его парламентским деятелям и ораторам, это скорее подходит для их роли, но к моему роду деятельности едва ли.
Вообще же после 17-летнего отсутствия я нашел Германию в корне преобразованной.
Промышленность по сравнению с прошлым развилась колоссально, земледелие, как крупное, так и мелкое, значительно улучшилось, и, как следствие этого, наше движение отлично развивается. Ту небольшую свободу, которой теперь располагают наши люди, они должны были завоевать сами - специально отвоевывать у полиции и ландратов, после того как соответствующие законы были уже провозглашены на бумаге. И потому в их манере держаться бросается в глаза уверенность и твердость, какой никогда не бывало у немецких буржуа. В отдельных вопросах там, конечно, немало и недостатков: например, партийная печать, особенно в Берлине, находится на уровне, не соответствующем положению партии. Но массы великолепны и в большинстве случаев лучше вождей или, по крайней мере, лучше многих тех, кто оказался в роли вождей. С такими людьми можно всего достигнуть, поистине счастливыми они чувствуют себя только в борьбе, живут только для борьбы и скучают, если противник оставляет их в покое. Можно положительно утверждать, что большинство из них встретило бы новый закон против социалистов презрительной насмешкой, если не явным ликованием - ведь тогда у них каждый день находились бы все новые и новые дела!
Но наряду с нашими имперскими немцами не следует забывать и австрийцев. Они в общем и целом не так развиты, как имперские немцы, но живее, больше похожи на французов, их легче увлечь на великие дела, но и на глупости тоже. Как индивида я предпочитаю среднего австрийца среднему имперскому немцу, среднего венского рабочего - берлинскому, а что касается женщин, то венских работниц я ставлю значительно выше. Они обладают той наивной непосредственностью, по сравнению с которой расчетливая старушечья мудрость берлинок нестерпима. Если господа французы не будут настороже и в скором времени не вернутся снова к своей старой традиции революционной инициативы, то может случиться так, что австрийцы ее перехватят у них и при ближайшей возможности дадут движению первый толчок.
К тому же, Берлин и Вена наряду с Парижем стали красивейшими городами мира; Лондон и Нью-Йорк по сравнению с ними - просто грязные захолустья, в особенности Лондон, который кажется нам после нашего возвращения каким-то странным.
В ноябре господа французы должны будут показать, на что они способны. 12 марксистов и 4 бланкиста, 5 аллеманистов и 2 бруссиста55 плюс еще несколько независимых и примерно 24 радикал-социалиста a la Мильеран являются изрядной порцией закваски в палате и должны были бы вызвать значительное брожение, если бы все они действовали сообща. Но произойдет ли это? Эти двенадцать марксистов по большей части совершенно неизвестные люди; Лафарг отсутствует, правда есть Гед, значительно более крупный оратор, но и гораздо более легковерный оптимист. С нетерпением жду дальнейшего. Еще перед выборами наши марксисты заключили своего рода картель с Мильераном и К°53, к которому теперь благодаря сотрудничеству в мильерановской «Petite Republique Francaise» присоединились, кажется, и бланкисты, в частности Вайян. Как раз теперь бланкисты очень решительно выступают против союза с Россией. У меня, однако, нет непосредственных сведений о позиции, занимаемой в настоящий момент различными партиями, вероятно, потому что она для них самих еще не ясна.
Надеюсь, что ты и твоя жена здоровы.
Сердечный привет вам обоим от твоего Ф. Энгельса
В Цюрихе я видел Де Леона и Саниаля. Особого впечатления они на меня не произвели.
[Приписка Луизы Каутской]
Дорогой г-н Зорге!
Мне приходится опять беспокоить Вас. Не могли ли бы Вы прислать мне 2 экземпляра «Woman`s Journal», или Вы считаете более удобным сделать заказ для моей подруги прямо на Вену, - если да, то как лучше всего платить американцам и к кому я должна обратиться?
Но это еще не все. Нельзя ли мне получить одну трехцентовую марку с изображением Колумба; если Вас это не затруднит, тогда я попрошу Вас и об этом. Я знаю многих собирателей марок, и они осаждают меня просьбами.
Заранее благодарю Вас и посылаю сердечный привет Вам и Вашей жене от Вашей Л. К.
ВИКТОРУ АДЛЕРУ В ВЕНУ Лондон, 11 октября 1893 г.
Дорогой Виктор!
29 сентября мы снова вернулись домой и со все возрастающим презрением к смерти набросились на груду дел, которые нас ожидали.
«Кольцевых улиц, расположенных одна за другой», о которых говорил товарищ Хёгер, я, правда, в Берлине не смог обнаружить, но все же город внешне действительно красив, даже в рабочих кварталах просто дворцовые фасады. Но о том, что за ними скрывается, лучше всего умолчать. Нищета рабочих кварталов, разумеется, повсеместное явление; однако что меня совершенно удручает, - это «берлинская комната», немыслимое во всем остальном мире вместилище тьмы, затхлого воздуха и уютно чувствующего себя там берлинского филистерства. Благодарю покорно! В квартире Августа этого нет, и это единственная квартира, которая мне нравится; во всех остальных я погибал.
Но этот крик наболевшего сердца не является целью сегодняшнего письма. Напротив, я хотел поздравить тебя и венцев.
Тебя - в первую очередь по поводу произнесенной тобой у Швендера речи, которая снова показала, насколько ты умеешь всегда правильно разбираться в мудреных и запутанных австрийских условиях и в этой путанице все время не выпускать из рук ведущую нить. А именно в настоящий момент это важнее всего.
Во-вторых, поздравляю тебя и вообще австрийцев с блестящим успехом вашей агитации за всеобщее избирательное право - с проектом избирательной реформы Тааффе. Но тут уж я должен начать несколько издалека.
По мере того как я присматривался к вашей стране и народу и к вашему правительству, мне становилось все более очевидно, что здесь мы можем добиться совершенно исключительных успехов. Промышленность, переживающая бурное развитие, но использующая производительные силы большей частью еще отсталые вследствие многолетнего применения высоких протекционистских тарифов (то оборудование фабрик в Богемии, которое я видел, мне это подтверждает); сами промышленники, я имею в виду более крупных, в большинстве настолько же тесно сросшиеся с биржей, как и с самой промышленностью; в городах - политически почти совершенно индифферентное мещанство, которое, подобно племени феаков, прежде всего ищет покоя и наслаждения; в деревне - быстро растущая задолженность мелкого землевладения и соответственно - его поглощение крупным; в качестве действительно господствующих классов - крупные землевладельцы, которые, однако, вполне удовлетворены своим политическим положением, обеспечивающим им скорее косвенное господство, и крупная буржуазия (немногочисленные представители финансовой аристократии и тесно связанные с ними крупные промышленники), политическая власть которой осуществляется еще гораздо более косвенным путем, но которая этим также вполне удовлетворена; среди имущих классов, то есть у крупных собственников, - отсутствие какого-либо желания превратить это косвенное господство в прямое, конституционное, а у мелких - отсутствие сколько-нибудь серьезного стремления к действительному участию в политической власти. В результате: индифферентизм и застой, нарушаемые только национальной борьбой различных групп дворян и буржуа между собой, а также развитием отношений с Венгрией.
Над всем этим витает правительство, которое формально лишь немного и большей частью только для вида связано в своих абсолютистских поползновениях ограничениями, и на деле встречает также немного препятствий. По природе своей оно консервативно, а дворянство, буржуа и бонвиван-филистер - также. Крестьянство же вследствие свойственной деревенским жителям разобщенности не может составить организованную оппозицию. Все, чего требуют от правительства, это - живи и жить давай другим, и австрийское правительство издавна это понимало. Отсюда объясняемая также и другими причинами, но именно этим доведенная до крайности и возведенная в принцип фабрикация законов и предписаний, которые остаются только на бумаге, а также поразительная административная расхлябанность, действительно превосходящая все, что я мог себе представить.
Так вот. В подобном состоянии застоя всей жизни государства, когда правительство, несмотря на исключительно благоприятную позицию его по отношению к отдельным классам, все же испытывает вечные затруднения: 1) потому, что эти классы разделены на n-ое количество национальностей, и поэтому вопреки стратегическому правилу выступают вместе (против рабочих), но бьют врозь (а именно друг друга); 2) из-за вечной финансовой нужды; 3) изза Венгрии; 4) из-за внешних осложнений - словом, в такой ситуации, думается мне, рабочая партия, у которой есть программа и тактика, которая знает, чего она хочет и как ей этого добиться, которая обладает достаточной силой воли при живом, впечатлительном темпераменте, обусловленном счастливым смешением кельтско-германо-славянских рас с преобладанием германских элементов, - такая партия должна лишь в достаточной мере развить свои способности, чтобы достигнуть совершенно исключительных успехов. Среди партий, которые сами не знают, чего они хотят, и при правительстве, которое также не знает, чего хочет и едва сводит концы с концами, такая партия, которая знает, чего хочет, и добивается этого упорно и настойчиво, должна в конце концов победить. И это тем более так, что все, чего желает и может желать австрийская рабочая партия, это только то, чего требует также идущее вперед экономическое развитие страны.
Здесь, следовательно, положение так благоприятствует быстрым успехам, как ни в одной стране, даже в Германии, где развитие хотя и идет более быстрыми темпами и партия сильнее, но зато и сопротивление гораздо упорнее. К этому присоединяется еще и следующее: пришедшая в упадок великая держава Австрия все еще стесняется Европы; это чувство всегда оставалось чуждым выскочке из малых государств - Пруссии. И с тех пор как в 1866 г.
Австрия вступила в ряды «современных» государств, там стыдятся также и внутренних изъянов, в чем не было надобности у прежней, открыто реакционной Австрии. Да, чем меньше австрийцы действительно желают быть современным государством, тем больше им хотелось бы казаться таковым, и чем сильнее становится на дыбы реакция в Пруссии - обузданная там гораздо больше, чем в Австрии, - тем либеральнее, из чувства злорадства, становятся замашки в Австрии.
В Европе теперь положение - я имею в виду внутреннее в отдельных государствах - все более приближается к тому, которое было в 1845 году. Пролетариат все в большей степени занимает позицию, которая тогда принадлежала буржуазии. Тогда началось в Швейцарии и Италии: в Швейцарии - внутренней распрей между демократическими и католическими кантонами, разрешившейся войной Зондербунда; в Италии - либеральными опытами Пия IX, либерально-национальными преобразованиями в Тоскане, в мелких герцогствах, в Пьемонте, Неаполе, Сицилии; война Зондербунда и бомбардировка Палермо стали, как известно, непосредственным прологом февральской революции 1848 г. в Париже. Ныне, когда кризис может назреть уже через пять-шесть лет, к Бельгии, по-видимому, перейдет роль Швейцарии, к Австрии - роль Италии, а к Германии - роль Франции. Борьба за всеобщее избирательное право началась в Бельгии и подхватывается в грандиозных масштабах в Австрии. О том, что дело может закончиться какой-либо половинчатой избирательной реформой, не может быть и речи; раз уж камень покатится, толчок передастся по всем направлениям, и одна страна окажет обратное воздействие на другую. Наряду с возможностью больших успехов даны, стало быть. и условия, а, следовательно, также и вероятность этих успехов.
Вот приблизительно содержание того, что я вчера после обеда излагал Луизе в качестве своего взгляда на ближайшие судьбы Австрии. А в 8 часов вечера «Evening Standard» принес известие - еще не достоверное - о капитуляции Тааффе, и сегодня мы узнали о предложении, по крайней мере, в его самых общих чертах. Итак, камень теперь сдвинут с места, а вы уж позаботитесь о том, чтобы он не оброс мохом. Я ничего не скажу о проекте, пока не узнаю о нем больше; одно лишь представляется мне несомненным: Тааффе хочет по примеру Бисмарка превратить представительство городов из чисто либерального в разнородное и использовать рабочих против буржуазии. Это в известной мере может быть нам на руку: либералы и другие буржуазные партии будут пытаться еще больше урезать избирательное право, так что вы можете очутиться в приятном положении - поддерживать лицемера Тааффе против его парламента. Во всяком случае, следует принять этот аванс - и прежде чем я опять буду у вас, ты, пожалуй, уже будешь полноправным депутатом рейхсрата. «Daily Chronicle» говорит уже о верных 20 рабочих представителях. С 20 и даже с меньшим числом рабочих рейхсрат будет учреждением совершенно иного рода, чем до сих пор. Почтенная публика еще подивится тому оживлению, которое охватит тогда это шаткое здание. А если наряду с немцами удастся провести туда несколько чехов, то национальной вражде будет поставлена преграда, и младочехи, старочехи и немецкие националисты будут смотреть друг на друга совершенно другими глазами. Тут можно сказать: вступление первых социал-демократов в рейхсрат откроет новую эпоху для Австрии.
И этого добились вы, и так как теперь эта новая эпоха надвигается, то мы все радуемся, что у нас будет в рейхсрате такая светлая голова, как ты.
Сердечный привет от Луизы и твоего Ф. Энгельса
Привет тебе от Луизы, а также и от меня Поппу, Рейману, Адельгейде, Ульбингу и всем прочим.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 12 октября 1893 г.
Дорогой Август!
Мы посылаем тебе экземпляр «Женщины» в издании Ривза. Юридическая сторона (а по отношению к такому субъекту, как Ривз, только она и имеет значение) мне представляется так: 1) Международное авторское право в отношении переводчика охраняется в течение трех лет после появления оригинала, но только в том случае, если уже в течение первого года действительно было опубликовано начало разрешенного автором перевода. Поэтому для тебя исключено всякое право на предъявление иска, если только перевод г-жи Вальтер не появился в течение года после выхода какого-либо нового немецкого издания, содержащего существенные изменения и добавления по сравнению с прежним; а это едва ли было так.
2) Остается, стало быть, право на предъявление иска со стороны г-жи А. Вальтер. Обладает ли она таковым, зависит от того, сохранила ли она за собой при выходе первого английского издания право литературной собственности или уступила его «Модерн пресс», издателю, формально или по молчаливому соглашению. Это следовало бы выяснить. Если она формально не сохранила за собой этого права, то в условиях здешнего законодательства десять шансов против одного, что оно само собой перешло в руки издателя, и тогда она тоже больше не имеет никакого права на иск.
3) Издатель, некий Фулджер, насколько мне известно, давно был вынужден ликвидировать свое предприятие и был, наверное, очень рад заключить какое-нибудь соглашение с Ривзом.
Таким образом, почти несомненно, что ты юридически ничего не сможешь сделать, и маловероятно, что сможет что-нибудь сделать г-жа А. Вальтер, но все же следовало бы это точно установить. Если бы ты достал мне копию договора между г-жой Вальтер и «Модерн пресс», то я смог бы в случае необходимости посоветоваться с адвокатом. Если, однако, этот вопрос не совсем ясен, то с таким молодчиком, как Ривз, ничего не сделаешь, он совершенно беззастенчив в своих спекулятивных махинациях, и выколотить из него деньги почти невозможно; к сожалению, мне тоже пришлось иметь с ним дело, даже угроза суда тут мало помогает, такие молодчики в подобных случаях переводят все на имя жены или фабрикуют закладную (списание товарной наличности и т. д. на имя подставных или действительных кредиторов).
Вчера мы получили здесь два замечательных известия.
Во-первых, начало конца стачки углекопов. После того как локаут рабочих, который объявлен 28 июля крупными шахтовладельцами с целью 1) поднять цены и сократить производство, 2) иметь возможность безнаказанно нарушить легкомысленно заключенные ими разорительные для них договоры на годичную поставку угля газовым заводам и другим городским предприятиям, ибо во всех таких договорах оговорено, что стачка оправдывает нарушение договора, 3) понизить заработную плату и 4) разорить мелких шахтовладельцев и скупить их шахты по дешевке - последнее все чаще становится постоянным мотивом всех крупных локаутов, - итак, после того как этот локаут продолжался свыше двух месяцев и в общественном мнении - в том числе и буржуазии, также страдающей от отсутствия угля, - начался поворот против шахтовладельцев, наступил кризис. С первой неделей октября истек срок соглашения, по которому шахтовладельцы взаимно обязались под угрозой штрафа в 1000 ф. ст. не открывать свои шахты раньше, чем будет снижена заработная плата на 25% (от завоеванных в 1889 г. 40% надбавки к прежней заработной плате, то есть заработная плата 1889 г. плюс 15%), и при условии, если стачка будет закончена по решению шахтного комитета. Немедленно отпал целый ряд мелких шахт, которые возобновили работу на условии доиюльской заработной платы (то есть заработная плата 1889 г. плюс 40% надбавки). Тогда собрались мэры главных центров Йоркширского и Мидлендского угольных районов и внесли посредническое предложение, которое фактически сводилось к снижению заработной платы на 10%. Это было опасно; если бы хозяева на это согласились, то рабочие оказались бы в безвыходном положении, будучи вынуждены либо согласиться, либо восстановить против себя гнилое общественное мнение, с восторгом встречающее всякий компромисс. К счастью, хозяева - во главе с крупными - в своем ослеплении немедленно ответили отказом, и тогда крах их ринга стал явным в течение 24 часов. Со вчерашнего дня по доиюльским ставкам заработной платы - следовательно, при полном отказе от требований предпринимателей - вновь приступили к работе 30-40 тысяч горняков, и теперь крах ринга шахтовладельцев является бесспорным. Это первый пример, когда крупная стачка, вызванная самими предпринимателями в ими же выбранный момент, закончилась полным провалом - и в этом заключается ее значение. Они теперь не так-то скоро попробуют снова, но и рабочие так настрадались и перенесли такую нужду, что их склонность ко «всеобщей стачке», пожалуй, уменьшится. (Только что пришло письмо от тебя и Юлии.)
Второе известие относительно нового проекта избирательного закона в Австрии. Это блестящая победа наших, и я немедленно поздравил по этому поводу Виктора. «Daily News» полагает, что число избирателей в Вене возрастет с 80000 до 350000, a «Chronicle» определяет их общее число по всей Австрии в 3000000 - эти оценки, разумеется, из венских источников. Во всяком случае, это предварительный подсчет, который можно уже принять, - венские буржуа уже теперь считаются с возможностью избрания 20 социал-демократических депутатов.
Весьма вероятно, что Тааффе рассчитывает на такое улучшение, которое ухудшит его проект при прохождении через парламент, но это рискованный расчет, и наши уж постараются наставить ему палок в колеса. Великолепная ирония истории, если случится так, что нашим людям придется защищать премьер-министра против его парламента и против его собственного тайного я! Главное - камень сдвинут с места, а наше движение в Австрии достаточно сильно для того, чтобы не дать ему остановиться. А Тааффе неудобно будет запрещать демонстрации за его же предложение.
Мое впечатление от Австрии вообще таково, что мы в ближайшее время еще переживем там много радостного. При общей вялости всех партий, при общей нерешительности, национальной розни, при правительстве, которое никогда не знает, чего оно хочет, и едва сводит концы с концами, при том, что большинство законов существует только на бумаге, при общей расхлябанности управления, о котором я получил настоящее представление, лишь увидев это собственными глазами, - при таких условиях партия, которая знает, чего она хочет, и знает, как этого добиться, которая действительно этого хочет и обладает необходимым для этого упорством, - такая партия должна быть непобедима, в особенности если, как в данном случае, все ее требования направлены к тому же, к чему идет экономическое развитие самой страны, и являются лишь его политическим выражением. Наша партия в Австрии - единственная живая сила в политической области, остальные способны лишь на пассивное сопротивление или на все более ослабевающие наскоки, и это создает нам в Австрии исключительно благоприятное положение. К тому же неустойчивость группировок буржуазных партий порой лишает правительство возможности оставаться консервативным, а когда оно перестает быть консервативным, то его деятельность просто перестает поддаваться учету, так как те партийные группировки, с которыми оно должно считаться, тоже не поддаются учету. Далее, австрийское правительство является правительством державы, хотя и пришедшей в упадок, но все же великой державы, и по сравнению с правительством Пруссии - мелкого государства-выскочки - оно все еще способно на решения более крупного масштаба в такие моменты, когда консерватизм и простая приверженность к существующему порядку становятся для него невозможными. Так я объясняю себе «прыжок в неизвестность» г-на Тааффе.
К тому же еще подъем пролетарского движения во всех странах подготовляет кризис, и поэтому успехи, завоеванные в одной стране, в свою очередь оказывают мощное воздействие на все остальные страны. Движение за всеобщее избирательное право одержало первую победу в Бельгии, теперь последовала Австрия; нам это обеспечивает прежде всего сохранение всеобщего избирательного права, но побуждает также, как у нас, так и во Франции и Италии, к предъявлению дальнейших требований. Февральская революция была подготовлена внутренней борьбой в Швейцарии и конституционными преобразованиями в Италии, пока наконец война Зондербунда и бомбардировка Мессины неаполитанцами (февраль 1848 г.) не дали непосредственного сигнала для взрыва парижской революции. Лет пятьшесть, возможно, еще отделяют нас от кризиса, но мне кажется, что подготовительную роль на этот раз сыграют Бельгия и в особенности Австрия, развязка же произойдет в Германии.
Наши товарищи в Австрии уж как-нибудь позаботятся о том, чтобы дело там не замерло.
Австрийский рейхсрат - это настоящее лягушачье болото, причем в неизмеримо большей мере, чем немецкий рейхстаг и даже чем саксонский или баварский ландтаги. Наличие дюжины социалистических депутатов даст там совершенно другой эффект, чем у нас; и к тому же нам особенно повезло, что мы в лице Виктора имеем человека, который так ясно разбирается в запутанных австрийских отношениях и умеет с такой проницательностью их анализировать. Его речь, опубликованная в последнем номере «Arbeiter-Zeitung», действительно превосходна.
Эде и Гина были здесь сегодня утром. Он все еще не такой, каким должен быть. У него мания копаться в мелочах, и он все больше и больше напоминает своего премудрого дядю из «Volks-Zeitung», мне часто кажется, что передо мной сам старый Арон во плоти. Со швейцарской историей он сам себе испортил все дело; ему заявили в Берне, что одного они, пожалуй, впустили бы, но не двух сразу, - в таком случае ясно было, как ему поступить: отправить сначала больного Юлиуса, а затем, через 6 месяцев, ссылаясь на это, возобновить просьбу. Тогда ему едва ли отказали бы или, если уж отказали бы, то не надолго. Но его нетерпеливый нрав не мог с этим примириться. Интереснее всего то, что он теперь иногда говорит, будто сам он охотнее остался бы здесь, но вот Гина рвется в Швейцарию. Его постоянная мечта - возвращение в Берлин, он воображает, что в самом деле мог бы это осуществить, и обсуждает это со всеми юристами.
Придется подождать!
Если Шлютер разумный человек, он окажет себе и своей жене одолжение, дав согласие на оформление развода. Такой процесс против жены, якобы злостно покинувшей мужа, который ведется в ее отсутствие, менее неприятен и для той и для другой стороны, а полной свободы он, вероятно, и сам желает. Впрочем, он и без того сам пользовался свободой где только мог. Вообще же всегда приятно бывает слышать, что знакомая женщина добивается самостоятельности. Решение окончательно разойтись со своим Германом, вероятно, стоило ей длительной внутренней борьбы, вследствие чего ее характер раньше мог казаться нерешительным. Какая же, однако, растрата энергии этот буржуазный брак: сначала - пока его добьешься, затем все время, пока эта канитель продолжается и, наконец, пока с ним снова развяжешься.
Мы только что вернулись с прогулки по парку. Великолепная осенняя погода, восхитительный заход солнца при безоблачном небе и чудесной окраске листьев. Внизу накрывают на стол. Будет уэльская баранья ножка, приготовленная на манер жаркого из дичи, и известные макароны. Поэтому спешу закончить. Луиза и я благодарим Юлию за ее милые письма и в ближайшее время на них ответим. Сердечный привет от нас вам обоим, а также Зингеру и его сестре, Либкнехтам и всем многочисленным друзьям, имена которых я перечислять не могу, так как остынет жаркое.
Твой Ф. Энгельс
16:04 20.08.2015
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 13 октября 1893 г.
Дорогой Лафарг!
Вам ли принадлежит корреспонденция из Парижа в сегодняшнем номере «Vorwarts»? Вот почему я Вас об этом спрашиваю.
Когда я был в Берлине, Либкнехт говорил мне, что собирается пригласить Вас в качестве корреспондента «Vorwarts», но что деньги для этой цели еще должны быть утверждены Правлением партии; пока он просил меня сказать Вам, что речь идет о регулярной работе, о корреспонденциях, посылаемых в условленный срок, например раз в неделю или раз в две недели, чего он до сих пор не мог добиться от своих французских корреспондентов. Я обещал ему написать Вам по этому вопросу, как только он мне сообщит, что договорился с Вами.
Я воспользовался случаем, чтобы упрекнуть его в том, что он придает значение всякой антирусской статье Вайяна и всегда точно воспроизводит их, в то время как написанные гораздо более откровенно антирусские статьи, давно уже напечатанные в «So..aliste», прошли почти незамеченными им. Он извинился и обещал исправиться.
Но он не написал мне ни слова относительно Ваших корреспонденции и продолжает переводить бланкистские декларации и придавать им большое значение, переводя даже Шовьера.
Кроме того, он воспроизвел статью маленького Арндта, хотя этот последний в Цюрихе все время голосовал вместе с Аргириадесом и К° против немцев. И Арндт - член Центрального революционного комитета бланкистов.
Итак, Вы видите, что Либкнехт сильно склоняется в сторону бланкистов; я совсем не доискиваюсь причин этого, я просто констатирую факт. Важно поэтому, чтобы вы сделали все для сохранения вопреки Либкнехту той позиции, которую вы всегда занимали по отношению к немецкой партии: позицию ее главных союзников во Франции, которые имеют право, чтобы немцы считались с ними в первую очередь в отношениях немецкой партии с французскими социалистами вообще. А для этого надо, чтобы вы были представлены в «Vorwarts», чтобы парижская корреспонденция была, по крайней мере частично, в ваших руках.
Теперь это дело не решается только в редакции, должно сказать свое слово Правление. И я убежден, что там Вы нашли бы поддержку, если бы она потребовалась. Само собой разумеется, что я сделаю все возможное, чтобы обеспечить непрерывность тесного союза между германской партией и вашей партией во Франции (это не обяжет вас брать у них деньги, они всегда могут пойти к бланкистам, и если, как вы говорите, вы не хотите больше этих денег, бланкисты возьмут их с удовольствием). Сообщите же мне, в каком положении у Вас дело с Либкнехтом по поводу приглашения Вас постоянным корреспондентом «Vorwarts», и безотлагательно, ибо, если существуют затруднения, мне надо будет действовать до съезда в Кёльне 22-го этого месяца.
Исходя из того, что пишет «So..aliste», я рассчитывал на двенадцать депутатов из наших.
По правде говоря, не зная больше половины их даже по имени, я сомневался в их надежности. Но, судя по Вашему письму, Вы, по-видимому, не знаете в отношении доброй половины их, на нашей ли они стороне. Это плохо. С двенадцатью надежными ребятами, руководимыми Гедом, мы скоро заставили бы бланкистов, аллеманистов и т. д. следовать за нами. Но если мы располагаем только полудюжиной верных людей, то нам придется обращаться с этими господами как с более или менее равными, и тогда старая раздробленность может сохраниться, или же, если единство и установится, оно будет достигнуто ценой жертв в принципиальных вопросах.
Это верно, что Вайян после своего избрания кажется гораздо более здравомыслящим, чем полгода тому назад, но может ли он быть уверен, что в своем Центральном комитете всегда будет располагать большинством? Или же, для того чтобы обеспечить себе это большинство, он будет вынужден принести в жертву предрассудкам этих болванов-заговорщиков свое личное мнение по важным вопросам?
Жаль, что Вы потерпели поражение в Лилле. Вы пожертвовали собой для партии. Вместо того чтобы удержать за собой своих избирателей активной парламентской деятельностью, Вы разъезжали и сплачивали избирателей для других. Между тем Вы нужны нам также и в палате, надеюсь, что Вы получите первое вакантное место.
Не будет ли новая газета такой, как последняя, «начнет выходить в октябре»? Не преградит ли вам путь «Petite Republique Franca..e»? Это еще одно из следствий союза с Мильераном - Гобле; вы им оказали гораздо больше помощи, чем они вам. Добро бы еще Мильеран, но Гобле!! Бывший министр и кандидат в председатели Совета!!
Завтра напишу несколько слов Лауре о делах - сегодня не удается это сделать, меня прерывали все утро, а сейчас уже больше пяти часов. Пока поцелуйте ее за меня.
Привет от Луизы. Преданный Вам Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 14 октября 1893 г.
Дорогая Лёр!
Я получил три экземпляра французского издания «Происхождения семьи и т. д.»71. К моему изумлению, слова «полностью отредактировано г-жой Лаурой Лафарг», которые были на титульном листе корректуры, теперь исчезли. Нет ли здесь, как я полагаю, небольшого предательства со стороны Раве? Если так, то я буду протестовать.
А вот Фортен из Бове, который сообщает мне, что намерен перевести 1) «К критике гегелевской философии права» из «Deutsch-Franzo..sche Jahrbucher» (написанную Мавром в 1844 г.) и 2) 3 главы «Теории насилия» из моего «Анти-Дюринга»150.
У меня совершенно нет времени редактировать его работу, а № 1 необычайно труден. А может быть, ты, вместо того чтобы редактировать работу Фортена (которую знаешь по опыту), сделала бы все сама? Для этого перевода я считаю его абсолютно непригодным ввиду эпиграмматического стиля Мавра. Этого не мог бы сделать никто, кроме тебя.
Он намеревается опубликовать их в «Ere nouvelle».
Что, по-твоему, мне лучше ему ответить?
Славная победа в Австрии. Тааффе предлагает избирательный закон, равносильный всеобщему избирательному праву, по крайней мере в городах и промышленных районах, - так говорит Адлер. Политика Тааффе заключается в том, чтобы сломить мощь немецкой либеральной партии (представляющей немецкую и еврейскую буржуазию) и, вероятно также, заменить либеральных буржуа таким количеством социалистов, какое может потребоваться для того, чтобы заставить другие партии объединиться теснее и таким образом дать ему работоспособное большинство. Нижняя палата в Австрии состоит из 85 представителей крупных землевладельцев, 21 - от Торговой палаты (этих 106 новый законопроект не касается), 97 - от городов и 150 - от сельских округов (в тех и других выборы будут происходить по новому законопроекту).
Пока что сельские округа изберут примерно тех же католических и консервативных депутатов, что и прежде, а исключение неграмотных значительно ограничит здесь избирательное право; но в промышленных центрах Запада и Севера (Форарльберг, собственно Австрия, Богемия, Моравия, может быть, Штирия) новый закон фактически установит условия, очень близкие к всеобщему избирательному праву. По подсчетам буржуазных газет, избирателей будет 5200000 вместо 1770000, а число социалистических депутатов оценивается цифрой от 20 до 60! Дайте нам от 20 до 24 (таково число подписей, требующихся для того, чтобы предложение было поставлено на обсуждение), и мы перевернем все это старомодное собрание.
Это - полная революция, наши в Вене ликуют, хотя, разумеется, они настаивают на всеобщем избирательном праве без всяких ограничений, прямых выборах и отмене порядка, когда 106 мест занимают привилегированные депутаты.
Сердечный привет от Луизы. Всегда твой Ф. Э.
НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Лондон, 17 октября 1893 г.
Милостивый государь!
Когда я получил Ваше письмо от 26 июля с извещением о Вашем возвращении домой, я сам как раз собирался на два месяца за границу и только сейчас вернулся из этой поездки.
Вот причина моего долгого молчания.
Очень Вам благодарен за присланные экземпляры «Очерков» ( Николай -он [Н. Ф. Даниельсон]. «Очерки нашего пореформенного общественного хозяйства»); три из них я отправил друзьям, способным их оценить. Книга произвела, как я с удовольствием заметил, значительное впечатление и даже вызвала сенсацию, и вполне заслуженно. Среди русских, с которыми я встречался, она была главной темой разговора.. Не далее как вчера один из них писал мне: у нас на Руси идет спор о «судьбах капитализма в России». В берлинском «So..alpolitisches Centralblatt» некий г-н П. фон Струве опубликовал о Вашей книге большую статью ( П. Струве. «Оценка капиталистического развития России»); я должен согласиться с ним в одном пункте: что и для меня современная капиталистическая фаза развития в России представляется неизбежным следствием тех исторических условий, которые были созданы Крымской войной, того способа, каким было осуществлено изменение аграрных отношений в 1861 г., и, наконец, неизбежным следствием общего политического застоя во всей Европе. Но Струве решительно не прав, когда, желая опровергнуть то, что он называет Вашим пессимистическим взглядом на будущее, сравнивает современное положение России с таковым в Соединенных Штатах. Он говорит, что пагубные последствия современного капитализма в России будут преодолены так же легко, как и в Соединенных Штатах. При этом он совершенно забывает, что Соединенные Штаты современны, буржуазны уже с самого их зарождения; что они были основаны мелкими буржуа и крестьянами, бежавшими от европейского феодализма с целью учредить чисто буржуазное общество. Между тем в России мы имеем фундамент первобытно-коммунистического характера, родовое общество, предшествующее эпохе цивилизации, правда рассыпающееся теперь в прах, но все еще служащее тем фундаментом, тем материалом, которым оперирует и действует капиталистическая революция (ибо для России это настоящая социальная революция).
В Америке денежное хозяйство вполне установилось более ста лет тому назад, тогда как в России натуральное хозяйство было общим правилом, почти без всякого исключения. Поэтому ясно, что в России эта перемена должна носить гораздо более насильственный и резкий характер и сопровождаться несравненно большими страданиями, чем в Америке.
Но при всем этом мне все же кажется, что Вы смотрите на дело более мрачно, чем это может быть оправдано фактами. Несомненно, что переход от первобытного, аграрного коммунизма к капиталистическому индустриализму не может произойти без ужасной ломки общества, без исчезновения целых классов и превращения их в другие классы; а какие огромные страдания, какую растрату человеческих жизней и производительных сил это неизбежно влечет за собой, мы видели уже, хотя и в меньшем масштабе, в Западной Европе. Но от этого до полной гибели великого и высокоодаренного народа еще очень далеко. Быстрый прирост населения, к которому вы привыкли, может приостановиться. Безрассудное истребление лесов в сочетании с экспроприацией старых помещиков, как и крестьян, может вызвать колоссальную растрату производительных сил; и все же более чем стомиллионное население составит в конце концов очень большой внутренний рынок для весьма значительной крупной промышленности; и у вас, как и в других странах, все придет в свою норму, - конечно, если капитализм в Западной Европе продержится достаточно долго.
Вы сами признаете, что «социальные условия в России после Крымской войны не были благоприятны для развития той формы производства, которую мы унаследовали из нашей прошлой истории».
Я пойду еще дальше и скажу, что в России развитие из первобытного аграрного коммунизма более высокой социальной формы могло бы стать возможным не больше, чем во всяком другом месте, если бы только эта более высокая форма не существовала уже в какой-либо другой стране и не служила бы в качестве образца. Эта более высокая форма - всюду, где она исторически возможна, - является необходимым следствием капиталистической формы производства и создаваемого ею социального дуалистического антагонизма, она не может развиться непосредственно из земельной общины иначе, как в виде подражания примеру, уже где-либо существующему. Будь Западная Европа в 1860-1870 гг. созревшей для такой трансформации, будь эта трансформация проделана тогда Англией, Францией и т. д., - в этом случае русские действительно были бы призваны показать, что могло быть сделано из их общины, в то время еще более или менее нетронутой. Но Запад пребывал в застое, не пытался произвести такую трансформацию, а капитализм развивался все быстрее и быстрее.
Итак, у России не было иного выбора, кроме следующего: либо развить общину в такую форму производства, от которой ее отделял еще ряд промежуточных исторических ступеней и для осуществления которой условия еще не созрели тогда даже на Западе - задача, очевидно, невозможная, - либо развиваться в направлении капитализма. Спрашивается, что оставалось еще, кроме этого последнего шанса?
Что касается общины, то она возможна лишь до тех пор, пока имущественные различия между ее членами ничтожны. Как только эти различия становятся значительными, как только некоторые ее члены становятся должниками-рабами других, более богатых членов, - так ее дальнейшее существование невозможно. Афинские кулаки и мироеды до Солона разрушили афинский род с той же неумолимостью, с какой кулаки и мироеды вашей страны разрушают общину. Боюсь, что этот институт осужден на гибель. Но, с другой стороны, капитализм открывает новые перспективы и новые надежды. Посмотрите на то, что он сделал и делает на Западе. Великая нация, подобная вашей, переживет любой кризис. Нет такого великого исторического бедствия, которое бы не возмещалось каким-либо историческим прогрессом. Лишь modus operandi (образ действия) изменяется. Да свершится предначертанное!
Всегда Ваш
Как только III том будет в печати, я позабочусь о том, чтобы высылать Вам листы.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 18 октября 1893 г.
Дорогая Лёр!
Либкнехт сообщил мне: так как гонорар за корреспонденции Поля должен быть утвержден Правлением партии, то он еще не в состоянии ответить. Это простительно. Когда мы уезжали из Берлина, Правление партии было очень занято весьма важным делом; потом Либкнехт и Бебель должны были отправиться в агитационные поездки по Саксонии, где завтра состоятся выборы в саксонский ландтаг. Сразу же после этого начнется партийный съезд в Кёльне, что снова отвлечет членов Правления от обычной деятельности.
По поводу партийного съезда в Кёльне Бонье в своем письме выражает сомнение в возможности попасть на этот съезд, так как они не получили адреса от германской партии. Адрес этот каждый день печатается в «Vorwarts»: «Центральное бюро по приему посетителей находится: отель «Дурст» (nomen est omen!) (прежде гостиница «Цур Пост»), Marzellenstrasse, 5, близ Центрального вокзала и собора». Адрес газеты «Rheinische Zeitung» - Grosser Griechenmarkt, 115.
Фортену я пишу, чтобы он не прикасался к Дюрингу и что статья Мавра почти не поддается переводу, а кроме того, я не могу взять на себя редактирование его работы. Я сообщил ему, что у тебя есть «Дюринг» и ты редактировала Раве. Далее я сообщил ему, что ты не знаешь статьи Мавра, и спросил, не сможет ли он дать тебе посмотреть свой экземпляр, но ничего более, никаких надежд на то, что ты будешь или можешь заниматься для него работой по редактированию.
Мне очень жаль, что ты сняла свое имя с того титульного листа. Оно очень облегчило бы нахождение издателей для других твоих переводов, причем таких издателей, которые платят. Нечего тебе стыдиться собственной хорошей работы и позволять Раве красоваться в чужих нарядах. У тебя нет никаких оснований «держаться в тени». А в наши дни работа такого рода должна бы приносить тебе деньги - Раве-то безусловно заплатили, и заплатили порядочно, за его дурную работу, которую тебе пришлось приводить в приличный вид, - и я не вижу причины, почему бы тебе не пожать там, где ты посеяла.
Привет от Луизы. Всегда твой Ф. Энгельс
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В КЁЛЬН Лондон, 18 и 21 октября 1893 г.
Дорогой Август!
Я только что получил извещение о том, что издательство «Vorwarts» «намеревается» переиздать «Анти-Дюринг», причем меня просят только сделать к новому изданию несколько кратких замечаний. О том же, что «намереваюсь» делать я сам, меня даже и не спрашивают.
Но ты ведь помнишь, что во время нашего путешествия мы условились отдать «Анти- Дюринг» Дицу, а более мелкие популярные работы - «Vorwarts». Об этом я и собираюсь пока уведомить берлинских господ, чтобы они не предавались дальнейшим иллюзиям, а тебе пишу сейчас в Кёльн, так как знаю от Луизы, что ты поедешь оттуда в Штутгарт и сможешь, следовательно, обсудить это дело с Дицем. Я ставлю ему следующие условия издания, тираж которого он может установить сам, поставив меня в известность: 1) Гонорар в 15% с продажной цены, то есть 15 пфеннигов с каждой марки. Столько мы получаем здесь, в Англии, за переводы моих работ. Так как моя книга лишь в слабой мере подходит для массового сбыта, то он может назначить соответствующую цену.
2) Гонорар выплачивается д-ру Виктору Адлеру в Вене.
3) Диц обязуется не снижать цену на весь тираж или на часть его без моего письменного согласия. Я оговариваю это для того, чтобы книга не была использована, как уже бывало, для облегчения сбыта кое-какого залежавшегося товара.
Вот и все.
Ты знаешь, что Либкнехт просил меня (в воскресенье, в Груневальде) пригласить Лафарга для регулярной работы в качестве корреспондента; я обещал ему сделать это, как только он сообщит мне, что Правление дало согласие на выплату Лафаргу гонорара. Недавно в «Vorwarts» появился отчет парижского корреспондента о съезде марксистов в Париже152. Я справился у Лафарга (так как ничего не получал от Либкнехта), его ли это корреспонденция, он ответил - нет. Тогда я спросил у Либкнехта, как обстоит дело, и вот что он мне пишет:
«Перед своим отъездом в Саксонию, откуда я только что возвратился, я написал Августу, чтобы он уладил это дело с Лафаргом. Во всем, что связано с особыми расходами, я завишу от Правления».
По-видимому, на тебя снова собираются взвалить ответственность за упущение других.
Правда, Правление в последнее время завалено работой, но я все-таки полагаю, что вопрос о приглашении газетного корреспондента может быть улажен в несколько минут. Мне что-то сдается, что Либкнехт при его все возрастающем исключительном пристрастии к Вайяну не испытывает особенного желания заключить соглашение с Лафаргом, иначе он уладил бы это дело до Парижского съезда, о котором получил бы тогда достоверный отчет (французы не допустили на съезд ни репортеров, ни публики).
У нас полно народа. Позавчера приехали Леман и г-жа Адамс Вальтер, сегодня приезжает Шмуйлов, который собирается здесь жениться. Я спросил г-жу А. Вальтер по поводу ее соглашения с Фулджером; она не могла ответить ничего определенного, но обещала справиться у своего друга, который занимался этим делом, и сообщить мне результат. Судя по тому, что она могла сообщить, весьма вероятно, что право литературной собственности на ее перевод в порядке молчаливого соглашения перешло к Фулджеру, и тогда против Ривза абсолютно ничего нельзя предпринять, разве только поместить в газетах заметку о том, что этот текст давно уже устарел.
Я хотел послать тебе 20 марок, которые занял у тебя в день отъезда, но все никак не соберусь в город, чтобы достать немецкие ассигнации. Ты получишь их в следующий раз. Если я тебе еще сколько-нибудь должен, что вполне возможно, то напомни мне об этом в следующем письме.
Письма Лассаля переданы Тусси для перепечатки на пишущей машинке. Счет она представит вам по обычной расценке, а я его оплачу. Но какой гонорар вы заплатите наследникам? Сколько получится листов, я по рукописи не могу еще определить.
21 октября Это письмо вчера опять не удалось отправить, так как, поскольку Шмуйлов не знает английского языка, мне за отсутствием кого-либо другого пришлось сопровождать его в контору регистрации браков и помочь уладить предварительные формальности. Акт наложения брачных уз сможет свершиться не раньше, чем через четыре недели.
Дела в Австрии идут превосходно. Всеобщая беспомощность партий, колебание императора, почти несомненный роспуск рейхстага и новые выборы дают нашим повод для великолепнейшей агитации и для того, чтобы как следует взбаламутить старое болото. Различные аристократические и буржуазные партии мечутся и копошатся, как муравьи в развороченном муравейнике. Старый порядок, и без того достаточно шаткий, погиб теперь навсегда, и нам остается только позаботиться о том, чтобы история снова не пришла в состояние покоя. А это не трудно.
Соответствующее воздействие на Германию, конечно, неизбежно. Это совсем как в 1848 г., когда Вена, выступив 13 марта, заставила этим Берлин 18-го последовать ее примеру.
Брюссель - Вена - Берлин - таков теперь естественный «алфавитный порядок». Очередь дойдет и до прусской и других местных систем избирательного права, конституции города Гамбурга и т. д. Период застоя и реакции в законодательстве, последовавший за 1870 г., пришел к концу, правительства снова оказываются под контролем живого политического движения народа, движения, на которое мы оказываем действие, то отрицательное, то положительное, сами оставаясь в тени. Мы теперь являемся тем, чем либералы были до 1848 г., и бельгийско-австрийские избирательные победы доказывают, что мы представляем собой достаточно сильную закваску, чтобы довести начавшееся брожение до конца. Но быстро и энергично этот процесс пойдет лишь после того, как мы и в Германии добьемся прямых или косвенных успехов - завоеваний в области гражданских свобод, усиления политического влияния рабочих, большей свободы их передвижения. И это тоже придет.
Если ты собираешься опубликовать выдержки из писем Микеля, то смотри, не растрачивай весь порох сразу. Помни, что раз вещь уже появилась, то эффект миновал и повториться снова не может, - разве только, если у нас есть еще боеприпасы в резерве.
Всеобщая стачка представляла в Австрии большую опасность, и сейчас еще не исключена возможность, что она будет пущена в ход и притом в пользу министерства Тааффе и его избирательной реформы, что было бы, конечно, верхом иронии истории. При локауте английских горняков обнаружилось, к каким заблуждениям приводит это путаное понятие.
Основная идея такова: всеобщим угольным голодом принудить буржуазию к уступкам. Это имеет известный смысл, если рабочие ведут наступление, то есть при благоприятной деловой конъюнктуре. Напротив, когда дела идут плохо, когда у промышленников запасы слишком велики, а на шахтах больше угля, чем они в состоянии продать, и капиталисты сами берут на себя инициативу путем локаута сократить производство, а заодно и снизить заработную плату, - тогда всеобщая стачка льет воду на мельницу капиталистов, тогда добыча угля сокращается в их интересах. Правильная политика для англичан заключалась в том, чтобы побудить континентальных горняков воздержаться от забастовки, чтобы в Англию по возможности прибывал уголь с материка. Но фраза о всеобщей стачке совершенно сбила их всех с толку; бельгийская и французская стачки последовали за английским локаутом, и в той мере, в какой они отразились на Англии, это могло оказаться полезным только капиталистам.
Крупные шахтовладельцы еще сопротивляются; те, кто помельче, идут на все большие уступки. Около 80000 человек возобновили работу, около 200000 еще бастуют. Крупные хозяева угрожают крайними мерами: выбросить рабочих из домов, принадлежащих шахтам.
Если бы нашлись штрейкбрехеры, согласные въехать в эти дома, шахтовладельцы непременно проделали бы это и получили бы для этого в помощь войска. Но штрейкбрехеров не оказалось, а ради акта чистого произвола, единственной целью которого было бы оставить рабочих без крова перед пустующими домами, правительство едва ли согласится повторить такой непопулярный шаг, как недавняя стрельба в Фетерстоне. Если же это все-таки произойдет, то прольется много крови. Такой крайней меры по отношению к себе рабочие не потерпят.
Сейчас придут Эвелинги, которые предупредили, что будут к обеду. У нас дома вечно народ. Итак, будь здоров, кланяйся всем, а если будешь в Штутгарте, - также Дицу и К. Каутскому с супругой.
Твой Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 27 октября 1893 г.
Дорогая Лёр!
Хотя Фортен - деловой человек, но при помощи румына (с коммерческими навыками отчасти польского еврея, отчасти - расточительного боярина) он преуспел в создании весьма изрядной путаницы.
Я написал Фортену, что ты не знаешь работы «К критике философии права», но если он считает нужным, то может послать тебе свой экземпляр «Deutsch-Franzosische Jahrbucher», чтобы ты смогла прочесть и составить себе представление о целесообразности - с точки зрения как содержания, так и формы - ознакомления французских рабочих с этим произведением. Диаманди, стремясь заполучить сотрудников для своего журнала, устремляется к тебе и, более того, превращает одну статью в несколько (коммерческие правила польского еврея - запрашивать побольше, чтобы иметь возможность сбавить, например: - Сколько стоит локоть ткани? - Пятнадцать грошей.
Говорит он - пятнадцать, подразумевает - двенадцать с половиной, возьмет десять, стоит эта вещь семь с половиной, пять можно ему дать, так я предложу два с половиной гроша!).
Вот в чем дело. Пусть Фортен сначала пошлет тебе свой экземпляр, а там будет видно.
Что касается «Теории насилия», то ни одна строка в письме Фортена не дает оснований считать, что работа уже сделана, да я этому и не верю. Убедить вас в том, что вы находитесь перед совершившимся фактом, это - еще одна из тех восточных хитростей, которые у них считаются вполне дозволенными в интересах дела. Ты никогда не доберешься до фактов и еще менее того - до каких-нибудь практических результатов, пока не устранишь Диаманди и не будешь иметь дело непосредственно с Фортеном.
Диаманди поступил со мной точно таким же образом в отношении перевода «Происхождения» для «Ere nouvelle».
Сегодня я получил несколько строк от Бебеля по делу Поля. Задержка была вызвана 1) саксонскими выборами, 2) Кёльнским съездом, что мешало Правлению собираться в полном составе и заваливало его работой. Как только и Бебель, и Либкнехт вернутся в Берлин, дело будет улажено. Но в то же время Бебель пишет, что парижским корреспондентам французской национальности очень не доверяют, так как до сих пор все они переставали присылать корреспонденции как раз тогда, когда события во Франции приобретали наибольший интерес, - тогда они занимались собственными делами, a «Vorwarts» предоставляли изворачиваться своими силами. Я сделаю все, чтобы убедить их в том, что теперь Поль уже не имеет права бесплатного проезда по железным дорогам; в отношении его это прекратится, но я питаю большую надежду, что наши парижские друзья выучатся наконец подходить к делам по-деловому, а к обязательствам - как к таким вещам, которые следует выполнять - по крайней мере, как правило.
Сердечный привет от Луизы. Всегда твой Ф. Энгельс
ФЕРДИНАНДУ ВОЛЬФУ В ОКСФОРД [Черновик] [Лондон, конец октября 1893 г.]
Ты пишешь, будто я довел... до всеобщего сведения. Не знаю, на какую старую сплетню ты тут намекаешь, да мне это и в высшей степени безразлично. Но если ты теперь похваляешься своим «молчанием», то это похоже на угрозу, будто ты мог бы теперь нарушить это молчание. Ты не на того напал. Если ты действительно намерен мне угрожать, то у меня только один ответ: выступай с тем, что считаешь самым худшим. На твое молчание, как и на твои слова мне наплевать.
Но вот чего я вообще не понимаю - как ты дошел до того, чтобы написать мне такую нелепость.
Я объясняю это только тем, что ты находишься в состоянии чрезвычайного нервного переутомления. Иначе ты бы понял, что такая вещь не позволяет мне поддерживать с тобой какие бы то ни было отношения до тех пор, пока ты снова не реабилитируешь себя в моих глазах.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 3 ноября 1893 г.
Дорогой Барон!
1) О Хауэлле. Книга «Столкновения и т. д.» - объемистая компиляция в 536 стр. и, на мой взгляд, вряд ли имела бы успех в Германии; к тому же вся предыстория, а также и последующее списаны у Брентано. Более кратким изложением является вышедшая в 1891 г. книга Хауэлла «Новый и старый тред-юнионизм», 235 стр., которая содержит данные еще за один год. Эта работа в сокращенном переводе под нашим контролем и снабженная примечаниями могла бы, пожалуй, иметь успех.
Только Диц не должен снова позволить обмануть себя, как было в случае с Зонненшайном по поводу Степняка, когда он поплатился 25 фунтами; это были просто выброшенные на ветер деньги, которые вдобавок создали у английских издателей ложное представление о деловых способностях их немецких коллег. Не следует выставлять себя на посмешище перед подобными людьми; англичанам импонирует только умение отстаивать свои права.
Итак: по международному праву, для сохранения права на перевод требуется, чтобы в течение года с момента выхода оригинала было опубликовано хотя бы начало соответствующего перевода, тогда права автора на перевод в соответствующей стране и на соответствующем языке охраняются в течение трех лет. В противном случае - нет. В соответствии с этим ни у Хауэлла, ни у его издателя не может быть никаких юридических претензий. Речь может идти лишь о соблюдении приличий. Если Диц пожелает поручить вести устные переговоры с Хауэллом Эвелингу (который хорошо осведомлен в этих делах) и уполномочит последнего в крайнем случае предложить Хауэллу, скажем, 2 фунта 10 шилл., то есть 50 марок, то Хауэлл, вероятно, даст разрешение на перевод совершенно безвозмездно.
Я не вижу, с какой стати мы должны без нужды бросать деньги в пасть этим надменным англичанам, чтобы они потом кичились перед нами, людьми с континента, тем, что их книги имеют коммерческую ценность и у нас, тогда как мы, бедняги, должны быть благодарны за честь, которую они оказывают нам, переводя наши книги без спроса. Да к тому же еще этот негодяй Хауэлл!
2) Я понимаю, что тебя тянет в Вену. Австрия теперь важнейшая страна в Европе, по крайней мере в настоящий момент. В ее руках инициатива, которая через год-два найдет отклик в Германии и в других странах. Бравый Тааффе дал первый толчок камню, который не так скоро остановится. Поэтому вполне естественно, что каждому австрийцу хочется принять участие в движении, а дела будет достаточно. Мне радостно было смотреть на венцев, это великолепный народ, но сангвиники, сангвиники такие, что не уступят в этом отношении даже французам, и их, следовательно, нужно не подгонять, а, скорее, сдерживать, чтобы плоды многолетних трудов не пропали в один день. Вчера вечером Эде прочитал мне то, что ты написал ему относительно статьи о стачке как средстве политической борьбы. Ему я решительно отсоветовал писать такую статью. На мой взгляд, историей с трехклассной избирательной системой он уже достаточно упрочил за собой репутацию человека, который потерял контакт с массами и со стороны, в тиши своего кабинета доктринерски рассуждает о вопросах непосредственной практики. Но я и вообще того мнения, что подобная статья именно сейчас нанесла бы очень большой вред. Как бы осторожно она ни была написана, как бы она ни избегала пристрастного тона, венская «Volkstribune» все равно извлечет из нее подходящие для себя места, отпечатает их жирным шрифтом и использует их против людей, которым и без того так трудно удерживать венцев от безрассудных выходок. Ты сам говоришь, что баррикады устарели (хотя смогут снова оказаться нужными, когда армия станет на 1/3-2/5 социалистической и дело дойдет до того, что она получит повод для выступления), но политическая стачка либо должна победить немедленно - в результате простой угрозы (как в Бельгии, где армия была очень неустойчива), - либо она неизбежно окончится колоссальным конфузом, либо, наконец, прямо приведет к баррикадам. И это в Вене, где вас без лишних разговоров могут тут же на месте перестрелять руками чехов, кроатов, русинов и т. д. Когда дело в Вене так или иначе разрешится, с помощью всеобщей политической стачки или без нее, тогда вопрос о стачке будет все еще достаточно актуален для «Neue Zeit». Но сейчас публичное обсуждение общетеоретических доводов за и против этого средства борьбы может только быть на руку тем, кто в Вене разжигает страсти. Я знаю, сколько труда стоит Виктору бороться против того магического воздействия, которое оказывает на венские массы фраза о всеобщей стачке, и как он был бы доволен, если бы ему удалось отложить решение этого вопроса в долгий ящик; поэтому нам следовало бы, я полагаю, безусловно избегать всяких действий или высказываний, которые могут быть использованы крайними течениями.
Венские рабочие должны подождать, пока посредством избирательного права они получат возможность подсчитать свои голоса и голоса своих друзей в провинции, тогда они узнают, каковы их силы и каково отношение этих сил к силам противника.
Впрочем, дело может дойти до того, что всеобщая стачка будет проводиться под эгидой и более или менее в пользу министра избирательной реформы Тааффе. Это было бы верхом иронии.
3) «Парламентаризм» ( К. Каутский. «Парламентаризм, народное законодательство и социал-демократия») ты преподнес мне лично в Цюрихе, еще раз спасибо за него.
4) Что касается письма Гейне, то Тусси сказала мне, что заручилась для тебя также согласием Лауры. За последнее время, с тех пор как я возвратился, я Тусси почти не видел или видел всего лишь по нескольку минут. Эвелинги оба чрезвычайно заняты, а по воскресеньям их почти никогда не увидишь из-за митингов. Но мне все же хотелось бы посмотреть письмо еще раз, прежде чем сказать что-либо определенное; эта история может быть истолкована совершенно превратно, и это необходимо как следует продумать.
5) Третий том, чистые листы. Когда их начнут печатать, я позабочусь о том, чтобы эти листы поступали в твое распоряжение или в распоряжение Эде целыми отделами, если вообще мне удастся получить их у Мейснера. Дело в том, что один оттиск сверх положенных мне уже нужен для русского перевода, а Мейснер стареет и уже не так сговорчив, как был; но я сделаю все, что будет в моих силах.
Всего имеется шесть отделов, и я хочу каждый из них посылать вам отдельно, по мере их напечатания.
Со времени своего возвращения я не смог даже дотронуться до этой работы, но надеюсь, что на будущей неделе наконец снова засяду за нее.
6) Только что получил от Лафарга книжку Гийомена и В. Парето. Выдержки сделаны Лафаргом, а автор введения, видимо, шарлатан из вульгарных экономистов.
Возвращаюсь еще раз ко всеобщей стачке. Тебе не следует забывать, что никто так не радовался удачному исходу дела, как бельгийские лидеры. Они достаточно натерпелись страху, что им придется осуществить свою угрозу всерьез; они сами отлично понимали, как мало они могли сделать. И это в промышленной по преимуществу стране, при крайне неустойчивой, слабо дисциплинированной армии, похожей на милицию. Но если там еще можно было надеяться добиться чего-нибудь при помощи этого оружия, то на что же можно рассчитывать в Австрии, где преобладает крестьянство, где промышленность спорадична и относительно слаба, большие города малочисленны и разбросаны на далеких расстояниях, где национальности натравлены друг на друга, а социалисты не составляют и 10% всего населения (взрослого мужского населения, разумеется)! Здесь мы должны во что бы то ни стало избегать всякого шага, который мог бы толкнуть и без того нетерпеливый, жаждущий подвигов рабочий класс на то, чтобы поставить на карту решительно все, да еще вдобавок в такое время, когда правительство этого желает и может добиться посредством провокации.
«Vorwarts» всегда останется «Vorwarts», в этом я убедился в Берлине. Я рад поэтому, что будет выходить еженедельник, и партия получит возможность показаться хотя бы перед заграницей не в таком позорном виде. «Vorwarts» выходит в Берлине, читается почти исключительно в Берлине (9/10 тиража) и как местное изделие всегда встречает там снисходительную оценку. Еженедельник также явится противовесом влиянию «Vorwarts» на остальную партийную печать. Как сложатся взаимоотношения обоих изданий, это будет видно, но не думаю, чтобы дело дошло до крайностей. Подзаголовок «Центральный орган», который носит «Vorwarts», не имеет значения. Эту фразу можно охотно ему оставить.
Во всяком случае, в нашей партийной печати происходят всевозможные преобразования.
Мне любопытно, что же будет с «Neue Zeit»; обратное превращение в ежемесячный журнал всегда связано с риском. Не думаю, что еженедельник на долгое время составит для «Neue Zeit» опасную конкуренцию.
Итак, счастливого пути в Вену. Когда будешь там, поклонись
16:22 20.08.2015
от меня ресторану «Лёвенбрёй» у Бургтеатра, это была наша штаб-квартира по части обедов.
Привет всем вам от нас всех.
Твой Ф. Э.
ВИКТОРУ АДЛЕРУ В ВЕНУ Лондон, 10 ноября 1893 г.
Дорогой Виктор!
При сем посылаю тебе отрывок из письма Августа. Я не разделяю его опасений; эти возможности, как мне кажется, весьма отдаленные и отчасти уже теперь исключаются. Позаботься о том, чтобы письмо было уничтожено, как он того желает.
Мое письмо от 11 октября разминулось с твоим от того же числа. Ты, вероятно, заметил, что мы вполне сходимся в общей оценке положения в Австрии. Это положение кажется мне, пожалуй, еще более благоприятным, чем тогда. Избирательная реформа с предложением Тааффе в качестве минимума теперь останется в Вене в центре внимания. Император одобрил ее и не может отступить; а ведь он в гораздо большей мере, чем рейхсрат, представляет Австрию. По-видимому, коалиционное министерство уже рушится, едва успев возникнуть, но если даже это и не так, оно падет при первом положительном действии. Даже если оно, как предполагает Август, пустит в ход бернрейтеровщину, то это будет лишь весьма кратковременной оттяжкой и не предотвратит его распада при первом же возникшем боевом вопросе. Несомненно одно: Австрия стоит теперь на первом месте в политическом движении Европы, а мы все плетемся за ней; даже страны, в которых уже есть всеобщее избирательное право, не смогут уберечься от влияния австрийских событий. У Ронахера хотели вызвать мятеж. Если только вам удастся сдержать своих людей, из этого ничего не выйдет, а единственное, что могло бы объединить Виндишгреца, Пленера, Яворского, это - мятеж в Вене и вооруженный разгром его.
Здесь дела обстоят не плохо. В случае серьезной реформы либеральное правительство провалится самым жалким образом, даже Фабианское общество отказывает ему в повиновении и отрекается от всей своей политики «пропитывания». См. статью Автолика (Бёрджесса) на первой странице «Workman`s Times» о манифесте фабианцев, опубликованном в «Fortnightly Review». Если либералы не выправятся, то на ближайших выборах будет выставлена масса рабочих кандидатов, и 30-40 из них, вероятно, окажутся избранными. На муниципальных выборах 1 ноября рабочие Севера начали подсчитывать свои силы и имели известный успех.
Привет от Луизы и твоего Ф. Э.
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 11 ноября 1893 г.
Дорогой Зорге!
Прилагаю письмо г-же Келли (бывшей Вишневецкой); будь добр, передай его ей. Как только ты узнаешь ее правильный теперешний адрес, то перешли ей, пожалуйста, также прилагаемый чек лондонского Юнион-банка на 1 фунт стерлингов 12 шиллингов 11 пенсов.
Прочти на первой странице сегодняшнего «Workman`s Times» статью Автолика (Бёрджесса) о манифесте фабианцев. Эти же господа, после того как в течение многих лет заявляли, что освобождение рабочего класса может быть осуществлено только «великой» либеральной партией, объявляли скрытым торизмом всякое самостоятельное выступление рабочих на выборах, также и против либеральных кандидатов, а «пропитывание либеральной партии социалистическими принципами» провозглашали единственной жизненной задачей социалистов, - теперь заявляют, что либералы - предатели, что с ними нельзя иметь никакого дела и что рабочие на ближайших выборах должны, не считаясь ни с либералами, ни с тори, выставить собственных кандидатов при помощи 30000 ф. ст., которые тем временем должны быть предоставлены тред-юнионами, если последние - чего, конечно, не случится - захотят оказать фабианцам эту любезность. Это полное pater peccavi (отче, я согрешил) этих высокомерных буржуа, которые милостиво снизошли до того, чтобы освободить пролетариат сверху, если бы только он захотел быть благоразумным и понять, что такая серая, необразованная масса не может сама себя освободить и ничего не достигнет без милости этих умных адвокатов, литераторов и сентиментальных баб. И вот теперь первый опыт этих господ, возвещенный под звуки труб и литавр как призванный потрясти мир, так блестяще провалился, что они сами вынуждены были признать это. Таков юмор истории.
Сердечный привет тебе и твоей жене. Надеюсь, что эту зиму вы перенесете лучше, чем прошлую. Здесь наступление зимы уже становится ощутимым.
Твой Ф. Э.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 19 ноября 1893 г.
Дорогой Лафарг!
Либкнехт, наверное, написал Вам, что Вас хотят пригласить корреспондентом в «Vorwarts» и в «Hamburger Echo» - по одной корреспонденции в неделю, они должны быть одинаковыми и направляться в обе газеты одновременно, - но требуют, чтобы корреспонденции были написаны по-немецки, и предлагают Лауре переводить их.
Вот почему хотят получать корреспонденции по-немецки, и это очень важно: обе газеты могли бы публиковать в один и тот же день одинаковую корреспонденцию, так что для каждой из них она была бы оригинальной статьей. Если же они будут публиковаться не одновременно, если одна из двух газет поместит корреспонденцию на день позднее, то можно будет предположить, что она перепечатала статью из предыдущего номера другой газеты наряду с различными другими фактами, взятыми из того же номера.
В Гамбурге, может быть, и нашелся бы кто-нибудь, кто переводил бы Ваши корреспонденции - не спрашивайте как! - но в Берлине! Там Либкнехт ввел такой обычай, что все эти переводы делаются г-жой Либкнехт или одним из его сыновей. Рукопись посылается в Шарлоттенбург, на квартиру Либкнехта, и бог знает, когда перевод попадет в редакцию газеты. Таким образом, всегда были бы задержки, и, что хуже всего, задержки неопределенной длительности.
Итак, возможность использовать Ваши корреспонденции для двух газет и выплачивать Вам соответствующий гонорар полностью зависит от присылки Ваших корреспонденции на немецком языке. Благодаря этому Вы также избежали бы цензуры со стороны редакции; Бонье говорил мне, что Либкнехт слишком пользовался этим в отношении Геда, и тому это надоело. Так как гамбургская редакция совершенно независима и, кроме того, совсем не знает того, что делается в Берлине, и наоборот, то Ваши статьи появлялись бы без сокращений в той или другой газете или, что наиболее вероятно, в обеих.
Согласится ли Лаура переводить? Надеюсь, что да, и это позволило бы Вам решить вопрос немедленно. Я уверен, что, попрактиковавшись немного, она будет так же хорошо писать понемецки, как по-английски и по-французски.
Но в противном случае, не найдется ли другого способа организовать перевод? Нет ли кого-нибудь, кто, получая маленькую долю Ваших гонораров, выполнял бы для Вас эту работу? Ну, скажем, 10 франков за корреспонденцию - за перевод и двойную переписку; Вам оставалось бы 40 фр. за корреспонденцию, а у переводчика всегда был бы стимул к работе.
Может быть, Франкель? Но он, быть может, сам является корреспондентом «Vorwarts» (я совсем не знаю, кто пишет парижские корреспонденции, которые мне попадаются там время от времени). Подумайте об этом и постарайтесь устроить. Вы видите, что наши берлинские друзья делают все возможное, постарайтесь облегчить им это дело. И не забывайте, что это даст Вам возможность говорить с 60000-70000 подписчиков, то есть по крайней мере с 250000 читателей, не считая читателей других газет, заимствующих свои статьи из этих двух наиболее важных органов, которыми обладает наша партия в Германии.
Во всяком случае, начинайте все-таки с «Vorwarts», чтобы затем урегулировать вопрос с «Echo» и с переводом. Но Вы хорошо сделаете, если в отношении перевода не будете терять времени. А кроме того, Бебель, так же как и Либкнехт, настаивает на регулярной корреспонденции, которая даст им важные факты с Вашими соображениями и сообщения об общем положении вещей. Одна корреспонденция в неделю в определенный день, выбранный Вами (не думаю, чтобы Вам назначили день).
Наилучшие пожелания Лауре, от которой я все еще жду новостей алмазных и других.
Привет от Луизы.
Преданный Вам Ф. Э.
23:01 20.08.2015
НАТАЛИИ ЛИБКНЕХТ В ШАРЛОТТЕНБУРГ-БЕРЛИН Лондон, 1 декабря 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Уважаемая г-жа Либкнехт!
Сердечно благодарю за Ваше письмо и дружеские пожелания ко дню моего 73-летия, который я провел бодро и в добром здоровье. Вечером у нас были Эвелинги и Бернштейны, и пустые бутылки свидетельствовали об отличном самочувствии и хорошем настроении всех присутствующих. Если так будет продолжаться, то с моей стороны, вероятно, не возникнет никаких препятствий, к повторному посещению Берлина, и тогда мы сможем снова пить кофе в Зоологическом саду и злословить по адресу четвероногих и двуногих, крылатых и бескрылых, рычащих и разговаривающих зоологических видов, которые представлены там либо в клетках, либо на воле.
Бедный Гижицкий! Ходить он уже и так не может, а теперь ему хотят запретить еще и говорить, и только потому, что он поддерживает запрещенные связи с социал-демократами. Да, Пруссия не только культурное государство, но и государство разума!
Очень сожалею о том, что Ваш Карл нажил себе на службе его величества воспаление сухожилий, но будем надеяться, что это скоро пройдет. Во всяком случае, коли уж попал в такое положение, самое лучшее - исправно нести службу. Охотно верю, что господа офицеры будут остерегаться показать перед Вашими сыновьями* свои слабые стороны: ведь эти два новобранца слишком близко стоят к дверям рейхстага, и что бы ни говорил военный министр, офицеры побоятся фигурировать лично в парламентских прениях. А если Ваши сыновья вдобавок будут «примером для всей роты», как того требовал от нас, вольноопределяющихся, мой старый капитан, тогда и они, наверное, смогут, несмотря на своего отца, все же в конце концов дослужиться до унтер-офицерского чина. И это было бы совершенно в порядке вещей. Если Бебель - сын унтер-офицера, то почему бы Либкнехту не быть отцом одного или нескольких унтер-офицеров? Вы увидите, насколько галуны украшают мундир, и в Берлине, кажется, прекрасный пол гораздо благосклоннее к Молоху, когда он в галунах. Правда, это еще не все, ибо, как говорит Гейне: Но соблазна много больше В кесаревых эполетах. ( Гейне. «Христовы невесты»)
Но так высоко мы вряд ли поднимемся.
Ну что ж, печальный год в солдатском мундире тоже минет, и тогда Карл отправится в Хамм, очень красивую, или, вернее, некогда красивую местность - там родилась моя мать, и я в детстве часто там бывал. Но теперь все изменилось; Хамм превратился в прокопченную промышленную дыру, хотя жить там все-таки можно.
А пока будьте здоровы и передайте мой сердечный привет Либкнехту и Вашим детям. Мы не забыли, что Либкнехт обещал нам приехать после Нового года. Г-жа Каутская тоже шлет всем вам привет.
Весь Ваш Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 2 декабря 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Зорге!
Сердечно благодарю тебя и твою жену за ваши дружеские пожелания и письмо от 19 ноября.
Меня очень огорчает, что ты страдаешь подагрой, надеюсь, что со временем все пройдет, это коварная болезнь.
Отмена закона о покупке серебра избавила Америку от тяжелого денежного кризиса и будет способствовать промышленному подъему. Не знаю, однако, не лучше ли, если бы этот крах действительно наступил. Фраза о «дешевых деньгах», кажется, накрепко засела в головах ваших крестьян Запада. Во-первых, они воображают, что если в стране имеется много средств обращения, то ставка процента должна понизиться; но при этом они смешивают средства обращения со свободным денежным капиталом, о чем в III томе будут даны очень подробные разъяснения. Во-вторых, всем должникам выгодно брать взаймы только полноценную валюту, а спустя некоторое время выплачивать долги обесцененной валютой. Вот потому-то запутавшиеся в долгах прусские юнкеры и кричат о биметаллизме, который принес бы им в скрытом виде солоновское освобождение от долгов. Если бы в Соединенных Штатах могли теперь подождать с реформой серебряной валюты, пока результаты этого идиотизма сказались бы также и на крестьянстве, то это внесло бы просветление не в одну тупую голову.
Тарифная реформа, как бы медленно она ни проводилась, все же, по-видимому, вызвала уже своего рода панику среди фабрикантов в Новой Англии. Мне известно - privatim (из частных источников) и из газет - о многочисленных увольнениях рабочих. Но все это уляжется, как только закон будет принят и вместе с этим исчезнет неопределенность положения. Я убежден, что Америка во всех крупных отраслях промышленности смело может вступить в конкуренцию с Англией.
Над немецкими социалистами в Америке тяготеет какой-то рок. Люди, которые прибывают к вам из Германии, по большей части не из лучших - лучшие остаются здесь, - и во всяком случае это отнюдь не подлинные представители германской партии. И, как везде, каждый вновь прибывший считает себя призванным немедленно отбросить все существовавшее до него и создать все заново, чтобы своим появлением положить начало новой эпохе. К тому же большинство этих новичков застревает в Нью-Йорке надолго, а то и навсегда, число их постоянно пополняется вновь прибывающими, что избавляет их от необходимости изучать язык страны и как следует знакомиться с условиями жизни в Америке. Все это безусловно приносит очень большой вред, но, с другой стороны, нельзя же и отрицать, что американские условия заключают в себе очень большие и своеобразные трудности для неуклонного развития рабочей партии.
Во-первых, конституция, основанная, как и в Англии, на принципе правящей партии, в силу чего каждый голос, не поданный за одного из выставленных кандидатов обеих правительственных партий, считается как бы потерянным. А американец, как и англичанин, хочет оказывать влияние на свое государство и свой голос на ветер не бросает.
Далее - и это особенно важно - иммиграция, разделяющая рабочих на две группы - на коренных и иностранцев, а этих последних опять-таки на: 1) ирландцев, 2) немцев, 3) множество мелких групп - чехов, поляков, итальянцев, скандинавов и пр., которые понимают друг друга только в пределах своей группы. К тому же еще негры. Для того чтобы из всего этого создать единую партию, требуются особо мощные стимулы. Иногда внезапно наступает сильный подъем, но буржуазии достаточно бывает пассивно его переждать, и рабочий класс вновь распадается на разнородные элементы.
В-третьих, наконец, система покровительственных пошлин и постоянно растущий внутренний рынок поставили рабочих в условия такого процветания, которого у нас здесь, в Европе (исключая Россию, где, однако, выигрывают от этого не рабочие, а только буржуа), мы давно уже не видели.
Такой стране, как Америка, когда она действительно созреет для социалистической рабочей партии, уж, наверное, Ее смогут помешать в этом несколько немецких социалистических доктринеров.
Из третьего тома готов к печати первый отдел (246 страниц рукописи, насчитывающей приблизительно 1850 страниц). Это между нами. Надеюсь, теперь дело пойдет быстро.
Сердечный привет тебе и твоей жене и пожелания скорейшего выздоровления от Луизы Каутской и твоего Ф. Энгельса
Луиза Каутская скоро тебе ответит; она благодарит тебя за любезность. По поводу «Arbeiter- Zeitung» (Вена) она уже написала. «Pionierkalender» не прибыл.
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОБОКЕН [Лондон], 2 декабря 1893 г. № 1.
Дорогой Шлютер!
Большое спасибо за поздравления, а также и за присланную тобой часть I «Материалов переписи», которая пришлась мне очень кстати. Часть II будет мне еще нужнее. Итак, американцы тоже уже не так щедры, как были, и даже крупная газета теперь не получает подобных вещей просто по требованию! Здесь все благополучно. Я опять сижу над III томом и с удовольствием вспоминаю о своем недавнем летнем путешествии. Наконец-то вы на пути к тому, чтобы избавиться от биметаллизма и от тарифа Мак-Кинли; это значительно ускорит развитие Америки. Хотя для просвещения на редкость отсталого американского крестьянина с его представлением о «дешевых деньгах» основательный крах серебряной валюты тоже был бы очень полезен. Привет от г-жи Каутской.
Твой Ф. Э.
По поводу «Переписи» смотри открытку № 2!
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОБОКЕН [Лондон], 2 декабря 1893 г. № 2!!
Дорогой Шлютер!
По поводу части I «Переписи». Сначала я получил письмо из вашингтонского главного почтамта: книга, мол, упакована так, что подлежит оплате как письмо; необходимо либо выслать 10 долларов 36 центов, либо указать адрес отправителя (я не знал, что в посылке и от кого она), либо, по желанию, могу получить ее через транспортное агентство. Я просил дополнительных сведений, но распорядился выслать через транспортное агентство, что и было сделано, и я получил книгу, заплатив 6 шиллингов. При дальнейших пересылках будь добр указывать свой адрес на упаковке, чтобы предотвратить подобные проволочки или чтобы они могли сразу же быть улажены на месте. Из письма вашингтонского главного почтамта было неясно, почему отправка не состоялась - только лишь из-за упаковки или также изза неполной оплаты почтовых расходов. Еще раз спасибо.
Твой Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 4 декабря 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Барон!
Прежде всего сердечное спасибо за ваши поздравления ко дню моего 73-летия, который я провел бодро и в добром здоровье.
Либо вы неправильно поняли мои замечания об «издателях», либо я неудачно выразился.
Мне и в голову не приходило упрекнуть в чем-нибудь Дица или вообще кого бы то ни было; для этого я слишком мало осведомлен о том, что произошло у вас там в связи с делом Степняка до того, как оно дошло до моего сведения. Я упомянул о нем только с целью предостережения, как о примере, которого не следует повторять. При той позиции, которую занимают здесь издатели, ясно было одно: Зонненшайн неизвестно за что получил в подарок от немецкого издателя 25 фунтов (именно так он должен это расценивать), и благодаря этому у него должно было сложиться довольно нелестное представление о деловых способностях немецких издателей. И этого вы в Штутгарте не сможете оспаривать. И, считая это лучшим средством предотвращения чего-либо подобного, я обратил ваше внимание на то, что здесь у нас одно лишь согласие автора не является гарантией, ибо в девяти случаях из десяти решающее слово в Англии принадлежит издателю, к которому по большей части переходят авторские права, включая права перевода (на всех бланках договоров Зонненшайна, например, это уже напечатано), или же за которым специально сохраняется право высказать свое мнение. Итак, передай, пожалуйста, Дицу, что в мои намерения не входило бросить хотя бы малейшую тень на его деловые способности.
Что же касается международных договоров, то Сэм Мур в свое время разыскал их в парламентских публикациях и сделал из них выписки, и в отношении срока в один и три года тогда это безусловно было верно. О Бернской конвенции и установленном ею десятилетнем сроке авторских прав на переводы мне ничего не известно, и я прошу тебя сообщить мне дату этой конвенции, тогда я смогу достать ее текст, напечатанный для парламента.
Виктор пишет, что дело со всеобщей стачкой в Австрии заглохло и предано забвению и поэтому дискуссия едва ли может повредить. Но в то же время мы получаем из австрийской провинции запросы о нашем отношении к всеобщей стачке.
Я продолжаю считать, что избирательная реформа, по крайней мере в той форме, которую изобрели Тааффе и Франц-Иосиф, в Австрии обеспечена. Даже если коалиционное министерство составит и проведет проект расширения избирательного права по куриям и не потерпит при этом - или еще раньше по какому-нибудь другому поводу - неизбежный крах, вопрос этим далеко еще не будет исчерпан. В государстве, так искусственно уравновешенном, как Австрия, устойчивое равновесие, однажды нарушенное, восстанавливается лишь с большим трудом, почти исключительно путем насильственных мер, а правительство отлично знает, что эти меры тоже помогают лишь на время, и в результате государство становится слабее, чем было до их применения. Тот факт, что Франц-Иосиф одобрил именно этот вид избирательной реформы и даже объявил его делом своих рук, раз навсегда сделал возврат к прежней Австрии невозможным. Теперь можно сказать: «Humptius in muro sedebat Dumptius alto, Humptius de muro Dumptius, heu!, cecidit.
Nec equites regis, nec agmina cuncta tyranni Humpti te Dumpti restituere queunt».
Или: «Шалтай-Болтай Сидел на стене.
Шалтай-Болтай Свалился во сне.
Вся королевская конница, Вся королевская рать Не может Шалтая, Не может Болтая, Шалтая-Болтая, Болтая-Шалтая, Шалтая-Болтая собрать». (датская детская песенка)
По всей вероятности, Тааффе после некоторого перерыва снова появится на сцене; он, повидимому, взял себе за образец Дизраэли 1867 года. Эта чрезвычайно хитрая бестия вместе с хилым Францем-Иосифом в данный момент против своей воли ставят Австрию во главе политического движения Европы, как Пий IX сделал это в 1846 г. с Италией.
Оставляя пока «Neue Zeit» в прежнем виде, вы поступаете правильно. Таких вещей не следует трогать без крайней нужды; раз уж журнал выходит еженедельно, пусть так и остается, пока действительно не возникнет необходимость в изменении.
О III томе не беспокойся. Так или иначе вам должна быть предоставлена возможность сразу же с выходом книги дать на нее рецензию.
Сердечный привет всем вам от нас всех.
Твой Ф. Э.
ПАУЛЮ АРНДТУ В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон], 5 декабря 1893 г.
Многоуважаемый г-н Арндт!
Я прекрасно понимаю, что Вы не захотели посетить меня в одно из воскресений, так как после всего, что произошло за это время, я не в состоянии поддерживать с Вами те простые отношения, которые существовали между нами раньше.
Если Вы все же желаете со мной переговорить, то в четверг, послезавтра, я с 8 часов вечера буду дома.
Преданный Вам Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 19 декабря 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогая Лёр!
Если я до сих пор не ответил на твое письмо - ровно месячной давности, - то на это были две причины: 1) потому что я должен был закончить до рождества окончательную редакцию I-IV отделов III тома, чтобы иметь возможность отправить их в печать сразу после Нового года.
Теперь это сделано. К пасхе, я надеюсь, вся рукопись (2/3 еще должны быть окончательно просмотрены) будет в типографии, с тем чтобы в сентябре она была опубликована; 2) потому что я представил Бебелю новое предложение относительно немецкого перевода и т. д. статей Поля и ждал ответа. Однако ничего из этого не вышло, а потому пусть все идет в прежнем направлении, которое, как я слышал, приняло наконец какую-то окончательную форму, и потому лучше, быть может, предоставить события их естественному ходу.
Либкнехт ведет себя довольно странно, когда имеешь с ним дело в вопросах, связанных с его редакцией. Мы ждем его сюда после Нового года.
А теперь - из другой оперы. Вчера мы отправили вам коробку с пудингом, сладким пирогом Поля и т. д. большой скоростью - чтобы она прибыла примерно в среду или четверг - через Континентальное агентство ежедневных посылок; пересылка оплачена. Надеемся, что посылка прибудет в сохранности и придется вам по вкусу. Кусок пудинга причитается Бонье, потому что он пришел, когда его размешивали, и сам размешивал изо всех сил. Он заметно совершенствуется, стряхивает с себя свое германофильство и превращается в настоящего француза. Не так давно я поехал на день в Оксфорд посмотреть на город, а также на бедного старого Красного Вольфа - твоего самого первого поклонника, ибо он восхищался тобой, когда тебе не было и двух лет, в Брюсселе. Бедняга, он опять совсем помешался. Он написал что-то о Бухере в «Neue Zeit», и с тех пор, кто бы ни упомянул какого-нибудь Вольфа или Вольффа (а ты знаешь, что их такое же множество, как Смитов и Джонсов), ему кажется, что имеют в виду его, и отсюда он делает вывод о существовании целого заговора с целью доказать, что он не знает латыни, а, как тебе известно, незнание латыни - тягчайшее преступление, какое только можно совершить в Оксфорде. Ну не печальная ли ирония судьбы в том, что один из самых одаренных людей кончает свою деятельность в убеждении, что он - Массман, но не гейневский, а воображаемого заговора немецких литераторов второго и третьего разряда! Затем, ему 81 год - значит, помимо других соображений, вряд ли есть надежда излечить его от этой навязчивой идеи, которую никто не может выбить из его головы.
Твое описание ликующего состояния Геда очень меня позабавило. Я кое-что заметил по тем напыщенным воззваниям, которые Гед выпускал из своего нового Иерусалима на Севере, и только порадовался тому, что на них не обратила внимания буржуазная печать за границей; по контрасту с ролью, какую играла французская делегация в Цюрихе, они могли бы послужить поводом для множества злых острот. Но французский здравый смысл иногда вообще не имеет никакого смысла, и именно в этом вся его прелесть. Возьми социалистическую группу в палате. Давно ли Клара Цеткин подсчитала в «Neue Zeit», что в палату избраны 24 + социалиста, причем Поль не знал, сколько из тех 12-ти, которые были избраны на основе марксистской программы, окажется на высоте положения; а теперь - о чудо! - парламентская группа из 54 социалистических депутатов, которая обрушивается на большинство подобно кавалерийской бригаде, опрокидывает одно министерство и почти смещает другое, пока эта победоносная атака не превращается внезапно, из-за бомбы Вайяна, в концентрацию в тылу, а новые сторонники большинства не утрачивают всех идеалистических иллюзий, привезенных ими из провинции, и не превращаются в послушных оппортунистов панамского толка.
В общем, я думаю, что для нас это довольно полезно. Я, конечно, догадываюсь, что среди этих 54, многие из которых столь внезапно перешли к тому, что они называют социализмом, не может быть той сплоченности, которая нужна для серьезной борьбы. Я уж не говорю о старых разногласиях между настоящими старыми, «давнишними» социалистами внутри этой группы, разногласиях, для окончательного преодоления которых требуется некоторое время. Если бы эта разнородная группа из 54 человек в течение сколько-нибудь продолжительного времени продержалась в палате на первом плане, то либо она раскололась бы, либо решающая роль в ней перешла бы к старому радикальному крылу - Мильерану и К°. При нынешнем положении вещей различные составные части этой группы будут иметь время ближе познакомиться друг с другом, укрепить группу и по мере необходимости устранить один за другим те элементы, которые, в сущности, примкнули к ней только по ошибке. Во всяком случае, в кампании против Дюпюи - Казимир-Перье Мильеран и Жорес всецело взяли на себя инициативу, и в конечном счете это никуда не годится, хоть я и полностью одобряю то, что Гед и Вайян до сих пор при нынешних обстоятельствах держались в тени.
Корреспонденции Поля в «Vorwarts» пока очень хороши, мы каждую неделю ждем их. И они не так уж плохо переведены на немецкий язык, как я замечал в других случаях.
Этот «Фейербах», вероятно, доставил тебе немало забот. Но по той части твоей работы, которую я видел, я уверен, что ты, говоря охотничьим языком, «брала» все препятствия «на лету». Нашла ли ты для него издателя?
Прими, пожалуйста, прилагаемый чек на 5 ф. ст. в качестве рождественского подарка.
Луиза под непрерывным дождем делает покупки. За нынешнее рождество ей придется дорого расплачиваться - простудой и зубной болью.
Привет от нее и всегда твоего Ф. Э.
Сердечный привет Полю, который, я думаю, рад, что опять оказался вне парламента.
ЛЮДВИГУ ШОРЛЕММЕРУ В ДАРМШТАДТ Лондон, 19 декабря 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Шорлеммер!
Если я только сейчас собрался поблагодарить Вас за Ваши любезные поздравления к моему 73-летию, то виной этому III том «Капитала». Эту работу надо наконец доделать, и для этого мне пришлось без пощады и жалости отложить в сторону всякую переписку; сейчас остается один отдел, и я могу воспользоваться несколькими днями, оставшимися до праздников, чтобы наверстать упущенное.
В Дармштадте я был только проездом - со мной были г-жа Каутская, Бебель с женой и один проживающий здесь врач из Вены, мы не могли заранее определить своего поезда, да и остановка продолжалась лишь около 10 минут, иначе я бы Вам протелеграфировал. Вообще же поездка была очень приятной, если не считать торжественных речей, которые мне пришлось произносить, раз уж я в Цюрихе положил этому начало. Я объездил с Бебелем Зальцбург, Вену, Прагу и Берлин и пробыл вне дома целых восемь недель, что очень пошло мне на пользу. Взглянуть собственными глазами на успехи, сделанные Германией как в промышленности, так и в рабочем движении, - уже это одно что-нибудь да стоило, а видеть наших венцев за работой было просто удовольствием.
От Зибольда я узнал очень немногое о наследстве Карла и ровно ничего о судьбе рукописей и о том, какие договоры заключены с издателями. Речь идет о трех вещах:
1) О большом труде Роско - Шорлеммера в английском и немецком изданиях.
2) О новом издании учебника Карла по соединениям углерода, над которым работа была уже начата.
3) О его рукописях по более ранней истории химии (как сообщает Шпигель в некрологе, Зибольд сам будто бы собирается их издать).
Английское издание работы Карла «Возникновение и развитие органической химии» готовится в Лондоне одним из его учеников, профессором.
Но по этим трем пунктам Зибольд не говорит почти ничего. Прежде чем писать ему, я попросил бы Вас уведомить меня, сообщил ли он Вам об этом и что именно, и удобно ли Вам, чтобы я потребовал у него более подробные сведения. Ведь юридически я не имею абсолютно никакого права вмешиваться в это и не хотел бы, чтобы Зибольд хотя бы даже намекнул на это. Если же я потребую сведений, за которыми Вы ко мне обратились, то это уже другое дело и ставит меня в совершенно иную позицию.
Зибольд - честнейший парень, но по характеру не слишком энергичный, а к тому же за последние годы его силы подорваны болезнью, так что его не мешает немного подталкивать.
Надеюсь, что Вы благополучно покончили с инфлюэнцей, а Ваша жена - с последствиями воспаления легких и собираетесь встретить наступающие праздники в добром здоровье, бодро и весело.
Сердечный привет.
Ваш Ф. Энгельс
ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТУ В ШАРЛОТТЕНБУРГ-БЕРЛИН Лондон, 21 декабря 1893 г.
Дорогой Либкнехт!
Вчера вечером я послал тебе статью об Италии. Прошу тебя не печатать ее впредь до дальнейших сообщений. Боюсь, что я неправильно понял данное мне разрешение на опубликование материалов; по-видимому, оно не относится к вопросу о личных средствах короля. Так как речь идет о вещах, которые могут поставить то лицо, от которого я получаю сведения, в крайне затруднительное положение и закрыть для меня самый источник информации, то я одновременно посылаю тебе телеграмму. Если ты не получишь от меня дальнейших указаний, то в январе можешь привезти рукопись сюда, мы тогда ее отредактируем.
Еще раз сердечный привет вам всем.
Твой Ф. Э.
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 30 декабря 1893 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Зорге!
Открытки от 29 ноября и 17 декабря с благодарностью получил. Прежде всего сердечные поздравления с Новым годом тебе и твоей жене от Луизы Каутской и меня.
Ты, вероятно, не без некоторого удивления обнаружил, что во французской палате образовалась социалистическая фракция численностью в 54-60 человек (они, кажется, сами не знают точно, сколько их). Непосредственно после выборов по точному подсчету их было 24, из них 12 были избраны на основе марксистской программы, но из этих лишь шестеро явились на съезд партии в Париже и пока только четверо согласились вносить в соответствии с решением съезда часть своего депутатского содержания в партийную кассу (что тоже еще не равносильно действительной уплате - во Франции уже в 1870 г. говорили: «взносы не поступают!»). А теперь вдруг их оказалось 60 человек благодаря присоединению радикалсоциалистической группы Мильерана - Жореса, которые решились включить в свою программу обобществление средств производства - для одних как ближайшую, для других как при всех обстоятельствах весьма отдаленную, цель. В настоящий момент во Франции лозунгом является концентрация; если прежде говорили о республиканской концентрации (то есть о подчинении всех республиканцев правому крылу, оппортунистам), то сейчас говорят о социалистической концентрации, и я буду очень рад, если это не означает подчинения всех социалистов мильеранистам, практическая программа которых безусловно скорее радикальная, чем социалистическая.
Первым следствием этого союза является то, что наши люди утратили почти все шансы на создание собственной ежедневной газеты. Мильерановская «Petite Republique Franca..e» уже заняла это место, и теперь будет нелегко создать конкурирующий орган. Достать средства трудно, и остальные подняли бы крик, что это вносит раскол в партию! Тем более что у руководства «Petite Republique Franca..e» хватит соображения открыть свои столбцы для каждой из социалистических фракций.
Вторым следствием является то, что на заседаниях фракции мильеранисты располагают абсолютным большинством: около 30 или больше против в лучшем случае 24, из которых 12 марксистов, 3-5 аллеманистов, 2 бруссиста и 4-6 бланкистов.
И тем не менее господа французы, вновь опьяненные успехом, раструбили о нем на весь свет и снова собираются возглавить движение. Одно предложение они внесли - о преобразовании постоянной армии в милицию (Вайян), а Гед хочет внести второе - о созыве европейского конгресса по разоружению. План заключается в том, чтобы немцы и итальянцы внесли такое же предложение в своих парламентах, причем они тогда оказались бы, естественно, в роли последователей «ведущих» французов. Как поступят несколько итальянцев - к тому же больших путаников, - не имеет значения, но пойдут ли наши немцы так легко на поводу у французов - для меня очень сомнительно. Люди, которые завоевали свое ведущее положение 25-летней упорной борьбой и за спиной которых стоят два миллиона избирателей, имеют право сперва поближе присмотреться к разношерстной компании, столь внезапно пожелавшей командовать. Тем более что сами господа французы проявляют крайнюю чувствительность, как только по отношению к ним допускается хотя бы малейшее нарушение этикета.
Ну что ж, подождем. Во Франции, где возможны любые неожиданности, такой внезапный, минутный успех может стать началом длительного прогресса. Но все-таки лучше подождать.
Затем имею тебе сообщить - но строго между нами, - что первая треть рукописи III тома была вчера упакована в прочную клеенку (как в свое время знаменитая книга поддельных протоколов в Кёльне) и в ближайшие дни будет отправлена в печать. Остальные две трети нуждаются еще в окончательной, главным образом технической, редакции. Если все пойдет хорошо, книга выйдет в сентябре;
Теперь еще вот что. Профессор Лабриола в Риме, с которым я переписываюсь в течение нескольких лет и которого встретил в Цюрихе, читает в университете курс истории возникновения теории Маркса. Он последовательный марксист. Для этой цели он раздобыл всю необходимую литературу, но «Святого семейства» так и не мог достать, хотя и поместил объявление в лейпцигской «Buchhandlerblatt» и других изданиях, предлагая за книгу «любую цену». Один экземпляр ему обещали дать в пользование из Швейцарии, но владелец его внезапно исчез и, говорят, путешествует по Венгрии. Теперь он добивается от меня, чтобы я ему во что бы то ни стало достал книгу на 3-4 недели. Но у меня самого только один экземпляр, и если он пропадет, то я буду абсолютно лишен возможности в будущем подготовить новое издание в предполагающемся «Собрании сочинений». Так что этот экземпляр я ни за какую цену не могу выпустить из рук. Несколько лет тому назад я послал тебе свой запасной экземпляр. Не будешь ли ты так добр одолжить мне его для этой цели недель на пять-шесть?
Ты мог бы послать его мне по почте заказной бандеролью или, если предпочтешь, через транспортное агентство, застраховав его на любую сумму, а я возвратил бы его тебе тем путем, который ты мне заранее укажешь. Я послал бы его в Рим, если это окажется возможным, через какое-нибудь агентство под большой страховкой (скажем, 10 ф. ст.), если же так нельзя, то по почте заказной бандеролью. Лабриоле, пожалуй, установим срок пользования не больше четырех недель. Незачем тебе говорить, что, не зная этой книги, Лабриола не может прочесть задуманный им курс лекций и еще менее того - осуществить предполагающееся в будущем издание этих лекций. Во всей германской партии едва ли найдется шесть экземпляров, а у кого они, я не знаю. Итак, подумай, пожалуйста, об этом.
Моего «Фейербаха» Лаура Лафарг переводит на французский язык, и в скором времени он появится в Париже.
Сердечный привет твоей жене и тебе от Луизы Каутской и твоего Ф. Э.
Здоровье, надеюсь, поправляется! [Приписка карандашом на полях первой страницы и внизу второй страницы этого письма]
Луиза Каутская просит тебе передать, что газета, которую ты посылаешь в Вену, приходит регулярно.
Спасибо за поздравительную открытку!
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 3 января 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Лафарг!
Прежде всего поздравления с праздником Лауре и Вам от Луизы и меня.
Затем относительно вашего проекта разоружения. Я видел предложение Вайяна в «Parti So..aliste», от Лауры я его не получал. Ни в этой газете, ни в Вашем письме не говорится, было ли это предложение уже представлено на рассмотрение или же это только еще должно быть сделано.
Немцы в течение нескольких лет требовали превращения постоянной армии в милицию, это требование повторялось во всех их речах в рейхстаге о милитаризме, военном бюджете и т. д., повторялось без устали. Я не вижу, что могло бы прибавить к этому формальное внесение законопроекта. Однако они намереваются сделать это.
Что касается внесения предложения относительно конгресса по разоружению, то этот вопрос, как и предложение Вайяна, следовало бы решить на совещании делегатов трех парламентов - французского, немецкого и итальянского - достаточно было бы по одному делегату от каждой нации. Всякому международному действию непременно должно предшествовать предварительное соглашение как о его сущности, так и о форме. Мне кажется недопустимым, чтобы какая-нибудь одна национальность публично брала на себя инициативу и затем предлагала другим следовать за ней. Господа французы, сами иногда такие педантичные в вопросах этикета, должны были бы со своей стороны соблюдать демократические формы.
Я не буду привлекать внимание немцев к этому вопросу, но не был бы удивлен, если бы это несколько наивное приглашение следовать за французской партией, только что пришедшей в парламент и состоящей из элементов столь различных и частично так мало известных, не было принято безоговорочно.
Теперь по существу дела: Предложение Вайяна будет оспариваться военными под тем предлогом, что милиция по швейцарскому образцу, возможно и пригодная для горной страны, недостаточно надежна для целей большой армии, которой приходится действовать в любых топографических условиях. И в этом они будут правы. Чтобы иметь хорошую армию милиционного типа, нужно начать с гимнастического и военного воспитания молодежи, а это заняло бы от пяти до восьми лет, и такая армия была бы готова только к концу века. Итак, если хотят внести такой законопроект, против которого буржуа и военные не смогли бы выставить веских аргументов, то нужно считаться с этим фактом.
Это то, что я пытался сделать в статьях, которые были напечатаны в прошлом году в «Vorwarts » и которые я Вам послал. Отправляю Вам сегодня еще один экземпляр. Я предлагаю там международное соглашение об одновременном и постепенном сокращении срока военной службы в порядке, установленном сообща и заранее. Чтобы учесть, насколько это возможно, существующее положение, я предлагаю исходить из срока действительной военной службы в два года и, как только будет возможно, сократить его до полутора лет (два лета и зима между ними), а затем до одного года и продолжать так до тех пор, пока не достигнет призывного возраста контингент молодых людей, прошедших это гимнастическое и военное воспитание, которое сделало бы их способными пользоваться оружием без всякой другой подготовки. И тогда была бы создана милиционная армия, которой надо было бы только раз в два или три года проводить большие маневры для того, чтобы почувствовать себя единым целым и научиться действовать большими массами.
Теперь, когда двухгодичный срок признан уже как правило, можно было бы вслед за этим потребовать полутора лет, а через два или три года - и сокращения до одного года. За это время можно было бы организовать гимнастическое и военное воспитание молодых людей от 15 до 18 лет, не забывая и о воспитании мальчиков от 10 до 15 лет.
Проект Вайяна крайне нуждается в том, чтобы его просмотрел кто-либо, знающий военное дело; там есть вещи, написанные наспех, серьезного обсуждения их мы не смогли бы выдержать. Согласно ст. 9 (все дети страны) девушки тоже будут обучаться «всем действиям пехоты, кавалерии и артиллерии» и т. д. и т. д.
Посылаю один экземпляр моих статей также и Вайяну.
Теперь, если вам удастся договориться с немцами и итальянцами относительно внесения предложения о созыве конгресса для обсуждения вопросов о разоружении и о постепенном и одновременном, заранее согласованном переходе к милиционной системе, это будет прекрасно и даст большой эффект. Но, пожалуйста, не испортите этого дела, взяв на себя публичную инициативу без предварительной консультации с другими. Внутриполитические условия и особенно порядки, существующие в каждом парламенте, столь различны, что способ действия, превосходный для одной страны, может оказаться абсолютно невозможным и даже вредным для другой.
Бомба анархистов уйдет в прошлое, как ушли в прошлое знаменитые немецкие 2500 франков, ее влияние скажется и в отношении полиции; посмотрите мадридский приговор по делу Муньоса, где полицию тоже признали виновной; а во Франции она рискует оказаться публично замешанной в дела о бомбах; если ей удастся ускользнуть на этот раз, пусть радуется. Этот кувшин давно повадился ходить по воду, недалеко уже то время, когда он сломит себе голову.
Надеюсь, что Лаура получила свою рукопись.
Поцелуйте Лауру за меня. Привет от Луизы.
Преданный Вам Ф. Энгельс
14:59 21.08.2015
ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ПАРИЖ Лондон, 4 января 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Лавров!
Спасибо за Вашу открытку. Примите мои наилучшие пожелания к Новому году.
По-видимому, вопреки гармонии, достигнутой между Карно и царем, именно французам, а не русским эмигрантам придется претерпеть преследования и мытарства, являющиеся неизбежными следствиями анархистско-полицейских бомб. Тем лучше. В конце концов, есть признаки того, что даже парижский филистер, по-видимому, слегка устыдился своих истерических выходок в октябре прошлого года.
Не можете ли Вы сообщить мне адрес г-на Раппопорта, который только что вернулся в Швейцарию?
Сердечный привет от Вашего Ф. Энгельса
Наконец появилась надежда, что Вы еще в этом году получите третий том «Капитала».
Русский перевод будет делаться так же, как и перевод второго тома: я буду посылать корректурные листы Даниельсону.
ДЖУЗЕППЕ КАНЕПА В ДИАНО МАРИНА [Черновик] [Лондон, 9 января 1894 г.]
Дорогой гражданин!
Простите меня, пожалуйста, что я пишу Вам по-французски. За двадцать лет я утратил тот небольшой навык, которым обладал в пользовании итальянским языком.
Я пытался подыскать Вам одну строчку для такого эпиграфа, как Вы просили, в произведениях Маркса, единственного социалиста нашего времени, достойного быть поставленным рядом с великим флорентийцем. Но я не нашел ничего подходящего, кроме разве следующей фразы из «Коммунистического манифеста» (итальянское издание «Critica So..ale», стр. 35): «На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».
Сформулировать в немногих словах идею грядущей новой эры, не впадая ни в утопизм, ни в пустое фразерство, - задача почти невыполнимая.
Поэтому очень прошу извинить меня, если то, что я Вам предлагаю, не полностью отвечает поставленным условиям. Но поскольку Вы должны быть готовы к 21-му (дата, полная добрых предзнаменований, - день казни гражданина Людовика Капета), времени терять нельзя.
С искренним приветом
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 9 января 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Барон!
Эде, вероятно, уже сообщил тебе, что часть рукописи III тома (около 1/3 кубического фута) отправлена. Так как она благополучно прибыла в Гамбург, я могу дать тебе теперь об этом для «Neue Zeit» краткую заметку, которую и прилагаю. Пошли, пожалуйста, один номер журнала издательству Отто Мейснера в Гамбург, отчеркнув эту статью.
Вторая треть у меня в работе и, надеюсь, скоро будет готова.
Твои дружеские пожелания к рождеству и Новому году приняли с благодарностью, мысленно ответили тем же.
Текст Бернской конвенции мне теперь, вероятно, удастся достать.
С нетерпением жду книгу Кунова. Этот человек работает над своим предметом как вол и весьма наблюдателен.
Дицу будет интересно узнать, что Лаура Лафарг переводит моего «Фейербаха» на французский язык для «Ere nouvelle» и последующего отдельного издания. Первую половину я уже просмотрел. Ее перевод сделан добросовестно и легко читается.
Раве, который меньше заслуживает подобной оценки, снова написал мне. Он попробовал свои силы на твоем «Томасе Море». Но как это неудобоваримо! Дело в том, что он, оказывается, не вполне владеет немецким языком, хотя родом эльзасец и настоящая его фамилия, вероятно, Раве.
Я рад, что Виктор сразу же подхватил лучшие места из твоей последней статьи и сделал их доступными для венцев. Они были замечательно кстати при создавшемся там положении. Судя по последнему письму Виктора, глупостей можно больше не опасаться. В самом деле, и съезд профессиональных союзов и чешский съезд отложили вопрос о всеобщей стачке в долгий ящик, до партийного съезда. А Виктор уже позаботится, чтобы там он был отложен и дальше.
На сегодня хватит, у меня еще масса писем.
Привет всем вам от нас всех.
Твой Ф. Э.
ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ПАРИЖ Лондон, 10 января 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Лавров!
Спасибо за открытку от 6-го. В прилагаемом письме - сообщение личного характера, которое я,считаю важным, и поэтому не хотел бы подвергнуть это письмо риску утери. Не будете ли Вы столь любезны переслать его г-ну Раппопорту, как только узнаете его точный адрес. Это не к спеху, неделя не играет роли.
Первая треть рукописи третьего тома уже в типографии (20 глав). Я занят окончательной редакцией остального. Если все будет в порядке, том выйдет в сентябре.
Если, как я надеюсь, Ваше здоровье не хуже моего, то нам с Вами не на что жаловаться.
Весь Ваш Ф. Энгельс
ДЖОРДЖУ УИЛЬЯМУ ЛАМПЛУ В ЛОНДОНЕ Лондон, 10 января 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Ламплу!
Ваша посылка была для меня приятным сюрпризом. Большое спасибо! К стыду своему, должен признаться, что я в своем невежестве относил «Анатомию меланхолии» [Р. Бёртон] к числу тех серьезных психологических изысканий XVIII века, к которым питаю отвращение. И вот обнаруживается, что это произведение - тоже продукт наилучшего периода английской литературы - начала XVII века. Я с удовольствием взялся за нее и уже прочел достаточно, чтобы убедиться, что эта книга будет для меня постоянным источником наслаждения.
Это напомнило мне, что я забыл послать Вам те две мои работы, которые были изданы на английском языке; я позволил себе отправить их Вам по почте и надеюсь, что Вы их благосклонно примете.
Дейкинс говорил мне в воскресенье, что Вы опасались, не схватил ли Ваш маленький мальчик инфлюэнцу. Хотя эта мерзкая болезнь чрезмерно распространена здесь, я надеюсь, что опасность миновала.
Со своей стороны, шлю Вам новогодние поздравления и сердечный привет г-же Ламплу.
Остаюсь искренне Ваш Ф. Энгельс
АНРИ РАВЕ В ПУАТЬЕ [Черновик] [Лондон], 10 января 1894 г.
Дорогой гражданин!
Тысячу раз благодарю за Ваши добрые пожелания к Новому году, который, надеюсь, принесет счастье и Вам!
Перевод моей книги в настоящем его виде кажется мне вполне удовлетворительным, к тому же я несу за него свою долю ответственности, поскольку правил его в корректуре.
Стиль «Томаса Мора», действительно, покажется французской публике довольно тяжеловесным. Но в книге есть удачные вещи и отдельные исторические наброски, ценность которых не так уж недолговечна.
В настоящее время я не могу предложить Вам никакой книги для перевода, если найду что-нибудь, то сообщу Вам об этом.
Преданный Вам
ВИКТОРУ АДЛЕРУ В ВЕНУ Лондон, 11 января 1894 г.
Дорогой Виктор!
Прежде всего шлю вам свою благодарность и самые искренние ответные поздравления, в особенности тебе, твоей жене и детям. Благодарю также за булавку для галстука, которую буду носить, как только достану к ней подходящий галстук, - его необходимо специально для этого приобрести.
Охотно тебе верю, что у вас много дела, и нас всех удивляет только одно: как это ты со всем этим справляешься, да еще в труднейших условиях. Твоя выносливость вызывает у нас восхищение и зависть. Особенно же меня радует твое заверение, что с безрассудными выходками, которых можно было у вас опасаться, покончено. С тех пор я получил отчеты обоих съездов и смог кое с чем познакомиться, во всяком случае частично. В отношении этого основного вопроса все, действительно, прошло прекрасно.
Для нормального развития движения было просто счастьем, что этот умник Хёгер объявил избирательное право буржуазным надувательством, из-за которого, мол, не следует бастовать, и что горняки по-своему высказались против всякой стачки, целью которой не является в то же время 8-часовой рабочий день. А чехи в Будвейсе тоже помогли нам, обусловив право участия в съезде признанием программы и тактики (в духе Цюриха) и отложив вопрос о всеобщей стачке, который, по-видимому, у них больше всего смущает умы, до партийного съезда, а тот, в свою очередь, отложит его еще дальше.
Статья К. Каутского, которую ты перепечатал184, будет вам очень полезна. Но она является показателем того, насколько автор утратил контакт с подлинным партийным движением.
Несколько месяцев тому назад - непостижимо бестактное намерение подсунуть движению, ведущему борьбу не на жизнь, а на смерть против болтовни о всеобщей стачке, чисто академическое, отвлеченное исследование о всеобщей стачке с общими рассуждениями за и против. А теперь - эта статья; правда, в данных отрывках он весьма удачно попал в точку.
Во всяком случае, в ближайший месяц в связи с проектом избирательной реформы агитация у вас опять оживится. Очень хорошо, что первому, острому приступу горячки был дан случай проявиться; теперь люди будут смотреть на дело несколько хладнокровнее. Что бы там ни произошло, правительство и рейхсрат должны будут дать вам новое оружие в руки, и в будущем году не менее тридцати, а то и все шестьдесят ваших людей будут заседать в парламенте. Пролетарии в этом допотопном, разделенном на сословия собрании! Они докажут французам, что пролетариат это не четвертое сословие, как те любят говорить по ложной аналогии, а вполне современный, полный молодых сил класс, который не может ужиться со всем этим старым сословным хламом и должен взорвать его, прежде чем сможет приняться за разрешение своей собственной задачи - взорвать буржуазию. Я. заранее радуюсь при мысли о первом появлении наших в рейхсрате.
Я, впрочем, по-прежнему считаю, что коалиционное министерство должно будет распасться, как только вознамерится начать серьезные действия. Мне кажется, что в Австрии еще не наступило время для одной реакционной массы - по крайней мере для сплочения ее на продолжительный срок. И даже если бы входящие в состав кабинета главари объединились, те, кто пониже рангом, не смогли бы добиться этого в парламенте; а когда еще позади всего стоит какой-нибудь Франц-Иосиф, тоскующий по своему Тааффе, то мне кажется, что дни Виндишгреца сочтены. А Тааффе теперь означает на деле всеобщее избирательное право.
Мне очень любопытно, как будут держать себя 60 так называемых социалистов во французском парламенте. Это - разношерстная компания; даже известная часть давнишних социалистов [so..alistes de la veille] - люди весьма неопределенного характера и к тому же, несмотря на всю жажду слияния, преисполненные всяческих отвратительных пережитков; но при всем этом они все вместе взятые составляют лишь меньшинство по отношению к мильерано-жоресовскому большинству, состоящему из новоявленных социалистов [so..alistes du lendemain]. Недаром на все вопросы о характере их фракции французы упорно отмалчиваются. В воскресенье здесь проездом из Парижа будет Бонье; я его порасспрошу и, наверно, коечто узнаю.
Третий том наконец в печати. Первые 20 глав (664 стр. из примерно 1870 страниц рукописи в целом) уже отправлены, сейчас я занят второй третью, она нуждается еще только в окончательной редакции, а там очередь скоро дойдет и до третьей трети, которая, пожалуй, потребует несколько больше работы. В сентябре, я думаю, том выйдет в свет.
Теперь, однако, я должен опять приняться за мою любимую 23 главу. Из-за праздников, к сожалению, мне пришлось потерять ужасно много времени.
Сердечный привет твоей жене и детям, Поппу, Ульбингу, Пернерсторферу, Рейману, Шраммелю, Адельгейде, маленькой Риба и tutti quanti, а в особенности тебе самому от твоего Ф. Энгельса
ДЖОРДЖУ УИЛЬЯМУ ЛАМПЛУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 12 января 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Ламплу!
Я смутно помнил, что уже подарил Вам «Социализм», но не был в этом уверен. Моя память на подобные вещи становится ужасно старческой. Разумеется, отдайте лишний экземпляр Вашему другу; надеюсь, что он сможет его переварить.
Привет г-же Ламплу. Искренне Ваш Ф. Энгельс
Возможно, что погода теперь скоро позволит Вам выбраться в Зоологический сад; поэтому, когда прояснится, черкните, пожалуйста, открытку, чтобы предупредить, в какое приблизительно время Вы с Вашей семьей, наглядевшись на диких зверей, сможете заглянуть к нам.
АЛЬБЕРУ ДЕЛОНУ В НИМ [Запись содержания] [Лондон, около 21 января 1894 г.]
Пусть сначала прочтет II том и затем обратится снова.
Судя по письму к Диаманди, он еще не знает немецкого языка в совершенстве, а пока только изучает его, особенно язык политической экономии.
В. БОРГИУСУ В БРЕСЛАВЛЬ
Лондон, 25 января 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Милостивый государь!
Отвечаю на Ваши вопросы: 1. Под экономическими отношениями, которые мы считаем определяющим базисом истории общества, мы понимаем тот способ, каким люди определенного общества производят средства к жизни и обменивают между собой продукты (поскольку существует разделение труда). Таким образом, сюда входит вся техника производства и транспорта. Эта техника, согласно нашим взглядам, определяет также и способ обмена, затем способ распределения продуктов и тем самым после разложения родового строя также и разделение на классы, отношения господства и подчинения, государство, политику, право и т. д. В понятие экономических отношений включается далее и географическая основа, на которой эти отношения развиваются, и фактически перешедшие от прошлого остатки прежних ступеней экономического развития, которые продолжают сохраняться зачастую только по традиции или благодаря vis inertiae (силе инерции), а также, конечно, внешняя среда, окружающая эту общественную форму.
Если, как Вы утверждаете, техника в значительной степени зависит от состояния науки, то в гораздо большей мере наука зависит от состояния и потребностей техники. Если у общества появляется техническая потребность, то это продвигает науку вперед больше, чем десяток университетов. Вся гидростатика (Торричелли и т. д.) была вызвана к жизни потребностью регулировать горные потоки в Италии в XVI и XVII веках. Об электричестве мы узнали кое-что разумное только с тех пор, как была открыта его техническая применимость. В Германии, к сожалению, привыкли писать историю наук так, как будто бы науки свалились с неба.
2. Мы считаем, что экономические условия в конечном Счете обусловливают историческое развитие. Раса же сама является экономическим фактором. Здесь, однако, не следует забывать о двух моментах:
а) Политическое, правовое, философское, религиозное, литературное, художественное и т. д. развитие основано на экономическом развитии. Но все они также оказывают влияние друг на друга и на экономический базис. Дело обстоит совсем не так, что только экономическое положение является причиной, что только оно является активным, а все остальное - лишь пассивное следствие. Нет, тут взаимодействие на основе экономической необходимости, в конечном счете всегда прокладывающей себе путь. Государство, например, оказывает влияние при помощи покровительственных пошлин, свободы торговли, хорошей или дурной фискальной политики. Даже смертельная усталость и бессилие немецкого мещанина, обусловленные жалким экономическим положением Германии в период с 1648 по 1830 г. и выразившиеся сначала в пиетизме, затем в сентиментальсти или рабском пресмыкательстве перед князьями и дворянством, не остались без влияния на экономику. Это было одним из величайших препятствий для нового подъема, и препятствие это было поколеблено только благодаря тому, что революционные и наполеоновские войны сделали хроническую нищету острой. Следовательно, экономическое положение не оказывает своего воздействия автоматически, как это для удобства кое-кто себе представляет, а люди сами делают свою историю, однако в данной, их обусловливающей среде, на основе уже существующих действительных отношений, среди которых экономические условия, как бы сильно ни влияли на них прочие - политические и идеологические, - являются в конечном счете все же решающими и образуют ту красную нить, которая пронизывает все развитие и одна приводит к его пониманию. в) Люди сами делают свою историю, но до сих пор они делали ее, не руководствуясь общей волей, по единому общему плану, и даже не в рамках определенным образом ограниченного, данного общества. Их стремления перекрещиваются, и во всех таких обществах господствует поэтому необходимость, дополнением и формой проявления которой является случайность. Необходимость, пробивающаяся здесь сквозь все случайности, - опять-таки в конечном счете экономическая. Здесь мы подходим к вопросу о так называемых великих людях. То обстоятельство, что такой и именно вот этот великий человек появляется в определенное время в данной стране, конечно, есть чистая случайность. Но если этого человека устранить, то появляется спрос на его замену, и такая замена находится - более или менее, удачная, но с течением времени находится. Что Наполеон, именно этот корсиканец, был тем военным диктатором, который стал необходим Французской республике, истощенной войной, - это было случайностью. Но если бы Наполеона не было, то роль его выполнил бы другой. Это доказывается тем, что всегда, когда такой человек был нужен, он находился: Цезарь, Август, Кромвель и т. д. Если материалистическое понимание истории открыл Маркс, то Тьерри, Минье, Гизо, все английские историки до 1850 г. служат доказательством того, что дело шло к этому, а открытие того же самого понимания Морганом показывает, что время для этого созрело и это открытие должно было быть сделано.
Точно так же обстоит дело со всеми другими случайностями и кажущимися случайностями в истории. Чем дальше удаляется от экономической та область, которую мы исследуем, чем больше она приближается к чисто абстрактно-идеологической, тем больше будем мы находить в ее развитии случайностей, тем более зигзагообразной является ее кривая. Если Вы начертите среднюю ось кривой, то найдете, что чем длиннее изучаемый период, чем шире изучаемая область, тем более приближается эта ось к оси экономического развития, тем более параллельно ей она идет.
В Германии величайшим препятствием к правильному пониманию является непростительное пренебрежение в литературе к экономической истории. Не только очень трудно отвыкнуть от представлений об историческом развитии, привитых в школе, но еще труднее собрать материал, необходимый для этого. Кто читал, например, хотя бы старого Г. фон Гюлиха, который в своем сухом собрании материалов поместил столько ценного для объяснения бесчисленного множества политических фактов!
Вообще же я думаю, что тот прекрасный образец, который Маркс дал в «Восемнадцатом брюмера», должен дать Вам довольно полный ответ на Ваши вопросы как раз потому, что это - практический пример. Большинство вопросов, как мне кажется, затронуто в «Анти- Дюринге», отдел первый, гл. IX- XI, отдел второй, гл. II-IV, отдел третий, гл. I или во ведении, а кроме того, и в последней главе «Фейербаха».
Прошу Вас не относиться придирчиво к каждому слову из вышеизложенного, а все время иметь в виду общую связь; у меня, к сожалению, не было времени изложить Вам все так ясно и четко, как следовало бы, если бы это предназначалось для печати.
Г-ну ... прошу передать привет и поблагодарить от моего имени за присылку ..., которая меня очень позабавила.
С глубоким уважением Ваш Ф. Энгельс
РИХАРДУ ФИШЕРУ В БЕРЛИН Лондон, 1 февраля 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Фишер!
Я вчера обсудил дело с Эвелингом. После Эрфуртского партийного съезда Эвелинг, снабженный доставленными тобой документами, еще раз отправился в «Daily Chronicle» и сообщил обстоятельства дела (он до этого уже был там один раз и изобличил Рейса как шпиона, и тогда ему сказали, что его удалят). Но вдруг выяснилось, что владелец газеты желает оставить Рейса и что тут ничего не поделаешь. Но если Рейс все-таки заявляет, что 9 ноября 1891 г., то есть непосредственно после этого инцидента, он сам подал в отставку, то это доказывает, что в результате сообщения Эвелинга отношение к нему стало таким, что он вынужден был подать в отставку - фактически его заставили уйти.
Но обо всех этих вещах вы не можете говорить публично, потому что рискуете, что редакция «Chronicle» публично вас дезавуирует, так как согласно здешнему этикету внутренние дела газеты строго оберегаются от гласности, и поэтому эти люди совершенно безнаказанно могут лгать сколько им угодно. Я бы на твоем месте больше не поднимал этого вопроса, так как он уже не имеет абсолютно никакого значения. В крайнем случае, ты мог бы только сообщить следующее: Эрфуртский съезд состоялся в октябре 1891 г., сейчас же вслед за этим были посланы в Лондон сведения относительно Рейса, а уже 9 ноября Рейс, по его собственным словам, оказался вынужденным подать в отставку. Пусть читатель сам делает из этого выводы. Если же ты пойдешь хоть на один шаг дальше, то «Chronicle», поскольку она причастна к этому, объявит все ложью, и ни она, ни какая-либо другая лондонская газета не напечатают ни строчки из вашего опровержения. Таков этикет здешней прессы.
О вторичном разоблачении Рейса в «Vorwarts» нам здесь ничего не известно. Об этом вы должны справиться сами.
Мой гонорар прошу уплатить партийному казначею. Пусть занесет его в месячный отчет как взнос от Ф. Э. из Л.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ [Истборн], 13 февраля 1894 г.
Дорогой Барон!
Я снова здесь, в Истборне, из-за моего старого недомогания, но мне уже лучше. Пробуду здесь по меньшей мере до 23-го этого месяца; если будешь писать, мой адрес: 28, Marine Parade, Eastbourne. Статью из «Critica So..ale» Виктор у тебя перехватил, он ее переводит; у меня сейчас абсолютно нет времени, надо закончить оставшуюся часть корректуры III тома, притом поток корректурных листов такой же сильный, как град побоев в Камеруне.
Попроси Дица, чтобы 8 марок он переслал вместе с ближайшим более крупным переводом в Вену.
Выражение «коммунизм» я не считал бы в данный момент подходящим для всеобщего употребления, а лучше оставлял бы его в резерве для тех случаев, когда необходимо более точное обозначение, и даже тогда оно нуждалось бы теперь в комментарии, после того как оно вот уже 30 лет практически вышло из употребления.
Пока я все еще считаю Бёрнса лучше, а Жореса менее значительным, чем их принято считать.
Сердечный привет всем вам от нас всех.
Твой Ф. Э.
23:04 21.08.2015
ГЕОРГУ ГИЖИЦКОМУ В БЕРЛИН [Черновик]
Истборн, 17 февраля 1894 г.
28, Marine Parade Многоуважаемый г-н профессор!
В ответ на Ваши любезные строки от 14-го текущего месяца вынужден сообщить Вам, что я на долгий срок так загружен работой, что не могу давать статьи даже для периодической печати той партии, к которой сам принадлежу. Тем менее позволительно мне сотрудничать в журналах, которые - как бы ни были искренни и достойны уважения их тенденции - все же далеки от моего непосредственного направления. По этой, а также и по другим причинам я вынужден, к сожалению, отказаться от Вашего любезного предложения и остаюсь с совершенным почтением преданный Вам Ф. Э.
Если бы я захотел дать Вам статью на предложенную Вами тему (которую, признаюсь откровенно, не вполне понимаю) или на какую-либо иную тему, то мне, по всей вероятности, пришлось бы вступить в спор по поводу моей материалистической исходной точки зрения, и...
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЛОНДОН [Истборн191, 22 февраля 1894 г.]
Дорогой Эде!
Благодарю за письмо и за совет относительно Дж. Бруно. Но я как раз сижу над главой 41197 (земельная рента) и надеюсь к своему возвращению, ровно через неделю, к будущему четвергу, приготовить еще несколько глав. Таким образом, мне придется отложить эту книгу до своего возвращения, когда я безусловно с удовольствием прочту ее. Фельетон из «Frankfurter Zeitung» о Бебеле и Фольмаре мне прислали. К сожалению, погода здесь чересчур холодная, чтобы можно было подолгу сидеть на свежем воздухе, а ходить я еще не очень-то могу. Итак, до будущей недели!
Наилучший привет Гине, Кете ( жене и приемной дочери Бернштейна) и тебе от твоего Ф. Э.
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Истборн, 23 февраля 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Зорге!
Из-за временного недомогания я снова на несколько недель попал сюда, но через шесть дней вернусь в Лондон.
Извещение о свадьбе Луизы ты, вероятно, уже получил. Ее муж, д-р Фрейбергер, - молодой венский врач, который отказался от карьеры в Венском университете из-за того, что ему не позволили разъяснять рабочим социальные причины их болезней, и теперь обосновался здесь. Он уже показал англичанам, что на континенте лучше изучают медицину, чем здесь.
Пока мы остаемся все вместе на Риджентс-парк-род.
«Святое семейство» благополучно прибыло в Рим и в середине марта будет возвращено мне, тогда я тотчас же перешлю его тебе.
Наша своеобразная социалистическая фракция во французской палате все еще остается в известной мере загадкой. Ни численность, ни направление до сих пор окончательно не ясны.
Гед вносит массу законопроектов, из которых ни один, конечно, не проходит. Первые сенсационные успехи Жореса едва ли повторятся, так как своей шумихой с бомбами господа анархисты быстро добились того, что создали министерству и «порядку» сплоченное большинство.
Здесь среди официальных политиков царит полный разброд - как у либералов, так и у консерваторов. Либералы могут удержаться только ценой новых политических и социальных уступок рабочим, но на это у них не хватает мужества. Так, вместо того чтобы внести предложение о депутатском вознаграждении, оплате правительством расходов по выборам и введении перебаллотировки, они пытаются добиться своего, выдвигая предвыборный лозунг против палаты лордов. Иначе говоря, вместо того чтобы усилить позиции рабочих против буржуа и лордов, они хотят только усилить позиции буржуа против лордов, а на эту удочку рабочие больше не попадутся. Во всяком случае, летом здесь предстоят всеобщие выборы, и если либералы не соберут все свое мужество и не сделают действительных уступок рабочим, то они будут разбиты и их ждет распад. Сейчас их объединяет один только Гладстон, который со дня на день может протянуть ноги. Тогда образуется буржуазно-демократическая партия с дружественными рабочим тенденциями, а остаток либералов перейдет к Чемберлену. И все это благодаря одному лишь давлению все еще внутренне расколотого и наполовину несознательного рабочего класса. А когда он постепенно станет сознательным, тогда все пойдет совершенно иначе.
В Италии каждый день можно ждать сильных потрясений. Буржуа сохранили в неприкосновенности все мерзости отживающего феодализма и присовокупили к ним свою собственную подлость и жестокость. Страна исчерпала все свои ресурсы, там должна наступить перемена, но социалистическая партия до сих пор еще очень слаба и с очень путаными взглядами, хоть в ней и есть вполне толковые марксисты.
И в Австрии мы можем кое-чего ожидать. Там происходят забавные вещи: социалисты опираются на императора, который, приняв план предложенной Тааффе избирательной реформы, высказался за нечто, приближающееся ко всеобщему избирательному праву, и действительно думает, что это - необходимое дополнение ко всеобщей воинской повинности. Коалиционное министерство ничего не проведет в жизнь, а если и проведет какой-либо избирательный закон, то он будет принят лишь как платеж в счет долга, движение же, встречая скрытое одобрение императора, пойдет спокойно вперед, пока не будет осуществлена хотя бы реформа Тааффе. А тогда наши люди позаботятся об остальном.
Словом, везде дело весело идет вперед, и конец века все больше обещает быть интересным.
«Workman`s Times», по-видимому, при смерти. Независимая рабочая партия тоже не далека от этого. Удивительно, как медленно и с какими зигзагами развивается здесь движение.
Сердечный привет тебе и твоей жене от обоих Фрейбергеров и твоего Ф. Энгельса
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 6 марта 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Лафарг!
Я только что прочитал речи Жореса и Геда о хлебном тарифе. Речь Жореса в самом деле удивительна, и мне кажется просто досадным, что ему позволили представить свою поправку от имени партии. Я не хочу говорить о его предложении о том, чтобы государство поддерживало цены на зерно на уровне минимум в 25 фр., - это чистейший протекционизм, к тому же в пользу одних только крупных собственников, ибо у мелких нет зерна на продажу, их продукции не хватает даже для их собственного потребления. Гед, правда, сказал об этом, но после Леона Сэя, в то время как именно мы первые должны были бы во всеуслышание заявить это, вместо того чтобы следовать за г-ном Сэем. И в этом помешал нам фразер Жорес.
Но рассмотрим только предложение о возложении на государство импорта зерна. Жорес хочет помешать спекуляции. Что же он делает? Он поручает правительству закупку иностранного зерна. Правительство является исполнительным комитетом большинства палаты, а большинство палаты это представительство - настолько полное, насколько это возможно, - тех же самых спекулянтов зерном, акциями, государственными ценными бумагами и т. д. и т. д. Это как-в палате последнего созыва, где панамистам поручили расследование Панамы. И именно этим панамистам, переизбранным в августе прошлого года, вы хотите поручить искоренение спекуляции! Вам недостаточно того, что они обкрадывают Францию при помощи годового бюджета и биржи, где они, по крайней мере, оперируют со своими собственными капиталами и своим собственным кредитом, - вы хотите передать в их распоряжение несколько миллиардов и национальный кредит, чтобы они еще основательнее опустошили ваши карманы при помощи государственного социализма!
Затем Жорес воображает, что он внес совершенно новое и не слыханное ранее предложение. Но мелкобуржуазные социалисты Цюрихского кантона опередили его, они уже несколько лет требуют установления государственной монополии на торговлю зерном; их государство, по крайней мере, куда более демократично, чем Французская республика, оно даже может позволить себе иметь начальником полиции мелкобуржуазного социалиста (г-на Фогельзангера), и оно не знает всемогущих префектов, а впрочем, оно так невелико, что может позволить себе много экстравагантностей, которые там не идут в счет, в то время как большая нация не сможет безнаказанно позволить себе подобные ребячества.
Речь Геда, конечно, пострадала от того, что ему пришлось поддерживать, хотя бы для проформы, некоторые из предложений Жореса. К счастью, слушатели увлекли его на почву общих принципов - это нас спасло. Он смог ограничиться тем, что лишь коснулся предложения Жореса. Что касается меня, то я предпочел бы видеть Геда торжественно вступающим в палату независимо от Жореса, в качестве рупора нашей группы. Но в конце концов он сделал, что мог.
Все это является следствием объединения с экс-радикалами, которым мы вынуждены подчиняться. Прежде всего, почему Жорес дал радикальным избирателям обещания, зная, что не сможет их сдержать? Это повадка радикалов, но отнюдь не социалистов, и мы хорошо сделаем, если не будем ей потворствовать. Затем, этот г-н Жорес, этот профессордоктринер, но невежда, особенно в политической экономии, в высшей степени поверхностный талант, злоупотребляет своим краснобайством, чтобы выдвинуться на первое место и рисоваться тем, что является представителем социализма, которого он сам не понимает.
Иначе он не посмел бы выдвинуть на первый план государственный социализм, который представляет собой одну из детских болезней пролетарского социализма, болезнь, которой в Германии, например, переболели более двенадцати лет тому назад, при режиме исключительных законов, где он был единственной формой, дозволенной правительством (и даже поощрявшейся им). И все же только ничтожное меньшинство партии попалось в эту ловушку на некоторое время; после Виденского съезда это совершенно исчезло.
Да, но ведь у нас во Франции республика, скажут вам экс-радикалы, - у нас другое дело; мы можем использовать правительство для социалистических мероприятий!
Республика по отношению к пролетариату отличается от монархии только тем, что она является готовой политической формой для будущего господства пролетариата. Ваше преимущество перед нами состоит в том, что вы ее уже имеете; нам же придется потратить двадцать четыре часа, чтобы ее создать. Но республика, как всякая другая форма правления, определяется своим содержанием; пока она является формой господства буржуазии, она так же враждебна нам, как любая монархия (если отвлечься от форм проявления этой враждебности). Таким образом, принимать ее за форму по существу социалистическую или доверять ей, пока она во власти буржуазии, социалистические задачи - это ничем не обоснованная иллюзия. Мы сможем вырвать у нее уступки, но никогда не возложим на нее осуществление наших собственных задач; разве только если бы мы могли контролировать ее меньшинством, настолько сильным, что оно в любой день могло бы превратиться в большинство.
Но дело сделано, нет средств повернуть обратно. Представятся другие возможности, когда наши смогут наверстать упущенное и провозгласить, внося соответствующие законопроекты, наши собственные тенденции.
Значит, замужество Луизы вас удивило? Оно подготавливалось в течение нескольких месяцев. Фрейбергер оставил Вену и отказался от блестящей карьеры в университете, потому что ему запрещали в его лекциях разъяснять рабочим социальные причины их болезней. Тогда он приехал сюда, и ему очень повезло в здешних больницах. Раз это устроилось, не было больше причин медлить со свадьбой. Ожидая реализации своих планов, он переехал сюда к своей жене. Вы видите, это совершенно матриархальный брак, муж - нахлебник своей жены!
Это напоминает мне о моих собственных матриархальных исследованиях и перевод их, над которым Лаура согласилась поработать. Надеюсь, что она одобрила те немногие изменения, которые я предложил, и что Вы сказали ей, как я был восхищен переводом 3-го и 4-го разделов. Поцелуйте ее за меня по доверенности.
Ваш Ф. Энгельс
АВГУСТУ МОМБЕРГЕРУ В ВИСБАДЕН Лондон, 9 марта 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Милостивый государь!
Вследствие того что меня не было в Лондоне, ответ на Ваше любезное письмо от 26 февраля несколько задержался.
Что касается английской социалистической литературы, то дело обстоит с ней не слишком блестяще. Главный издатель подобного рода книг - Зонненшайн (У. Суон Зонненшайн и К°, Paternoster Square); в его «Серии социальных наук» много низкопробного товара, но есть, между прочим, и следующие книги: У. Моррис и Э. Б. Бакс. «Социализм, его развитие и цели»;
Э. Б. Бакс. «Религия социализма»;
Его же. «Этика социализма»;
Эвелинг Э. и Э. М. «Рабочее движение в Америке»;
Лафарг. «Эволюция собственности»;
Э. Б. Бакс. «Перспективы развития с новой точки зрения»;
Гайндман. «Торговые кризисы девятнадцатого века»;
Энгельс. «Положение рабочего класса в Англии» в 1844 г.;
Его же. «Утопический социализм и научный социализм» и т. д.
Правда, и эти вещи весьма различного достоинства.
Мелких пропагандистских брошюр имеется множество, весьма разнообразного содержания, некоторые недурны, некоторые никуда не годятся. Их трудно достать через книготорговцев. Большинство этих брошюр издано Социал-демократической федерацией и Фабианским обществом.
Журнала, подобного «Neue Zeit», здесь нет. Социалистические еженедельники имеются следующие: «Justice» (орган Социал-демократической федерации), издатель Г. Квелч, 37а, Clerkenwell Green, E. С., London.
«Workman`s Times», 59, Tile street, Manchester (Манчестерское общество рабочей печати).
Вот примерно и все сведения, какие я могу Вам сообщить. Боюсь, однако, что среди той категории англичан, с которыми Вы встречаетесь в Висбадене, едва ли найдется много подходящих кандидатов для нашей партии.
С уважением, преданный Вам Ф. Энгельс
ВИКТОРУ АДЛЕРУ В ВЕНУ Лондон, 20 марта 1894 г.
Дорогой Виктор!
Некоторое время тому назад ты спрашивал меня относительно перевода статьи из «Critica So..ale» - о положении и т. д. Италии. Луиза тотчас же ответила тебе от моего имени открыткой, что статья целиком в твоем распоряжении, и я подтвердил это через несколько дней в письме тебе. Вскоре после этого пришел запрос от К. Каутского, не соглашусь ли я предоставить ему эту вещь для «Neue Zeit». На это я ему ответил, что ты уже перехватил ее у него.
Однако до сих пор в «Arbeiter-Zeitung» статья не появилась, и это ставит меня в неловкое положение перед К. Каутским. Поэтому я попросил бы тебя сообщить мне, как с ней обстоит дело. При этом я, правда, сам себе напоминаю английскую квартирную хозяйку, у которой есть, с одной стороны, дочь, жаждущая выйти замуж, а с другой - квартирант-немец с чувствительным сердцем и которая при первых признаках флирта спрашивает у него: каковы Ваши намерения по отношению к моей дочери? Но конкуренция тебе, возникшая со стороны К. Каутского, должна послужить мне извинением.
Здесь дело идет к новым выборам, и все, что происходит, только и связано с их подготовкой. Либералы по обыкновению трусят. Они не могут не знать, что им удастся удержаться только посредством укрепления политической мощи рабочих, и все-таки они боязливо топчутся на месте, колеблются, виляют. Ни слова о радикальном расширении избирательного права, об упразднении ценза для избираемых, который заключается в возложении на кандидата всех издержек по выборам и в отсутствии депутатского вознаграждения; ни слова также о предоставлении возможности выставлять третьих кандидатов (наряду с кандидатами двух официальных партий) при посредстве перебаллотировок. При этом хотят упразднить палату лордов, но не предпринимают никаких шагов для создания такой палаты общин, которая была бы на это способна и обладала бы необходимым мужеством. С другой стороны, тори совершают одну глупость за другой; в течение двух лет они превращали парламент в настоящий фарс под тем предлогом, что надо покончить с гомрулем; они буквально издевались над терпеливо все переносившими либералами и, как доказал вчера вечером Ранди Черчилль, продолжают издеваться и сейчас, хотя с приближением выборов это становится опасным и может сильно покол########## доверие мирного* британского филистера к консерваторам. К тому же и Солсбери попытался при обсуждении билля о приходских советах зло подшутить над своими либерал-юнионистскими союзниками80 Девонширом и Чемберленом и использовать их для чисто торийских мероприятий, так что и этот союз уже не так прочен, как прежде. Одним словом, положение очень запутывается, и пока трудно предугадать, что произойдет.
С тем, как ты успокоил страсти, бушевавшие вокруг вопроса о всеобщей стачке, поздравляю, равно как и с твоими статьями о предложенной коалиционным министерством избирательной реформе и общем положении в Австрии. Особенно блестяща была статья в номере от 6-го этого месяца. Ни минуты не сомневаюсь в том, что ваш партийный съезд пройдет превосходно, и приветствую всех друзей, в том числе Августа, Пауля Зингера и Гериша, если они там будут.
Сердечный привет от Луизы и твоего Ф. Э.
НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Лондон, 20 марта 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Милостивый государь!
Сегодня отправил Вам заказной бандеролью листы 1-6 (до стр. 96 включительно) III тома, содержащие большую часть I отдела. Продолжение последует, как только я получу его.
Ваши письма от 4 и 23 ноября и 24 февраля получил. Отвечу при первой же возможности.
Искренне Ваш Л. К.
ПАНАИТУ МУШОЮ В БУХАРЕСТ Лондон, 20 марта 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Уважаемый товарищ!
Вследствие моего отъезда из Лондона я не смог ответить раньше на Ваше письмо от 24 февраля, своевременно полученное мной вместе с «Коммунистическим манифестом» и «Утопическим социализмом и научным социализмом», за которые искренне Вас благодарю. К сожалению, я еще не настолько продвинулся в изучении румынского языка, чтобы быть в состоянии высказать суждение о достоинствах Вашего перевода; но я хотел бы предостеречь Вас против того, чтобы при работе над немецкими книгами брать за основу их французский перевод.
К сожалению, недостаток времени не позволяет мне исполнить Ваше желание - написать предисловия к новым изданиям этих переводов. Я занят окончанием III тома «Капитала» Маркса, и так как печатание быстро продвигается вперед, вынужден все свое время отдавать подготовке остающейся части рукописи, чтобы не произошло задержки.
С сердечным приветом Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 21 марта 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Зорге!
С большой благодарностью отправил тебе сегодня обратно заказной бандеролью «Святое семейство», после того как оно благополучно совершило свое путешествие в Рим.
Книгу Бакса и Морриса ("Социализм, его развитие и цели") и подготовленное Бернштейном берлинское собрание сочинений Лассаля отправлю тебе посылкой сразу же после пасхи.
Только что была здесь тетушка Моттелер с Гертрудой Либкнехт, которая собирается, повидимому, временно обосноваться в семье Моттелер. Что собирается с ней делать Либкнехт (по ее словам, он желал ее возвращения), это тайна, вероятно, также и для него самого. Его старшая дочь, г-жа Гейзер, сама в очень стесненном положении, а его жена и Гертруда живут как кошка с собакой. К тому же я не верю, чтобы он так уж настаивал на ее возвращении.
Читал ли ты в «Vorwarts» роман «Елена» старой матушки Каутской? Она выводит на сцену массу живых партийных товарищей, между прочим Моттелера и его жену. Это - скверное подражание бульварным романам Грегора Самарова (шпиона Мединга). Мне очень хочется знать: неужели это так гладко сойдет. Меня несколько удивляет, что «Vorwarts» принял эту вещь. Раздел «Фельетон» проходит там цензуру матушки Наталии Либкнехт.
«Pionierkalender» получил, благодарю.
Здесь все стремительно идет к роспуску парламента. При новых выборах будет выставлено больше рабочих кандидатов, чем когда-либо раньше, но все-таки еще далеко не достаточно, и я не уверен, что и на этот раз многие из них не будут выставлены при помощи денег тори. И либералы и тори упорно держатся за косвенный ценз для избираемых, который заключается в возложении на кандидата всех издержек по выборам - от 100 ф. ст. минимум до 400-600 ф. ст. и даже больше на одни только официальные расходы: помещение для голосования и т. п. Если в таком случае рабочие попадутся в лапы к Чампиону, который предлагает им по 100 ф. ст. на избирательный округ (он получил деньги от фабриканта мыла Гудзона), то пусть либералы тогда уж не сетуют. Вообще же они идут на выборы с поразительно упорным непониманием положения вещей. Они действуют так, словно собираются упразднить палату лордов, но отказываются преобразовать палату общин таким образом (усилив позиции рабочих), чтобы лишь она была способна приняться за это дело. С другой стороны, тори ведут себя так глупо, как никогда, а это многое значит. В течение двух лет они и в палате общин и в палате лордов буквально издевались над либеральным правительством; либералы терпеливо это сносили, а ставший в массе своей консервативным филистер радовался этому, так как все это проделывалось под предлогом устранения «изменнического, враждебного империи» билля о гомруле и правительства гомруля. Но теперь они продолжают ту же игру в отношении важных для самой Англии мероприятий, и почтенному филистеру может показаться, что это уж слишком. Так что положение вещей очень неопределенно, и новые выборы во всяком случае принесут неожиданные результаты, но при всех обстоятельствах - усиление позиций рабочих и необходимость для либералов сделать рабочим дальнейшие уступки.
В Австрии, Бельгии и Голландии избирательная реформа тоже стоит в порядке дня; скоро не останется ни одного европейского парламента без рабочих представителей. В Австрии дела идут очень хорошо. Адлер необычайно искусно руководит движением, а партийный съезд, который откроется в воскресенье, поможет дальнейшему развитию.
Как только тарифные дела у вас будут несколько приведены в порядок и пошлина на сырье будет упразднена, кризис, вероятно, пойдет на убыль, и решительно проявится превосходство американской промышленности над европейской. Только тогда здесь, в Англии, дело примет серьезный оборот, но зато и пойдет быстро.
С двумя первыми третями III тома я справился скорее, чем предполагал, и так как печатание подвигалось быстро (12 листов корректуры уже здесь), мне пришлось дать небольшую заметку. Последнюю треть я еще не отредактировал окончательно, на будущей неделе снова примусь за нее.
Луиза Каутская известила тебя о своем бракосочетании с доктором медицины Л. Фрейбергером из Вены. Это - молодой врач, которому предстоит, как мне кажется, незаурядная научная карьера; он практикует в здешних больницах. Пока он поселился у нас, так что адрес Луизы, за исключением фамилии, не изменился.
Твой Ф. Энгельс
Сердечный привет тебе и твоей жене от Луизы и от меня.
Надеюсь, что со здоровьем лучше.
ВИКТОРУ АДЛЕРУ В ВЕНУ Лондон, 22 марта 1894 г.
Дорогой Виктор!
Я написал тебе позавчера. Вчера тебе написала Луиза «заказным» на Коперникусгассе.
Твои сообщения о положении вещей у вас очень нас порадовали. В меньшей степени - виды на твой летний отдых в «закрытом помещении», о которых кое-что нам было уже известно из «Arbeiter-Zeitung» (в отличие от «Arbeiter-Zeitung» ). О здешних делах я писал позавчера.
Однако исчезновение писем тебе начинает принимать слишком уж злостный характер.
После того как Луиза написала тебе вчера, мы восстановили, как могли, по памяти ее письма в Вену. Вот они: 1. В середине декабря она послала Адельгейде Дворжак статью о женских фабричных инспекторах, а также разные заметки для «Arbeiter-Zeitung» ; Адельгейда пишет, что она этого письма не получила.
2. Незадолго перед рождеством Луиза написала тебе, прося сообщить ей некоторые сведения о докторе, которого ты рекомендовал Тусси.
3. В январе - тебе, между прочим, с просьбой извиниться за меня перед твоей женой ввиду моего нездоровья.
4. Приблизительно в конце января, когда Лафарг был здесь и Бёрнс встретился с ним у нас, вам было послано сообщение о его посещении и об английских делах вообще - письмо было от Луизы тебе.
5. В феврале она написала тебе, что ты можешь использовать мою статью в «Critica So..ale »192.
6 и 7. Два письма от нее тебе из Истборна, между 9 февраля и 1 марта.
8. Она написала Шахерлю на адрес «Arbeiter-Zeitung», что не сможет прислать статью немедленно. Письмо не дошло.
9. 4 марта она обратилась к тебе с просьбой послать «Arbeiterinnen-Zeitung» д-ру Бонье, 19, Regent Street, Oxford и сообщала кое-что о Жоресе и о социалистической фракции французской палаты.
Письма тебе отправлялись частью по адресу редакции «Arbeiter-Zeitung», частью - на твою частную квартиру; те и другие, по-видимому, исчезали одинаково регулярно. Зато другие письма Луизы в Вену, в том числе адресованные рабочим газовых предприятий, столь же регулярно доходили, так же как и ответы на них.
Твое письмо Луизе на восьми страницах также не дошло.
Ввиду этого мы попробуем теперь некоторое время посылать заказные письма. Может быть, следовало бы иметь в Вене какой-нибудь условный адрес.
Прилагаю согласно твоей просьбе несколько строк для партийного съезда. Прошу передать сердечный привет всем друзьям, в том числе и берлинцам. Луиза и Фрейбергер шлют сердечный привет, так же как и твой Ф. Э.
ПАБЛО ИГЛЕСИАСУ В МАДРИД [Черновик] [Лондон, 26 марта 1894 г.]
Дорогой друг Иглесиас!
Получил своевременно твое письмо от 24 ноября и начинаю свой ответ с заявления, что это мое письмо будет последним, если ты будешь упорствовать и обращаться ко мне на «Вы». Я, право же, имею некоторое основание чувствовать себя оскорбленным тем, что ты мне отказываешь в обращении, обычном среди старых членов Интернационала и товарищей по борьбе, в обращении, которого меня удостаивали в 1872 г. Ансельмо Лоренцо и многие товарищи, как старые, так и молодые. Итак, переходим на ты!
Продолжаю по-французски: я не писал по-испански уже больше двадцати лет, и мне потребовался бы целый день, чтобы написать письмо по-испански. Сделай милость, извини!
Так вот. Очень жаль, что мне не посчастливилось повидать тебя в Цюрихе. В субботу утром, когда я явился в Тонхалле ( помещение, где заседал конгресс), еще до начала заседания многие из друзей пришли в ресторан поговорить со мной; почти всех я просил разыскать испанскую делегацию и сказать тебе, что жду тебя, но никто не пришел. После закрытия конгресса меня заверили, что я тебя, несомненно, увижу днем на пароходе. Но я искал тебя напрасно, и теперь знаю вследствие чего: в воскресенье никто не мог мне сказать, где ты остановился, мне повторяли, что ты уехал, и тогда я отчаялся с тобой встретиться. Я очень сожалел об этом, так как в числе мотивов, приведших меня в Цюрих, надежда повидать там моего старого друга Иглесиаса и пожать ему руку занимала не последнее место.
Спасибо за регулярную присылку «El So..alista», которую я с удовольствием читаю каждую субботу вечером; из нее я, к своему удовлетворению, вижу, что ваша организация распространяется постепенно по всей Испании, что в стране басков социализм утверждается на развалинах карлизма и что отдаленные местности Галисии и Астурии начинают вступать в движение. В добрый час!
Что касается анархистов, то они, кажется, недалеки от того, чтобы самим себя прикончить. Этот буйный приступ горячки, этот фейерверк покушений, бессмысленных и, если разобраться, оплаченных и спровоцированных полицией, не может не раскрыть глаза даже буржуазии на действительный характер этой пропаганды сумасбродов и агентовпровокаторов. Даже буржуазия в конце концов сочтет нелепым оплачивать полицию - а через полицию анархистов - для того, чтобы они взрывали тех же самых буржуа, которые их оплачивают. И если сейчас мы также рискуем пострадать от буржуазной реакции, то в конечном счете останемся в выигрыше, так как на этот раз нам удастся доказать всем, что между нами и анархистами - целая пропасть.
Здесь движение развивается довольно медленно. В рабочих массах, бесспорно, есть сильная тяга к социализму. Но исторические условия в Англии таковы, что эта тяга со стороны масс порождает в среде вождей множество различных, взаимно перекрещивающихся и даже враждующих между собой течений. Здесь, как во Франции, единство будет достигнуто лишь тогда, когда в парламенте будет заседать достаточное число социалистических депутатов.
Сейчас их только два - это чересчур много или по крайней мере чересчур мало.
В Италии создается критическая и революционная ситуация. Посылаю тебе «Critica So..ale » со статьей, написанной мной по просьбе миланских друзей.
В Германии мы развиваемся, как обычно. Это хорошо организованная и хорошо дисциплинированная армия, которая растет с каждым днем и идет вперед к своей цели уверенным и неудержимым шагом. В Германии мы можем почти точно вычислить день, когда государственная власть окажется в наших руках.
А пока обращаю твое внимание на Австрию. Там готовится великая битва. Правящие классы, как феодальное дворянство, так и буржуазия, исчерпали все свои ресурсы. Стала неизбежной избирательная реформа. Пытаются устроить дело так, чтобы рабочий класс не мог иметь слишком много представителей в парламенте. Но рабочие преисполнены решимости, они заставят буржуа отступать шаг за шагом, пока не будет предоставлено всеобщее избирательное право. После Цюриха я посетил Вену. Судя по тому, что я видел, перед австрийскими социалистами, мне кажется, - большое будущее.
Когда я дошел до этого места, было получено твое письмо от 22 марта. К сожалению, не могу послать тебе несколько строк к 1 мая, так как, завершая окончательную редакцию III тома «Капитала» Маркса, я вынужден отказываться от какого бы то ни было сотрудничества как в связи с 18 марта, так и в связи с 1 мая. И того, в чем я отказал французам, немцам, австрийцам и другим, я не мог бы сделать для вас.
Обнимаю тебя от всего сердца.
БЕННО КАРПЕЛЕСУ В ВЕНУ Лондон, 29 марта 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Милостивый государь!
Я получил Ваше любезное письмо от 19-го (с почтовым штемпелем Рима), а из Вены только что получил первый полутом Вашей книги, за присылку которого приношу Вам сердечную благодарность.
Намеченный Вами план Вашего труда лучше всего показывает, какой прогресс совершила наука и как изменился мир за время, прошедшее с момента появления в 1845 г. моей юношеской работы, о которой Вы столь лестно упоминаете, но которую, по-моему, сильно переоцениваете. Огромным прогрессом является уже одно то, что простой частный человек берется за подобное исследование, охватывающее в данной области все, даже кажущиеся незначительными, обстоятельства, относящиеся к изучаемому вопросу. Желаю Вам осуществить задуманную работу и дать тем самым общую картину положения многочисленного и крайне интересного отряда рабочих, картину, которой мы еще не имеем!
С глубоким уважением Ваш Ф. Энгельс
ДЖОНУ ХАНТЕРУ УОТСУ В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон], 3 апреля 1894 г.
Дорогой товарищ!
Весьма признателен Вам и товарищам из Социал-демократической федерации, чувства которых Вы выражаете, за лестное приглашение прочитать лекцию в вашем зале. Но, к сожалению, я вынужден отказаться. Мое участие в нашем общем деле протекает в другой области, где, думается мне, я могу быть более полезным и где я полностью нахожу применение всему тому времени, которым располагаю. Если бы я хоть раз прочитал лекцию (занятие, в котором, кстати сказать, у меня отсутствует навык), то у меня уже не было бы достаточных оснований отказываться от других приглашений, и тогда мне пришлось бы совсем забросить мою теперешнюю работу. Вот почему я неизменно отклонял все такого рода предложения Фабианского общества, Независимой рабочей партии и других организаций, за одним исключением, сделанным мной в этом году для старого Коммунистического общества, что было оправдано моим пятидесятилетним пребыванием в его рядах.
Но поскольку дело касается Социал-демократической федерации, то тут нужно принять во внимание еще одно обстоятельство. Вы никак не можете не знать, что на протяжении многих лет, до сравнительно недавнего времени «Justice» - официальный орган Социалдемократической федерации имел обыкновение обвинять меня во всякого рода проступках.
Этих обвинений - большей частью туманных инсинуаций, касающихся каких-то таинственных преступлений, - этот орган ни разу не формулировал точно, ни разу не пытался доказать их, но и не брал их назад.
Поэтому встает вопрос, не должен ли я, ради моих собственных интересов, по крайней мере в настоящее время, воздержаться от выступления в качестве оратора в зале Социал-демократической федерации, а также, не окажется ли мое появление в этой роли нежелательным большой части, а может быть, даже большинству тех, кому принадлежит зал.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 11 апреля 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогая Лёр!
Твое милое письмо пришло как раз вовремя. Я собирался сегодня утром писать Полю и теперь имею отличный предлог для перемены адресата своего письма. Только что прочел в «Ere nouvelle» твой перевод и был им совершенно очарован. Он читается лучше подлинника, на случай возможной перепечатки я предложил бы только два или три незначительных изменения.
Это сразу же наводит меня на мысль об анархисте [libertaire], но, увы, не вольнодумце [libertin]! - Дюринге. Дорогая моя девочка, ты прекрасно проявила себя! Договаривайся с Бонне как тебе удобнее. При условии, что рукопись пройдет через твои руки, я согласен и с удовольствием просмотрю ее, разумеется, в границах моего времени, а эти границы, к сожалению, весьма узки и вряд ли станут шире, совсем наоборот!
Но мне очень хочется, чтобы ты могла применить свой талант и энергию к какой-либо иной работе, которая, кроме чести, приносила бы и деньги в карман работающего. Нельзя ли договориться о чем-нибудь таком с Карре Посылаю тебе номер «Rheinische Zeitung», которую редактирует, как тебе, быть может, известно, великий Карл Гирш (с 1 апреля). Впрочем, я шлю этот номер не для того, чтобы преподнести тебе образчик его разглагольствований, а потому, что в нем приведен отчет о предложении, внесенном в рейхстаг графом Каницом, одним из ярчайших светил среди тех прусских юнкеров, которые, по мнению теоретического поборника их интересов Германа Вагенера, являются болванами либо от природы, либо из принципа. Предложение это, сделанное в интересах земельной аристократии Восточной Германии, почти буквально совпадает с предложением Жореса, которое должно было показать социалистам во всем мире, как им следует использовать свои позиции в парламенте в интересах рабочего класса и крестьянства. Тот же самый граф Каниц провозгласил недавно новое средство расплатиться со старыми долгами, выгодное для Германской империи: продайте всю вашу золотую монету и замените ее примерно четырьмя миллиардами серебряной монеты; это даст вам 2 миллиарда чистой прибыли (так как серебро покупают по 28 пенсов за унцию, а денег из одной унции серебра чеканят на 60 пенсов), при помощи которых можно будет ликвидировать имперский долг. И если бы я хотел позлорадствовать, то спросил бы г-на Жореса, не примет ли он - в ответ на принятие Каницом его предложения о хлебе - предложение Капица о серебре, которое выглядит столь же социалистическим, а с экономической точки зрения вызывает отнюдь не больше возражений. Но я буду великодушен даже к Жоресу и оставлю его в покое; однако не могу удержаться от того, чтобы не заметить нашим французским товарищам: надо бы, право, поближе присматриваться к предложениям своих экс-радикальных союзников, прежде чем слепо принимать их. Еще несколько подобных безрассудных шагов, и репутация их как политико-экономов окажется в большой опасности.
Что касается «Речи о свободе торговли», то существует только один экземпляр ее, которым я завладел совершенно случайно, при помощи каталога, полученного из вторых рук. Если бы этот экземпляр пропал, то все произведение, по крайней мере во французском подлиннике, было бы потеряно навсегда. Я не могу послать его, не имея надежных гарантий от пропажи. Сегодня вечером я рассчитываю получить новое почтовое руководство, содержащее новейшие сведения об организации международного почтового страхования; если они окажутся удовлетворительными, я немедленно отправлю тебе эту вещь, если нет - попытаюсь сделать это как-нибудь иначе. Во всяком случае, ее переиздание было бы весьма желательно во всех отношениях. Тем временем я пошлю тебе еще один экземпляр опубликованного в Бостоне английского перевода.
У меня действительно не было времени прочесть «Метафизику» Сореля ( Ж. Сорель. «Старая и новая метафизика»). Я ужасно занят; углубился в земельную ренту (III том), которая причиняет мне немало хлопот вследствие того, что подсчеты в таблицах Мавра, почти без исключения, сделаны неправильно - ты ведь знаешь, каким гением он был в арифметике! - и их нужно пересчитывать. А 15 листов уже напечатаны, так что с оставшейся частью рукописи надо торопиться. Притом жара, совсем как у вас в Ле-Перрё. Ес
23:11 21.08.2015
Есть ли что-нибудь в этой работе Сореля?
Луиза благодарит тебя за письмо и скоро тебе напишет; она шлет самый сердечный привет. Муж ее приобретает здесь немалую известность как препаратор по анатомии: он много работает для анатомического музея при мидлсексской больнице; здешние неуклюжие медики не могут достигнуть венского уровня в таких тонких делах.
У нас здесь - Гертруда Либкнехт. Она вернулась из Америки, но вряд ли стала там намного лучше.
Только что прочел письмо Поля в «Vorwarts» - превосходно ( П. Лафарг. «Подвиги французской полиции). Так хорошо, что даже берлинский перевод не смог его испортить.
Всегда твой старый Ф. Энгельс
ФИЛИППО ТУРАТИ В МИЛАН Лондон, 12 апреля 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Турати!
Посылаю Вам по почте англо-американское издание интересующей Вас речи (К. Маркс. а также немецкий перевод «Нищеты философии», где эта речь напечатана в приложении. Что касается французского текста, то его намеревается перепечатать парижский «Ere nouvelle».
Этот французский текст существует лишь в одном экземпляре, который находится у меня; если он будет утерян, то его уже не удастся заменить. Поэтому я пока еще не знаю, каким образом отправить его в Париж. Переписывать его здесь, значит потерять время. В отношении же почты у меня слишком богатый опыт, чтобы я мог доверить ей единственный экземпляр.
Второй том «Капитала» вышел, как и первый, в Гамбурге у Отто Мейснера в 1893 г. (второе издание), цена его, кажется, 6 марок. Там же в сентябре появится и третий том, к вящему удовольствию знаменитого Акилле Лориа; этот шарлатан возвестил миру, что Маркс вовсе и не написал третьего тома, а постоянно отсылал к нему читателей, только чтобы поиздеваться над ними!
Наилучшие пожелания г-же Кулишовой от меня и г-жи Фрейбергер (бывшей Каутской, она только что вышла замуж за одного здешнего молодого врача-австрийца).
Преданный Вам Ф. Энгельс
ГЕНРИ УИЛЬЯМУ ЛИ В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон], 16 апреля 1894 г.
Г. У. Ли Секретарю Социал-демократической федерации Дорогой товарищ!
И Вам, и тем, кто подал Вам мысль пригласить меня прочитать у вас лекцию, конечно, было известно, что я до сих пор придерживался правила нигде лекций не читать. Но независимо от этого по отношению к Вам, то есть - если только я правильно понял Ваше письмо - по отношению к Социал-демократической федерации, я нахожусь в особом положении.
Вы не можете не знать, что на протяжении долгих лет и до сравнительно недавнего времени орган Социал-демократической федерации «Justice» постоянно нападал на меня и возводил всевозможные обвинения. Хотя не было сделано никаких попыток доказать эти обвинения, но тем не менее их никогда и не брали назад, а Социал-демократическая федерация никогда не отказывалась нести ответственность за то, что писала «Justice». Поэтому я был вынужден держаться совершенно в стороне от Социал-демократической федерации и не вижу оснований менять свое отношение, если только это препятствие не будет полностью устранено.
Искренне Ваш
РЕДАКТОРУ ФРАНЦУЗСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ГАЗЕТЫ* [Черновик]
Лондон, 24 апреля 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой гражданин!
Я получил Ваше письмо от 20-го этого месяца, но, к великому сожалению, не имею абсолютно никакой возможности дать статью для первомайского номера Вашей газеты.
Прежде всего, в данный момент я не совсем хорошо себя чувствую. Но, будь я даже вполне здоров, неотложная работа, которой я занят (подготовка к печати III тома «Капитала» Маркса) и которую не могу прервать, не позволяет мне вообще участвовать в других литературных начинаниях. В свое время я предупредил об этом тех из наших друзей, с которыми вел переписку, прося их извинить меня. И Вы поймете, что я не могу сделать для Вас то, в чем категорически отказывал нашим друзьям в Испании, Австрии и в других странах.
Желаю Вашей газете всяческих успехов и шлю членам редакции братский привет.
Преданный Вам Ф. Э.
КАРЛУ ЭБЕРЛЕ В БАРМЕН Лондон, 24 апреля 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Уважаемый товарищ!
Ваше письмо от 21-го прошлого месяца, а также любезно присланный мне альбом с видами Бармена я получил несколько дней тому назад и прошу Вас передать социалдемократическому союзу в Бармене и в особенности лицу, изготовившему альбом, мою сердечную благодарность за этот столь приятный и почетный для меня дружеский подарок. Мне действительно доставила неожиданную радость возможность получить наглядное представление о тех огромных переменах, которые произошли в Бармене за двадцать лет моего отсутствия. Я совершенно ничего не могу узнать. За исключением вида у вокзала и одного старинного фасада Вертеровского бастиона, все места на снимках мне не знакомы. Даже вид с улицы Нёйенвег, находящейся, очевидно, на расстоянии нескольких минут ходьбы от Бруха, представляет для меня совершенно незнакомую картину. Только наш старый дом ничуть не изменился.
Как ни приятны эти свидетельства переворота, благодаря которому Бармен из маленького филистерского городишки, каким он был в пору моей юности, превратился в большой промышленный город, однако больше всего радует меня то, что и в людях там произошли значительные перемены к лучшему. Не будь это так, Бармен и поныне был бы представлен в рейхстаге каким-нибудь дубиной-консерватором, истинным ханжой из «высшего общества», а о социал-демократическом союзе в Бармене не могло бы быть и речи, и барменским рабочим никогда не пришло бы в голову преподнести мне альбом. Но, к счастью, революции во внешнем облике города соответствует и революция в головах рабочих, а последняя является залогом еще более мощной и всеобъемлющей революции во всем мировом порядке.
С искренним приветом Ваш Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 11 мая 1894 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогая Лаура!
Всего лишь несколько строк.
Отправлены ли в Милан корректурные листы «Речи о свободе торговли»? Если нет, позаботься, пожалуйста, о том, чтобы они были отправлены немедленно. Турати опубликовал в «Critica So..ale» текст, являющийся переводом с русского издания, который, в свою очередь, сделан с какого-то немецкого перевода; кроме того, текст настолько урезан, что это кто угодно, только не Мавр. Теперь они грозятся опубликовать эту штуку в виде брошюры. И если они в ближайшее время не получат французского текста, то я даже не смогу намылить им шею, поскольку они публикуют «свой текст»!
Надеюсь, наших французских друзей удастся убедить, что дело это не терпит отлагательства!
Я только что вернулся из города, где мы занимались отправкой конца рукописи III тома*.
Если ты получаешь «Neue Welt» вместе с «Vorwarts» или какой-либо другой немецкой газетой, посмотри статью «Из темных времен» в № 18. В ней ты найдешь своих дедушку с бабушкой и Мавра сильно романтизированными, надеюсь, тебя это позабавит.
Сердечный привет от Луизы.
Господин Гед не только не появился, но и не написал ни строчки в свое оправдание. Ведь французы так вежливы!
Всегда твой Ф. Э.
Лентяйка говорит, что она сейчас пишет 30 писем профсоюзам и другим организациям касательно забастовки в Австрии; она говорит также, что была бы очень рада твоей помощи, если бы смогла ее получить.
«Переизбрание Линкольна, обеспеченное голосованием 8 ноября 1864 г., предоставило Генеральному Совету повод послать ему поздравительный адрес. Одновременно Генеральный Совет организовал массовые митинги сочувствия Северным Штатам. Поэтому в своем письменном ответе Линкольн открыто признал заслуги Международного Товарищества Рабочих в борьбе за правое дело».