Итак, мы ждем тебя здесь через неделю, в субботу; надеюсь, ты внушишь Паулю достаточное доверие к воде, чтобы он предпринял поездку через Остенде в качестве репетиции путешествия в Чикаго. Если у него после этого хватит мужества, он сможет все путешествие в Чикаго совершить водным путем - из Ливерпуля в Монреаль, расположенный на реке св. Лаврентия, и оттуда по Великим озерам, - тогда он будет застрахован на всю жизнь, ибо на Великих озерах даже матерые морские волки страдают морской болезнью, и мы четверо вызывали удивление всего общества, когда безболезненно перенесли бурю на озере Эри.
Но если ты полагаешь, что я сейчас стану подробно отвечать в письменной форме на твои три письма, то ты заблуждаешься. Луиза только что вернулась из города с такой жаждой, что мы рискнули выпить по второй утренней кружке пива и пришли в превеселое настроение.
Дело в том, что сегодня очень жарко и поэтому необходимо, как выражаются пруссаки, произвести перемену.
Мендельсона и его жену ты сможешь повидать. В воскресенье они опять были у нас.
Ты сможешь также побывать у них дома.
Что у нас была хорошая погода 1 мая, а у вас нет, - это вам поделом. Будь ты здесь, ты бы увидел, как выглядят 600 тысяч человек, собравшиеся вместе. Это было поистине величественное зрелище, и после этого впечатления трудно подвергать даже необходимой критике предшествовавшие жалкие интриги и происки, но все же это необходимо.
Когда ты приедешь сюда, то в силу врачебного запрета будешь избавлен от всякой общественной помпы, в том случае, разумеется, если сам будешь соблюдать этот запрет. Ты ведь знаешь, как это бывает: кто даст уговорить себя один раз, тот уж пропал окончательно.
Лаура Лафарг пишет, что на французских муниципальных выборах наши до сих пор добились успеха в целом ряде местностей, но окончательные результаты выяснятся лишь на следующей неделе, после перебаллотировки. В прессе я пока видел очень мало сообщений об этом.
Итак, приезжай с достаточно крепкими, мозолистыми кулаками - мы уже написали в министерство общественных работ с просьбой предоставить нам в лондонских парках необходимое количество старых деревьев, чтобы ты мог ежедневно к завтраку выкорчевывать по крайней мере по одному.
Сердечный привет от Луизы.
Твой Ф. Э.
ИОГАННУ ГЕНРИХУ ВИЛЬГЕЛЬМУ ДИЦУ В ШТУТГАРТ Лондон, 12 мая 1892 г.
Дорогой г-н Диц!
Я вполне согласен с Вашим предложением от 9-го этого месяца311. Я, со своей стороны, предоставляю Вам, поскольку это в моей компетенции, право напечатать 10000 экземпляров.
Вы же уплатите мне в качестве гонорара: за 2 500 экземпляров 500 марок - осенью 1892 г., после напечатания; » 2 500 » 500 » - к 1 января 1893 г.; » 5 000 » 1 000 » - после напечатания этой второй половины, но в течение 6 месяцев после начала печатания.
Я думаю, что при все еще неясном характере соглашения с Вигандом Вы правы, действуя таким образом. Назовете ли Вы это одним изданием или опубликуете это в виде нескольких изданий - дело Ваше; для меня, разумеется, важно снова дать эту работу читателю, а не похваляться несколькими изданиями.
С сердечным приветом Ваш Ф. Энгельс
СТАНИСЛАВУ МЕНДЕЛЬСОНУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 14 мая 1892 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой гражданин Мендельсон!
Зорге пишет мне из Нью-Йорка, что из десяти фунтов (пять из них было от Вас), которые мы послали ему для Анны, у него осталось еще 19 долл. 64 цента; он возвратил их мне почтовым переводом на 4 фунта 8 шиллингов. Я посылаю Вам, следовательно, в этом конверте чек на 2 ф. 4 шилл. - принадлежащую Вам половину.
Завтра сюда приезжают наши друзья Бебель и Зингер, и Бебель специально говорил мне о своем желании повидать Вас и г-жу Мендельсон. Не согласитесь ли Вы доставить нам удовольствие, поужинав у нас в воскресенье вечером? На случай, если Вы будете заняты в воскресенье, будьте добры указать нам день и час, когда мы могли бы Вас посетить.
Наилучшие пожелания от г-жи Каутской и от меня г-же Мендельсон и Вам Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 17 мая 1892 г.
Дорогой Каутский!
Открытку относительно Вернера-Вейлера ты получил. Сразу же после Эдинбургского конгресса Мейер рассказывал мне, что обнаружил там Вейлера.
Придуманный для меня эпитет - это просто глупость. Сделай одолжение мне, а также безусловно и другим: объясни Мейеру, по крайней мере, на будущее, что он должен научиться нашей манере выражаться, избегая рекламы, если не хочет, чтобы ты исправлял все, что он пишет.
Гирш, конечно, во Франкфурте, и Мейер перед ним в долгу, так как Гирш по его просьбе в соответствующий момент предостерегал его: «Г-н Мейер, Вы не должны так много пить». Я никогда не видел ничего забавнее этой закадычной дружбы еврея - да еще с таким носом! - и антисемита. Не могу удержаться от смеха и теперь, когда пишу эти строки.
Что же касается Луизы, то я бы на твоем месте не стал поднимать этой истории. Твою фамилию она носит в результате действий, которые ты предпринял по своей собственной воле. Разошлись вы тоже по твоей собственной инициативе. Если теперь возможны недоразумения, то это опять-таки лишь результат твоего поступка. Теперь она носит ту единственную фамилию, которую имеет право носить по австрийским законам, и я не вижу абсолютно никакого основания, почему она должна этого избегать.
Буду говорить с тобой откровенно. Все мы здесь, и я не менее других, очень полюбили Луизу еще с того времени, когда вы были здесь вместе. Когда началась история с разводом, она с начала до конца вела себя так великодушно, что мы не переставали ею восхищаться, а с тех пор как она поселилась здесь, она стала мне так же дорога, как Пумпс, Тусси, Лаура, так же дорога, как если бы она была моей родной дочерью. Когда ты был здесь, она показала тебе, что не сохранила против тебя никакого неприязненного чувства. И этого должно быть достаточно. Никто не может требовать от нее, чтобы она отвечала за какие-либо неприятные последствия твоих поступков. Если бы ты предложил ей то, о чем ты мне пишешь, и она спросила бы у меня совета, то я безусловно посоветовал бы ей ответить: нет!
Недоразумения случались также и у нее, но она над этим только смеялась. Если бы она и сделала тебе это одолжение, что бы получилось? Наряду с Луизой Каутской и Луизой Каутской появилась бы на сцене еще третья Луиза Штрассер-Каутская, и тут-то «Комедия ошибок» действительно дошла бы до предела. Тебе бы это не помогло, а ей пришлось бы направо и налево давать объяснения, кто, как, когда и где.
Повторяю, оставь в покое эту старую историю. Очень хорошо, что вы разошлись, и Луиза тоже чрезвычайно удовлетворена этим. Однако твои поступки обратно не вернешь, а значит, ты должен сам в конце концов отвечать за их последствия. А эти последствия совсем не так уж тяжелы, чтобы стоило придавать этому какое-либо значение.
Тусси того же мнения, и Август, которому я прочитал и твое письмо и написанное выше, вполне с этим согласен.
Итак, не беспокойся, все это уладится само собой.
Твой старый Ф. Энгельс
ЛЮДВИГУ ШОРЛЕММЕРУ В ДАРМШТАДТ Лондон, 17 мая 1892 г.
Дорогой г-н Шорлеммер!
Я недавно получил от Карла такое же странное письмо, как и Вы, и обратился тогда же к его врачу, старому другу Маркса и моему, д-ру Гумперту. Тот ответил, что здоровье Карла, как мы все это заметили, с некоторых пор очень пошатнулось: весной он перенес инфлюэнцу со всевозможными неприятными последствиями, и доктора больше всего поражает большая медлительность, с которой восстанавливаются истощенные силы. Точно определить болезнь пока еще нельзя, но, по-видимому, что-то не в порядке; он напишет мне, как только сможет сказать что-нибудь более определенное. Приезжать в Манчестер, как я ему предложил, пока нет необходимости, и сам Карл этого тоже не хочет.
Карла я не видел с прошлого лета: на рождество он не смог приехать, так как у него был шум в ушах, что ему очень мешало на лекциях и экзаменах и что, по его словам, всегда ухудшается от поездок в Лондон. На пасху у него была инфлюэнца, так что опять ничего не вышло. Теперь д-р Гумперт говорит, что, как только состояние Карла это позволит, он хочет услать его из дымного Манчестера; возможно, что мы вместе поедем куда-нибудь, где воздух чище, однако пока я еще не могу ничего сказать об этом.
Я думаю, Вам лучше не сообщать Карлу о нашей переписке по поводу его здоровья - он, по-видимому, очень болезненно все воспринимает; лучше всего, я думаю, если Вы ему при случае опять напишете, сообщите новости из дому и попросите известить о себе. Время от времени я буду получать известия от Гумперта, как он мне обещал, и буду сообщать их Вам, не дожидаясь особых просьб с Вашей стороны.
Август здесь и живет у нас; толстяк Пауль тоже здесь, живет у Бернштейнов. Август сейчас занят, иначе он наверное послал бы Вам привет; г-жа Каутская сердечно благодарит за Ваш привет, и я также прошу Вас принять привет от меня и засвидетельствовать мое почтение всей Вашей семье.
Ваш Ф. Энгельс
Моя племянница г-жа Рошер, по прозвищу Пумпс, также здесь и шлет Вам сердечный привет.
ВИКТОРУ АДЛЕРУ В ВЕНУ Лондон, 19 мая 1892 г.
Дорогой Виктор!
Я договорился с Дицем, а он - с Вигандом относительно нового издания «Положения рабочего класса в Англии», и мне в ближайшее время причитается 1000 марок в качестве гонорара, из которого Диц обещает уплатить половину осенью, а вторую половину - к новому, 1893 году. Август - он сейчас здесь - надеется, однако, выжать у него эту сумму раньше, хотя бы по частям. Кроме того, еще кое-какой гонорар причитается мне за статьи в «Neue Zeit». Так вот, мне хотелось бы снова передать эти деньги вам, австрийцам, но я позволю себе сделать относительно их употребления кое-какие оговорки, которые я обсудил с Августом и с которыми он согласен.
Дело в том, что мне известно, если не в подробностях, то все же в достаточной мере, чтобы сделать практические выводы, что твоей партийной деятельности постоянно мешает неспособность той же австрийской партии обеспечить тебе такое материальное положение, которое позволило бы тебе отдавать делу все свое время и силы. Я знаю также, что постигшие тебя за последнее время несчастья требуют расходов, на которые партия не может предоставить тебе средств. Поэтому я считаю одним из необходимых условий дальнейшего развития австрийского движения, во-первых, предоставить тебе возможность пережить нынешнее время, когда от тебя требуются исключительные расходы, и, во-вторых, по возможности обеспечить тебе на будущее те дополнительные средства, которые тебе необходимы, но которые у вас там пока тебе еще предоставить не могут. Первое - это самое необходимое, но и второе с этим же связано. Я хотел бы предложить тебе предоставить в твое распоряжение вышеупомянутые гонорары либо для первой, либо для второй цели, либо для обеих - употребление их целиком зависит от обстоятельств, судить о которых можешь только ты сам.
При этом, само собой разумеется, отпадает всякая необходимость официально отчитываться в этих суммах.
Надеюсь, ты доставишь мне удовольствие и примешь мое предложение. Я знаю по собственному опыту, хоть это и дела давно минувшие, до какой степени экономическая борьба за существование отражается на работоспособности, желании работать и рабочем времени, и мы здесь все трое того мнения, что ты не сможешь оказать австрийской партии большей услуги, чем согласиться с этим небольшим планом.
Ваш первомайский праздник произвел здесь очень хорошее впечатление, тем более что Париж из-за царящей там склоки в этом году фактически выпал. Зато Лафарг пишет, что в 22 пунктах (самые крупные - Рубе и Марсель, где мы провели всех своих кандидатов) мы получили большинство в муниципалитетах, в первом туре выборов завоевали 400 мест, а при перебаллотировке еще 200. О впечатлении ты можешь судить по орлеанистской газете «S..eil »316, которую я тебе посылаю.
Итак, большой привет от твоего Ф. Энгельса
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 19 мая 1892 г.
Дорогой Лафарг!
Как плохо организовано у вас статистическое дело! В Германии через 3-4 дня после второго тура выборов нам были бы известны все результаты, a «So..aliste» от 15-го числа не дает ничего, кроме очень неточной и очень неполной информации. Но все еще впереди, вы увидите, что ничто не поражает с такой силой воображение масс, как торжественное шествие хорошо подобранных цифр избирательных побед. Это имеет особенно важное значение, когда дело идет о. том, чтобы заставить рабочих понять, какую силу придает их действиям всеобщее избирательное право. Не забудьте дополнить вашу статистику цифрами 1 мая 1892 г. - это для сравнения с цифрами парламентских выборов 1893 года. Если будет прогресс, в чем я уверен, вы увидите, какой это произведет эффект, когда друзья и враги смогут при помощи неопровержимых цифр констатировать движение вперед и позиции, завоеванные за один год.
В конце концов завоевано 22 муниципальных совета и 600 мест - это хорошо! И газета «S..eil», которую Вы мне прислали и которая была здесь прочитана Бебелем, а теперь находится на пути в Вену для Адлера, констатирует это довольно плаксивым тоном. Браво!
Ну, а что же получили остальные: бруссисты, аллеманисты, бланкисты? Первые, вероятно, имели некоторый успех или потерпели неудачу в Шательро и т. д. и т. п., вторые - в Арденнах, бланкисты - в департаменте Шер. Или вы включили их в свой подсчет?
Больше всего я Вас поздравляю с тем, что во Франции тоже начинает образовываться «одна компактная реакционная масса» Лассаля - коалиция всех партий против социалистов. У нас в Германии она существует уже в течение ряда лет, а в крупных промышленных центрах эта антисоциалистическая масса организуется уже при первом туре выборов, чтобы помешать нам пройти. Вся официальная история Германии, за исключением действий чрезвычайно разнородной камарильи, которая окружает молодого Вильгельма и заставляет его плясать под свою дудку, состоит, с одной стороны, из деятельности социалистов, которая вызывает объединение всех буржуазных партий в одну большую партию простого сопротивления, а с другой стороны - из столкновения противоположных интересов этих партий, что побуждает их отделяться друг от друга. Законодательство рейхстага - это только продукт, результат конфликта этих двух противоположных тенденций, последняя из которых - тенденция распада - все более и более слабеет.
И вот такое же столкновение начинается во Франции. Это лучший признак прогресса, это доказательство, что вы вызываете страх не как мятежная сила случайного действия, а как сила постоянная, организованная, политическая.
Я, так же как и Вы, опасаюсь неопытности новых муниципальных советников. Полное обновление муниципального совета по крайней мере на 6-10 месяцев отдает власть в руки постоянных чиновников этого совета, которые заставят своих новых хозяев обжечь себе пальцы на более или менее опасных экспериментах. Это в особенности относится к тем случаям, когда в муниципалитет приходят социалисты. Нужно рекомендовать им осторожность, пока они не почувствуют, что твердо стоят на этой новой для них почве; иначе старые реакционные чиновники все провалят, а упреки падут на наших.
Что касается ежедневной газеты, то нужно начинать сначала. Надеюсь, что в следующий раз вы добьетесь успеха. Во всяком случае вы можете организовать генеральный штаб вашей редакции. Будет ли у вас «политический редактор» - Гед?
Вы действительно сформировали группу в палате, или все это еще висит в воздухе?
Тысяча приветов от Луизы и Бебеля Лауре и Вам. Поцелуйте ее от меня и скажите ей, что, как только будет окончательно установлен телефон, я пошлю ей при его помощи бочонок пильзенского пива.
Преданный Вам Ф. Э.
Зингер тоже здесь, он живет у Бернштейнов.
Луиза выражает пожелание, чтобы Лаура продиктовала ей по телефону статью для Вены.
Только что получил письмо от Гумперта о Шорлеммере. Вы знаете, что Шорлеммер физически и душевно болен в течение четырех лет. Уже два года он не может приехать сюда ни на рождество, ни на пасху. В прошлом году, когда мы собирались совершить морское путешествие вокруг Британских островов, он вышел из строя в первые 24 часа. Недавно он написал мне и своему брату, чтобы мы не писали ему, поскольку он не может отвечать. Гумперт в ответ на мою просьбу сообщил, что после довольно легкой инфлюэнцы находит у него крайнюю слабость. Сегодня он пишет мне, что эта слабость - физическая и умственная - усиливается с каждым днем, что в конце концов это настоящий старческий маразм, что он заставил Шорлеммера составить завещание и что, как он опасается, очень скоро умственные способности исчезнут и что конец приближается. Бедняга! Ведь погибает первоклассный талант. Но Вы не узнали бы его, если бы видели в эти последние годы - вся его живость, его хорошее настроение, все исчезло, он уже ничем больше не интересовался. Сейчас напишу его брату, который будет в отчаянии. Представьте себе, Шорлеммер умирает от старческого маразма, в то время как его мать еще живет в добром здравии!
ЛЮДВИГУ ШОРЛЕММЕРУ В ДАРМШТАДТ Лондон, 19 мая 1892 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой г-н Шорлеммер!
Только что получил письмо от д-ра Гумперта, судя по которому состояние Карла изменилось, к сожалению, к худшему. Он пишет, что Карл физически стал слабее и умственно менее активен; появились признаки паралича левой руки, которые за последнюю неделю проявляются все более резко; по его мнению, Карл едва ли настолько поправится, чтобы быть в состоянии выехать из Манчестера куда-нибудь на чистый воздух для укрепления сил.
Его умственные силы также настолько ослабели, что Гумперт счел нужным попросить у него необходимые указания относительно завещания, которое вчера должно было быть составлено адвокатами и сегодня подписано Карлом. Карл крайне вял, апатичен и не выказывает совершенно никакого желания повидать кого-либо из друзей; д-р Гумперт определенно заявил, что если я буду писать в Германию кому-либо из его семьи, то я непременно должен сообщить: «приезжать к нему кому-либо из родных совершенно бесполезно».
Спешу сообщить Вам это с первой же почтой. Я также напишу Гумперту, чтобы он продолжал извещать меня, и все, что от него узнаю, я тотчас же буду сообщать Вам. К сожалению, перспективы теперь очень печальны, а Гумперт очень искусный врач, очень опытный в диагностике, так что боюсь, что мы должны быть готовы к самому худшему. Как отнесется Ваша бедная старая матушка к тому, что снова жизнь одного из ее сыновей в опасности!
С сердечным приветом Ваш Ф. Энгельс
ПОЛЮ И ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 27 мая 1892 г.
Дорогой Лафарг!
Поздравляю Вас с успехом! Располагая ежедневной газетой, основанной таким образом (если вы только снова не позволите выставить себя за дверь, что на этот раз будет целиком вашей виной), и поддержкой провинции, вы завоюете Париж под самым носом у поссибилобланкистов.
Бебель и Зингер - здесь. Сегодня утром я обсуждал с Бебелем вопрос о корреспонденции из Германии. Если Вы еще не написали в Берлин по этому поводу, мы просим Вас не делать этого в данный момент, а пока сообщить нам, какого рода корреспонденция Вам нужна - сообщения об общем положении или главным образом о положении партии.
Что касается меня, то я могу сказать Вам следующее: если бы Вы смогли заполучить для этих корреспонденции Бебеля, то имели бы очень ценные статьи. В период закона против социалистов Бебель писал еженедельные корреспонденции для «Arbeiter-Zeitung» Адлера в Вене. Эти статьи были таковы, что, прежде чем составить определенное мнение о каком-нибудь важном факте или важном вопросе, касающемся Германии в этот период, я всегда старался прочесть, что говорит Бебель в своей корреспонденции. Это было написано ясно, четко, кстати и всегда правильно.
Бебель мог бы писать по-немецки, а Лаура, надеюсь, переводила бы. У вас были бы факты, между тем как от Либкнехта Вы не получите ничего, кроме фраз. К тому же Либкнехт из чванства стремился бы писать по-французски, Вы стали бы исправлять его стиль, а он говорил бы, что Вы искажаете факты и мысли в его статьях.
Я напишу Раве тотчас же, как получу и прочитаю перевод Руа. Но эта вещь сложна, и мне не хотелось бы, чтобы пропала работа Лауры. То, что я прочел, положительно лучше, чем перевод Руа. А потом вопрос об издателе! Есть у него издатель? Что касается обещаний Раве, которые он не сдержал, то у него есть оправдание: ему помешали добавления к четвертому изданию; в конце концов, это дело довольно неприятное и не совсем ясное для меня в данный момент. Но посмотрим.
Теперь, дорогая Лёр, несколько слов для тебя. В этой новой ежедневной газете ты - совершенно необходимый фактор. Поскольку эта газета должна быть выше обычного уровня ежедневных парижских газет, то понадобится человек, который бы изо дня в день внимательно следил и время от времени писал об английском и немецком движении. А ты - единственный человек во всей прекрасной Франции, который может делать это. Я не сомневаюсь, что ты совершенно готова взять на себя эту работу, которую, к счастью, вполне удобно выполнять и в Ле-Перрё, поскольку не будет иметь никакого значения, будут ли эти сообщения напечатаны днем раньше или днем позже. Но вот что я хочу втолковать тебе, чтобы ты как следует зарубила это себе на носу: ты должна быть официальным членом редакции, и твоя работа должна оплачиваться соответственно этому. Поль слишком гидальго, чтобы думать или настаивать на таких вещах, но «это должно быть сделано», как говорят в Ланкашире, и я считаю своим долгом обратить на это внимание твое и Поля. Дело это слишком важное, чтобы им пренебрегали, и оно не будет решено надлежащим образом до тех пор, пока ты не станешь редакторшей ежедневной газеты «So..aliste», пока тебе не будет поручен этот особый раздел.
Бебель и Луиза шлют самый сердечный привет.
Всегда твой Ф. Энгельс
АВГУСТУ ЗИГЕЛЮ В МЬЮРКЁРК Лондон, 28 мая 1892 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Уважаемый товарищ!
Г-жа Эвелинг благополучно возвратилась сюда в субботу, и мы были рады, что дело так быстро и хорошо уладилось. Разумеется, не Ваша вина, если управляющий шахтой Вас провел, но пусть это все-таки послужит Вам предупреждением - ни в коем случае ни о чем не договариваться окончательно с администрацией шахты, не сговорившись предварительно с шотландскими горняками и здесь с нами. Немцы ведь не без некоторого основания слывут здесь людьми, которые сильно сбивают заработную плату, и штрейкбрехерами и поэтомуто гг. Берт, Фенвик и другие не хотели достать Вам здесь абсолютно никакой работы. И если бы теперь немцы в Мьюркёрке дали хоть малейший повод для подтверждения этого старого предубеждения против них, это представило бы величайшую опасность для интернациональных отношений между немцами и англичанами вообще, и притом для рабочих всех отраслей производства, а не только для горняков. Поэтому, если Вы хотите продолжать действовать в интересах рабочего дела, постарайтесь изучить английский язык настолько, чтобы быть в состоянии, не опасаясь недоразумений, объясняться с шотландцами, и общайтесь с шотландскими рабочими ежедневно и даже по возможности ежечасно. Вы увидите, что шотландские рабочие - люди очень славные, очень крепкие и, если только с ними как следует столковаться, очень надежные, так что с ними вполне можно ладить, тогда как администрация шахты гораздо хитрее, лживее и втрое искушеннее в эксплуатации, чем немецкая. Но пока Вы еще не вполне владеете английским языком, лучше всего будет, если в каждом сколько-нибудь сомнительном случае будете писать по-немецки г-же Эвелинг, 65, Chancery Lane, Лондон, W. С.; она охотно придет Вам на помощь своим знанием условий жизни здешних рабочих.
К счастью, здесь как раз оказались два члена рейхстага и Правления партии, которые тотчас же смогли принять меры и ссудить нужные деньги. Иначе история могла бы принять неприятный оборот и создать очень дурную славу всем здешним немецким рабочим.
Г-жа Эвелинг Вам, вероятно, тоже говорила, что в Германии ходят слухи, будто Шрёдер всякими ложными сообщениями побудил Вас уехать, и что из-за этого Вы лишились очень хорошего места, в то время как опасность была не так велика, как Вас уверяли. Должен сказать, что у меня с самого начала было такое подозрение, и я был бы очень рад, если бы оказалось, что такой человек, как Вы, не совсем потерян для движения немецких горняков. Ведь мандат депутата рейхстага почти наверняка был бы Вам обеспечен, и если бы Вы по прошествии некоторого времени вернулись, отсидели несколько месяцев и затем продолжали свое дело, направляя горнорабочих по правильному пути, то это было бы только к лучшему.
Газеты Вы получите на днях.
Сердечный привет от г-жи Каутской и от меня Вашей жене, о которой г-жа Эвелинг рассказала нам много хорошего, а также и Вам.
Ваш Ф. Энгельс
Я, конечно, не хочу сказать, что Вы должны тут же, немедленно ехать в Германию; наоборот, было бы крайне полезно, если бы Вы сначала смогли подробно изучить положение здешних рабочих, чтобы потом на основании собственного опыта разъяснить немцам, насколько лучше им жилось бы даже в условиях капиталистического хозяйства, если бы они только научились защищать свои интересы.
ГЕНРИ ЭНФИЛДУ РОСКО В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон], 28 мая [1892 г.]
Дорогой сэр Генри!
Большое спасибо за Вашу вчерашнюю записку. Гумперт действительно подробно сообщил мне о консультации с Дрешфельдом, которого он уже три или четыре недели тому назад предлагал Шорлеммеру пригласить, но Шорлеммер и слышать об этом не хотел. Так как оба врача вполне сходятся в своем диагнозе, боюсь, что у нас осталось мало надежды.
У меня сейчас до середины будущей недели гостит мой друг Бебель, депутат германского рейхстага, и я намерен поехать в Манчестер приблизительно в четверг, если Гумперт не вызовет меня раньше.
Я не пользуюсь той формой обращения, которую Вы употребили в своей записке, только потому, что она написана почерком третьего лица, и, следовательно, не вполне исключена возможность невольной ошибки.
Искренне Ваш
ЛЮДВИГУ ШОРЛЕММЕРУ В ДАРМШТАДТ Лондон, 28 мая 1892 г.
Дорогой г-н Шорлеммер!
К сожалению, я не могу сообщить Вам сегодня ничего утешительного. Физическая и умственная слабость Карла не только не уменьшилась, но даже увеличилась, так что Гумперт пригласил второго врача, д-ра Юлиуса Дрешфельда из Мангейма, профессора медицины колледжа Оуэнса и личного друга Карла. К сожалению, мнение этого известного врача полностью совпадает с мнением Гумперта: начался постепенный упадок сил, и осталось весьма мало надежды на выздоровление.
С прошлой субботы Гумперт совсем уложил его в постель и пригласил к нему из больницы сиделку, работой которой он, по его словам, вполне доволен. Я сам рассчитываю поехать в Манчестер в будущую среду или четверг, если Гумперт не вызовет меня раньше, и тогда уже сообщу Вам подробно о моих собственных впечатлениях. Если же Гумперт вызовет меня туда раньше, то, разумеется, я выеду немедленно.
Бебель еще здесь, в середине будущей недели он уезжает вместе с Зингером обратно. Он здесь очень хорошо отдохнул, что было необходимо, так как его здоровье действительно сильно пошатнулось. Но публичные выступления запрещены ему врачами еще на несколько месяцев. А силы Бебеля надо беречь. Это такой великолепный парень, что второго такого нам не сыскать.
Приблизительно через три недели у наших в Париже будет ежедневная большая газета под редакцией Геда и Лафарга, которая сможет помериться силами с лучшими газетами.
Сердечный привет Вашей матушке и всей семье от меня, а также и от г-жи Каутской.
Ваш Ф. Энгельс
Завещание Карла составлено, он все завещает своей матери. Если Вас из Англии будут запрашивать относительно рукописей Карла, могу только настоятельно посоветовать Вам не давать никаких обещаний, пока Вы через д-ра Гумперта, меня или других хорошо знакомых Вам людей не узнаете, о чем, в сущности, идет речь.
ЛЮДВИГУ ШОРЛЕММЕРУ В ДАРМШТАДТ Лондон, 5 июня 1892 г.
Дорогой г-н Шорлеммер!
Вчера вечером я вернулся из Манчестера и, к сожалению, не могу сообщить Вам о Карле ничего утешительного. Он лежит в постели, ко всему безучастен, требует покоя, но никаких болей не испытывает. Сознание у него не вполне ясно, и нередко ему изменяет память, при этом он часто неправильно понимает, что ему говорят. Я был у него шесть раз не более чем по 5- 10 минут, дольше он выдерживает с трудом.
Я могу теперь сообщить Вам то, о чем до сих пор умалчивал, а именно, что за последние недели выяснилось несомненно образование в правом легком раковой опухоли, занимающей почти всю его верхнюю треть. Вследствие давления этой опухоли на нервы и крупные кровеносные сосуды нарушена деятельность мозга, а правая рука парализована и отекла. Наличие этой опухоли объясняет и прежние явления: большую слабость после инфлюэнцы и неспособность справиться с ней. К сожалению, выяснение этой причины лишает нас всякой надежды на его выздоровление, и нам сейчас остается только желать, чтобы то же безболезненное состояние, что и теперь, продолжалось до конца. Гумперт говорит, что конец может наступить каждую минуту; вместе с тем, если не будет никаких осложнений, Карл сможет находиться в таком состоянии, при все увеличивающейся слабости, еще несколько недель, а возможно и дольше.
Я убедился, что уход за ним хороший. Больничная сиделка, которую нашел ему Гумперт, по-видимому, хорошо знает свое дело и ухаживает за ним очень заботливо, совсем не так, как лондонские сиделки, о которых я вынес не особенно лестное впечатление. Хозяева дома, у которых он прожил 14 лет, также делают все, что могут. Домохозяин показал мне довольно объемистые рукописи и твердо обещал передать их только душеприказчикам Карла и больше никому. С одним из этих двух душеприказчиков, химиком и нашим старым другом, я уже беседовал и сообщил ему свое мнение относительно того, что прежде всего - в первую же минуту - должно быть сделано для охраны рукописей и связанных с ними интересов наследников; он вполне со мной согласился, так что с этой стороны я спокоен. Так как есть люди, которые не прочь присвоить себе лавры Карла, и так как подобные попытки уже делались, я счел нужным сделать все необходимое, чтобы воспрепятствовать этому. Подробнее об этом позже.
Если Вы или кто-нибудь из Вашей семьи пожелаете для своего успокоения приехать сюда, чтобы самим убедиться, в каком состоянии Карл, то д-р Гумперт в Манчестере, точно так же как я здесь, охотно сделаем все, чтобы облегчить Вам эту поездку.
Мы узнали, что одна Ваша племянница из Бордо находится здесь, в Лондоне, но не можем добиться от Карла ее адреса; не будете ли Вы так любезны достать нам его? Возможно, мы могли бы быть полезными этой молодой даме.
Прошу Вас также немедленно написать (по-немецки) д-ру Гумперту, адрес которого прилагаю ниже, будет ли Вам доставлена телеграмма, если адресовать ее Людвигу Шорлеммеру, Дармштадт, или же требуется более подробный адрес и какой именно.
Сердечный привет Вашей матушке и всей Вашей семье.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
Д-ру Гумперту.
203, High Street, Oxford Road, Manchester, Англия Бебель и Зингер в среду уехали обратно в Германию.
Г-жа Каутская также шлет Вам сердечный привет.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 9 июня 1892 г.
Дорогая Лёр!
Ваше молчание - твое и Поля - зловеще: никаких известий о каком-либо договоре, подписанном 1 июня. Неужели ваши просвещенные капиталисты в конце концов заупрямились?
Тем временем Бакс, который в течение двух месяцев будет редактором «Justice», прослышал о вашей газете у Моттелеров, где он встретил Бебеля, Зингера и нашу компанию, и, несмотря на наши предупреждения, предостережения и увещания, разболтал об этом в последнем номере.
Ну что же, мне придется, вероятно, подождать, пока я получу от вас известия. К счастью, погода такая жаркая, что ожидание не представляет больших трудностей, во всяком случае, гораздо легче, чем какая-нибудь более активная деятельность. А пока что я имею удовольствие послать тебе небольшую сумму, а именно: 2 ф. 18 шилл. 4 п., третью часть от 8 ф. 15 шилл., или 180 марок, присланных Дицем как часть гонорара, причитающегося наследникам Маркса за немецкое издание «Нищеты философии». Переводчики вдруг сообразили, что за первое издание этого труда наследникам Мавра ничего не заплатили. Поэтому меня спросили, сколько им причитается за оба издания теперь, при выходе второго издания. Обменявшись несколькими письмами, мы условились, что из 300 марок, которые должны быть уплачены за второе издание, оба переводчика должны получить 2/5, то есть 120 марок, а наследники 180 марок - 3/5, что я считаю вполне справедливым. Итак, прилагаю твой чек.
Тусси в Плимуте на ежегодной конференции рабочих газовых предприятий, а Эдуард едет оттуда в Абердин, куда он приглашен для выступлений326.
На прошлой неделе я был в Манчестере. Бедный Шорлеммер умирает. Ты знаешь, как он изменился со времени своего падения на борту флиссингенского парохода, которое помешало ему приехать в Париж вместе с Нимми и Пумпс. Последние два года он не смог приехать сюда на рождество. Даже на пасху он остался дома и, наконец, прислал письмо: не пиши, потому что я не могу отвечать! Тогда я написал Гумперту и узнал, что Шорлеммер ослабел, выстукивание обнаружило притупление в верхней трети правого лёгкого, которое, поскольку другие симптомы исключают все другие возможности, указывает на образование опухоли. Этот диагноз, к сожалению, целиком подтвердился. Частичный паралич, отек и более низкая температура правой руки возникли в результате давления опухоли на полую вену и плечевое сплетение, в то время как левая рука относительно, а нижние конечности совершенно свободны от этих симптомов. Сознание его также не совсем ясно, а иногда совершенно затуманено. В то же время он не испытывает боли, разве что легкое недомогание и постепенно слабеет. Гумперт полагает, что он может протянуть еще несколько недель, но может совершенно неожиданно умереть, если наступит какое-нибудь осложнение. Невозможно было разговаривать с ним более пяти - восьми минут, он хочет отдыха, покоя и тишины и ничем не интересуется. Надеюсь, что он будет избавлен от страданий. Его мать еще жива - ей 81 год.
Ну, моя дорогая девочка, сообщай нам о новостях, даже если они не совсем такие, как бы тебе этого хотелось: нам хочется знать, что же происходит.
Вайян заходил сюда в понедельник утром, но уклонился от всяких дальнейших приглашений или возможности встретиться со мной; попытаюсь узнать, что его привело сюда.
В течение двух недель здесь находились Бебель и Зингер, и нам было очень весело. Ты, наверное, получила интервью в «Pall Mall», которое мы послали тебе.
Посылаем тебе также «Нищету философии», 2-е издание.
Привет от Луизы, которая была бы благодарна за статью, и от твоего любящего Ф. Энгельса
Привет также и г-ну депутату!
22:50 13.08.2015
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 11 июня 1892 г.
Дорогой Барон!
Я написал бы тебе о Шорлеммере и раньше, но хотел сперва сам его повидать. Это удалось мне только на прошлой неделе; после отъезда Августа и Пауля я в тот же день, в среду, отправился в Манчестер. От Гумперта, который его лечит, я уже знал, что он лежит в постели, что у него полная апатия и что в правом легком у него, вероятно, развивается раковая опухоль. Таким я его и нашел: он ко всему безучастен, ни на что не реагирует, но болей у него нет совершенно; при этом сознание у него не вполне ясное, ему часто казалось, что он находится где-то в другом месте. Разговор, продолжавшийся больше 5-10 минут (причем он большей частью механически повторял слова собеседника), его утомлял, и больше всего он стремился к покою. Опухоль в легком развивается; кроме ясно выраженного притупления при выстукивании, давление на крупные кровеносные сосуды и нервные сплетения вызвало, с одной стороны, нарушение мозговой деятельности, а с другой - паралич и отек правой руки. Ноги, наоборот, не отекают, но чрезвычайно слабы, мускулы вялы и дряблы. Так он может пролежать еще несколько недель, но возможно также, что в любой момент его может погубить какое-либо осложнение. Надежды, конечно, никакой. Я сообщил его семье все необходимое. О его довольно объемистых рукописях позаботились, они смогут еще послужить предметом интересных споров. Гумперт своевременно заставил его сделать завещание.
Итак, опять уходит от нас один из лучших наших товарищей. Правда, последние четыре года он уже был не таким, как прежде, все больше и больше терял интерес ко всему, что не касалось непосредственно его работы, да и работал он уже с трудом, часто бывал расстроен все увеличивавшейся глухотой и восприимчивостью к сквознякам и простудам, которые сразу же усиливали эту глухоту. В прошлом году я снова пытался уговорить его поехать на пароходе в Ирландию и Шотландию, но сравнительно небольшое недомогание свалило его в первые же 24 часа, и мы вынуждены были отказаться от этого плана. Опухоль в легком, которая теперь явственно обнаружилась, объясняет многое из всего этого, в том числе и его слабость после инфлюэнцы в марте, с которой началось его последнее заболевание.
Мой перевод введения к английскому изданию «Утопического социализма и научного социализма» готов; как только книга выйдет (почему она еще не вышла - мне неясно), я пошлю тебе это введение для «Neue Zeit». Пока что посылаю итальянский перевод этой книги, второе издание, напечатанное в Милане.
Здесь изобилие всяких конгрессов. Тусси и Эвелинг приехали в четверг с конгресса рабочих газовых предприятий в Плимуте. Там они преподали великолепный пример тредюнионистам старого толка. Один либеральный кандидат, пожертвовавший 10 ф. ст. на стачку рабочих газовых предприятий, вернее одной из их фабричных секций, потребовал, чтобы его на этом основании допустили на конгресс в качестве почетного гостя, что раньше обычно разрешалось. Но газовщики ответили: quod non (ни в коем случае), мы не имеем дела с буржуазными кандидатами, и этому господину нет locus standi (законного места) на нашем конгрессе.
Затем здесь заседают горняки. Позавчера у меня были немецкие делегаты и среди них один cesky towarys. Как назло здесь не было Тусси, которая бы переводила и с которой можно было бы посоветоваться. Достаточно сказать тебе, что эти люди попали в руки Юлиуса, который ничего не понимает ни в английских, ни во французских делах, не знает ни местных условий, ни людей, но должен был делать вид, будто все знает и понимает, и потому всячески старался изолировать этих людей. Кроме того, среди них был еще англизированный немец, который не говорит ни на одном из этих двух языков и интригует со старыми тред-юнионами. К счастью, Эвелинги поспели еще в последний и самый важный день. Англичане публично осрамились: континентальные делегаты требуют восьмичасового рабочего дня для всех горнорабочих, а англичане - только для работающих под землей! Это теперь ясно для всех, и англичане сами же положили конец хвастовству о превосходстве своей тред-юнионистской организации.
Сердечный привет.
Твой Генерал
ЛЮДВИГУ ШОРЛЕММЕРУ В ДАРМШТАДТ Лондон, 16 июня 1892 г.
Дорогой г-н Шорлеммер!
Ваше письмо от 7-го этого месяца получил. Гумперт также сообщил мне 9-го, что он получил от Вас несколько строк. Далее он пишет о Карле: «Он по-прежнему не испытывает никаких болей, ест достаточно и спит в общем хорошо. В последние дни он очень апатичен и сразу же забывает о только что происшедшем».
В остальном - без перемен. Так как я с тех пор ничего не получал от Гумперта, то могу быть уверен в том, что никаких существенных изменений не произошло; я хотел только написать Вам эти несколько строк, чтобы успокоить Вас.
Сердечный привет Вам и всей Вашей семье также и от г-жи Каутской.
Ваш Ф. Энгельс
НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Лондон, 18 июня 1892 г.
Милостивый государь!
Я должен поблагодарить Вас за Ваши очень интересные письма от 24 марта, 30 апреля и 18 мая и извиниться за то, что не ответил на них раньше. Но я был до такой степени занят, что даже не мог уделить ни одной минуты III тому, - надеюсь, однако, вернуться к нему на будущей неделе.
Я думаю, что на деле мы с Вами совершенно согласны как относительно фактов, характеризующих современное экономическое положение Вашей страны, так и относительно их значения. Только Вы, по-видимому, приняли всерьез некоторые иронические выражения в моем последнем письме, в частности, то, что я писал о разных вещах, служащих в конечном счете делу прогресса человечества. Ведь в самом деле нет ни одного факта в истории, который не служил бы тем или иным путем делу прогресса человечества, но в конечном итоге это очень долгий и окольный путь. И так, может быть, обстоит и с нынешним экономическим преобразованием вашей страны.
Я особенно хотел подчеркнуть тот факт, что прошлогодний неурожай - употребляя официальное выражение - вовсе не изолированное и случайное явление, а неизбежное следствие всего развития России после окончания Крымской войны; что это результат перехода от общинного земледелия и патриархальной домашней промышленности к современной промышленности; и что, по моему мнению, это преобразование со временем поставит под угрозу существование земледельческой общины и распространит капиталистическую систему также и на сельское хозяйство.
Из Ваших писем я заключаю, что относительно самих этих фактов Вы согласны со мной; что же касается вопроса - нравятся нам эти факты или нет, - то это другое дело; но нравятся они нам или нет, эти факты все равно будут продолжать существовать. И чем больше мы отрешимся от своих симпатий и антипатий, тем лучше сможем судить о самих фактах и их последствиях.
Не подлежит сомнению, что нынешний внезапный рост современной «крупной промышленности» в России был вызван искусственными средствами - запретительными пошлинами, государственными субсидиями и т. п. То же самое имело место во Франции, где запретительная система существовала уже со времен Кольбера, в Испании, в Италии, а с 1878 г. даже в Германии, хотя эта страна почти уже завершила свой промышленный переворот, когда в 1878 г. были введены покровительственные пошлины, чтобы дать возможность капиталистам принудить своих отечественных потребителей платить им такие высокие цены, которые позволили бы им продавать эти же товары за границей ниже издержек производства. И Америка поступила точно так же, чтобы сократить тот период, в течение которого американские промышленники не будут еще в состоянии на равных условиях конкурировать с Англией.
Что Америка, Франция, Германия и даже Австрия смогут достичь такого положения, при котором они будут способны успешно бороться с конкуренцией Англии на открытом мировом рынке - по крайней мере в отношении некоторых важных товаров, - в этом я не сомневаюсь. И теперь уже Франция, Америка и Германия сломили в известной степени промышленную монополию Англии, и здесь это ощущается очень сильно. Сможет ли Россия достигнуть такого же положения? В этом я сомневаюсь, так как Россия, подобно Италии, страдает от отсутствия каменного угля в наиболее благоприятных для промышленности местностях, и, кроме того, как Вы сами превосходно показали в своем письме от 12 (24) марта, она находится в совершенно иных исторических условиях.
Но тут перед нами возникает другой вопрос: могла бы Россия в 1890 г. существовать и удерживать независимое положение в мире как чисто сельскохозяйственная страна, живущая за счет экспорта своего зерна и покупающая за него заграничные промышленные изделия? Я думаю, что мы с уверенностью можем ответить - нет. Стомиллионный народ, играющий важную роль в мировой истории, не мог бы при современном состоянии экономики и промышленности продолжать оставаться в том состоянии, в каком Россия находилась вплоть до Крымской войны. Введение паровых двигателей и машинного оборудования, попытки изготовлять текстильные и металлические изделия, хотя бы только для отечественного потребления, при помощи современных средств производства, должны были иметь место раньше или позже, но во всяком случае в какой-то момент между 1856 и 1880 годами. Если бы этого не произошло, ваша домашняя патриархальная промышленность все равно была бы разрушена конкуренцией английского машинного производства, и в результате получилась бы Индия - страна, экономически подчиненная великой центральной мастерской - Англии. И даже Индия ответила на проникновение английских хлопчатобумажных товаров введением покровительственных пошлин; а все остальные британские колонии, как только они добивались самоуправления, немедленно ограждали пошлинами свое отечественное производство от подавляющей конкуренции метрополии. Английские писатели, находящиеся на предвзятой позиции, никак не возьмут в толк, почему подаваемый Англией пример свободы торговли повсюду отвергается и вызывает в ответ установление покровительственных пошлин. Конечно, они просто не осмеливаются понять, что эта, ныне почти всеобщая, протекционистская система является более или менее разумным, хотя в некоторых случаях и совершенно нелепым средством самозащиты против той самой английской свободы торговли, которая подняла английскую промышленную монополию до ее апогея. (Это средство нелепо, например, для Германии, которая стала крупной индустриальной страной при свободной торговле и где протекционизм распространен теперь на сельскохозяйственные продукты и сырье и таким образом увеличивает издержки промышленного производства!) Я рассматриваю всеобщее возвращение к протекционизму не как простую случайность, а как реакцию против невыносимой промышленной монополии Англии. Форма этой реакции, как я сказал, может быть неадекватной и даже хуже того, но историческая необходимость такой реакции кажется мне вполне ясной и очевидной.
Все правительства, даже самые абсолютистские, в конечном счете только исполнители экономической необходимости, вытекающей из положения страны. Они могут делать это поразному - хорошо, плохо или посредственно; они могут ускорять или замедлять экономическое развитие с вытекающими из него политическими и юридическими последствиями, но в конечном итоге должны следовать за этим развитием. Были ли те средства, с помощью которых осуществилась промышленная революция в России, наилучшими для данной цели, это особый вопрос, обсуждение которого завело бы нас слишком далеко. Для моей цели достаточно, если я смогу доказать, что эта промышленная революция была сама по себе неизбежна.
То, что Вы говорите о неизбежных спутниках таких потрясающих экономических перемен, совершенно правильно, но это относится в большей или меньшей степени ко всем странам, в которых проходил или проходит такой же процесс. Истощение почвы - как в Америке; исчезновение лесов - как в Англии, Франции, а в настоящий момент также в Германии и Америке; изменение климата, обмеление рек, вероятно, сильнее в России, чем где-либо, вследствие равнинного характера территории, питающей водой огромные реки, и вследствие отсутствия альпийского снежного резервуара, подобного тому, который питает Рейн, Дунай, Рону и По. Ломка старых условий сельского хозяйства, постепенный переход к капиталистическому ведению крупных ферм - все это процессы, которые завершились уже в Англии и в Восточной Германии и в настоящее время протекают повсюду в других местах. И мне кажется очевидным, что «крупная промышленность в России убьет земельную общину», если только не произойдут иные великие перемены, которые помогут сохранить эту общину. Вопрос в том, успеет ли произойти такая перемена в общественном мнении России, которая сделала бы возможным развивать при сохранении общины современную промышленность и современное земледелие и в то же время видоизменить ее так, чтобы она могла стать подходящим и удобным орудием для организации этого современного производства и для его преобразования из капиталистической формы в социалистическую? Согласитесь, что, для того чтобы можно было хотя бы только подумать о совершении такого преобразования, должен сперва произойти громадный прогресс в общественном мнении вашей страны. Успеет ли это произойти прежде, чем капиталистическое производство вместе с последствиями нынешнего кризиса подорвет общину слишком глубоко? Я ничуть не сомневаюсь в том, что в очень многих местностях община* оправилась от удара, полученного ею в 1861 году (как это описано у В. В.). Но сможет ли она выдержать непрерывные удары, которые наносит ей промышленный переворот, неудержимо развивающийся капитализм, разрушение домашней промышленности, отсутствие общинных прав на пастбища и леса, превращение натурального крестьянского хозяйства в денежное, рост богатства и власти кулаков и мироедов?
Я должен еще поблагодарить Вас за книги, которые Вы так любезно мне прислали, в особенности за Каблукова и Карышева. В настоящее время я до такой степени перегружен работой, что в течение шести месяцев не имел возможности прочесть целиком ни одной книги ни на каком языке; я отложил Ваши книги до своего отдыха в августе. То, что Вы пишете о Каблукове, кажется мне совершенно правильным, насколько я могу судить, не прочитав самой книги. Сельскохозяйственный рабочий, не имеющий ни собственной, ни арендованной земли, находит занятие только на известную часть года, и если ему платят только за эту работу, то он должен голодать в течение всего времени безработицы, если у него нет другого рода работы в это время; но современное капиталистическое производство отнимает у него всякую надежду на такую работу. В Западной и Центральной Европе эти трудности преодолеваются, насколько это возможно, так: 1) Капиталист - фермер или земельный собственник - держит часть рабочих круглый год на своей ферме, кормит по возможности производимыми там продуктами, с тем чтобы тратить возможно меньше наличных денег. Это широко практикуется в Северо-Восточной Германии и в меньшей степени здесь, в Англии, хотя здешний климат позволяет производить многие сельскохозяйственные работы в зимнее время. Кроме того, в капиталистическом фермерском хозяйстве всегда бывает много работы на ферме даже зимой.
2) То, что необходимо сверх этого для поддержания жизни сельскохозяйственного рабочего в течение зимы, но только для поддержания жизни, довольно часто добывается трудом женщин и детей, работающих в новых отраслях домашней промышленности (см. «Капитал», т. I, гл. 13, разд. 8, d). Так обстоит дело на юге и западе Англии, а по отношению к мелкому крестьянству - в Ирландии и Германии. Конечно, в то время, когда происходит это преобразование, особенно ярко выступают пагубные последствия отделения сельского хозяйства от патриархальной домашней промышленности; именно это имеет место в настоящее время в вашей стране.
Это письмо чересчур затянулось, так что я не могу еще вдаваться в подробности Вашего письма от 18 мая, но мне кажется, что и тут приводимые Вами факты свидетельствуют о разорении крестьянства и вместе с тем об истощении почвы, по крайней мере на некоторое время. Я вполне согласен с Вами, что оба эти процесса совершаются в настоящее время с возрастающей быстротой. Если теперешняя система будет существовать и далее, это приведет к разорению и помещиков* и мужиков и к возникновению нового класса буржуа - земельных собственников. Но есть и другая сторона вопроса, и я боюсь, что «Вестник финансов» не намерен всерьез заниматься ею.
Это - состояние государственных финансов. Последний парижский заем (1891 г.) должен был дать 20 миллионов фунтов стерлингов. Заем этот был перекрыт подпиской в несколько раз, но здесь имеются сведения, что в действительности было получено только 12 миллионов, а 8 миллионов так и не дошли до петербургского казначейства. Если это произошло во Франции после Кронштадта, то что же будет, когда начнутся переговоры о заключении следующего займа? А можно ли отложить надолго новый заем после тех страшных жертв, к которым неурожай* принудил казначейство? Окажется ли Вышнеградский Калонном, и явится ли после него Неккер?
Искренне Ваш П. В. Рошер
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 18 июня 1892 г.
Дорогой Зорге!
Не знаю, подтвердил ли я уже получение твоего письма от 28 апреля с почтовым переводом и открытки от 3 мая. Я был так занят перепиской и разными другими делами, что несколько выбился из колеи. Деньги благополучно прибыли, и я передал Мендельсону причитающуюся ему половину.
Во второй половине мая у меня гостил Бебель, одновременно здесь был и Зингер, живший у Бернштейнов. Мы очень весело провели время и обсудили все, что следовало обсудить в отношении немецкого движения. С Бебелем я лажу великолепно; мы почти во всем придерживаемся одинаковых взглядов или легко приходим к соглашению, что благодаря его ясному уму, не только правильно воспринимающему факты, но и теоретически замечательно развитому, в течение целого ряда лет ни разу не составило для меня затруднений. У Зингера большая практическая сметка и сноровка в более узкой области; когда он выходит за ее пределы, он может, правда, наделать промахов, но тут он беспрекословно подчиняется руководству Бебеля, превосходство которого он сам открыто признает. Оба они не только поняли, но и убедились на практике, что Либкнехт совершенно выдохся и положительно стал помехой для партии. Он уже много лет не движется вперед, в то время как партия и в теоретическом отношении чрезвычайно развилась, как это показывает вся партийная литература (даже небольшие газетки, которые меня поразили). Я знал это давно, но что было делать? После отмены закона против социалистов Либкнехт был абсолютно неизбежным редактором «Vorwarts», который сейчас редактируется им ужасно, и беда в том, что Либкнехта нельзя отстранить, не причинив еще большего вреда, чем он приносит теперь. Я посоветовал им по возможности деликатнее перевести его на пенсию, но он этому противится, не говоря о прочих трудностях. Пока что приходится предоставить вещи их течению; к счастью, партия теперь так сильна, что может вынести многое, и в конце концов из всякого положения найдется тот или иной выход.
Все это, разумеется, строго конфиденциально и предназначается только для тебя. Как далеко зашло дело, можешь судить по тому, что Либкнехт во всех членах Правления партии видит противников, интригующих против него, за исключением, пожалуй, Зингера, который, впрочем, понимает положение так же хорошо, как и все остальные. Мне очень больно за Либкнехта, но я давно уже это предвидел, и все дело в том, что он сам запутался. Все наши готовы облегчить ему путь к отступлению, и надо надеяться, что он в конце концов и сам это поймет.
Делегаты немецких и австрийских горняков на здешнем международном конгрессе были у меня несколько раз: два вестфальца, один рейнский рабочий из Саарской области, саксонец и чех. Это по большей части славные, дельные люди; Зигель, который работает сейчас в Шотландии, тоже был очень дельным парнем. Горняки для нас прекрасное пополнение, это все - крепкие ребята, большей частью служившие в армии, и избиратели. Помехой являются переселившиеся в их края многочисленные поляки-сплавщики и другие поляки (в Дортмундском округе - 22000 человек, в Эссенском - 16-18000); все они ярые католики и невероятно ограниченны; но это зло преходящее, со временем они также будут вовлечены в движение и станут тогда элементом брожения в Верхней Силезии, Познани и Западной Пруссии.
С нетерпением жду подробностей о торговле голосами в связи с вашими президентскими выборами; мне раньше не удавалось подробно проследить modus operandi* в этой области, на этот раз я наблюдаю внимательно. Достаточно один раз исследовать это в деталях, и дальше все станет понятным.
О твоем деле я Дицу пока не писал, во-первых, потому что твои статьи еще не готовы; во-вторых, потому что мне пришлось вести с ним переписку по поводу выходящего у него в ближайшее время нового издания «Положения рабочего класса в Англии», и я не хотел путать два дела; в-третьих, потому что Бебель сказал мне, что для него, Дица, перепечатка из «Neue Zeit» по большей части не особенно выгодна; и, в-четвертых, потому что вполне возможно, что я в августе лично увижусь с Дицем и Бебелем в Штутгарте. Я, однако, уверен, что твою работу охотно перепечатают, в особенности если ты добавишь новый материал и тем самым расширишь ее на треть или наполовину. Если я с Дицем не сговорюсь (хотя я убежден в обратном), твою работу возьмет берлинское книгоиздательство «Vorwarts». На мой взгляд, ее следовало бы расширить, пополнив фактическим материалом, причем в книге ты мог бы говорить о глупостях немецкой социал-демократической партии19 свободнее, чем ты счел это целесообразным в «Neue Zeit».
Я рад, что твоей жене лучше. Здесь зима тоже натворила немало бед, особенно в связи с инфлюэнцей. Наш друг Шорлеммер так и не оправился после своей болезни, теперь у него рак легкого, так что он уже едва ли встанет. Когда я посетил его две недели тому назад, бедняга лежал в постели, теряя физические и умственные силы. К счастью, он не испытывает никаких болей, и будем надеяться, что это так протянется до его, к сожалению, неизбежного скорого конца.
Сердечный привет тебе и твоей жене от Луизы и твоего Ф. Энгельса
Флоренс Келли-Вишневецкая писала мне несколько раз.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 20 июня 1892 г.
Дорогой Август!
Прилагаю «Еврейские ружья» в запечатанном конверте, так как при посылке бандеролью брошюру могли бы конфисковать.
У Шорлеммера все еще по-прежнему. Я нашел его слабым, апатичным, сознание слегка затуманено, но болей нет. Гумперт пишет, что опухоль в легком медленно, но неуклонно увеличивается; одновременно (вследствие давления на крупные венозные сосуды, подающие кровь верхней части тела и сердцу) все больше нарушается мозговая деятельность, слабеет память и усиливается апатия. Но он все еще принимает пищу в достаточном количестве. Так может продолжаться еще некоторое время, если не произойдет каких-либо случайностей.
То, что Варкен все еще держится в Саарской области, тебя не должно удивлять, раз Шрёдер может держаться в Рурской. Я написал Зигелю несколько строк и сообщил ему то, что говорил тебе Бунте об его бегстве. Это письмо Зигель переслал Шрёдеру вместе со своим собственным очень искренним письмом, где говорится, что Бунте будто был уличен в растрате; Шрёдер дал мне прочесть оба письма, Зигеля и мое. Правду ли он сообщает о Бунте, не знаю. Во всяком случае, ты можешь понять из этого, что Шрёдер еще очень прочно держится. Когда имеешь дело с таким молодым движением, как движение горняков, всегда надо как следует взвесить, не лучше ли в течение некоторого времени предоставить таким ненадежным молодчикам, как Шрёдер и Варкен, самим скомпрометировать себя, по крайней мере до тех пор, пока против них не накопятся совершенно очевидные факты. К тому же ведь это старая история: там, где движение только возникает, первые вожаки, пролезающие вперед, довольно часто оказываются карьеристами и негодяями.
Бакс теперь, до конца июля, редактор «Justice», и газета стала более приличной; вчера она в подобающем тоне сообщила о речах Эвелинга в Абердине и высказалась против личных дрязг (стало быть, косвенно против Гайндмана). Бакс вчера немедленно же явился сюда за одобрением, что Ведьма со своим тонким чутьем предсказала, как только взяла в руки газету.
Куда, собственно, гнет Гайндман, мне еще не совсем ясно. Вероятнее всего, он видит, что провалился со своей прежней политикой и должен сделать поворот. Его газета приносит убытки, его Социал-демократическая федерация отнюдь не принимает в общем росте здешнего движения того участия, которое могло бы дать ей право на руководство, его конкурентная борьба с фабианцами также не приносит ему успеха, - скорее наоборот; иностранные союзники Брусс и Гиллес посадили его в лужу и затем покинули. Одним словом, весьма возможно, что он счел за благо переменить тактику и хотел бы сблизиться с нами.
Это было бы весьма неприятно, ибо, как я говорил всем и каждому, я гораздо более предпочитаю иметь Гайндмана врагом (когда он сравнительно бессилен), чем другом (за которым пришлось бы зорко следить, тратя на это много времени). На этот путь Гайндмана могла толкнуть и потеря всяких шансов на избрание в Челси, где он хотел заменить сэра Чарлза Дилка, но где на выборах в Совет графства выдвинутый им для пробы кандидат Квелч получил только 153 голоса и где он сам с той поры потерял всякую надежду на успех. Во всяком случае, Гайндману трудно будет в августе возобновить прежний тон, так открыто осужденный Баксом в той же газете, а если он захочет успешно конкурировать с фабианцами, то он и этого не сможет сделать. Ну, посмотрим.
У нас уже избирательная кампания в полном разгаре, и тори и либерал-юнионисты направо и налево предлагают деньги, желая оплатить рабочих кандидатов, которые бы отняли голоса у либералов. Чампион - один из главных агентов тори по этим делам - предлагал Эвелингу средства, чтобы выставить свою кандидатуру в Нортгемптоне против Лабушера, но Эвелинг, разумеется, отказался. Среди рабочих лидеров эти денежные приманки вызывают сильнейшее возбуждение, и эта публика, надеющаяся кое-что урвать, выбивается из сил, доказывая своей совести, что все же возможен и честный способ принять не краснея деньги тори; большинство, правда, краснеет из опасения, что эти деньги в конце концов могут принести им самим больше вреда, чем пользы. Когда знаешь, как глубоко вся здешняя политическая жизнь проникнута парламентской коррупцией, то можно только удивляться, что люди еще сохранили хоть этот минимум стыдливости.
Несомненно, у Хорлахерлиз много родственного с Ведьмой, но Ведьма мне все же милей.
Хотя Анценгрубер и идеализирует временами своих австрийских крестьян, а фон, на котором разыгрываются его превосходные сценки, чрезвычайно ограничен, тем не менее, читая его, делается больно за то, что этот чудесный народ отделен от остальной Германии, и понимаешь необходимость воссоединения, которое, однако, можем осуществить только мы.
Мне бы очень хотелось написать несколько строк бухгалтеру без оклада - г-же Юлии, чтобы отблагодарить ее за последние письма, которые, к сожалению, пока остаются без ответа, но я по уши увяз в работе. Мне еще нужно написать два длинных и довольно щекотливых письма, а затем надо наконец опять взяться за III том**. Поэтому приходится откладывать в сторону всю ту корреспонденцию, которая доставляет мне только удовольствие, и ограничиться деловой перепиской. Будь поэтому моим заступником перед твоей женой, пусть она не очень на меня сердится. Я это искуплю, может быть, даже до приезда в Берлин или уж когда буду там; я буду так рад с ней познакомиться! Знаю наперед, что мы прекрасно сойдемся. Итак, сердечный привет ей и тебе от нас обоих.
Твой старый Генерал
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 25 июня 1892 г.
Дорогой Барон!
Ты меня не понял, если думаешь, что в вопросе о фамилии я считал бы согласие Луизы на твое предложение жертвой с ее стороны. Я хотел только дать тебе понять, что при данных обстоятельствах, по моему мнению, подобное требование не должно было бы исходить от тебя. Ведь Луиза действительно сделала для тебя больше, чем можно было от нее требовать, и, кроме того, она приняла здесь тебя так, как ты, видимо, сам не ожидал, и благодаря этому вы оба чувствовали себя друг с другом, а также и мы все с вами, непринужденно и свободно.
Зачем же тебе понадобилось из-за такого пустяка снова вытаскивать на свет божий эту старую историю? Общественное положение разведенной жены и без того достаточно тяжело, так как по теперешним понятиям, для того чтобы реабилитировать себя перед всем светом, ей нужно еще представить доказательства того, что не она является «виновной стороной». Неужели ты не понимаешь, что разведенную жену должно глубоко оскорбить, если муж, с которым она развелась, требует, чтобы она носила в обществе не свою законную фамилию, а какую-то другую, которую он же ей вдобавок произвольно навязывает?
Об обычаях, которыми, по-твоему, руководствуются разведенные жены, мне ничего не известно. Знаю только, что Иоганна Моккель, впоследствии Кинкель, которая была замужем за Матьё и развелась с ним, после своего развода и до своего брака с Кинкелем была известна только как И. Матьё, причем этой фамилией были подписаны также и опубликованные ею песни и т. п.
Что же касается Шак, то она просто воспользовалась аристократической привилегией, которую ей дает прусское право, часть II, отдел 1, § «Если она (разведенная жена) не признана виновной стороной, то она может вернуться в то более высокое сословие, к которому она принадлежала до брака».
И § «Как правило, жена, в особенности в случае, предусмотренном в § 740, имеет право выбирать, принять ли ей снова свою прежнюю девичью или вдовью фамилию».
Даже если бы Шак приняла швейцарское подданство или оставалась в нем, то в Пруссии она могла бы воспользоваться этим правом, а за пределами Пруссии ссылаться на него.
Вишневецкая никогда не отказывалась от своей фамилии Келли, и если теперь она откажется от фамилии Вишневецкая, то она может это сделать, так как в Америке основой является английское обычное право, согласно которому, как говорит Сэм Мур, фамилией человека признается та фамилия, под которой он известен, и он может ее менять по своему желанию.
Следовательно, к Луизе все это совсем неприменимо, поскольку она связана с австрийским полицейским государством, которое не разрешает ей носить никакой другой фамилии, кроме твоей.
Почему же Луиза теперь непременно должна в угоду тебе официально носить не свою законную фамилию, а какую-то иную? Неужели каждая женщина, выступающая публично под фамилией Каутская, должна быть твоей женой? А так как миру неизвестно имя твоей теперешней жены, то не должна ли была бы также и твоя мать найти себе какую-то новую, особую фамилию, чтобы ее не принимали за твою жену? Мир делится на две части: на тех, кто знает твою жену, и на тех, кто ее не знает. Первые знают, что Луиза Каутская в Лондоне, Луиза Каутская из «Arbeiter-Zeitung» и «Arbeiterinnen-Zeitung» не твоя жена. А для остальных изменение фамилии, которое ты предлагаешь, абсолютно ничего не разъяснит, так как они не могут знать, какая «девичья» фамилия была у твоей жены.
Я передал Луизе, что для себя ты считаешь это дело исчерпанным. Боюсь, что для нее это не так; боюсь, что, подняв эту историю, ты пробудил в ней столько воспоминаний, что снова забыть это не так-то легко. Своим требованием ты глубоко оскорбил Луизу, боюсь, настолько глубоко, что ты уже не в силах будешь это исправить. Она все время переживала это молча, теперь она хочет сама тебе написать.
Зонненшайн хочет отложить английское издание «Развития» до окончания выборов.
А тогда здесь будет мертвый сезон, и потому до конца сентября уж во всяком случае ничего не выйдет. Поэтому я на днях напишу Зонненшайну, чтобы получить от него точные сведения, затем пошлю тебе рукопись, которую ты сможешь тем временем отдать в набор, но не опубликовывать раньше того срока, который тебе будет указан.
О бедном Шорлеммере я больше ничего не слышал, следовательно, никакого значительного улучшения не наступило.
Очень благодарен тебе за сообщение re Зорге - Дица. Для меня это было важно, так как Зорге мне не писал, как далеко зашли переговоры, которые ты вел, а мне это необходимо было знать, прежде чем самому начать действовать. Диц чрезмерно ориентируется на массовый сбыт. Но если он хочет быть издателем литературы по научному социализму, ему следует открыть отделение, где было бы место книгам, которые расходятся медленнее. Иначе придется искать другого издателя. Действительно научная литература не может расходиться в десятках тысяч, и издатель должен это учитывать.
На выборах здесь пока еще царит большая неразбериха. Но первый урок от рабочих либералы все же получат.
Твой Генерал
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ [Лондон], 27 июня 1892 г.
Наш славный Шорлеммер тихо скончался сегодня утром. Завтра выезжаю туда.
Некролог появится в «Vorwarts».
Твой Ф. Э.
ЛЮДВИГУ ШОРЛЕММЕРУ В ДАРМШТАДТ Манчестер, 30 июня 1892 г.
Дорогой г-н Шорлеммер!
Вы уже получили от Гумперта первое известие о смерти Карла, последовавшей 27-го этого месяца. Я приехал сюда вчера и узнал, что по желанию врачей было произведено вскрытие, результат которого полностью подтвердил поставленный ранее диагноз: рак правого легкого. По просьбе профессоров, которые вместе со студентами хотят принять участие в похоронах, но заняты в четверг серьезным экзаменом, похороны состоятся только в пятницу, в половине двенадцатого утра. Гумперт уже заказал венок согласно Вашей телеграфной просьбе. На ленте будет написано: «Нашему дорогому Карлу - мать, братья и сестры».
Я возложу также венок от имени Правления Социал-демократической партии Германии.
Сегодня во второй половине дня я привел в некоторый порядок бумаги, касающиеся деловых вопросов, так что смогу обсудить с душеприказчиками самое необходимое. Рукописи я также, насколько возможно, привел в порядок; их довольно много, но, вероятно, многое уже напечатано.
Карла я больше не видел; когда я пришел сегодня утром, гроб был уже закрыт.
В одном отношении вы все можете быть совершенно спокойны: лучшего ухода, чем тот, которым он пользовался, он нигде не мог бы найти, а более легкое течение болезни и более спокойная кончина абсолютно невозможны. Наш долг - высоко чтить его память в наших сердцах и перед всем миром. Завтра я пошлю некролог в «Vorwarts». Очень хороший некролог в «Manchester Guardian», посланный Вам Гумпертом, написан д-ром Шустером, одним из учеников Карла, а затем его коллегой в качестве профессора физики.
Пока желаю Вам всего лучшего. В пятницу Вы мысленно будете с нами, и я тоже буду, конечно, думать о его матери, братьях и сестрах. Наша общая потеря очень тяжела, но вот уже несколько месяцев, как она стала неизбежной. Это должно послужить нам утешением.
Сердечный привет Вашей матери и всем братьям и сестрам.
Ваш Ф. Энгельс
После похорон я Вам снова напишу.
ЛЮДВИГУ ШОРЛЕММЕРУ В ДАРМШТАДТ [Манчестер], 1 июля 1892 г.
Дорогой г-н Шорлеммер!
Пишу Вам сразу же после похорон Карла, состоявшихся сегодня утром. Процессия была внушительная: впереди ехали экипажи личных друзей, а также душеприказчики, д-р Гумперт и владелец дома, где жил Карл, далее следовали экипажи профессоров колледжа Оуэнса, явившихся почти в полном составе, равно как и Роско, за ними много прежних и нынешних учеников Карла. Душеприказчики попросили г-на Штейнталя, унитарного проповедника (нечто вроде наших «свободных общин»), руководить траурной церемонией и сказать у гроба несколько слов, и он сделал это вполне удачно - это был хороший знакомый Карла. Если его речь не появится завтра утром в газете, Гумперт пришлет Вам ее в рукописи. Было прислано много очень красивых венков; кроме венков от семьи и от Правления партии в Берлине, возложен огромный очень красивый венок с надписью: «Манчестерские немцы - своему знаменитому соотечественнику», а также венки от его бывших учеников, от слушателей его последнего курса, от его коллег и т. д.
Когда я приехал, меня спросили, не возражаю ли я против намеченного порядка похорон, в которых сохранялась известная видимость церковного обряда. Полагали, что такой образ действий больше всего соответствовал бы настроениям семьи покойного. Не могу сказать, чтобы этот план мне особенно понравился. Но при сложившихся здесь, в Манчестере, обстоятельствах мне
22:55 13.08.2015
мне ничего другого не оставалось, как только заявить: пусть решают душеприказчики, и если уж необходим обряд в общепринятой форме, то Штейнталь, конечно, подходит лучше всех, и он действительно очень хорошо справился с этой задачей. Если бы я протестовал, то, возможно, и добился бы чисто гражданских похорон. Но, во-первых, я не знал, понравится ли это всем членам Вашей семьи. Во-вторых, вся ответственность тогда пала бы на меня, мне пришлось бы говорить одному, и на первый план выступил бы тогда не химик, а социал-демократ Шорлеммер; между тем лучше было не акцентировать внимание на социал-демократе, чтобы химик получил полное признание. Вся английская буржуазная пресса стала бы уверять, будто я использовал смерть Карла для бесцельного и бесполезного социалистического выступления перед публикой, холодно или даже враждебно относящейся ко мне и к социализму и вынужденной молчать лишь из уважения к открытой могиле. А так как мне претят все, даже самые необходимые, публичные выступления, то мне тем более неприятно было бы превращать похороны дорогого мне друга в вызывающую демонстрацию.
Если бы Карл сам распорядился на этот счет в своем завещании, тогда было бы, конечно, другое дело. Но, несмотря на все это, алые ленты с надписью «От Правления Социалдемократической партии Германии» выглядели достаточно красноречиво и, ярко выделяясь на фоне белых цветов и лент других венков, сами по себе являлись дерзким нарушением английских обычаев.
Сегодня я показал одному из душеприказчиков (они оба немцы), г-ну Филиппу Клепшу, все бумаги; мы еще кое-что привели в порядок и переговорили о самом необходимом, так что завтра я смогу выехать обратно в Лондон.
Завещание должно быть сперва зарегистрировано в суде по делам о наследстве, а затем должен быть уплачен налог на наследство. Только тогда можно будет предпринять дальнейшие шаги.
Я договорился с г-ном Клепшем, что семейная переписка будет Вам возвращена. Если Вы хотите сохранить на память еще что-нибудь, то прошу Вас написать ему: Ф. Клепшу, на адрес Штадельбауэра и К°, Манчестер.
Я предложил ему также отложить - на тот случай, если Вы пожелаете их иметь, - различные произведения Маркса и мои, которые мы дарили Карлу со своими посвящениями.
О рукописях и издательских договорах - в другой раз.
Сердечный привет Вашей матушке и всей семье.
Ваш Ф. Энгельс
СТАНИСЛАВУ МЕНДЕЛЬСОНУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 4 июля 1892 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой гражданин!
Только что получил письмо от Бебеля с сообщением для Вас, которое сразу же Вам направляю. Надеюсь, Вы получите деньги через Немецкий банк (который здесь, в Лондоне, кажется, имеет отделение) и сможете разобрать почерк Бебеля. Если нет, возвратите мне, пожалуйста, письмо, и я перепишу его более разборчиво для иностранца.
Привет Вашей жене от меня и г-жи Каутской.
Ваш Ф. Энгельс
У Бебеля не оказалось под рукой Вашего адреса, вот почему он переслал мне банковское уведомление.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 5 июля 1892 г.
Дорогой Август!
Ты запрещаешь мне писать тебе, другими словами, я должен отказаться от единственной переписки, которой я всегда занимаюсь с радостью, и засесть за ту, которая наводит на меня тоску. Однако этого удовольствия я тебе не доставлю.
Но, будь я даже таким послушным, я все равно возмутился бы колоссальными глупостями «Vorwarts» по поводу здешних выборов. Промолчать об этом было бы просто позорно.
Газета «Vorwarts» дошла до того, что превратила южный Паддингтон в сельский район Лондона - южный Паддингтон, расположенный в центре города, немного севернее Гайд-парка и западнее Риджентс-парка, где сельскими районами можно назвать только несколько зеленых скверов, таких же сельских, как и Дёнхофплац!
Англия, какой ее рисует «Vorwarts», существует только в воображении автора. Мнение, будто тори теперь благожелательнее относятся к рабочим, чем либералы, противоречит действительности. Напротив, все манчестерские предрассудки либералов 1850 г. являются теперь символом веры только для тори, в то время как либералы прекрасно знают, что они должны каким-то образом заполучить голоса рабочих, если хотят и впредь существовать как партия. Так как тори - ослы, то они могут время от времени под влиянием выдающегося человека, как Дизраэли, решиться на смелые шаги, на что либералы неспособны; но за отсутствием такого выдающегося человека у них господствуют ослы, как это наблюдается сейчас.
Тори уже не являются только охвостьем крупных землевладельцев, как это было до 1850 г.; сыновья Кобденов, Брайтов и т. д., сыновья крупных буржуа и противников хлебных законов, - все они между 1855 и 1870 гг. перешли в лагерь тори, а сила либералов сейчас в той мелкой и средней буржуазии, которая не принадлежит к государственной церкви. А со времени гладстоновского билля о гомруле 1886 г. последние остатки вигов и старых либералов (буржуазии и интеллигенции) перешли в лагерь тори (в качестве либералов-диссидентов или либерал-юнионистов).
Отсюда - необходимость для либералов делать рабочим мнимые или реальные уступки - главным образом первое. И все же они слишком глупы, чтобы понимать, с чего следует начать, к тому же многие из них чересчур связаны своим прошлым.
Выборы протекают пока что как по нашему заказу. Либералы получают незначительное большинство, во многих округах они даже теряют голоса по сравнению с последними выборами, так что бурная либеральная волна, которая должна была затопить Англию, пока не ощущается. Сегодня - очень важный день, результаты которого станут, вероятно, решающими; если либералы одержат сегодня бесспорную победу, это склонит колеблющегося филистера - весьма многочисленную тварь - на их сторону, и тогда они возьмут верх. Нам требуется умеренное либеральное большинство (включая ирландцев), которое поставит Гладстона в зависимость от ирландцев; если же он сможет обойтись без них, то наверняка на них наплюет.
Но замечательно то, что в Уэст-Хэме, в восточной части Лондона, рабочим кандидатом был Кейр Гарди - один из немногих, кто не брал денег от либералов и ничем им не обязан; пока что ему одному удалось превратить консервативное большинство более чем в 300 голосов на последних выборах в антиконсервативное, с перевесом в 1200 голосов. И очень хорошо также, что кое-где в других местах - в Абердине и др. - рабочие кандидаты, выступавшие против либералов и консерваторов, собрали до 1000 голосов. Независимая рабочая партия уже не за горами.
Здесь наблюдаются три разновидности рабочих кандидатов: 1) Те, которых оплачивают тори, чтобы отнять голоса у либералов. Эти почти все проваливаются и знают это.
2) Те, которые берут деньги у либералов и обязаны нести службу в их рядах. Эти кандидатуры большей частью выставляются в тех местах, где нет никакой надежды пройти. К их числу относятся также те люди, которые, как, например, кандидаты горнорабочих, по самой своей природе либералы.
3) Настоящие рабочие кандидаты, которые действуют на свой страх и риск и не задумываются над тем, выступают ли они против либералов или против тори. Из их числа либералы признают только тех, кого вынуждены признать (Кейр Гарди и Бёрнса), и действуют против остальных. В Шотландии таких кандидатов много. Каковы их шансы - сказать трудно. Будь здоров. Сердечный привет твоей жене.
Твой старый Ф. Э.
15:21 14.08.2015
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 5 июля 1892 г.
Дорогой Барон!
Я вернулся из Манчестера в субботу; в пятницу похоронили Шорлеммера. Если ты хочешь некролог для «Neue Zeit», то прежде всего нужно найти химика, который бы в доступной форме проанализировал его открытия и его значение для науки. Это было бы, конечно, очень хорошо, но для этого требуется человек, знающий историю органической химии 50-х и 60-х годов.
Разумеется, я обязан дать тебе отчет в том, как Луиза узнала о предложении, которое ты собирался сделать. Получив твое письмо от 13 мая, хотя я и был заранее того мнения, что у Луизы нет оснований соглашаться с тобой, я все же счел нужным заговорить с ней об этом.
Заметь, что я сделал так, как будто это моя мысль: не считает ли она, что, возможно, было бы лучше во избежание путаницы дополнительно указывать и свою девичью фамилию, как это часто делают оба супруга в Западной Германии и Швейцарии. Она посмотрела на меня вопросительно, а потом ответила: не беспокойся, я знаю, в чем тут дело, это исходит от Карла, а его настроила его мать. Ее невозможно было разубедить. Более того, через некоторое время она рассказала об этом Гине как об установленном факте, и Гина тогда сказала ей - без всякой задней мысли и совершенно естественно, что при данных обстоятельствах само собой разумелось, - что ты написал об этом и Эде, после чего они обсудили этот вопрос вместе.
Когда же Луиза начала упрекать меня, мне едва ли оставалось что-либо другое, как прочитать ей соответствующее место из твоего письма от 13 мая; это, по крайней мере, сразу положило конец всем дальнейшим догадкам и соображениям, а потому могло подействовать только успокаивающе. К тому же мне казалось, что это место нарочно так написано, чтобы я мог в случае необходимости сообщить его Луизе.
Таков был ход дела. Но никак не скажу, чтобы я был этим очень недоволен. Ибо после того, как ты поручил мне посоветоваться с Тусси и одновременно написал об этом Эде, стало ясно одно: если четыре человека, которые, так сказать, ежедневно встречаются с Луизой, знали об этом деле, едва ли могло пройти много времени без того, чтобы кто-нибудь из них не проболтался в присутствии Луизы, а это было бы в десять раз хуже; она бы сказала: так-то вы распоряжаетесь за моей спиной делами, которые касаются меня одной и т. д.
Разумеется, Луиза прочитала мне свое письмо к тебе, то есть черновик его, после того как оно ушло. Письмо это лишний раз показало мне, что третьи лица никогда не должны вмешиваться в отношения настоящих или бывших супругов, ибо никогда как следует не знают того, что между ними происходило. Так, например, только из этого письма я впервые узнал, что уже тогда, когда развод только намечался, вы между собой обсудили и решили, какую фамилию будет носить Луиза. Если это верно, а сомневаться у меня нет оснований, то мне очень жаль, что я не знал этого раньше. Я бы тогда немедленно и ни с кем не советуясь попросил бы тебя ради всего на свете прекратить это дело.
Ты видишь, что Луиза написала это письмо совершенно самостоятельно. Ты достаточно хорошо знаешь ее независимый характер, чтобы понять это и без особых заверений с моей стороны. Не мое дело судить об этом письме, да я и не считаю себя компетентным, - это личное дело разведенных супругов; одно только могу сказать: поскольку меня касается, то, что произошло, не отразится ни на моих отношениях к Луизе, ни на моих отношениях к тебе.
Немецкое введение я пошлю тебе сегодня заказной бандеролью. Зонненшайн хочет выпустить книгу только в сентябре, поэтому прошу не помещать эту вещь в «Neue Zeit» до 1 сентября, после этого срока мне будет безразлично, - довольно я дожидался этого дурака. К сожалению, немецкий текст - это перевод; по-английски оно написано гораздо свободнее и больше тебе понравится.
Очень благодарен за сообщение re (по делу) Зорге. Я займусь этим, как только немного освобожусь.
Выборы здесь проходят пока великолепно. Либералы побеждают, но, если дело и дальше пойдет так, как сегодня, то они победят с незначительным большинством, то есть попрежнему будут зависеть от ирландцев, а это хорошо, ибо в противном случае Гладстон опять надует ирландцев, и ирландский вопрос никогда не будет разрешен. Вчерашнее голосование показывает переход большинства к либералам, но нет и следа той мощной, всепоглощающей либеральной волны, на которую рассчитывали приверженцы Гладстона. Зато либералам уже досталось от только еще возникающей рабочей партии. Единственный кандидат, добившийся огромного большинства голосов в свою пользу, это Кейр Гарди в южном округе Уэст-Хэма, один из немногих рабочих кандидатов, который не брал никаких денег от либералов и не связал себя никакими обязательствами по отношению к ним. В других же местностях рабочие кандидаты, поскольку они конкурировали с либералами, отняли у них много голосов и, во всяком случае, сделали им предупреждение на будущее. Надо надеяться, что это последние выборы, во время которых борьба происходит только между двумя официальными партиями; в следующий раз рабочие сыграют в этой борьбе совсем иную роль.
Твой Генерал
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 6 июля 1892 г.
Дорогой Август!
Как видишь, мы снова тут как тут. К некрологу о Шорлеммере для «Vorwarts» я приложил записку с просьбой прислать мне 12 экземпляров оттиска - только той страницы, где напечатана эта вещь, а не всякие там приложения. Это мне нужно для некоторых лиц в Манчестере и для крупных здешних химиков, которые должны знать, чьим духовным детищем был Шорлеммер вне пределов химии. Разумеется, я не получил ни одного экземпляра. Не скажешь ли ты этим людям - на записку они, вероятно, совсем не обратили внимания, - что это имеет большое значение для партии? И пусть они пришлют мне требуемое пока не поздно, пока умы здешней публики еще не заняты другим.
Выборы здесь принесли сегодня либералам разочарование. До сих пор они выиграли 9 мест, то есть правительственное большинство сократилось с 68 до 50 (68 - 9 = 59 тори; 0 + 9 либералов = 9; 59 - 9 = 50 при голосовании). За вчерашний день они не выиграли ни одного места, но при приросте в 25 голосов 50-25 нейтрализуются + 25, и было бы прямо великолепно, если бы ни правым, ни левым не удалось получить настоящего большинства. Но небольшого большинства либералы все же добьются, а это тоже неплохо.
Ваш бисмарковский скандал с каждым днем все великолепнее. Этот субъект, должно быть, окончательно помешался; судя по сегодняшним телеграммам, он хочет решительно напасть на Каприви, Что ж, это может обернуться очень хорошо. Только бы наши газеты не твердили все время, что это, собственно, уголовное дело! Неужели и мы должны во что бы то ни стало выступать в такой же бюрократической, полицейской и прокурорской манере, как и наши противники? Неужели мы не можем разок позволить ослу Бисмарку, этой старой песочнице, опозорить себя сколько его душе угодно? И разве трех дней тюрьмы не было бы достаточно, чтобы превратить его в мученика? Даже не верится, насколько прусский дух крепко засел у людей в крови.
«Vorwarts» просто рехнулся. Сегодня он пишет: Англия, Уэльс, Шотландия, Ирландия, колонии и Индия - все это вместе называется Великобританией. Но ведь под этим названием подразумеваются только Англия, Уэльс и Шотландия, даже не Ирландия (официальное название таково: Соединенное королевство Великобритании и Ирландии), не говоря уже о прочем! Неужели этой публике непременно нужно выставлять себя и нас на посмешище перед всем миром?
Ведьма внизу созерцает младенца нашей бывшей служанки и так поглощена поклонением ему вот уже в течение двух часов, что я не могу ее вытащить, чтобы она приписала тебе привет.
Итак, я вынужден один-одинешенек передать тебе и г-же Юлии свой сердечный привет, если только Ведьма не прибежит в последнюю минуту перед закрытием почты.
Твой старый Ф. Э.
[Приписка Л. Каутской]
Генерал только сам выдает себе свидетельство о бедности, утверждая, что поклонение младенцу длилось два часа, так как в этом случае он также должен был трудиться над письмом целых два часа; для меня было бы более лестно предположение, что для него время тянулось так долго, несмотря на то, что он писал тебе. Как бы то ни было, ребенка, как видишь, уже нет, и я сама могу послать сердечный привет г-же Юлии, которая из вас троих, конечно, лучше всех понимает, какой притягательной силой обладают дети. Привет и тебе.
Ведьма
[Приписка Энгельса]
Ну и фантазия у этой Ведьмы (как она сама себя называет), будто я писал это письмо два часа. Я проделал очень сложную юридическую работу в связи с наследством Шорлеммера для его душеприказчиков, в то время как она давала ребенку сосать свой палец. Оттуда и высосан этот вздор!
[Приписка Л. Каутской]
Вот это новость, что малыш мог высосать из моего пальца премудрость, что дало возможность Генералу написать его юридическую работу. Блажен, кто верует.
[Приписка Энгельса]
Пусть уж последнее слово будет за ней.
[Приписка Л. Каутской]
Написанное слово.
[Приписка Энгельса]
Ничего!
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 7 июля 1892 г.
Дорогой Август!
Вот что получается, когда ты запрещаешь мне с тобой переписываться. Я снова пишу тебе. Сегодня утром прибыли экземпляры «Vorwarts» с некрологом, так что с этой стороны все в порядке.
Выборы проходят отлично.
1) Успехи либералов так незначительны, до такой степени уравновешиваются успехами противника или другими убедительными симптомами (уменьшающийся перевес голосов, часто почти сходящий на нет и т. д.), что в будущем парламенте у Гладстона будет в лучшем случае незначительное большинство, а может быть, и вовсе не будет большинства ни у него, ни у тори (то есть практически не будет никакого большинства). Это означает снова роспуск парламента в ближайшем будущем и новые выборы, а также и подготовку к ним на основе законов, сулящих либералам увеличение числа голосов, а этими голосами могут быть только новые голоса рабочих. И даже если тори останутся у власти - что едва ли возможно, - они должны будут попытаться укрепить свои позиции привлечением новых голосов, а искать их они смогут опять-таки только среди рабочих. Итак, в перспективе: 1) устранение всякого рода мелочных придирок, которые в настоящее время в каждом отдельном случае затрудняют рабочим осуществление предоставленного им в общей форме избирательного права; 2) социальные мероприятия в пользу рабочих.
Либералы выиграли у противников 16 мест; последнее министерское большинство было 68. Если вычесть, во-первых, потерянные 16 мест, а затем те же 16, выигранные противником, то получится 32. У тори остается еще большинство в 36 мест. Итак, если либералы выиграют еще 18 мест, голоса партий уравняются. Я думаю, что будет выиграно еще несколько мест; как раз в так называемых графствах оппозиция против феодального гнета крупных землевладельцев в сельской местности наиболее сильна, и поэтому мелкая буржуазия там не голосует за консерваторов, как она делает это здесь, в Лондоне, а также в других крупных городах, где она отдает свои голоса консерваторам из желания противопоставить себя участвующим в выборах рабочим и из приверженности к филистерской моде. Большинство в 20 голосов, включая, разумеется, и ирландцев, Гладстон может, пожалуй, получить, но с таким большинством он окажется не в состоянии управлять.
Ирландцы неизбежно потребуют гомруля, а с большинством в 20 голосов Гладстон не сможет его провести в противовес верхней палате. Вот тогда начнется кутерьма.
2) Единственные блестящие победы достались на долю новой рабочей партии. Кейр Гарди превратил торийское большинство более чем в 300 голосов на последних выборах в перевес в 1200 голосов в свою пользу. Джон Бёрнс - его либеральный предшественник имел большинство в 186 голосов - имеет большинство в 1560 голосов. А в Миддлсбро (район железных рудников в Йоркшире) Уилсон, секретарь союза моряков и грузчиков - карьерист, который, однако, всеми своими успехами обязан новому юнионистскому движению, - получив 4691 голос, победил либерала (4062 голоса) и тори (3333 голоса). Жалкие цифры перевеса голосов у либералов выглядят по сравнению с этим весьма бледно.
3) В трех местностях, где были выставлены подходящие и как следует подготовленные рабочие кандидатуры, рабочие кандидаты, правда, потерпели поражение, но провалили также и либералов.
В Солфорде рабочий Холл получил 553 голоса, но либерал потерпел поражение с меньшинством только в 37 голосов.
В Глазго (Камлаши) потерпел поражение Каннингем-Грехем (906 голосов), но провалился также и либерал, которому до большинства не хватило 371 голоса.
В Глазго (Трейдстон) рабочий кандидат Бёрли (вообще говоря, никчемный парень) получил 783 голоса, а либерал - на 169 голосов меньше, чем тори.
Далее во многих других местностях - Абердине, Глазго (Колледж), Брадфорде - либералы, правда, победили, но потеряли от 990 до 2749 голосов в пользу рабочих кандидатов, выступавших против обеих партий; таким образом, в следующий раз рабочие будут для них прямой угрозой.
Одним словом, рабочая партия заявила о себе ясно и недвусмысленно, а это значит, что в следующий раз обе старые партии будут предлагать ей союз. Тори в счет не идут, покуда ими руководят теперешние ослы. Либералов же следует принять в расчет, так же как и ирландцев. Когда Парнелл подвергся гонениям из-за смехотворной истории с нарушением супружеской верности, он внезапно стал другом рабочих, и господа ирландцы в парламенте, как только они увидят, что одни лишь рабочие могут обеспечить им гомруль, поступят точно так же. Тогда начнется соглашательство, тогда и фабианцы, которые на теперешних выборах блистали своим отсутствием, опять полезут вперед, но подобных вещей здесь уже не избежать. Все-таки дело, как ты видишь, подвигается вперед, а это главное.
Великолепная ирония мировой истории: каждая из двух старых партий вынуждена апеллировать к рабочим, делать им уступки, чтобы остаться у власти или пробиться к ней, и каждая при этом чувствует, что именно этим оказывает помощь своему собственному преемнику. И все же они не могут действовать иначе! Что значат крохи нашего остроумия по сравнению с потрясающим юмором, который прокладывает себе путь в историческом развитии!
Сердечный привет от Луизы и от меня г-же Юлии и тебе.
Твой Ф. Э.
Если будешь писать Шоу, можешь порекомендовать ему статью Конрада Шмидта в «Neue Zeit» (К. Шмидт. «Психологическое направление в новейшей политической экономии») в качестве опровержения их «австрийской теории стоимости».
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 7 июля 1892 г.
Дорогая Лаура!
Я сразу же уехал в Манчестер, как только получил телеграмму о смерти Шорлеммера. В пятницу на прошлой неделе, 1 июля, мы похоронили его, а в субботу я вернулся. Последние педели своей жизни он находился все в том же полубессознательном состоянии, при полной потере памяти, не испытывая при этом, однако, никаких болей - как я застал его, когда был там в начале июня. А в понедельник, 27 июня утром он спокойно скончался без всякой агонии. Вскрытие полностью подтвердило диагноз Гумперта: раковая опухоль в правом легком размером с маленький апельсин, достаточная для того, чтобы своим давлением на полую вену и плечевое сплетение затруднить деятельность мозга и вызвать частичный паралич и отек правой руки. В крупной вене этой руки находился значительный тромб, имелись отчетливые, хотя и мелкие, раковые образования в мозгу, началось жировое перерождение сердца. При таких обстоятельствах мы можем быть довольными, что он избавился от более длительных и, может быть, тяжелых страданий.
Гумперт заставил его уже в мае написать завещание; он все оставил своей матери. Оставленные им рукописи могут причинить некоторые хлопоты. Самая интересная из них - по истории химии вплоть до XVII века: 1) древность, 2) алхимия, 3) ятрохимия, отрывок третьей части не закончен, но там много новых взглядов и открытий. Затем много работ по органической химии. Но так как в печати одновременно находятся две его работы: 1) его собственная «Органическая химия» и 2) большая книга его и Роско ("Возникновение и развитие органической химии"), то довольно трудно различить, что к чему относится. Один из его душеприказчиков химик (Зибольд), но он вряд ли достаточно знаком с теорией науки, чтобы разобраться. А Роско жаждет получить рукописи, ибо слишком хорошо знает, что сам закончить книгу не сможет. Я сказал душеприказчикам, что, по моему мнению, следует отдать Роско то, что относится к книге Роско - Шорлеммера, обязав его предоставить наследникам их долю дохода от печатающегося тома (немецкого и английского издания) таким же образом, как сделал бы это сам Шорлеммер. Поскольку Роско был избран вчера от Манчестера, он, без сомнения, сразу же набросится на душеприказчиков. Поэтому я написал им вчера и подробно высказал все, что я считаю необходимым сделать в этом случае.
Написанную мной короткую заметку в «Vorwarts» посылаю тебе сегодня.
У нас здесь выборы в самом разгаре. Они проходят исключительно хорошо для нас - при данных обстоятельствах. Во-первых, огромная либеральная волна, которая должна была с триумфом вознести Гладстона к власти, - это совершенный вздор. Он, вероятно, получит незначительное большинство, и нет даже уверенности, не получит ли большинство кто-нибудь другой. Это поставит обе официальные партии в зависимость от рабочих на следующих выборах, которые могут произойти очень скоро. Во-вторых, новое движение рабочего класса триумфально вступает в парламент. В понедельник Кейр Гарди был избран большинством в 1200 голосов в Ист-Энде (Уэст-Хэм), а предыдущий депутаттори получил большинство в 300 голосов! Вчера Джон Бёрнс избран в Баттерси большинством в 1600 голосов, тогда как предыдущий депутат - буржуазный либерал - получил большинство только в 186 голосов. Затем в Миддлсбро в Йоркшире Дж. X. Уилсон, секретарь союза моряков и кочегаров (карьерист, который, однако, целиком и полностью связан с новым юнионистским движением) побил обоих - либерала и тори! Это единственные блестящие победы за все выборы, и все они одержаны рабочими: в двух случаях либералы не посмели противопоставить кого-нибудь из своих кандидатов, а в третьем случае, когда они это сделали, они оказались разбитыми наголову. И, в-третьих, повсюду, где рабочие кандидатуры были хорошо подобраны и подготовлены, они либо значительно сократили либеральное большинство, предупреждая этим либералов, чтобы они были осторожнее и не рисковали потерей места в следующий раз, либо привели либералов к потере места в парламенте. Так, в двух округах Глазго Каннингем-Грехем потерпел поражение, но то же случилось и с его соперником-либералом. А в Солфорде Холл, кандидат Социал-демократической федерации, но пользующийся хорошей репутацией, получил только 554 голоса, но это помешало либералу быть избранным. И таким образом либералы потеряли три места только потому, что пытались навязать рабочим избирателям буржуазных кандидатов.
Выборы уже осуществили то, что, как я утверждал, мы имели право ожидать от них: они открыто и недвусмысленно предупредили либералов, что образование независимой рабочей партии не за горами, что уже чувствуется ее приближение и что это были последние всеобщие выборы, во время которых борьба велась только между двумя партиями - правительственной и оппозиционной. И поэтому я совершенно удовлетворен, в особенности тем, что у нас будет парламент, при котором невозможно никакое устойчивое правительство.
Из твоего молчания я заключаю, что Бонье прав, когда он пишет Тусси: газета висит на волоске. Будем надеяться, что этот волосок не оборвется, а, наоборот, превратится в канат или даже в стальной трос.
Привет от Луизы. Желаю процветания и красноречия г-ну депутату.
Всегда твой Ф. Энгельс
ПАНАГИОТИСУ АРГИРИАДЕСУ В ПАРИЖ [Черновик] [Лондон, начало июля 1892 г.]
Дорогой гражданин!
«Almanach de la Question So..ale» на 1891 и 1892 гг. я получил - благодарю Вас.
Вы выражаете желание считать меня в числе своих сотрудников на 1893 г., однако, как я вижу, Вы без моего ведома уже объявили о моем сотрудничестве на 1892 год. Если в «Almanach » на 1893 г. я и буду числиться в качестве сотрудника, то боюсь, что это сотрудничество будет точно такое же - невольное. Когда наши австрийские друзья попросили у меня месяц назад статью для своего альманаха, мне пришлось им ответить: 1) что я не могу браться ни за какую новую работу, большую или малую, пока не закончу издание III тома «Капитала» Маркса, которое затянулось на целых десять лет; 2) что сотрудничество в том или ином социалистическом альманахе повлекло бы за собой, если соблюдать беспристрастность, сотрудничество в большей части других, - и тогда уж я не мог бы располагать своим временем.
Правда, в прошлом году я сделал исключение для французского «Almanach du Parti Ouvrier »360. Но тогда положение было очень опасным. Это был момент, когда в Кронштадте официальная французская республика склонилась к ногам царя***, наследственного главы европейской реакции. Война грозила разразиться, и, по моему мнению, ей помешал только голод в России. В этот критический момент я был обязан по мере своих сил помешать всякой возможности недоразумения между немецкими и французскими рабочими; я воспользовался представившимся случаем и сказал свое слово, - вот и все.
ГЕРМАНУ ЭНГЕЛЬСУ В БАРМЕН Лондон, 12 июля 1892 г.
Дорогой Герман!
Большое спасибо за письмо от 23 июня. Шафхаузенские дивиденды благодаря вам занесены в дебет. Поздравляю с путешествием по Италии; я, вероятно, тоже еще как-нибудь съезжу туда.
Сегодня я только хочу спросить, кто из вас будет в Энгельскирхене примерно 10-12 августа и сможете ли вы в это время принять меня там на несколько дней. К тому времени я собираюсь снова побывать на континенте; в Бармен я едва ли попаду, но мне все же хотелось бы опять немного подышать энгельскирхенским воздухом. Пожалуйста, не говори ничего об этом там, где не следует, а то кое-кто захочет еще затащить меня и в Бармен, а это пошло бы в разрез с другими моими планами.
В общем я чувствую себя довольно хорошо, но все-таки начинаю ощущать потребность в отдыхе. Здесь, в Лондоне, всегда уж так бывает, - в июле становится душно и невыносимо и так и тянет куда-нибудь вдаль. Но мне предстоит еще кончить целую кучу неотложной работы.
Сердечный привет Эмме, твоим детям и внукам.
Твой Фридрих
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 14 июля 1892 г.
Дорогой Эде!
Ваша открытка от 24 июня 1892 г. (как значится на почтовом штемпеле, за отсутствием другой даты) и письмо от 2 июля пришли своевременно. Я полагаю, что с тех пор твои виды на урожай настолько улучшились, что ты стоишь теперь целый франк вместо 50 раппов, а так как денежная стоимость - оплаченная или неоплаченная - в большей или меньшей степени представляет работу мускулов, то я также полагаю, что твое здоровье только выиграло от этого сенокоса. Почему, однако, ты в жаркое послеобеденное время потеешь телесно, а в прохладное предобеденное - духовно, не совсем понятно; разве что ты лечишься от ожирения, но в этом ведь еще нет необходимости. Между тем ты теперь в Цюрихе, и все мои шутки пришлись уже post festum. Твой сенокос, вероятно, уже сменился nutrimentum spiritus (духовной пищей) (выражаясь латынью старого Фрица) в музее, или в Тонхалле, или как они там называются. Все же принимай spiritus в виде vini aut cerevisiae (вина или пива), а не в виде абстрактных спиритуальностей, иначе у тебя не будет настоящего летнего отдыха. О том, как обстоят дела с английскими выборами, в редакции «Vorwarts» все равно знают лучше, чем мы с тобой оба вместе.
По-видимому, с деятельностью Бакса как редактора «Justice» покончено. После одного номера, в котором он решительно изменил принятый ранее тон, произошла заминка: возобновился прежний тон, по крайней мере в негативной форме, то есть замалчивание движения во Франции, Германии и т. д., - хотя прежние нападки и не возобновились. Последний же номер снова насквозь гайндмановский, на Кейр Гарди нападают, о Бёрнсе - гробовое молчание, все передовые написаны Гайндманом. Здесь ходят слухи, что нападки Бакса на африканца Стэнли (который совершенно неожиданно выступил как юнионистский кандидат в северном Ламбете против сторонника Гладстона) вызвало разрыв между ним и Гайндманом, который фанатично повел Социалдемократическую федерацию в бой за Стэнли в его избирательном округе. Я сообщаю тебе это в том виде, в каком мне передавали, ты ведь сам увидишь Бакса в Цюрихе недели через две; не знаю, не приедет ли он раньше после этого конца своей деятельности в качестве редактора «Justice». Характерные черты выборов таковы: 1) Абсолютное отсутствие какого-либо воодушевления в Англии по поводу гомруля.
2) Предоставление рабочим избирательного права толкнуло массы мелкой буржуазии в консервативный лагерь, по крайней мере в более крупных городах. Мелкий буржуа начинает бояться рабочих и, во всяком случае, не хочет, чтобы его с ними смешивали; консерватизм - это респектабельно, и поэтому он голосует против Гладстона.
3) Опора либеральной партии - средняя и мелкая буржуазия менее крупных городов и сельских округов (графств), где гнет полуфеодальных землевладельцев и попов высокой церкви еще является решающей силой. В крупных городах даже диссиденты - былая опора либеральной партии - начинают кол##########ся например в Бирмингеме.
4) При таком почти полном равновесии сил обеих буржуазных партий (сегодня из 3300000 поданных голосов вся оппозиция против правительства имеет перевес приблизительно лишь в 76000 голосов) рабочие становятся решающим фактором. Энтузиазм проявлялся только при выборах рабочих кандидатов: Кейр Гарди, Бёрнса, Уилсона и других. Я говорил еще до выборов*: это последние выборы, где борьба будет происходить только между двумя официальными партиями; однако они дадут либералам понять, что их ждет в следующий раз.
Именно так и случилось. На следующих выборах рабочая партия выступит совсем по-иному.
Эти выборы должны внушить ей веру в свои силы.
5) Новый парламент - явление недолговечное. Гладстон не получит большинства, независимого от ирландцев и рабочих депутатов, так что парламент вскоре будет снова распущен. Тем лучше.
A propos. Тусси хочет послать в «Neue Zeit» статью о выборах, в которой будут изложены и обсуждены такие закулисные дела, которые известны только здесь, да и то не каждому. Это, конечно, не должно помешать тебе написать в «Neue Zeit» об общих итогах со своей точки зрения. А в ее сообщениях будут отдельные факты, касающиеся интриг различных партий, - нечто совсем отличное от того, о чем можешь написать ты.
Сердечный привет от Луизы и от меня вам обоим.
Твой Ф. Э.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 22 июля 1892 г.
Дорогой Лафарг!
Будем надеяться, что на этот раз битва при Эйлау не окажется, как первая, нерешенной битвой, и то вино, которое вам нальет г-н Вейншенк, будет вполне доброкачественным. Я начинаю понимать французский антисемитизм, когда вижу, как эти евреи польского происхождения с немецкими фамилиями пробираются повсюду, присваивают себе все, повсюду вылезают вперед, вплоть до того, что создают общественное мнение города-светоча, которым так гордятся парижские филистеры и которое они считают самой могущественной силой мира.
Во всяком случае, это симптом, который не следует оставлять без внимания, раз эти господа замечают, что социалистическая газета - выгодное дело. Мы котируемся на бирже!
Вот успех, который следует отметить.
Я думаю, что Мильеран прав, советуя вам положить 25 или, еще лучше, 50 тысяч франков на ваш счет в солидный банк. Это единственная гарантия. Но позаботьтесь о том, чтобы деньги были положены на ваш счет без всяких условий в отношении банка. Он должен выдать вам формальное уведомление, указывающее, что такая-то сумма положена на ваш счет и что вы вольны располагать ею, когда вам это нужно будет. Кроме того, в договоре с Вами и Гедом Вейншенк должен предоставить вам право взять эту сумму обратно в случае нарушения договора с его стороны. Ибо иначе частный договор между ним и вами обоими не свяжет организующуюся компанию, - если только он не будет сформулирован определенным образом. Но все это юридические тонкости, которые Мильеран, без сомнения, вам как следует разъяснит.
Что касается холеры, то она почти наверняка доберется и до нас; пока она завершает дело мира, начатое голодом 1891 г. в России. Чего я не могу понять, так это тупости французского буржуа, который, по-видимому, верит, что Россия - это держава, способная для Франции сделать все, что угодно. Если бы у него было хоть немного здравого смысла, он должен был бы понять, что в данный момент союз с Францией совершенно необходим России, и Россия должна будет согласиться на все, чего бы Франция от нее ни потребовала. Но по отношению к русским наши официальные политики во всех западных странах проявляют непостижимую глупость. Все необходимые Франции гарантии - это ее армия. Я прочел статью одного английского офицера - не одного из этих генералов старого закала, получивших чин за свое невежество, а полковника, знающего свое дело и говорящего о французской армии с настоящим чувством зависти, - он завидует ей, потому что знает, что преимущества, которыми она располагает, невозможны в Англии из-за коренной разницы между военными системами обеих стран. Но он говорит, что французская армия действительно демократична - в полках, то есть в основных организационных звеньях, - что офицеры и рядовые совместно стремятся к достижению одной и той же цели и доброжелательно относятся друг к другу, что все чины знают свое дело, что даже солдаты территориальной армии лучше, чем можно было ожидать, что фактическая дисциплина великолепна и основана на доброй воле всех, что военное обучение ограничивается тем, что действительно необходимо для войны, но что в этих пределах оно совершенно удовлетворительно и что все парадные излишества решительно отброшены. Словом, за исключением более совершенного военного обучения французов, это описание прусской армии, реорганизованной после 1807 г. при Шарнхорсте, и это самый большой комплимент, какой можно сделать французской армии. Я начинаю думать, что если сравнивать батальон с батальоном, то французская армия вполне равноценна немецкой, если не превосходит ее. Превосходство немцев заключается в большом количестве офицеров запаса; превосходство французов - в хороших отношениях между рядовыми и их офицерами; у нас с рядовыми обращаются возмутительно скверно.
Вы правы, на следующей неделе я еду в Райд. Луиза уедет в следующее воскресенье в Вену, я уеду, вероятно, в среду. Поэтому, если Вы будете писать мне после вторника, пишите по адресу: The Firs, Brading Road, Ryde.
Надеюсь, что Лаура здорова, от нее не слышно ни слова. Так как расстояние мешает мне поцеловать ее, поцелуйте ее за меня.
Преданный Вам, г-н Вечный жид.
Ф. Энгельс
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 23 июля 1892 г.
Дорогой Август!
Со своей обычной проницательностью ты правильно угадал, что данное письмо тебе передаст Ведьма. Итак, прежде всего приношу благодарность за императорско-королевское расписание поездов и заверяю, что впредь буду стремиться сообразовать свой «новый курс» с этим августейшим изданием. Я уже разгадал некоторые из встречающихся там таинственных знаков и загадок и надеюсь за ближайшие две недели окончательно все постигнуть и благодаря этому нигде не застрять.
Итак, мои планы таковы. В будущую среду я отправляюсь к Пумпс в Райд, куда мне будут пересылать все письма. Пробуду там до 10-15 августа, смотря по обстоятельствам. Дело в том, что я еще жду письма из Бармена, от которого зависит день моего отъезда. В Бармен я не поеду; у меня там столько племянников и племянниц, что я и в две недели не управлюсь со всеми визитами. Но в Энгельскирхен, куда по очереди выезжают на лето мои братья, я собираюсь заехать на несколько дней. Оттуда 18-го или 19-го - в Цюрих, где я уже давным-давно обещал посетить мою кузину г-жу Бёйст и ее семью. Я тотчас же сообщу тебе о своем прибытии и 24-го или 25-го буду в Санкт-Галлене; если ты заедешь за мной, - тем лучше. Затем мы тронемся в Штукерт* на Неккаре, прихватим дядю Георга и оттуда - в Мюнхен, а там, может быть, через Альпы - в Вену и т. д. Об остальном она может рассказать тебе устно (подразумевается не г-жа Бёйст, которая является здесь грамматическим подлежащим, а Ведьма, которая ведь никаким грамматическим правилам не подлежит).
Но словам Тусси, выборы вызвали здесь в Ист-Энде неистовый энтузиазм. Рабочие, наконец, увидели, чего они могут добиться, если только захотят. Либеральные чары рассеяны, и «Workman`s Times» тоже провозглашает везде и всюду: единственное, что сейчас нужно, - это независимая рабочая партия. Твердолобому Джону Булю импонируют только факты, но зато уж они действуют наверняка.
Фольмариада еще раз доказывает, что этот человек потерял всякий контакт с партией.
Очевидно, не в этом году, так в будущем с ним придется порвать; он, по-видимому, хочет насильно навязать партии государственно-социалистические бредни. Но так как он прожженный интриган, а у меня есть известный опыт борьбы с людьми этого сорта, - Маркс и я часто допускали по отношению к этой публике тактические промахи, за что потом приходилось соответствующим образом расплачиваться, - то я себе позволю дать тебе здесь некоторые указания.
Прежде всего эти люди добиваются того, чтобы мы формально оказались неправы, и вот этого-то не следует допускать. Иначе они будут цепляться за такой второстепенный момент, чтобы затемнить основной пункт, слабость которого они чувствуют. Поэтому необходима осторожность в выражениях как в публичных выступлениях, так и в частных беседах. Ты видишь, как ловко этот субъект использовал твои слова о Либкнехте, чтобы посеять раздор между ним, Либкнехтом, и тобой - он ведь прекрасно знает ваши отношения! - и чтобы ты оказался между двух стульев.
Во-вторых, так как самое важное для них - затемнить основной вопрос, надо всячески избегать повода к этому; на все выдвигаемые ими второстепенные вопросы отвечать возможно более кратко и резко, чтобы сразу с ними покончить; сами же мы должны по возможности избегать всяких уклонений в сторону и второстепенных вопросов, как бы они ни были заманчивы. Иначе область дискуссии будет все расширяться, и первоначальный спорный пункт будет все больше исчезать из поля зрения. А тогда и решительная победа станет невозможной, что для интригана явится уже достаточным успехом, а для нас - по меньшей мере моральным поражением.
В-третьих, как это следует из первого и второго пунктов, против подобных людей чисто оборонительная тактика является наилучшей тактикой до тех пор, пока они сами не зарвутся окончательно; а тогда - короткий и сокрушительный артиллерийский огонь и решительная штыковая атака. Именно здесь, больше чем где-либо, надо до последнего момента приберегать снаряды и резервы.
Всякий раз, когда мы в борьбе с бакунистами, прудонистами, германскими профессорами и тому подобным сбродом отступали от этих правил, нам потом приходилось расплачиваться за это, и поэтому я еще раз напоминаю тебе о них.
Итак, сердечный привет тебе и г-же Юлии от твоего Генерала
По желанию Зигеля прилагаю его последнее письмо.
РЕГИНЕ БЕРНШТЕЙН В ЦЮРИХ Лондон, 25 июля 1892 г.
Дорогая Гина!
Письмо от Вас и Эде получили, очень ему обрадовались и вчера сообщили о нем Тусси.
Судя по изображению, «маленький дворец» - просто великолепный замок, ресторан в саду человек на 500, и рядом с двумя гигантскими тополями несколько таинственных деревьев, смахивающих на стыдливые пальмы, а внизу у обрыва виноградные лозы, дающие в изобилии местное кислое вино. Ну что ж, и к нему можно привыкнуть, оно все же лучше лондонского эля, а горный воздух уж во всяком случае гораздо лучше воздуха в Хайгете, и я очень рад, что он идет Эде на пользу и что Вы надеетесь привезти его обратно с нормально функционирующими нервами.
Здесь сейчас тоже начинается летний разъезд. Луиза уехала вчера во второй половине дня в Кёльн и сейчас - в 5 часов пополудни - она, вероятно, уже подъезжает к Берлину. Послезавтра я уезжаю на две недели к Пумпс; а затем, к тому времени, когда Вы будете готовиться к отъезду, хочу посетить еще разок дорогое отечество. Возможно даже, что вскоре после Вашего отъезда я отважусь появиться в Цюрихе - но это строго между нами. И зачем только Вы взяли этот злосчастный обратный билет! Какая досада, что это помешает нам прокатиться вместе по озеру. Очень рад, что Ваша матушка все еще так бодро взбирается на горы; если я действительно попаду в Берлин, - «ах, эта мечта слишком хороша, чтобы можно было поверить в ее осуществление», - то непременно с ней там повидаюсь.
Скажите Эде, что Луиза была так ошеломлена его трижды про
15:30 14.08.2015
произнесенными над ней еврейскими благословениями и молитвами, что мне пришлось дать ей на дорогу крепкого коньяку, чтобы она оправилась от испуга. Дальнейшее предназначается для Эде. А именно: Во-первых, статья Тусси и Эдуарда была здесь написана уже в прошлое воскресенье (неделю тому назад) и отправлена в Штукерт.
Во-вторых, успех выборов здесь теперь общепризнан. Положение таково, что Гладстону ввиду решительного перевеса радикального крыла в собственной партии придется сильно обновить свой кабинет, чтобы сделать его жизнеспособным; далее, его билль о гомруле будет немедленно отвергнут верхней палатой; но чтобы распустить палату с уверенностью в успехе, ему придется в то же самое время добиться предоставления каждому избирателю только одного голоса, рациональной системы избирательных списков, которая бы действительно обеспечила рабочим то, что отнималось у них по частям, после того как оптом было обещано на бумаге в 1867 и в 1884 гг., следовательно, увеличения числа рабочих избирателей на 1-11/2 миллиона голосов и, возможно, предоставления второй баллотировки; и Гладстон распустит палату только после того, как это будет проведено.
Итак, великолепная ситуация для нас.
Сердечный привет Эде и Вам самой.
Ваш Генерал
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО Лондон, 25 июля 1892 г.
Дорогой друг!
Я не ответил раньше на Ваше письмо от 13 мая, потому что вместе с этим ответом мне хотелось послать Вам какой-либо существенный знак моего сочувствия. Но тогда у меня самого было туго с деньгами, и лишь сегодня я смог выслать Вам прилагаемый почтовый перевод на 3 фунта стерлингов. Я очень хорошо понимаю, что причиной всех Ваших страданий является борьба за существование, и мне только жаль, что я не могу послать больше, чтобы облегчить Вам эту борьбу.
Между тем я рад был узнать из Вашего письма от 1 июля, что Ваше здоровье улучшилось и что не надо больше опасаться угрожавшей Вам неврастении. Надеюсь, что дело пойдет на поправку, так что Вы вскоре сможете искать оплачиваемую работу.
Эвелинга я спрошу завтра о книге «Изучающим Маркса», вряд ли у него будут какие-либо возражения.
Вы, вероятно, знаете, что здесь на выборах мы добились подлинного триумфа, выступая против обеих старых партий, и даже там, где мы потерпели неудачу, показали либералам нашу силу. Движение все больше распространяется, прежде всего благодаря решению Парижского конгресса о демонстрациях в пользу восьмичасового рабочего дня. Первое мая «сотворило чудо» в тысячу раз большее, чем при Ментане ружья Шаспо, которые давно уже превратились в ржавое железо.
С дружеским приветом Ваш Ф. Энгельс
ЛЮДВИГУ ШОРЛЕММЕРУ В ДАРМШТАДТ Лондон, 25 июля 1892 г.
Дорогой Шорлеммер!
Прошу Вас, давайте отбросим впредь церемонное «господин». Рад, что некролог в «Vorwarts » Вас удовлетворил. Мне пришлось написать его во второй половине дня перед похоронами, наспех и без каких-либо дополнительных материалов; если бы я мог подождать до своего возвращения в Лондон, то смог бы написать подробнее. Но в таких случаях приходится работать как настоящему журналисту, то есть быстро, и довольствоваться тем материалом, который есть под рукой.
Английская социалистическая газета «Justice» также напечатала краткое изложение моего некролога. Эта газета - орган г-на Гайндмана, который в своем лице воплощает руководство Социал-демократической федерации, организации в принципе марксистской, а на практике антимарксистской. Гайндман - мелочный интриган, взирающий с невыразимой завистью на германскую партию, потому что его небольшая организация не может добиться того, чего наши люди добиваются играючи, и который поэтому объединяется со всеми противниками германской партии; так, например, здесь - с благородным Гиллесом, с французскими поссибилистами бруссистского направления и т. д. А тут ему пришлось на два месяца предоставить редактирование газеты Баксу. Бакс - весьма талантливый и вообще порядочный человек, прекрасно говорит по-немецки и часто бывает у меня и у Эвелингов.
Гайндман хотел таким образом переманить его, но, кажется, Бакс убедился, что ему в этой газете не место; во всяком случае в последнем номере, который он редактировал, он поместил эту заметку. Он очень хорошо знал Карла, часто встречался с ним у меня и в других местах. Постараюсь прислать Вам этот номер.
Теперь должен Вам сообщить некоторые деловые подробности о наследстве, так как Вы едва ли так скоро узнаете об этом из Манчестера.
По здешним законам каждое завещание сдается в суд по делам о наследстве, где любой желающий может с ним ознакомиться за плату в 1 шиллинг, то есть 1 марку. Но предварительно оно должно быть утверждено судом по делам о наследстве, должен быть подсчитан и уплачен налог на наследство, который в Вашем случае составит 1% или 3% всего состояния, - точно я этого не знаю. Душеприказчики должны под присягой подтвердить объявленную ими стоимость наследства, и вообще это дело такого рода, что его с начала до конца должен вести адвокат, если не хочешь попасть самым жалким образом впросак. Вам, следовательно, придется еще запастись терпением, а также заранее приготовиться к известным расходам, по немецким понятиям весьма крупным. Но это уж неизбежно.
От продажи оставшихся книг и т. д. можно выручить немного. Главное в наследстве - это положенные в банк деньги и авторские права.
Первые составляют около 1800 фунтов; из них надо вычесть расходы на похороны, мелкие текущие долги, налог на наследство, судебные издержки, гонорар адвокату и т. д.; все это вместе составит фунтов 200-250; здесь я не могу всего предусмотреть, но считаю все же, что Вы можете рассчитывать по меньшей мере на сумму в 1500 фунтов = 30000 марок.
Авторское право на книги по химии имеет весьма кратковременную ценность. Наука так быстро идет вперед, что такие вещи за 1-2 года устаревают, если их постоянно не перерабатывать. Поэтому смерть крупного химика всегда дает возможность молодым людям различного сорта брать на себя подготовку новых изданий, а тем самым и получать большую часть прибыли. Так будет и в этом случае. Душеприказчики советуются со мной, а также с Гумпертом по поводу своих переговоров, так что не будет принято поспешных решений. Кроме того, я поддержал их намерение ничего окончательно не решать в этом отношении без согласия семьи. Это не только их долг, но и прекрасное средство давления на противную сторону.
Эта сторона - издатели, а также и соавторы вроде Роско - торопится закончить дело, душеприказчики, напротив, располагают временем и потому имеют возможность заставить противную сторону пойти на уступки и добиться быстрого завершения дела ценой каких-либо новых уступок. Так что и здесь в Ваших собственных интересах не настаивать на быстром окончании дела.
Я слышал от Гумперта, что Вы ему писали, будто Ваша матушка не вполне здорова и даже слегла. Надеюсь на благополучный исход, но она так стара, а удар, который постиг ее - смерть Карла - очень, очень тяжел! Тем не менее я надеюсь, что Вы скоро сообщите нам лучшие вести.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 26 июля 1892 г.
Дорогая Лаура!
Только что - в 9 часов 45 минут вечера - получил от Зонненшайна отчет, общий итог которого 5 фунтов 9 шиллингов 2 пенса; 3/5 этой суммы причитаются наследникам Мавра, что составляет по 1 ф. 1 шилл. 10 п. каждому; чек на эту сумму прилагаю.
От Тусси я слышал, что тебе сейчас очень нездоровится; надеюсь, что вскоре ты поправишься!
Завтра я на две недели уезжаю в Райд, адрес: Ф. Э. The Firs, Brading Road, Ryde
Луиза в воскресенье уехала в Австрию.
Всегда твой Ф. Энгельс
ЛЮДВИГУ ШОРЛЕММЕРУ В ДАРМШТАДТ Райд, 28 июля 1892 г.
The Firs, Brading Road, Ryde, Insel Wight Дорогой Шорлеммер!
Я никак не ожидал, что мои опасения по поводу Вашей матушки так быстро оправдаются.
Но удар, нанесенный ей смертью Карла, был чересчур тяжел для старой, уже слабой и болезненной женщины; с другой стороны, она была умственно еще настолько крепка, что скрыть от нее это известие было бы невозможно. Так одно семейное несчастье влечет за собой другое, будем только надеяться, что это - последнее. Я вполне могу понять Вашу утрату: 18 лет тому назад я тоже потерял свою 77-летнюю мать** и знаю, каким связующим звеном для членов многочисленной семьи является материнский дом и как он незаменим даже при самой большой сплоченности между детьми. Материнский дом объединяет все младшее поколение в одну большую семью; когда умирает мать, отдельные молодые семьи начинают чувствовать себя гораздо самостоятельнее и невольно все больше обособляются друг от друга. Таков естественный ход вещей, но вызываемая им перемена не становится от этого менее чувствительной, и вот почему в моей, как и в Вашей семье, где мать на много лет пережила отца, потеря матери была вдвое болезненней.
Прошу передать также Вашим братьям и их семьям мое искреннее соболезнование.
Вам самому от всей души желаю, чтобы Ваша дочь как можно скорее и окончательно выздоровела.
Со вчерашнего дня я здесь у моей племянницы, у которой пробуду около десяти дней, она ведь тоже знавала Вашу мать и хочет приписать несколько строк.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
[Приписка М. Э. Рошер]
Прежде чем будет отправлено это письмо моего дяди, мне хочется выразить Вам и всей Вашей семье мое искреннее сочувствие в связи со смертью Вашей милой матушки.
Сердечный привет Вам всем от Вашей Эллен Рошер
ГЕРМАНУ ЭНГЕЛЬСУ В БАРМЕН Райд, 28 июля 1892 г.
The Firs, Brading Road, Ryde, Isle of Wight Дорогой Герман!
Большое спасибо за твои письма; мне, право, очень неприятно, что мои планы пошли несколько вразрез с вашими, но я был более или менее связан в сроках уговором с другими лицами и ничего не мог изменить, не получив от тебя положительного ответа. Теперь все в порядке, я приеду 12-го (по всей вероятности, с первым кёльнским поездом), если не сообщу ничего другого, и, во всяком случае, пошлю телеграмму из Кёльна.
Я здесь со вчерашнего дня и думаю пробыть до 9 или же до 8 августа. Стоит великолепная, безоблачная погода, 16-17° по Реомюру, свежий восточный ветер, под окном цветы и прекрасные деревья, чудесный воздух, какой-нибудь километр от моря, и все это на высоте почти 200 футов, среди холмов и зелени.
Итак, до скорого свидания! Сердечный привет Эмме и детям.
Твой старый Фридрих
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Райд, 8 августа 1892 г.
The Firs, Brading Road, Ryde, England Дорогой Август!
Твою открытку получил сегодня утром. Дорогой мой, все рухнуло, и если кто не может приехать, так это именно я! Старая история, из-за которой я вынужден носить сложный бандаж и которую я тебе в свое время подробно описывал, после пятилетнего затишья вновь дала себя знать и внезапно сделала меня совершенно неподвижным. Кое-какие симптомы я заметил уже тогда, когда ты был здесь, но они были столь незначительны, что я не обратил на них внимания и полагал, что все пройдет само собой, как это частенько бывало и раньше, особенно здесь, на морском воздухе. В субботу я прошел около 13/4 километра, отдохнул с полчаса и повернул обратно - сделал в общей сложности только три с половиной километра - и к вечеру убедился, что начался приступ, и я, вместо того чтобы ехать в Германию, должен, чтобы снова стать на ноги, в течение месяца лежать здесь спокойно и воздерживаться от алкоголя. Теперь стоит мне пройти хотя бы тысячу шагов, и я окажусь дней на 8-10 прикованным к дивану. Так рушатся самые лучшие планы!
Я не нахожу другой причины, кроме той, что с прошлой осени потреблял алкоголь с большей свободой, чем делал это в течение многих лет, и накопление его действия на организм привело в конце концов к такому результату. По крайней мере, я не могу найти другого объяснения, тем более, что воздержание от алкоголя на то время, пока заметны признаки местного воспаления, - необходимое условие лечения. То-то обрадуется твой зять! Однако к выводам, которые он, возможно, сделает, я не присоединяюсь!
Во всяком случае, в таком состоянии я абсолютно не способен совершить задуманную поездку. Я, самое большее, смог бы добраться до Энгельскирхена к моим братьям, но никак не до Цюриха, и во всей этой неудаче мне еще повезло, что болезнь не застала меня в дороге и не скрутила где-нибудь на чужбине. Здесь, у Пумпс, я могу, по крайней мере, лечиться и через месяц надеюсь снова быть более или менее подвижным. История эта, кроме скуки, ничем не угрожает, мне уже раза три-четыре приходилось это испытать, а применяемое мной лечение мне хорошо известно, тем более что дошел я до него собственным опытом, а господа врачи все, за исключением одного, который умер, ничего в этом не смыслили.
Вчера я тотчас же написал Луизе и просил ее ни под каким видом не менять своих планов и ни в коем случае не сокращать своего отсутствия ни на один день. Все же очень возможно, что вы оба предпочтете теперь какой-нибудь другой распорядок, о чем вам надо будет списаться.
Передай своей жене и дочери, что я вдвойне сожалею, что лишен таким образом удовольствия лично познакомиться с ними, а также и с твоим зятем. Но отложить еще не значит отменить, и на горьком опыте этого года я буду умнее в будущем году, когда, надеюсь, я еще буду жив и снова буду на ногах. Тогда уж мы совершим такое же или еще лучшее путешествие.
До конца августа пиши по адресу, приведенному в начале письма. Фамилию Рошер писать не обязательно, но без указания адреса: The Firs, Brading Road письма будут задерживаться.
Итак, сердечный привет вам всем, выпейте стакан за мое выздоровление. Надеюсь, что д-р Симон также позволит себе на сей раз выпить глоточек, - ведь теперь вместо него приходится воздерживаться мне!
Твой старый Ф. Энгельс
23:27 14.08.2015
ГЕРМАНУ ЭНГЕЛЬСУ В ЭНГЕЛЬСКИРХЕН Райд, 8 августа 1892 г.
The Firs, Brading Road Дорогой Герман!
После всех приготовлений и переписки мое путешествие в конце концов провалилось.
Моя старая болезнь - паховая грыжа, - первоначально вызванная падением вместе с лошадью во время охоты на лисиц и лет десять тому назад начавшая меня беспокоить, а за последние пять лет затихшая, неожиданно опять дала о себе знать: бандажи больше не помогают. Предпринятая мной в субботу прогулка - около 2 английских миль, то есть 3 километра, - сделала меня почти не способным к дальнейшему передвижению. История эта мне знакома - нужен месяц абсолютного покоя и воздержания от пива и вина, и тогда все наладится. Но о путешествии не может быть и речи. Вчера я написал Рудольфу в Бармен на случай, если ты еще там; сегодня посылаю эти несколько строк в Энгельскирхен.
Мне ужасно жаль, что так получилось. Но ничего не поделаешь, приходится мириться.
Итак, до конца августа я остаюсь здесь (адрес на обороте).
Почта закрывается. Сердечный привет вам всем. Очень спешу.
Твой Фридрих
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Райд, 12 августа 1892 г.
The Firs, Brading Road Дорогой Барон!
Корректуру возвращаю с благодарностью.
Август, вероятно, уже сообщил вам, что моя поездка к вам провалилась. Последствия старой болезни, из-за которой я девять лет тому назад лежал в постели, когда ты посетил меня в день моего рождения, еще раз, и очень некстати, дали о себе знать; итак я вынужден лежать здесь на диване, вместо того чтобы кутить с вами. К счастью, здесь прекрасный морской воздух - дом стоит совсем за городом, высоко и с видом на море, - и это поможет мне при соблюдении покоя и воздержания от алкоголя в 3-4 недели снова встать на ноги. Жаль только, что это случилось именно теперь. Ну, отложить не значит отменить.
Спасибо за твою книгу. К сожалению, из-за волнений последних дней я еще не смог приступить к ее чтению.
Жаль, что места о Социал-демократической федерации и фабианцах, а также о кандидатуре Тейлора выпали из статьи Тусси. Я их потом читал в рукописи, они являются почти необходимым дополнением к картине выборов. Полное крушение Социалдемократической федерации, как только дело дошло до действительного испытания, - характерный результат долголетнего хвастовства этой «единственной» социалдемократической организации и единоспасающей церкви. Не знаю, видел ли ты в Цюрихе Бакса, но в том, что касается Социал-демократической федерации, Бакс весьма плохой авторитет. Он был в течение полутора месяцев редактором «Justice», устранил там многочисленные непристойности, но был абсолютно не в состоянии (иначе бы он это сделал) придать газете иной, не сектантский характер. Социал-демократическая федерация - это самая настоящая секта. Она превратила марксизм в окостенелую догму, и, поскольку она отворачивается от всякого рабочего движения, которое не является ортодоксально марксистским (причем ее собственное представление о марксизме полно ошибок), то есть проводит политику, как раз противоположную той, что рекомендуется «Коммунистическим Манифестом», то она сама для себя исключает возможность когда бы то ни было стать чем-либо иным, кроме секты. По ряду причин Бакс возобновил отношения с этими людьми, но если они не изменятся, он, пожалуй, скоро поймет, что они намерены его эксплуатировать и политически, и материально и что он не сможет нести никакой ответственности за них. Но он должен в этом убедиться сам, а пока что он увяз так глубоко, что принужден отчасти брать их под защиту. Впрочем, у Бакса нет никакого контакта с самими рабочими.
Фабианцы стали сейчас настоящей помехой: они плетутся в хвосте «великой либеральной партии» под тем предлогом, что хотят навязать ей своих кандидатов. Это может удаваться некоторое время при выборах в Совет графства, где можно проводить поссибилистскую программу муниципальных реформ, но и там эта благая ложь может удаваться лишь до тех пор, пока буржуа не раскусили, в чем дело. При парламентских выборах это отпадает, тогда либералы предоставляют фабианцам, как и остальным так называемым рабочим кандидатам, только безнадежные избирательные округа. Если уж навязывать либералам рабочих кандидатов, то надо делать это так, как сделали Бёрнс и Кейр Гарди, то есть приставив им нож к горлу, а не как фабианцы, которые пролезают за их спиной под фальшивыми предлогами. К счастью, призыв к созданию независимой рабочей партии стал теперь таким настойчивым и всеобщим, что и умиротворяющий соблазн фабианской лести и фабианских денег будет преодолен.
Бёрджесс из «Workman`s Times» теперь хочет сам основать независимую рабочую партию - новый конкурент для тех двух!* Бёрджесс - тщеславный, честолюбивый малый и потому очень ненадежен; посмотрим, насколько удастся и удастся ли ему вообще эта затея. Во всяком случае его теперешняя деятельность характерна для нынешнего положения вещей.
Очень хорошее известие: фабричные рабочие Севера так гордились своим старым законом о десятичасовом рабочем дне, что были главными противниками восьмичасового рабочего дня (сравни Ньюкаслский конгресс тред-юнионов). Теперь положение меняется, массы постепенно становятся сторонниками восьмичасового рабочего дня, а вожди остаются одни на стороне десятичасового. Это, вероятно, до известной степени отразится на конгрессе тред-юнионов уже в этом году.
Эвелинги уехали в Норвегию. Перед самым отъездом Тусси получила от Грейлиха письмо с просьбой от имени цюрихского комитета по созыву международного конгресса составить по-английски проект приглашения на имя английского конгресса тред-юнионов, а также перевести на английский язык другие их документы. Итак, происки г-на Зейделя, который хотел отстранить от участия в подготовке конгресса проклятых марксистов (что могло кончиться только водворением в комитете г-на Адольфа Смита-Хединли), по-видимому, благополучно провалились.
Пумпс и Перси шлют сердечный привет.
Твой Ф. Э.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В АРБОН Райд, 14 августа 1892 г.
The Firs, Brading Road Дорогой Август!
Твое желание, чтобы я к началу сентября настолько поправился, что был бы в состоянии приехать хотя бы в Берлин, конечно, совпадает с моим. Если только я достаточно поправлюсь, то обязательно прикачу в Берлин, и притом прямым рейсом, потому что к тому времени обитатели Энгельскирхена разлетятся во все стороны.
Вопрос только в том, удастся ли это? А об этом я тебе сегодня еще решительно ничего не могу сообщить. Я знаю по опыту, что в таких случаях 3-4 недели покоя безусловно необходимы для восстановления подвижности, и достаточно малейшей попытки начать двигаться преждевременно или чрезмерно, чтобы снова свалиться на неделю-две. Была ли, однако, такая попытка преждевременной или движение чрезмерным, - это, к сожалению, замечаешь лишь тогда, когда уже поздно.
К этому следует прибавить, что я теперь на 5-6 лет старше, чем во время последнего приступа, и за последний год пропустил через свой организм во всяком случае больше алкоголя, чем обычно за три года. Следовательно, я должен настроиться на несколько более длительное лечение даже в том случае, если воспалительные явления не вызовут органических изменений в виде спаек, увеличения грыжи или уплотнений.
Во всяком случае, лишь в самые последние дни я по своему состоянию смогу решить, как обстоят дела. Поэтому ты должен держать меня в курсе адресов, по которым я смогу посылать тебе письма или, в случае надобности, телеграфировать, особенно в Вене, а также в курсе того, сколько ты там пробудешь, чтобы Луиза не выехала в Лондон в то самое время, когда я выеду в Берлин.
В прошлый понедельник и вторник я был в Лондоне, повидал Эвелингов и привел свой дом в порядок, так что лечение было прервано до среды. Теперь я лежу совершенно спокойно и чувствую, разумеется, соответствующее улучшение. Через неделю, надеюсь, я смогу безнаказанно позволить себе хотя бы немного походить. Ты будешь получать бюллетени, как только будет о чем сообщить.
Конечно, теперь мне придется снова соблюдать «умеренность и воздержание» в отношении алкоголя. Я и сам удивлялся, что сравнительно хорошо переносил его, и потому роскошествовал. Ну, будем надеяться, что последствия не затянутся слишком долго. Мне придется снова вернуться к прежнему принципу - периодическое воздержание от двух недель до месяца. Впрочем, воздержание от выпивки, как и от курения, не является для меня большой жертвой, если только у меня есть для этого достаточные основания.
Луизе я написал неделю тому назад, но ответа от нее еще нет. По воскресеньям почта работает здесь отвратительно.
Хорошее известие. Интриги г-на Зейделя с целью устранить влияние проклятых марксистов на подготовку Цюрихского конгресса, кажется, окончательно провалились. Грейлих от имени цюрихского комитета прислал Тусси письмо с просьбой составить для них приглашение на имя английского конгресса тред-юнионов, а также сделать необходимые комитету переводы на английский язык. Письмо пришло как раз перед самым отъездом Эвелингов в Норвегию, и Тусси, конечно, сейчас же составила приглашение и вообще предоставила себя в распоряжение комитета. Письмо Грейлиха она прислала мне уже с парохода.
Второе известие. Плохая конъюнктура и угроза фабрикантов снизить заработную плату на 10% внезапно излечили ланкаширских рабочих-текстильщиков от их увлечения десятичасовым рабочим днем и убедили их в преимуществах восьмичасового. Даже вожди будто бы уже переменили позицию. Это - победа восьмичасового рабочего дня в Англии. Сопротивление фабричных рабочих, имевших узаконенный десятичасовой рабочий день, было излюбленным коньком буржуазии. На сентябрьском конгрессе с этим будет покончено.
Прилагаемые места из статьи Эвелингов К. Каутский в «Neue Zeit» не напечатал. Он мне пишет, что это произошло по техническим причинам, что, конечно, возможно; но также возможно, что здесь известную роль сыграли комическое уважение Эде к фабианцам и связи Бакса (он в Цюрихе) с Социал-демократической федерацией. Во всяком случае, тебя эти места заинтересуют, они необходимы для общей картины.
В «Vorwarts» ты мог бы поставить следующие вопросы: Верно ли: 1) что лондонские «независимые», то есть те, кого выбросили из Коммунистического просветительного общества рабочих, основали клуб и для этого сняли Графтен-холл, большое здание близ Фитцрой-сквера?
2) что для уплаты необходимой для этой цели значительной суммы денег г-н Багинский, зарабатывающий не более 3 фунтов в неделю, внес 500 ф. ст., то есть 10000 марок?
3) что г-н Хохгюртель, также рабочий, внес еще 500 фунтов; что на вопрос, откуда у него деньги, он дал достойный удивления ответ: он будто бы развелся с женой и получил таким образом ее деньги?
4) что пивовар, поставляющий клубу пиво, ссудил еще 1200 фунтов?
5) Если все это верно, то откуда появились эти деньги и кто дал пивовару гарантию, без чего никакой дурак не даст взаймы такой суммы?
Сердечный привет твоей жене и детям.
Твой Ф. Э.
Рошеры сердечно кланяются.
РЕГИНЕ БЕРНШТЕЙН В ЦЮРИХ Райд, 15 августа 1892 г.
The Firs, Brading Road, Ryde, England (этого достаточно)
Дорогая Гина!
Меня и всех нас здесь очень опечалило, что Ваш летний отдых так неприятно нарушен, но мы все же надеемся, что теперь всякая опасность миновала, так как в противном случае я, наверное, услышал бы что-нибудь от Вас. К сожалению, планы моего путешествия также совершенно расстроились; как раз когда я уже собирался в путь, появились несомненные симптомы старой болезни, которая в течение пяти лет не давала о себе знать и которая теперь обрекает меня на полную неподвижность по крайней мере на две недели, а быть может, и на месяц. Вот мне и приходится торчать в Райде; пришлось предварительно съездить на несколько дней в Лондон, привести там все в порядок, но из-за этой поездки и множества писанины в связи с этой «переменой по воле божией» мое здоровье так расстроилось, что я лишь сегодня могу написать Вам.
Что Эрнст изнурен после тифа, я вполне могу себе представить. Дайте ему только время как следует поправиться, прежде чем он вернется к утомительным занятиям в школе. Но, впрочем, у Вас в семье со всех сторон столько врачей, что мне лучше помалкивать.
У нас здесь со времени моего приезда великолепная погода, я почти весь день, большей частью до 6-7 часов, могу сидеть в саду в кресле; почти за три недели было только два дождливых дня. Надо надеяться, что так будет и дальше, свежий воздух наряду с покоем - мое лучшее лекарство.
Очень рад, что Эде совершит или уже совершает еще одну высокогорную экскурсию. Это ему совершенно необходимо, хотя я с большим удовольствием увидел из «Neue Zeit», что он снова прежний. Критика Прудона очень хороша; к нему снова возвратился его прежний юмор. Но лучшее - враг хорошего. Надо окончательно вылечиться, раз представляется возможность, и совсем забыть об обиде по поводу Лассаля, а ведь именно она во всей этой истории имела решающее значение. И Вам тоже следует еще немного оправиться после тяжелых дней и ночей, так безжалостно испортивших Вам летний отдых.
Здесь, то есть у Пумпс, в общем все в порядке, поскольку позволяют «обстоятельства»; событие ожидается в октябре; дети гораздо здоровее, чем в Лондоне. Семейство весьма многочисленно: две собаки, три кошки, канарейка, кролик, две морские свинки, петух и 14 кур.
Сердечный привет от Рошеров и в особенности от меня самого Вам, Эде и Эрнсту!
Ваш старый Генерал
ВИКТОРУ АДЛЕРУ В ЛУНЦ Райд, 19 августа 1892 г.
The Firs, Brading Road, Ryde, England Дорогой Виктор!
Вот к чему приводит самонадеянность. Вместо того чтобы разгуливать с тобой и твоими по Лунцу или Вене, я вынужден здесь, в Райде, самым плачевным образом ухаживать за своим, как говорит Гейне, «уже не совсем здоровым» телом; мне нельзя ни ходить, ни пить, а можно только скучать. Я так радовался тому, что увижу Вену, побуду с тобой и лично познакомлюсь со всеми, особенно с твоей женой и детьми, - как вдруг началась эта проклятая история. Ведь помимо всего прочего, я еще собирался посоветоваться об этом довольно сложном случае с венским, а соответственно и берлинским врачом и хотел, ознакомив тебя предварительно с этим казусом, просить порекомендовать мне какого-нибудь специалиста. Дело в том, что здесь столько же медицинских факультетов, сколько больниц, и домашние врачи всегда рекомендуют только врачей из тех больниц, где сами учились. Это имеет свою хорошую сторону, потому что они лучше всего знают этих людей, но до крайности сужает круг лиц, к которым можно обратиться за советом, и сводит медицинский Лондон к размерам маленького немецкого университетского города. Таким образом, это внезапное обострение болезни причиняет мне и прямой вред.
Осталось одно утешение: отложить не значит отменить, и то, что не удалось в этом году, надо надеяться, осуществится в будущем. Во всяком случае, я на этот раз получил урок, повторения которого я так скоро не допущу. Совершенно лишиться своей летней поездки - да еще какой! - чересчур обидно; зимой я еще особенно это почувствую, - я ведь отлично знаю, что такая незначительная перемена климата, как поездка из Лондона в Райд, отнюдь не может оказать такого влияния на мое бренное тело, как путешествие на континент и особенно в Альпы. Так хорошо, как я себя чувствовал после путешествия в Америку, затем в Норвегию и в прошлом году в Шотландию и Ирландию, в этом году я не буду себя чувствовать. Но я надеюсь с этим справиться и все-таки осуществить задуманное в будущем году. В Вене я должен побывать непременно, а также, по возможности, и в австрийских Альпах; швейцарские Альпы слишком густо населены швейцарцами и уж чересчур похожи на выставку, - мне же милее крестьяне Анценгрубера. И тогда я, надеюсь, застану тебя и твою жену в полном здравии и сам буду опять в состоянии полазить по горам. Итак, до будущего года!
Занимаюсь здесь ранним христианством, читаю Ренана и библию. Ренан ужасно поверхностен, но как светский человек обладает кругозором более широким, чем немецкие университетские теологи. Впрочем, его книга - роман, и к ней применимо то, что он сам говорит о Филострате: ею можно пользоваться как историческим источником примерно так же, как можно использовать романы Александра Дюма-отца для изучения эпохи Фронды.
В отдельных частностях я поймал его на ужасающих ошибках; при этом он списывает у немцев с невероятным бесстыдством.
Луиза, наверное, рассказала тебе о том, что я позавчера написал ей о рабочихтекстильщиках в Ланкашире и о внезапной перемене их отношения к восьмичасовому рабочему дню. Так дело с каждым днем подвигается вперед. Вчера снова собрания делегатов целых районов единогласно высказались за 48-часовую рабочую неделю, голосование в других округах повсюду дало большинство в пользу этого требования - большей частью в две трети голосов. Это окончательно сломит сопротивление внутри рабочего класса.
Русским не везет. Сперва голод, который повторится и в этом году, хотя и в более хронической форме, потом холера. А теперь, когда их друг Гладстон пришел к власти, он вынужден взять в качестве министра иностранных дел Розбери, который и слышать не хочет о гладстоновском русофильстве.
Август хочет, чтобы я, если это возможно, все-таки приехал в Берлин. Я и сам бы рад, но удастся ли? Вот уже десять дней, как я не делаю и десяти шагов за садовую ограду и еще не знаю, действительно ли я на пути к выздоровлению. Все дело в том, что, если я начну двигаться чуточку слишком рано или слишком много, мне снова придется начать все сначала. А решение я должен принять не позже чем через 10-14 дней - ну что ж, увидим.
Итак, передай привет всем друзьям и прежде всего твоей жене и детям и скажи им, как я сожалею, что в этом году не смог приехать. Но надеюсь наверстать это в будущем году. Сердечный привет тебе самому от твоего старого калеки Ф. Э.
Я пробуду здесь во всяком случае до 31-го этого месяца.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В САНКТ-ГАЛЛЕН Райд, 20 августа 1892 г.
Дорогой Август!
Твое письмо от 17-го получил сегодня утром. Отвечаю тебе сразу же, потому что иначе из-за завтрашнего английского воскресенья эти строки могут уже не застать тебя в Санкт-Галлене. Дело в том, что я хотел бы попросить тебя быть поосторожнее с К. Каутским из-за Эде. Эде, судя по его статье в «Neue Zeit», теперь решительно на пути к выздоровлению, и этому мы не должны мешать.
К. Каутский в своей дружбе с Эде отнюдь не является образцом скромности, и если его письма наведут Эде на мысль, что мы втихомолку что-то замышляем, чтобы противодействовать его увлечению фабианцами, то это снова может резко ухудшить его состояние. Неврастеники мнительны, и я полагаю, что обида по поводу Лассаля была не только первым симптомом его болезни, но несомненно явилась поводом для ее вспышки. Мы должны поэтому воспрепятствовать ее повторению. За счет болезни я отношу и его переоценку фабианцев, но думаю, что это обойдется, если мы не будем заострять внимание на этой теме.
Вчера, наконец, пришло письмо от Ведьмы. Она ворчит по поводу того, что я не приехал, - но что я могу поделать? И что бы она сказала, если бы я свалился в Энгельскирхене или в Цюрихе? А это обязательно случилось бы, если б я поехал, причем дело обстояло бы тогда гораздо хуже, чем здесь, где я захватил эту болезнь еще вовремя. Она пишет также, что во всяком случае поедет с тобой в Берлин.
Я очень доволен, что мне, если моя поездка и состоится, не придется пускаться в путь раньше 7 сентября. Это даст мне целый месяц покоя, и тогда я, надеюсь, снова смогу путешествовать. Со вчерашнего дня я, наконец, обнаруживаю симптомы улучшения, правда, еще очень незначительные, но все же бесспорные. Как будет дальше - увидим.
A propos: есть ли у нас в Кёльне еще адвокаты - члены партии? Я по-прежнему не совсем доверяю своим пруссакам, и если бы у меня был адрес такого адвоката, я был бы на всякий случай во всеоружии.
То, что ты пишешь о Викторе, меня очень огорчает. Надеюсь, что тебе удастся найти какой-нибудь выход. От этого зависит также и здоровье его жены - тревога о будущем, очевидно, играет большую роль в ее болезни. Я никак не предполагал, что дело обстоит так скверно. Но австрийцы подобны французам и ирландцам: регулярно собирать с них деньги невозможно. Тут сказывается кельтская кровь их сначала романизированных, а потом германизированных предков из Норика. Если хочешь получить представление о том, как обстоят дела Генерального Совета Интернационала с французами по поводу их денежных взносов, прочти оба послания Павла к коринфянам, в особенности второе, - вечные жалобы на то, что взносы не поступают.
Не можете ли вы принять решение о предоставлении постоянной субсидии австрийской партии с условием, чтобы получал ее Виктор? Из Германии его немедленно бы выслали, потому что он вынужден был бы сотрудничать не в научном журнале, как К. Каутский, а в агитационной газете.
Резолюции ланкаширских текстильщиков в пользу восьмичасового рабочего дня (48 часов в неделю) буквально следуют одна за другой. Сегодня собрание делегатов в Манчестере.
Вчера в Престоне 3600 голосовало за, 600 - против. А Ланкашир является для Англии решающим в этом вопросе, потому что еще в прошлом году там наблюдалось единодушное сопротивление.
Историю с лондонским клубом независимых рассказала Тусси г-жа Крёзель (она порядочнее своего мужа). Но ничего страшного не будет, если с этим подождать, пока мы все опять будем в Лондоне. Что касается источника денег, то, возможно, где-то еще имеются кое-какие остатки вельфского фонда, а глупость полиции безгранична. Во всяком случае, в распоряжении Гиллеса было много денег, а может быть, и сейчас еще есть. Остальные все являются его подставными лицами.
Сегодня приятная новость: Вильгельм и слышать не хочет о двухгодичной военной службе. Но раз этой приманкой однажды уже помахали перед носом филистеров, даже национал-либералам трудно будет от нее отказаться. Таким образом, увеличивается возможность роспуска рейхстага.
Что за жалкие людишки, однако, эти немецкие буржуа! При ежегодно возрастающей потребности правительства в деньгах они имеют прекрасную возможность при каждом ассигновании покупать ту или иную политическую уступку, как это с давних времен по мелочам делали англичане. Но они не хотят этого, они оставляют всю власть правительству и лишь торгуются из-за нескольких пфеннигов.
Сердечный привет г-же Юлии и г-же Фриде с супругом.
Твой старый Ф. Э.
Сердечный привет от Рошеров.
Я безусловно останусь здесь и после 31-го.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Райд, 22 августа 1892 г.
The Firs, Brading Road Дорогая Лаура!
Я надеялся услышать от тебя о том, как подвигаются приготовления к великому событию, поскольку день 1 октября приближается; особенно интересно мне было бы узнать, внесены ли в Лионский кредит 25000 франков, составляющие гарантийный фонд этого предприятия. Но, может быть, теперь я через несколько дней услышу, что сакраментальная дата 20 августа с относящимися к ней 250000 франков наличными и со всем оборудованием уже благополучно миновала.
У меня был приступ моей старой болезни, которая с 1883 по 1887 г. время от времени обрекала меня на неподвижность и которая почти совершенно не беспокоила меня последние пять лет. К несчастью, она возобновилась совсем не вовремя. Дней десять тому назад я должен был отправиться в Цюрих повидать Бёйстов, а оттуда с Бебелем, который сейчас в Санкт-Галлене, - в Штутгарт, Мюнхен и Вену, где мы должны были захватить Луизу и ехать в Берлин, а оттуда вернуться в Лондон. Но все эти планы рухнули, Бебель вынужден ехать в Вену один, по он хочет, чтобы я, по крайней мере, приехал, если это будет возможно, в Берлин. Так как теперь я постепенно поправляюсь, то, может быть, буду в состоянии предпринять эту небольшую поездку. Но пока я еще ничего не могу сказать, мне нужен по меньшей мере двухнедельный покой. К счастью, хорошая погода позволяет мне проводить все время, в течение которого я обречен на неподвижность, в саду, и прекрасный воздух мне очень полезен.
Как раз перед своим отъездом в Норвегию Тусси получила от Грейлиха письмо от имени комитета по организации Цюрихского конгресса с просьбой прислать им проект приглашения на международный конгресс для конгресса тред-юнионов в Глазго и сделать для них все английские переводы. Ты, вероятно, знаешь, что несколько месяцев тому назад Зейдель интриговал, чтобы эту работу дали кому-нибудь, кто не связан с этими проклятыми марксистами. Луиза в Берлине, по дороге в Вену, рассказала об этом Бебелю, а Бебель сразу написал в Цюрих - и вот результат.
Я должен кончать. Время обедать, а накрывать на стол надо там, где я пишу. Тотчас же после обеда (в 3 часа пополудни) вынимают письма из почтовых ящиков. Итак, будь здорова! Когда мы увидим тебя снова здесь, в Англии? Надеюсь, этой осенью, даже если ты не сможешь захватить с собой депутата-политического редактора.
Пумпс, Перси и малыши шлют привет.
Всегда твой Ф. Энгельс
Надеюсь, ты получила мое последнее письмо с венским адресом Луизы Каутской.
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО Райд, 22 августа 1892 г.
... полагаю, что в отношении герцогини, урожденной Лефлер, произошла какая-то ошибка. Я не слыхал, чтобы г-жа Элеонора Маркс-Эвелинг когда-нибудь говорила об этой даме.
Г-жа Эвелинг в настоящее время находится в Норвегии; когда она вернется, я спрошу у нее и затем сообщу Вам.
Ваш Ф. Энгельс
(Лондонский адрес остается в силе.)
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Райд, остров Уайт, 23 августа 1892 г.
Дорогой Зорге!
Я еще не переговорил с Дицем о твоей книге336, так как мне помешали следующие обстоятельства.
Я условился с Луизой Каутской, которая сейчас в Вене, и с Бебелем, который находится у своего зятя* в Санкт-Галлене, что мы с Бебелем в конце этого месяца поедем вместе в Штутгарт, а оттуда через Вену, где захватим с собою Луизу Каутскую, отправимся в Берлин. В Штутгарте я и хотел устно уладить это дело с Дицем.
Но здесь, в Райде, где я нахожусь в гостях у Пумпс, моя старая паховая грыжа, не беспокоившая меня целых пять лет, неожиданно снова дала себя знать настолько, что я уже дней двенадцать как стал инвалидом и потерял возможность двигаться. Это расстроило мне всю поездку, и я теперь не знаю, буду ли в состоянии, хотя мне уже значительно лучше, недели через две предпринять более короткое путешествие. Но в Штутгарт я во всяком случае не поеду и поэтому немедленно спишусь с Дицем, как только узнаю, не отправился ли он в какую-нибудь непродолжительную поездку с Бебелем. Дело ведь само по себе уже улажено, речь идет лишь о частностях. Ты, следовательно, спокойно можешь работать над добавлениями, и чем полнее они будут, тем лучше. В особенности, если бы ты захотел подробнее обработать период с 1870 г., было бы хорошо обрисовать также и судьбы определенно социалистической партии (немецкой) и сделанные ею промахи. Ты должен помнить о том, что пишешь для читателей, которые абсолютно ничего не знают о тамошних делах и которым должно быть сказано все как есть. Если затем господа вожди в Нью-Йорке и Цинциннати и будут ворчать, то тебе на это наплевать, - тебе ведь это не впервые.
Сообщаю известие, которое, однако, следует держать в тайне от всей прессы, пока я тебе не напишу о дальнейшем: Гед и Лафарг подписали с несколькими капиталистами договор об издании большой ежедневной газеты, политическими редакторами которой будут они сами.
На это дело якобы ассигновано 500000 франков, и газета должна появиться 1 октября. Но так как я в этих вещах всегда несколько сомневаюсь, а новых известий из Парижа не получил, то что-нибудь еще может измениться, и поэтому абсолютно ничего не должно попасть в печать.
Как ты, вероятно, заметил по муниципальным выборам в мае и департаментским выборам в июле, французы все больше и больше вступают на путь, проложенный немцами, и учатся использовать всеобщее избирательное право, вместо того чтобы его поносить. И дело прекрасно подвигается. Марсельский съезд создаст «марксистам» совершенно иное положение, чем было раньше.
Кроме того, великолепные успехи здесь, в Англии. Выборы оказали свое действие. Ты, вероятно, заметил, насколько изменился тон в «Workman`s Times» с начала июля и как г-н Бёрджесс (Автолик) уже пытается основать свою собственную «независимую рабочую партию» под своим руководством наряду с той, на руководство которой претендует Социалдемократическая федерация.. Из заметок Луизы Каутской и Тусси в венской «Arbeiter- Zeitung» и в «Neue Zeit» ты, вероятно, узнал все необходимое; еще кое-что ты найдешь в предисловии к новому изданию «Положения рабочего класса в Англии»*, которое я тебе пошлю, как только снова буду в Лондоне. Конгресс тред-юнионов, который состоится в Глазго через две недели, ознаменует собой большой шаг вперед: 1) из-за успеха выборов, который усугубляется еще и тем, что Парламентский комитет, избранный в прошлом году в Ньюкасле и, как ни странно, состоящий сплошь из одних только старых тред-юнионистов, относится с презрением ко всем политическим решениям этого конгресса и не выполнил их; 2) из-за перелома в настроении текстильщиков, которые в прошлом году составляли основную массу противников 8-часового рабочего дня, а сейчас вследствие застоя в делах внезапно, всей массой высказались за 8 часов. На прошлой неделе весь Ланкашир во всех округах голосовал значительным большинством за восьмичасовой рабочий день вместо десятичасового. Словом, и здесь дела идут великолепно, а на будущий год вслед за Германией двинутся не только Австрия и Франция, но и Англия, и это, вероятно, окажет, наконец, на ваших англо-американцев соответствующее воздействие, в особенности если ваша милиция к тому же слегка постреляет, чтобы немного сбить с этих людей республиканскую спесь и великодержавное высокомерие.
В Германии дела подвигаются отлично; следи в «Vorwarts» за партийными сообщениями; ты увидишь, что среди сельского населения даже на востоке, где это нужнее всего, мы делаем гигантские успехи.
Теперь ты хочешь, чтобы я сказал, приеду ли в будущем году? Это не исключено, но уж наверняка не в июльскую и августовскую жару, с меня достаточно было и одного августа в Нью-Йорке. Бебель подумывает о посещении Америки после Цюрихского конгресса, следовательно в сентябре - октябре. Если он поедет, то я, возможно, присоединюсь к нему.
Впрочем, все это воздушные замки. Как видишь, мой план на этот год провалился уже через две недели после того, как был окончательно составлен, - где уж мне тут составлять планы на год вперед!
Что с этим сумасшедшим Гепнером надо будет когда-нибудь порвать, мне давно было ясно. У этого человека куча причуд, и он ничему не учится, а если и учится, то шиворотнавыворот.
Сердечный привет твоей жене.
Твой Ф. Э.
Кланяйся также Шлютеру.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ЛУНЦ Райд, 25 августа 1892 г.
Дорогой Август!
Твое письмо от 23-го из Санкт-Галлена получил сегодня утром. Я прекрасно знаю, что пруссаки не могут причинить мне никакой серьезной неприятности, но лучшее - враг хорошего, никогда нельзя быть уверенным, что эти господа не устроят какую-нибудь каверзу.
Какому-нибудь ретивому полицейскому гению всегда может взбрести в голову под фальшивым предлогом создать мне затруднения, хотя бы для того, чтобы получить таким образом пресловутые письма Микеля Марксу. А ведь ты знаешь, что у пруссаков есть правило - не срамить перед публикой совершившего промах чиновника, а в лучшем случае сначала оправдать публично его действия и уже втихомолку устроить ему головомойку.
Впрочем, мои планы путешествия снова весьма шатки. За последние дни я несколько раз прошелся до ближайшей почтовой конторы в каких-нибудь 300 шагах от дома, а в результате этой попытки - на какой-то момент снова полная неспособность сделать более нескольких шагов, колоссальная чувствительность в паху к давлению бандажа и т. д., - так что я опять лежу скрючившись. Сегодня, поскольку я соблюдаю покой, мне опять немного лучше, но еще вопрос, поправлюсь ли я за 13 дней, оставшихся до 7 сентября, настолько, чтобы быть в состоянии отправиться в путь. Ну, там видно будет.
От Луизы больше никаких вестей. Зато Диц пишет мне, что вторую часть гонорара за «Положение» в размере 500 марок он, по твоему желанию, выплатил Виктору, чему я очень рад. В начале сентября в «Neue Zeit» снова появится моя работа, и гонорар будет выплачен Виктору, так как я поручил Дицу все причитающиеся мне у него суммы выплачивать Виктору. Этой зимой я обязан закончить III том «Капитала», а когда эта гора свалится с моих плеч, я снова смогу получать больше гонорара.
Ты безусловно прав, было бы просто безумием со стороны правительства распускать рейхстаг по требованию военной клики из-за отклонения законопроекта о двухгодичной военной службе. Тем не менее не исключено, что нечто подобное может случиться, если принять во внимание факторы, являющиеся в настоящее время «влиятельными» в Германской империи.
Что Россия сейчас не в состоянии воевать в Европе, доказывается тем, что она бросила свои силы на другой конец шахматной доски, - в Центральную Азию. Это весьма глупо с ее стороны. Англичан это не запугает, а приведет в ярость, г-на Гладстона же лишит возможности проявлять свои симпатии к русским. Гладстон мог бы еще пожертвовать Константинополем, но позволить угрожать Индии - ни в коем случае.
Мне на острове Уайт становится бесконечно тоскливо при мысли о том, что ты теперь один совершаешь поездку, в которой и я должен был участвовать. А тут еще в довершение всего Луиза воображает, что я лишь притворился больным! Вместо того чтобы посылать в Лунц это письмо, я бы в тысячу раз охотнее приехал сам. Сегодня пятнадцатый день, как я вынужден жить здесь, точно в тюрьме, в маленьком домике с садиком. Всего три раза за четыре дня я сделал по 300 шагов по улице, а в результате - снова строжайший арест в доме и саду. Сегодня выставка цветов на пристани, завтра лодочные гонки. Пумпсы все идут туда, а я должен торчать дома - нечего сказать, удовольствие! Единственное, что меня действительно радует, это то, что история эта случилась не в пути, - пренеприятное вышло бы приключение!
Итак, кланяйся Виктору, его жене и детям, а также Ведьме, которая за это время мне, вероятно, уже написала, и передай им всем, как я сожалею, что не могу быть с вами. Но в будущем году, если буду жив, приеду непременно.
Твой Ф. Э.
ВИКТОРУ АДЛЕРУ В ЛУНЦ Райд, 30 августа 1892 г.
Дорогой Виктор!
Вчера я не смог ответить на все пункты твоего письма отчасти потому, что кончилась бумага, отчасти потому, что подошло время обеда, 2 часа, а в 3 часа здесь отходит почта. Но так как обитательница Обердёблинга в своей открытке с милым нетерпением требует от меня письма, то сегодня я могу написать тебе остальное.
То, что ты говоришь о тактике, вполне справедливо. Но, к сожалению, многие для удобства и для того, чтобы не ломать себе голову, хотят вечно применять тактику, подходящую лишь для определенного момента. Мы же не высасываем тактику из пальца, а вырабатываем ее, исходя из меняющихся условий; при теперешнем нашем положении нам зачастую приходится придерживаться той тактики, которую навязывает нам противник.
Ты прав также относительно независимых. Помню еще те годы - тогда я еще вел с Либкнехтом официальную переписку, - когда мне приходилось постоянно бороться с исконным немецким мещанством, которое проявлялось во всем. В общем и целом нам в Германской империи удалось справиться с этим, но что за мещане составляют фракцию и постоянно туда приходят! Рабочей партии приходится выбирать лишь между рабочими, которых тотчас же увольняют и которые затем легко развращаются, становясь пенсионерами партии, или мещанами, которые сами себя содержат, но позорят партию. И для этих последних независимые - настоящая находка.
То, что ты пишешь о быстром промышленном развитии Австрии и Венгрии, меня чрезвычайно обрадовало. Это единственно прочная основа для успеха нашего движения. В то же время это единственная хорошая сторона протекционистской системы, по крайней мере для большинства континентальных стран и Америки. Искусственно создаются крупная промышленность, крупные капиталисты и крупные массы пролетариата, ускоряется централизация капитала, уничтожаются средние слои. Собственно говоря, в Германии покровительственные пошлины были излишни, так как их ввели как раз в то время, когда Германия укрепляла свое положение на мировом рынке, и этому процессу они препятствовали; но за то они заполнили много пробелов в германской промышленности, которые еще долго существовали бы; и если Германия вынуждена будет пожертвовать покровительственными пошлинами ради своего положения на мировом рынке, ее конкурентоспособность будет совершенно иной, чем до сих пор. В Германии, как и в Америке, покровит
23:38 14.08.2015
покровительственные пошлины теперь являются только препятствием, так как они мешают этим странам занять подобающее им положение на мировом рынке. Поэтому в Америке они должны скоро пасть, и Германия должна будет последовать ее примеру.
Но развивая свою промышленность, вы оказываете услугу Англии; чем скорее будет полностью уничтожено ее господство на мировом рынке, тем скорее рабочие придут здесь к власти. Континентальная и американская конкуренция (а также индийская) вызвала в конце концов кризис в Ланкашире, и первым следствием этого было внезапное превращение рабочих в сторонников восьмичасового рабочего дня.
Совместные действия с чехами необходимы и в политическом отношении. Они находятся в центре Германии, мы связаны с ними так же, как и они с нами, и мы крайне заинтересованы в том, чтобы там не возникло младочешско-русско-панславистского гнезда. Правда, есть возможность в конце концов покончить и с этим, но что лучше, то лучше. И поскольку чехи смогут получить от нас в отношении национальной автономии чешских земель все, чего они желают и в чем нуждаются, то это не представляет никакой опасности. (Как видишь, я рассматриваю этот вопрос, не принимая во внимание временного политического отделения от Германии.)
На следующей неделе я возвращаюсь в Лондон; хотя сегодня мне лучше, все же из путешествия в Берлин, по-видимому, ничего не выйдет.
Привет всей редакции.
Твой Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Райд, 4 сентября 1892 г.
Дорогой Барон!
Эде хочет знать, когда я вернусь в Лондон, но вместо адреса он лишь сообщает, что уезжает из Кильхберга в Цюрих, причем в определении сроков у него к тому же царит неопределенность, которая на таком удалении делает всякую переписку невозможной. Предполагая, что ты лучше осведомлен, прошу тебя сообщить ему, что послезавтра, то есть 6-го, я возвращаюсь в Лондон.
Мне все еще трудно передвигаться, что абсолютно исключает какую-либо поездку, и в Лондоне мне, по-видимому, придется недели две пролежать на диване. Вообще же ничего серьезного нет.
Статью Зорге о Гомстеде, конечно, надо пустить в первую очередь. Я, со своей стороны, совсем не спешу с публикацией, лишь бы только немецкий текст появился приблизительно одно временно с английским или немного позже него. А о последнем, разумеется, вот уже два месяца ничего не слышно.
Если бы ты был здесь во время последних выборов, то иначе отзывался бы о фабианцах. В нашей тактике одно остается неизменным для всех стран нашего времени, достигших уровня современного развития: вести рабочих к созданию собственной независимой партии, противостоящей всем буржуазным партиям. На последних выборах английские рабочие впервые, правда, еще только инстинктивно, подталкиваемые кодом событий, сделали решительный шаг в этом направлении; этот шаг имел поразительный успех и способствовал развитию сознания рабочих больше, чем какое-либо событие за последние 20 лет. А что делали фабианцы, - не тот или другой из них, а Фабианское общество в целом? Оно проповедовало и осуществляло на практике присоединение рабочих к либералам, и произошло то, чего и следовало ожидать: либералы выделили для них четыре округа, завоевать которые было невозможно, и кандидаты фабианцев провалились с треском. Парадоксальный беллетрист Шоу - как беллетрист очень талантливый и остроумный, но абсолютно ничего не стоящий как экономист и политик, хотя он и честен и не карьерист, - писал Бебелю: если бы они, мол, не проводили эту политику навязывания либералам своих кандидатов, то не получилось бы ничего, кроме поражения и позора (как будто поражение зачастую не бывает почетнее победы); ну, а теперь они эту свою политику провели, и получилось и то и другое.
В этом суть всего вопроса. В тот момент, когда рабочие впервые выступают самостоятельно, Фабианское общество уговаривает их оставаться в хвосте у либералов. И об этом нужно открыто сказать социалистам на континенте, замалчивание означало бы соучастие.
Поэтому меня очень огорчило, что заключительная часть статьи Эвелингов не была напечатана. Это вовсе не было запоздалым размышлением post festum, а лишь упущением, вызванным спешкой при отправке статьи. Статья остается незаконченной без характеристики позиции обеих социалистических организаций по отношению к выборам, - читатели «Neue Zeit» имеют право знать это.
Я, кажется, сам писал тебе в последнем письме, что члены Социал-демократической федерации и Фабианского общества в провинции лучше, чем в руководстве. Но толку от этого нет, пока позиция руководства определяет позицию всей организации. Из всех этих превосходных парней я не знаю никого, кроме Баннера. Баннер, как ни странно, не показывался у меня со времени своего вступления в Фабианское общество. Я полагаю, что его толкнуло на этот шаг отвращение к Социал-демократической федерации и потребность состоять в какой-либо организации, а может быть, и кое-какие иллюзии.
Но эта ласточка не делает весны.
Ты усматриваешь в Фабианском обществе нечто еще не сложившееся. Напротив, эти люди слишком сложились. Это клика буржуазных «социалистов» различного пошиба, от карьеристов до социалистов по чувству и филантропов, которых объединяет только страх перед грозящим господством рабочих и которые готовы на все, чтобы предотвратить эту опасность, обеспечив руководство за собой, за «образованными». И если они при этом допускают нескольких рабочих в свой руководящий орган, дабы те играли там роль всегда бессильного меньшинства, на манер рабочего Альбера в 1848 г., то это никого не должно вводить в заблуждение.
Средства, которые пускает в ход Фабианское общество, абсолютно ничем не отличаются от политики продажных парламентариев: деньги, интриги, карьеризм. Чисто по-английски: считается само собой разумеющимся, что каждая политическая партия (только у рабочих должно быть по-иному!) так или иначе оплачивает своих агентов или вознаграждает их должностями. Эти люди погрязли по уши в интригах либеральной партии, занимают должности в партии либералов, как, например, Сидней Вебб, являющийся вообще типичным английским политическим деятелем. Эти люди практикуют все то, против чего необходимо предостерегать рабочих.
При всем том я не требую, чтобы ты относился к этим людям как к врагам. Но, на мой взгляд, тебе, как, впрочем, и всякому другому, не следует ограждать их от критики. А ведь именно так выглядел пропуск относящегося к ним места в статье Эвелингов. Однако если ты хочешь, чтобы Эвелинги дали тебе статью об истории и позиции различных английских социалистических организаций, то только скажи, и я предложу им это.
Твоя статья о Фольмаре ( К. Каутский. «Фольмар и государственный социализм») мне очень понравилась. Она нанесла ему больший удар, чем вся перебранка в «Vorwarts». Нельзя было больше оставлять без осуждения и эти вечные угрозы об изгнании из партии. Это сейчас совершенно несвоевременные отзвуки периода диктатуры во время закона против социалистов. Теперь следует давать гнилым элементам время прогнить настолько, чтобы они отпали почти сами собой.
В партии, за которой идут миллионы, дисциплина совсем иная, чем в секте, насчитывающей сотни. Ты только мог бы, пожалуй, побольше сказать о том, каким образом «государственный социализм сам по себе», на практике, и именно в той единственной стране, где он практически возможен, то есть в Пруссии (что ты очень хорошо показал), неизбежно превращается в мероприятия фискального характера.
Критика Прудона в статье Эде тоже очень хороша, особенно меня порадовало, что он снова стал прежним.
Твой Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ [Райд, 5 сентября 1892 г.]
Дорогой Барон!
Позавчера я забыл ответить тебе на вопрос по поводу Бонье. Прочти в «So..aliste» обзоры положения дел в Англии и Германии за подписью «Б» и «Бернар», и ты сам сможешь решить, насколько он может быть тебе полезен. Бонье честнейший парень, но его немецкое образование немного заглушило в нем француза; я уже не раз наблюдал это явление у его соотечественников. Он живет в мире книг, и поэтому ему трудно беспристрастно сопоставлять факты живого движения. При этом он находится в Оксфорде, совершенно оторван от всякого движения и вдобавок полон несокрушимой веры в Геда. Иллюзии и оптимизм Геда во многих отношениях очень ценны для самого движения, так же как у Либкнехта; оба они никогда не отчаиваются, но для обзоров текущих событий эти свойства не совсем пригодны. Впрочем, благодаря своему природному уму Бонье мало-помалу выправится, но я уже давно не видел его статей. Если все другие перегружены работой в ежедневной газете, то для тебя, пожалуй, нет иного выхода, - разумеется, при том условии, что и Бонье не так уж завален там работой.
Пумпс и Перси шлют привет.
Твой Ф. Э.
Завтра я возвращаюсь в Лондон.
ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Райд, 5 сентября 1892 г.
Дорогой Кугельман!
Из моей поездки в Германию в этом году ничего не выйдет, я не могу двигаться и должен соблюдать покой по крайней мере еще в течение двух недель, прежде чем приобрету хоть некоторую подвижность. Так или иначе завтра я возвращаюсь в Лондон. В будущем году я все же рассчитываю снова совершить инспекционную поездку на родину, не знаю только, будет ли у меня при этом возможность попасть в Ганновер; этого я не могу обещать, когда впереди так много времени, тем более что этим летом я увидел, с какой быстротой рушатся такие планы: ведь в этом году я лишился большого и приятного путешествия, а кто знает, будем ли мы еще живы в будущем году. В одном ты можешь быть уверен, что общение с «померанскими грандами» я предоставлю другим. Последний из них, с кем я встречался, был мнимый барон Грумбков, совершенно опустившийся субъект, который в качестве профессионального нищего месяцев шесть тому назад хотел вытянуть у меня деньги, но сам вылетел вон. Хватит с меня и этого. Большой привет.
Твой Ф. Энгельс
Прилагаемое прошу передать Зингеру.
15:46 15.08.2015
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 11 сентября 1892 г.
Дорогая Лаура!
Я снова здесь с прошлого вторника, еще прикован к дому, но поправляюсь. Луизу жду обратно в среду. Бебель привез ее из Вены в Берлин, где она сейчас и находится.
Спасибо за новости о газете. Поскольку Люс устранился, я полагаю, что старый договор перестал быть обязательным и для других, подписавших его, если только он специально не возобновлен ими. Думаю, что вместе с Люсом ушел и его друг Виньо (этого человека я не знаю). Во всяком случае дело выглядит так, как будто намечается новая комбинация - будем надеяться, что она окажется успешной и последней из комбинаций такого рода.
Здесь у нас произошло очень важное событие, которое касается всех социалистических партий континента. Как ты увидишь из прилагаемого отчета, конгресс тред-юнионов после прений отверг приглашение на Цюрихский конгресс и принял решение «немедленно» созвать свой собственный конгресс по вопросу о восьмичасовом рабочем дне, - и притом тоже международный! Это требует от нас действий, и по возможности согласованных действий всего континента.
Английские рабочие так глубоко заражены парламентским духом компромисса, что они не могут сделать ни одного шага вперед, не сделав в то же время 3/4 или 7/8 шага назад. И вот внезапно пробудился энтузиазм по поводу восьмичасового рабочего дня (что три года назад, как тебе известно, считали невозможным те самые люди, которые ныне громче всех кричат о нем), так что теперь этот боевой лозунг почти приобрел реакционный характер. Он должен стать универсальной панацеей, единственным, о чем следует думать. На радостях, что в столь короткий срок удалось завоевать такое значительное и неожиданное большинство, масса сторонников восьмичасового рабочего дня теперь в угоду вновь обращенным «старым» юнионистам жертвует всем, что идет дальше этого. С этим избиением социалистических младенцев тем легче примиряются, что «новые» элементы разъединены, не имеют общей организации, лично друг другу не известны и до сих пор еще не успели выдвинуть людей, пользующихся всеобщим доверием. Как тебе известно, этого можно добиться здесь, в Англии, только тем, что Руге называл силой повторного явления, то есть только постоянно, в течение ряда лет выставляя напоказ свою особу перед публикой, teste (свидетельство тому) Шиптон, Кример, Хауэлл и т. д.
Так или иначе, по это факт. Конгресс тред-юнионов поело обсуждения 189 голосами против 97, то есть примерно 2 к 1, поставил себя вне всемирного рабочего движения и решил действовать особняком. Наше приглашение швырнули нам обратно в лицо со всевозможными оскорблениями. Даже не поручили Парламентскому комитету дать вежливый ответ.
Даже не внесли какого-нибудь формального предложения по поводу приглашения. Вносится контрпредложение, а затем приглашение всовывается как поправка, иначе бы его и вовсе не заметили. Из полного отчета, который я тебе пришлю, ты увидишь, сколько хлопот стоило Уиллу Торну добиться хотя бы рассмотрения конгрессом этого предложения! Действительно, это самое настоящее оскорбление.
Как же теперь следует поступить? Это нужно серьезно обсудить и прежде всего французам, поскольку их съезд в Марселе состоится раньше берлинского (16 октября). Если мы ответим на оскорбление так, как оно этого заслуживает, то поссибилисты и бланкисты, которые, конечно, поедут на конгресс, созываемый тред-юнионами, воспользуются этим. С другой стороны, если поссибилисты и бланкисты поедут и окажутся одни из всех континентальных социалистов, тем лучше для нас. Поэтому я считаю в высшей степени важным, чтобы наши французские друзья сразу же договорились относительно общей линии поведения с Бебелем и немецким исполнительным комитетом. Если Германия и Франция будут действовать сообща, то Испания, Австрия, Италия, Швейцария и, вероятно, Бельгия последуют за ними, а Домела может ехать, если он захочет.
В настоящее время - пока я не знаю еще личных впечатлений Эдуарда (он был там) - мое мнение таково: 1) Франция и Германия должны заявить в Марселе и Берлине о своем намерении полностью игнорировать этот псевдоконгресс.
2) Они должны сделать это в резолюции, составленной в решительном, но спокойном, а не враждебном тоне. Желательно, чтобы она была идентичной для обеих стран и могла послужить образцом для других национальностей. Эта резолюция должна предоставить будущим конгрессам тред-юнионов, а отдельным тред-юнионам даже и в настоящее время возможность вернуться в общее лоно. Это они, конечно, сделают; я уверен, что многие пожалеют о своем голосовании уже через несколько дней.
3) Если умеренные настроения возобладают и будет принято решение присутствовать на этом английском конгрессе ради сохранения мира, то от каждой страны должен поехать один делегат, не больше. И он должен, из формальных соображений, быть избран и уполномочен съездом профессиональных союзов или исполнительным комитетом такового и быть bona fide (настоящим) рабочим, в противном случае он не будет допущен. И каждый из этих делегатов должен заявить решительный протест.
Я напишу завтра Бебелю по этому поводу. Тем временем сообщите мне, пожалуйста, где находятся ваши люди и что можно сделать, чтобы прийти к соглашению с немцами.
Прилагаю образчик корреспонденции о Франции, которую печатает теперь «Vorwarts».
Либкнехт, конечно, скажет в свое оправдание, что если наши люди не будут присылать заметок, то ему приходится брать их там, где это возможно.
Если я услышу что-нибудь еще от Эдуарда, пока не уйдет это письмо, я допишу его.
Всегда твой Ф. Э.
Через день или два я пошлю тебе две моих книги.
Шотландскую газету посылаю одновременно.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 11 сентября 1892 г.
Дорогой Август!
Итак, ты хочешь задержать у себя Ведьму еще на один день, очевидно, для того чтобы еще раз как следует проинструктировать ее, как ей держать в руках Генерала по части пития и других грехов; а в то же время ты подстрекаешь меня зорко следить за ней. Не думай, пожалуйста, что я тебя не вижу насквозь. Ты хочешь нас поссорить бог весть из каких коварных побуждений, но погоди, мой милый, так просто это дело не выйдет. В отместку я навалю на тебя столько работы, что тебе не поздоровится, причем начну сейчас же.
Конгресс тред-юнионов в Глазго объявил нам, континентальным социалистам, войну.
Со стороны лидеров старых тред-юнионов - коварство, со стороны лидеров новых - глупость. Недостаток уверенности в себе, доверия друг к другу и веры в необходимость организоваться как партия обнаружились на конгрессе, тогда как старые тред-юнионы в течение десятилетий выступали сплоченно. Когда эти люди поймут, что они наделали, то большинство из них об этом пожалеет.
Итак: цюрихский комитет послал Парламентскому комитету адресованное конгрессу письмо с приглашением приехать в 1893 г. в Цюрих; текст составила Тусси. Парламентский комитет попытался это письмо скрыть. Тщетно Уилл Торн добивался, чтобы об этом сообщили и зачитали письмо. Неизменный отказ: конгресс должен предоставить Парламентскому комитету право решать, какие материалы он огласит на конгрессе!! Наконец, Меткин (Ливерпуль) вносит предложение: конгресс тред-юнионов должен созвать 1 мая 1893 г. международный конгресс для принятия решения и подготовки международного законодательства о восьмичасовом рабочем дне. - Парнелл, который был в Париже, возражает: надо послать делегатов на Цюрихский конгресс и решить этот вопрос там. В связи с этим возникают бурные прения, причем «старые» спрашивают, зачем ехать в Цюрих, не собираются ли присоединиться к сумасбродным (диким) планам континентальных социалистов и т. д. - Снова требуют огласить цюрихское письмо, и, наконец, решают его зачитать. Итак, уже перед самым голосованием цюрихское приглашение зачитано, наконец, со скандалом, и тут же вслед за этим предложение Меткина о созыве конгресса (но немедленном созыве, а не 1 мая 1893 г.) принимается 189 голосами против 97; тем самым цюрихское приглашение не то что отклоняется, а небрежно бросается под стол. Зато «плохо организованному» континентальному пролетариату милостиво разрешается приехать на конгресс в Англию, чтобы истинные вожди движения за восьмичасовой рабочий день, - те самые, которые еще вчера не на жизнь, а на смерть боролись против этого движения, - их обучили, натаскали и организовали. Из подробного отчета в одной шотландской газете, которую я тебе пошлю, как только получу ее, ты увидишь, что старые тред-юнионы оскорбляли нас, сколько их душе было угодно, а новые вели себя при этом как школьники.
Пока прилагаю единственный отчет, которым располагаю.
Однако не следует воспринимать дело трагически. Новые тред-юнионы в таком восторге от перехода старых к требованию законодательного установления восьмичасового рабочего дня, что попались в этом вопросе на удочку. Большинство, наверное, уже сожалеет об этом, и все остальные тоже, как только поймут, что они наделали. Разъяснить им это должны, помоему, континентальные товарищи, и если они будут действовать единодушно, дело может принять дурной оборот для «старых».
1) Франция и Германия должны выступить единодушно. Тогда за ними последуют все остальные. Поэтому я сегодня через Лауру предлагаю французам связаться с вами, чтобы на ваших съездах в Марселе и Берлине была по этому поводу принята резолюция, по возможности даже текстуально совпадающая. Насколько я сейчас могу судить (я еще не видел Эвелинга, который был на конгрессе в Глазго, и еще ни с кем не обсуждал этого), лучше всего было бы, если бы вы в решительном, но спокойном и не враждебном тоне категорически отклонили новоиспеченный проект созыва конгресса о восьмичасовом рабочем дне и снова предложили бы отдельным тред-юнионам послать своих делегатов на конгресс в Цюрих. (То же должен сделать и Цюрихский комитет, и притом в специальных циркулярах.
Тусси им об этом напишет, но толчок с вашей стороны тоже был бы полезен.) 2) Если бы, однако, понадобилось пойти еще дальше и хорошенько пристыдить этих младенцев, которые не ведают, что творят, тогда следовало бы послать туда от французов и немцев по одному человеку, чтобы разъяснить положение вещей и заявить протест против вынесенного в Глазго решения. Это должен быть делегат от Центрального комитета профессиональных союзов и bona fide рабочий, в настоящем или прошлом, иначе он не будет допущен.
Если Марсель и Берлин будут действовать заодно, то за ними последуют Австрия, Испания и Италия. За Швейцарию можно поручиться: она получила непосредственный пинок; вероятно, последует и Бельгия, а также и Скандинавия. Пусть тогда г-н Ньювенгейс, поссибилисты и бланкисты присоединяются к тред-юнионам, тут-то они действительно окажутся вне главного русла европейского движения.
Таково пока мое мнение на сегодня. Как только узнаю о дальнейшем, напишу опять. Тем временем вы можете обсудить это дело. Во всяком случае высокомерие «старых» и мягкотелость новых тред-юнионов дает вам великолепный повод разъяснить англичанам свою точку зрения и показать им, что классово сознательный континентальный пролетариат вовсе не думает становиться под руководство людей, для которых система наемного труда - вечное и непоколебимое мировое устройство.
Просто счастье, что ограниченное и одностороннее, исключительно профессиональное движение так ярко обнаружило в настоящее время свой реакционный характер.
Другая история: на последней конференции Социал-демократической федерации г-ну Гайндману формальной резолюцией (говорят, принятой единогласно) было предложено больше держаться в стороне и впредь не принимать участия в руководстве Социалдемократической федерацией.
Главное для нас всех, это чтобы Марсель и Берлин выступили заодно и сплоченно; все остальное имеет второстепенное значение. Если там будут вынесены одинаковые решения, то их подхватит вся Европа, а такое событие обойдет всю здешнюю печать. И ваши съезды профессиональных союзов тоже должны протестовать.
Шотландскую газету с отчетом посылаю тебе этой же почтой.
Сердечный привет г-же Юлии, Ведьме, тебе и всем друзьям.
Твой Ф. Энгельс
КОНРАДУ ШМИДТУ В ЦЮРИХ Лондон, 12 сентября 1892 г.
Дорогой Шмидт!
Вот уже несколько дней, как я вернулся из Райда, где мне поневоле пришлось задержаться на шесть недель у Пумпс.
Довольно неприятное, но в общем незначительное недомогание испортило мне каникулы и расстроило путешествие на континент, во время которого Вы, по всей вероятности, увидели бы меня в Цюрихе.
Я с нетерпением жду Ваших дальнейших исследований о норме прибыли. Фиреман не прислал мне своей статьи - нельзя ли достать этот выпуск журнала отдельно? Тогда бы я заказал его себе, если бы Вы точно указали мне номер выпуска и заглавие статьи. Печатать отдел о норме прибыли отдельно, не дожидаясь остального, безусловно не следует; Вы знаете, что у Маркса все так связано одно с другим, что ничего нельзя вырвать из этой взаимосвязи. И к тому же, если я буду здоров и меня оставят в покое, я этой зимой закончу III том (но, пожалуйста, об этом никому ни слова, я знаю, как часто у меня возникали неожиданные помехи), - тогда бедная профессорская душа в этом отношении успокоится, но в то же время немедленно испытает еще большее беспокойство.
О марксовом понимании истории Вы найдете в ближайшем номере «Neue Zeit» мою статью. Здесь она уже вышла на английском языке.
По вопросам денег и кредита пользоваться трудами немцев абсолютно невозможно. Что касается Книса, то сам Маркс жестоко высмеял его уже много лет тому назад. Две наиболее пригодные английские работы - это Тук, «Исследование законов денежного обращения», 1844 г., и Фуллартон, «О регулировании средств обращения», второе издание, 1845 г.; и ту и другую можно теперь достать только у букинистов. Все необходимое о деньгах как деньгах сказано в I томе «Капитала». В III томе будет, разумеется, много о кредите и кредитных деньгах: это как раз тот отдел, который доставляет мне больше всего трудностей.
«Экономическое объяснение истории» Роджерса во многих отношениях поучительная, но с теоретической точки зрения крайне поверхностная книга. О чем-либо похожем на марксово понимание тут, разумеется, и речи нет.
Ваша статья в «Neue Zeit» (К. Шмидт. «Психологическое направление в новейшей политической экономии») меня очень порадовала; она как будто написана для здешних условий; ведь сторонники Джевонса и Менгера вовсю распоясались здесь в Фабианском обществе и с бесконечным презрением взирают свысока на давно уже устаревшего Маркса. Если бы здесь был журнал, куда ее можно было бы пристроить, я бы с Вашего разрешения поручил Эвелингу перевести ее под моей редакцией. Но сейчас из этого вряд ли что-нибудь выйдет - такого журнала нет!
Что касается господ независимых, то они сами виноваты в своей судьбе. Партия годами, с истинно ангельским терпением переносила их тявканье и еще в Эрфурте дала им полную возможность привести что-нибудь в доказательство их лживых измышлений. Но миллион человек не может вечно терпеть помехи со стороны пятидесяти заносчивых молокососов, которые претендуют на право бросать позорящие обвинения, не считая обязательным для себя приводить доказательства. Теперь они изгнаны и могли бы показать, на что они способны, но, кроме вечной лжи и брани, ничего не слышно. Все эти когда-то подававшие надежды Кампфмейеры, Эрнсты, Мюллеры и прочие, - что они сделали с тех пор, как освободились от гнета партийного руководства? Их газета абсолютно бессодержательна, а кроме нее они ничего не делают. Если эти господа думают, что они на что-то способны, почему же они этого не делают? Полемика «Vorwarts» против них не всегда удачна, что вообще свойственно этой газете; она частенько хватает через край, но это абсолютно не меняет существа дела.
Разве эти господа еще до раскола не выступали против фракции и партийного руководства с такими же резкими речами, как и «Vorwarts» против них? К тому же они в общем абсолютно безвредны. В Германии они мертвы, как всякий, кто отходит от главного русла движения. С тех пор как движение в самой Германии окрепло и руководство находится внутри страны, благоприятная почва для таких склок имеется только в немецких союзах за границей, в чем я лично убедился в течение 45 лет на примере здешнего Общества. До 1860 г. лучшие люди, как правило, находились за границей, теперь же как раз наоборот. На чужбине союзы состоят из постоянно меняющихся элементов, и их члены очень редко достигают среднего уровня людей на родине; находясь вне отечественного движения, с которым они связаны только внешне, они обычно мало заняты действительной работой, поэтому скучают, и это делает их гораздо более склонными ко всяким дрязгам.
Я знаю, что у Вас среди молодых много товарищей по университету и друзей юности, но это нужно преодолеть. Ведь можно и сохранить дружеские личные связи, несмотря на политический разрыв. Но через это всем нам пришлось пройти, а мне даже в моей собственной набожной и архиреакционной семье. И к тому же Вы все еще можете оказывать благотворное влияние на Ваших старых друзей, толкая их на путь научных занятий, вместо бахвальства. Пусть только эти господа продолжают учиться, и наиболее дельные из них скоро одумаются. Боюсь только, что им в этом помешает свирепствующая среди этих господ эпидемическая мания величия. А что касается травли и ожесточения, то без этого нельзя обойтись. «Не мир пришел я принести, но меч». ( Евангелие от Матфея, гл. 10, стих 34)
На этих днях я вышлю Вам «Положение рабочего класса».
С сердечным приветом Ваш Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 16 сентября 1892 г.
Дорогой Барон!
Эде просит меня переписать для тебя один отрывок из «Deutsch-Franzosische Jahrbucher». Он указывает только, откуда начать, но не пишет, где кончить. Поэтому посылаю тебе в переписанном виде все до конца письма, а ты сам увидишь, что тебе нужно.
Ковалевский сейчас здесь и выражает готовность послать тебе для «Neue Zeit» статью о большой книге Лаврова на русском языке «Задачи истории мысли», но статью ему придется написать по-французски. Если статья тебе подходит, то дай мне, пожалуйста, знать.
В Глазго на конгрессе тред-юнионов творилось черт знает что. «Старые» приложили все усилия к тому, чтобы победить, а так как они организованы, все между собой знакомы и по старой памяти пользуются уважением, то им удалось добиться многого за счет «новых», которые, не зная еще всей механики, попались в сети регламента, не были знакомы друг с другом, а также со многими более честными элементами из числа «старых» - и потому могли выставить мало таких лиц, которые даже и независимо от своего партийного положения лично вызывали бы всеобщее уважение. Гарди и Том Манн оба в широких кругах не популярны. Бёрнс, который многое мог бы изменить, отсутствовал. Таким образом получилось, что большинством голосов Парламентский комитет был выбран из «старых», а Фенвик вновь избран секретарем. Так как старые ввиду безнадежности сопротивления перестали возражать против восьмичасового рабочего дня и выступали против законодательного установления его лишь pro forma, для соблюдения приличий, то большинство новых было в полном восторге. Обрадовавшись победе требования о законодательном установлении восьмичасового рабочего дня, они махнули рукой на все остальное, и получилось, что не только были потребованы меры против иммиграции «пауперов», но и приглашение на Цюрихский конгресс было пренебрежительно и для нас прямо-таки в оскорбительной форме отклонено (между прочим и на том основании, что Цюрихский конгресс созывается не конгрессом английских тред-юнионов!!). Наряду с этим было решено немедленно созвать международный конгресс по вопросу о восьмичасовом рабочем дне. О ходе этих прений ты прочтешь в шотландской газете, которую тебе послала Тусси.
Ясно, что наши континентальные товарищи должны занять по этому вопросу определенную позицию. Это удобный случай разъяснить чванливым тред-юнионам нашу точку зрения.
Французы в Марселе, наверно, положат этому начало.
К сожалению, я, во всяком случае в течение некоторого времени, не смогу посылать тебе «Workman`s Times». Бёрджесс довольно долго посылал по одному экземпляру Бебелю и некоторым другим на континенте, но внезапно прекратил делать это, поскольку этот дурак не желает иметь дела с континентальными товарищами, у которых «нет даже тредюнионистской организации». Поэтому тот экземпляр, который все это время оставался свободным для тебя, я теперь опять вынужден посылать Бебелю, так как у Правления должен быть один экземпляр, а до ноября я не смогу изменить число получаемых экземпляров; мне стоит немалого труда аккуратно получать те, которые уже заказаны. В ноябре я возобновлю подписку, и тогда можно будет распорядиться по-иному.
На последней конференции Социал-демократической федерации Гайндману было предложено - говорят, единогласно - отстраниться от руководства Федерацией и ограничиться только литературной работой. Посмотрим, надолго ли это. Но для него это большой удар.
Жаль, что Эде пропустил также и конгресс тред-юнионов, но тут ничего нельзя было поделать. Ему самому продление каникул принесет только пользу.
Я все еще под домашним арестом, но понемногу поправляюсь.
Твой Ф. Э.
РЕГИНЕ И ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙН В ЦЮРИХ Лондон, 17 сентября 1892 г.
Дорогая Гина!
От Луизы, которая вновь появилась здесь в среду, я узнал, что Вы еще в Цюрихе, а Кете уже здесь; вчера Ваше письмо позволило, наконец, снова установить оборвавшуюся связь.
Нам очень жаль, что Вы все еще так болеете, но ведь и этому придет конец, а тем временем Эде сможет немного продолжить свое каникулярное пребывание на свежем воздухе, что ему будет очень полезно, а партии тоже не повредит, раз уж конгресс тред-юнионов он все равно пропустил. На этом конгрессе царила большая неразбериха, самое интересное для нас заседание было в четверг по вопросу о конгрессе. Если бы мы знали ваш адрес, то послали бы Эде шотландскую газету с отчетом, теперь же несколько имевшихся экземпляров разошлись по другим направлениям. Несмотря на все ухищрения Торна, цюрихское пригласительное письмо «конгрессу тред-юнионов в Глазго» упорно скрывалось в течение четырех дней, а затем Меткин, явно по предварительному сговору со «старыми» и с намерением воспрепятствовать посылке делегатов в Цюрих, выступил с предложением созвать свой собственный международный конгресс по вопросу о восьмичасовом рабочем дне. Это вызвало поправку Парнелла, что лучше поехать в Цюрих. По словам Эдуарда Эвелинга, Парнелл и Квелч выступали очень хорошо. Но тут все старые словно взбесились: континентальные рабочие-де слабы и плохо организованы, но если бы англичане взяли их под свое покровительство, то все было бы хорошо; а Цюрихский конгресс во всяком случае не созван конгрессом английских тредюнионов; неужели следует солидаризироваться со всеми этими дикими теориями и социализмом, которые свирепствуют на континенте, и т. д. (последнее опасение особенно сильно высказывал один из новообращенных сторонников восьмичасового рабочего дня, ланкаширский ткач).
Словом, от радости, что законодательное установление восьмичасового рабочего дня больше не встречает теперь почти никакой оппозиции, конгресс в угоду малосознательным ланкаширским рабочим хлопчатобумажной промышленности без долгих разговоров бросил под стол приглашение континентальных рабочих, и это решение было принято 189 голосами против 97!
Хотя большинство едва ли понимало, что творило, - это действительно гнусное оскорбление, брошенное в лицо всему континентальному рабочему движению. Мы тотчас же дали об этом знать всем, и французы, вероятно, в ближайшие же дни в Марселе дадут на это первый ответ. Слишком уж это удобный случай для того, чтобы, не принимая происшедшее слишком трагично, все же сбить спесь со старых тред-юнионистов, все более и более развивающихся в реакционном направлении.
Прилагаю номер «Pall Mall» со статьей Эвелинга о гамбургских социалистах и о холере. ( «Холера и гамбургские социалисты»)
В «Daily Chronicle» появилась длинная критическая статья по поводу «Утопического социализма и т. д.», которую Вы, вероятно, видели. Вот умники!
Французская ежедневная газета все еще находится в зачаточном состоянии, все еще ведутся переговоры, но это все же лучше, чем снова бросаться, очертя голову, в какую-нибудь кратковременную авантюру.
Луиза вернулась в прекрасном настроении, нашла свою мать и Игнаца здоровыми и бодрыми и шлет Вам сердечный привет.
Теперь еще несколько строк для Эде, поэтому желаю Вам всего хорошего.
С сердечным приветом Ваш Ф. Энгельс
Дорогой Эде!
Требуемый отрывок я отправил вчера К. Каутскому, причем переписал, начиная с указанных слов и до самого конца письма; при этом я сказал К. Каутскому, что он сам, очевидно, решит, надо ли использовать все или только часть и какую именно.
На последней конференции Социал-демократической федерации (в «банковский праздник»404, в первый понедельник августа) Тейлор, кандидат, провалившийся в Хакней**, предложил выбросить Гайндмана вон. Это встретило большую поддержку,
16:14 15.08.2015
особенно среди провинциальных делегатов, но Тейлора уговорили сформулировать свое предложение более мягко, чтобы получить возможно более значительное большинство. В результате постановили (как утверждает Тейлор, единогласно) предложить Гайндману устраниться от руководства Социал-демократической федерацией и посвятить себя литературной пропаганде. Как долго это будет продолжаться, увидим. Во всяком случае для одержимого манией величия это - жестокий удар. Каган из Нью-Йорка, который посетил его, ничего не зная об этой истории, нашел его в состоянии меланхолии, отрешенности и удивительного миролюбия по отношению ко всем, кого он прежде втаптывал в грязь.
«Workman`s Times», то есть Бёрджесс, тоже хочет стать теперь главой партии. Ты, вероятно, уже знаешь, что те 400 ф. ст., которые он во время выборов предложил Бёрнсу, Кейр Гарди, Тейлору и Бену Эллису, были им получены от Чампиона (то есть через последнего от мыловаренной фирмы Гудзон).
Словом, со времени твоего отъезда многое здесь изменилось, и тебе предстоит среди здешней публики много дела, и весьма интересного.
Большой привет.
Твой Ф. Э.
Кете я еще не видел.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 17 сентября 1892 г.
Дорогой Лафарг!
Ваше мнение, что нужно воспользоваться случаем и дать урок старым английским тредюнионам, совпадает с мнением Бебеля. Если Либкнехт поедет в Марсель, Вам представится возможность договориться с ним. В то же время Вы сможете спросить его, почему «Vorwarts » полон сообщений о действиях бруссистов, аллеманистов и бланкистов, но едва упоминает о наших. Но в Берлине думают, что в Марселе свирепствует холера, и это может помешать путешествию Либкнехта.
Поскольку английские тред-юнионы признают только bona fide рабочих, и притом только тех, которые организованы в профессиональные союзы, было бы чрезвычайно важно, чтобы не только съезд Рабочей партии, но также главным образом французский съезд синдикальных палат, который созывается на несколько дней раньше нашего, совершенно ясно высказался по поводу претензий англичан, стремящихся игнорировать существующее континентальное движение, для того чтобы положить начало новому движению под их руководством и в их духе. Несомненно, члены французских синдикатов будут протестовать против того, что говорилось в Глазго о них и о других рабочих континента.
Вудс, депутат парламента: «организации на континенте Европы совсем не эффективны, но он твердо убежден, что могущественной организации в Англии стоит лишь протянуть руку товарищества, симпатии и братства» (всего только!) «своим друзьям на континенте, чтобы свести эти затруднения к минимуму» и т. д.
Фостер из Дургама, шахтер: «Он поражен замечаниями м-ра Вудса, что усилия в этой стране до известной степени нейтрализуются братьями-рабочими других стран, которые совсем не так хорошо организованы, как рабочие Англии; их социальное положение не одинаково с нашим» (!!!) «... если бы было можно убедить братьев-рабочих на континенте проявить таков же единодушие, какое проявляется в этой стране, когда принимается решение по какому-нибудь частному вопросу» (речь идет о восьмичасовом рабочем дне, а Вы знаете, как англичане сопротивлялись этому, когда на континенте уже было единодушие, - те самые англичане в целом и каждый в отдельности, которые кричат теперь так громко!), «то тогда они знали бы, что рабочий класс может добиться цели» и т. д.
Холмс, из Бёрнли (ткач, вновь обращенный сторонник восьмичасового рабочего дня, желающий доказать, что эта перемена фронта не сделала его социалистическим людоедом): «Разве на континенте существуют какие-либо передовые или, как они называют их, социалистические движения, в которые хотят их вовлечь» (в Цюрихе)? «Он спрашивает присутствующих джентльменов, собираются ли они отправиться на этот конгресс от имени своей организации, чтобы защищать множество диких проектов, которые, как им известно, распространяются на континенте?»
Коннер, из Лондона: «хотя уже созываются два международных конгресса» (в Цюрихе и Чикаго), «но ни один из них не был созван конгрессом тред-юнионов или по его поручению» (!!).
Вот так. Этих оскорблений достаточно, чтобы взволновать сердца членов французских синдикатов.
Повторяю: для достижения морального эффекта здесь, в Англии, резолюция съезда синдикатов, отвергающая попытку раскола, которая кроется в резолюции, принятой в Глазго, имела бы гораздо большее значение, чем резолюция съезда социалистов. Сделайте все, что возможно, для этого. Тусси послала Дельклюзу газетный отчет.
Передайте от меня привет товарищам. Поработайте хорошенько, как в Лилле, где, по словам Тусси, был самый деловой рабочий конгресс из всех виденных ею.
Ваш Ф. Энгельс
НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Лондон, 22 сентября 1892 г.
Милостивый государь!
Итак, мы согласны пока в этом одном пункте: что Россия в 1892 г. не могла бы существовать как чисто сельскохозяйственная страна, что ее сельскохозяйственное производство должно быть дополнено производством промышленным.
Так вот я утверждаю, что промышленное производство в наше время означает крупную промышленность, пар, электричество, сельфакторы, механические ткацкие станки и, наконец, машины для производства машинного оборудования. С того дня, когда Россия ввела у себя железные дороги, введение этих современных средств производства было предрешено.
Вы должны быть в состоянии ремонтировать ваши собственные паровозы, вагоны, железные дороги, а это можно сделать дешево только в том случае, если вы в состоянии строить у себя в стране все то, что вы намереваетесь ремонтировать. С того момента как военное дело стало одной из отраслей крупной промышленности (броненосные суда, нарезная артиллерия, скорострельные орудия, магазинные винтовки, пули со стальной оболочкой, бездымный порох и т. д.), крупная промышленность, без которой все это не может быть изготовлено, стала политической необходимостью. Все это нельзя производить без высокоразвитой металлообрабатывающей промышленности, а эта промышленность не может существовать без соответствующего развития всех других отраслей промышленности, особенно текстильной.
Я совершенно согласен с Вами, что начало новой промышленной эры для вашей страны следует отнести приблизительно к 1861 году. Крымскую войну характеризовала именно безнадежная борьба нации с примитивными формами производства против наций с современным производством. Русский народ прекрасно понял это, и отсюда его переход к современным формам, - переход, ставший окончательным после акта об освобождении 1861 года.
Раз уж признана эта необходимость перехода от примитивных методов производства, преобладавших в 1854 г., к современным методам, начинающим преобладать теперь, то становится второстепенным вопрос, был ли этот тепличный процесс поощрения промышленной революции путем покровительственных и запретительных пошлин выгодным, или даже необходимым, или наоборот.
Эта тепличная атмосфера в области промышленности убыстряет процесс, который в противном случае мог бы носить более затяжной характер. Она втискивает в какие-нибудь двадцать лет процесс, который при других условиях занял бы шестьдесят лет или более. Но это не влияет на самую природу этого процесса, который, как Вы сами говорите, ведет свое начало с 1861 года.
Несомненно одно: если Россия действительно нуждалась в своей собственной крупной промышленности и решила иметь ее, то она не могла создать ее иначе, как посредством хотя бы известной степени протекционизма, - и это Вы допускаете. В таком случае с этой точки зрения и вопрос о протекционизме становится только вопросом степени, а не принципа; самый же принцип был неизбежен.
И еще одно несомненно: если Россия после Крымской войны нуждалась в своей собственной крупной промышленности, то она могла иметь ее лишь в одной форме: в капиталистической форме. Ну, а вместе с этой формой она должна была принять и все те последствия, которые сопровождают капиталистическую крупную промышленность во всех других странах.
Но я не вижу, чтобы результаты промышленной революции, совершающейся на наших глазах в России, отличались чем-нибудь от того, что происходит или происходило в Англии, Германии, Америке. В Америке условия сельского хозяйства и земельной собственности иные, и это создает некоторое различие.
Вы сетуете на медленный рост числа рабочих, занятых в текстильной промышленности, по сравнению с ростом продукции. Но то же самое имеет место повсюду. В противном случае откуда бы взялась наша многочисленная «промышленная резервная армия»? («Капитал», гл. 23, разделы 3 и 4408).
Вы доказываете постепенную замену мужского труда трудом женщин и детей («Капитал», гл. 13, раздел 3, а).
Вы сетуете, что изделия машинного производства вытесняют продукты домашней промышленности и таким образом разрушают подсобное производство, без которого крестьянин не может жить. Но здесь мы имеем дело с совершенно неизбежным последствием капиталистической крупной промышленности: созданием внутреннего рынка («Капитал», гл. 24, раздел 5), - явлением, которое произошло в Германии в мое время и на моих глазах. Даже то, что Вы говорите о вторжении изделий хлопчатобумажной промышленности, разрушающем не только домашнее прядильное и ткацкое производство крестьян, но также и крестьянскую культуру льна, - и это уже наблюдалось в Германии между 1820 г. и нынешним временем. Вообще, что касается этой стороны вопроса, то есть разрушения домашней промышленности и связанных с ней отраслей сельского хозяйства, то мне кажется, что в действительности вопрос для вас заключается в следующем: русским надо было решить - будет ли их домашняя промышленность уничтожена их собственной крупной промышленностью, или это будет совершено путем ввоза английских товаров. При протекционизме это сделают русские, без протекционизма - англичане. Мне все это кажется совершенно очевидным.
Ваш подсчет, что общий объем текстильной продукции крупной и домашней промышленности не возрастает, а остается неизменным или даже сокращается, - не только совершенно правилен, но было бы неправильным, если бы Вы пришли к другому результату. Пока русская промышленность ограничена своим внутренним рынком, ее продукты могут только покрывать внутреннее потребление. А последнее может возрастать лишь медленно и, как мне кажется, при нынешних условиях в России скорее должно было бы сокращаться.
Ведь одно из необходимых последствий крупной промышленности заключается в том, что она разрушает свой собственный внутренний рынок в ходе того самого процесса, посредством которого она его создает. Она создает рынок, разрушая основу крестьянской домашней промышленности. Но без домашней промышленности крестьяне не могут существовать. Они разоряются как крестьяне; их покупательная способность сводится к минимуму, и пока они, как пролетарии, не освоятся с новыми условиями существования, они будут представлять весьма скудный рынок для вновь возникших промышленных предприятий.
Капиталистическое производство, будучи преходящей экономической фазой, преисполнено внутренних противоречий, которые развиваются и становятся явными по мере его развития. Эта тенденция - разрушать свой собственный рынок одновременно с его созданием - представляет как раз одно из таких противоречий. Другое противоречие это - то безвыходное положение*, к которому приводит капиталистическое производство и которое в стране без внешнего рынка, как Россия, наступает скорее, чем в странах, более или менее способных к конкуренции на открытом мировом рынке. В этих последних странах такое, казалось бы, безвыходное положение находит себе выход в сильнейших изменениях в торговле, в насильственном открытии новых рынков. Однако и в этих случаях бросается в глаза, что они попали в тупик. Взгляните на Англию. Последний новый рынок, открытие которого для английской торговли могло бы привести к временному возрождению процветания, это - Китай. Поэтому английский капитал и настаивает на постройке китайских железных дорог. Но китайские железные дороги означают разрушение всей основы мелкого китайского сельского хозяйства и домашней промышленности; а так как там даже не будет противовеса в виде китайской крупной промышленности, то сотни миллионов населения будут поставлены в условия, невозможные для жизни. Последствием этого будет такая массовая эмиграция, какой свет еще не видывал, - она затопит Америку, Азию и Европу ненавистными китайцами, которые начнут конкурировать на рынке труда с американским, австралийским и европейским рабочим на основе китайского уровня жизни, самого низкого из всех; и если к тому времени вся система производства еще не будет изменена в Европе, то тогда ее необходимо будет изменить.
Капиталистическое производство готовит свою собственную гибель, и Вы можете быть уверены, что так будет и в России. Оно может вызвать, и если просуществует достаточно долго, то непременно вызовет коренную аграрную революцию, - я имею в виду революцию в условиях земельной собственности, которая разорит и помещика, и мужика и заменит их новым классом крупных земельных собственников, вышедших из деревенских кулаков и из городских буржуа-спекулянтов. Во всяком случае, я убежден, что консерваторы, насаждавшие в России капитализм, будут в один прекрасный день потрясены последствиями своих собственных дел.
Искренне Ваш П. В. Рошер
ВИКТОРУ АДЛЕРУ В ВЕНУ Лондон, 25 сентября 1892 г.
Дорогой Виктор!
Твое дело со Степняком улажено, и даже до прихода твоей телеграммы и двух писем.
Дело в том, что Степняк (после того как Луиза по твоему поручению просила его закончить дело) прислал мне твое письмо от 15-го с припиской, что им уже получено формальное согласие Зонненшайна и что он зайдет завтра (то есть в прошлый четверг, 22-го) обменять это согласие на 15 ф. ст., присланных на мое имя. Хоть я и не получил никакого уведомления от тебя, все же я слишком хороший коммерсант, чтобы не поверить подписи уважаемой фирмы В. А., даже если формальное уведомление еще до меня не дошло. Ведь ты приставил пистолет к груди не только Степняку, но в известной мере и мне, иначе, будь у меня хоть какой-нибудь выход, я бы попытался в твоих же интересах уклониться пока от выплаты. А причина только та, что в настоящее время ты уже уплатил Степняку все, что ему причитается; поэтому в издании твоего перевода он заинтересован только как автор, но не в денежном отношении, а это, насколько я знаю русских, не очень-то верный способ заставить его работать над вторым томом. Ну что ж, тут больше ничего нельзя было поделать. Я мог бы, правда, попросить его дать мне письменное обещание, что он представит свою работу в определенный срок, но это было бы совершенно бесполезно; у тебя, во всяком случае, уже достаточно его письменных обязательств, и еще одна бумажка не заставила бы его работать быстрее.
Итак, я довольствовался его обещанием, данным в присутствии Луизы, представить тебе все, что полагается, не позже чем через две недели (va-t-en voir s`ils viennent, Jean) (иди посмотри, не идут ли они, Жан), после чего я уплатил ему по прилагаемой расписке и на основании вполне достаточного заявления Зонненшайна 15 ф. ст., которые, согласно твоему обещанию, он должен был получить у меня. Ты пишешь ему: Вы можете также передать г-ну Энгельсу документ и немедленно получить от него 15 фунтов.
Как видишь, против такого категорического заявления ничего нельзя было поделать. Когда ты пишешь мне, что требовал от него и его работу «до уплаты», то это ошибка. Мне бы очень хотелось, чтобы твои слова позволили мне предъявить такое требование. Но ты связал уплату, да еще «немедленную», только с формальным документом от Зонненшайна.
При этом я растолковал Степняку, что он своей халатностью подвел сам себя и что при рациональном ведении дела можно было бы удовлетворить С. Зонненшайна и К° самое большее 5 ф. ст., и он, Степняк, получил бы соответственно больше (Эвелинг утверждает, что С. Зонненшайн и К° дали бы разрешение и безвозмездно, ибо перевод и так является рекламой для книги). Это было для него новостью, и он, вероятно, запомнит этот урок. Но наибольший ущерб потерпел на этом ты.
Summa summarum: в дальнейшем в подобных случаях лучше сообщай мне о деле заранее, и тогда я либо дам тебе совет, отнюдь не обязательный, либо сразу начну - сам, через Луизу или через Эвелингов - переговоры от твоего имени здесь на месте. И в литературных делах «знакомство с местными условиями» - первое требование, если не хочешь, чтобы тебя надули.
Мы радуемся тому, что твоя жена так хорошо поправляется, и надеемся, что так пойдет и дальше. Шлем вам наши наилучшие пожелания!
Андреаса Шёя мы уже несколько лет не видели, несколько месяцев ничего о нем не слышали и бесконечно долго здесь о нем не говорили. Не знаем о нем решительно ничего. По поводу дяди Юлиуса и Тетки*** можешь быть спокоен - мы с ними никогда почти не видимся, так как они систематически нас избегают, а рассказываем им и того меньше.
Сообщение о Гайндмане не следовало печатать. Это было непроверенное частное сообщение, в котором могли быть формальные неточности. По существу оно верно: Гайндман отстранен, хотя и самым деликатным образом. Одна только угроза подобного предложения, поддержанного большинством делегатов, могла так подействовать. Хуже всего то, что на опровержение этой заметки нельзя ответить, не сделав тем самым его позицию здесь более выгодной. Сам он написал также в «Justice», причем высказал предположение, что «Vorwarts » не перепечатает его письма. Значит, теперь выходит, что осрамился-то он.
«Социальные отношения в России» (Ф.Энгельс "Социальный вопрос в России") ты получишь в двух экземплярах. Что касается «Бакунистов за работой», то я пока смог найти только один (переплетенный с другими работами) экземпляр, а именно мой рабочий. Одалживать книги с агитационной целью я поневоле отучился, и тебе советую то же. Орудия моего ремесла я раз навсегда решил не отдавать из дому.
Мое здоровье по-прежнему «тише едешь - дальше будешь». Луиза говорит, что ты спрашивал, давно ли у меня эта история, - она обнаружилась около десяти лет тому назад вследствие неосторожности, а начало ей было положено падением вместе с лошадью во время охоты около 25 лет тому назад. Далее могу сообщить, что уже через несколько лет после того, как это дело обнаружилось, я вынужден был из-за неприятных ощущений в области пахового канала носить особый бандаж, и, кроме того, в этой области с левой стороны образовалось, по-видимому, небольшое расширение вен. За последние несколько дней я наблюдаю как будто решительный перелом к лучшему, но все-таки еще остается чувствительность при надавливании, особенно после непродолжительного стояния или ходьбы. Во всяком случае, я должен еще запастись терпением и соблюдать покой. Луиза передавала мне, что ты любезно согласился узнать о каком-нибудь здешнем специалисте, это было бы мне очень кстати, так как всякая...
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 26 сентября 1892 г.
Дорогой Барон!
Прилагаю, на мой взгляд, абсолютно необходимые исправления обоих мест.
I. О принятом в последний день решении все же послать делегатов на Цюрихский конгресс я ничего не читал и ничего не слыхал от присутствовавшего там Эвелинга. Что-то в этом роде было как будто напечатано в «Daily Telegraph», теперь это уже невозможно установить. Эвелинга, который собирался прийти, до сих пор - 4 часа 40 минут - все еще здесь нет, и поэтому я не могу его расспросить. В отчете «Daily News» ничего подобного нет. Нет ничего и в «Workman`s Times». Возможно, что Бебель прочел что-нибудь такое во «Frankfurter Zeitung». Поэтому я считаю самым правильным оговорить это место, как. я указал.
II. Что ряд лиц, называющих себя «независимой рабочей партией», собрались в Глазго под председательством Кейр Гарди - это верно. Но это независимая рабочая партия, которую на свой страх и риск пытается основать Бёрджесс (Автолик) из «Workman`s Times», а ни в коем случае не настоящая, признанная партия, вроде нашей партии в Германии или Австрии; это пока секта, вроде Социал-демократической федерации, с которой она конкурирует.
Имя Кейр Гарди, по-видимому, ввело Бебеля в заблуждение и заставило отнестись к этой истории более серьезно, чем она того заслуживает. Но Кейр Гарди - шотландец и очень хитрый дипломат, к тому же он жаждет как можно лучше использовать свое новое положение члена парламента (причем он кое в чем осрамился); но со временем он исправится, пусть только немного утихомирится. Я считаю его лучше, чем он сейчас кажется.
Обо всем этом я сейчас напишу Бебелю. На днях напишу больше. Эде должен возвратиться завтра или в среду. Твои поручения будут выполнены.
Твой Ф. Э.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 26 сентября 1892 г.
Дорогой Август!
О Кугельмане Луиза кое-что тебе уже рассказала. Вначале, в 60-х годах, он был в весьма дружеских отношениях с Марксом, многое сделал для того, чтобы сломить заговор молчания печати вокруг I тома «Капитала», а также убедил Маркса поехать в Карлсбад, что принесло тому большую пользу; но, проведя там некоторое время вместе, они совершенно разошлись. После смерти Маркса он часто писал мне, но я старался держаться холодно, так как не был убежден, что на него можно положиться. Во всяком случае он имеет связи не только в одном лагере.
По поводу экземпляров «Господина Фогта» я написал ему с просьбой сперва сообщить мне, сколько их у него. Тут есть ряд привходящих соображений. Мне даже кажется, что у Тусси и Лауры нет ни одного экземпляра. Насколько возможно, и тебя примем во внимание.
Арндт - студент, был в Женеве, затем уехал в Испанию, поддерживал отношения с нашими товарищами в Мадриде, а потом приехал сюда. Здесь Юлиус взял его под свое покровительство; иногда он заходил и к нам, затем неожиданно уехал в Париж. О своем намерении писать корреспонденции для «Vorwarts» он не говорил нам ни слова - возможно, что Юлиус устроил это. Я дал ему записку к Лауре, но не знаю, явился ли он туда; справлюсь об этом.
Лаура могла также направить его к Вайяну; а так как тот находится в Париже, Лафарг же вечно в разъездах, то этим и объясняется преимущественное внимание, которое он уделяет бланкистам и их союзникам - аллеманистам34. Не можешь ли ты мне достать адрес Арндта?
После съезда, особенно когда начнет выходить ежедневная газета, Лафарг будет больше бывать в Париже, и тогда этого человека надо будет направить прямо к нему и к Геду.
Мейера из Сент-Луиса я как будто вспоминаю, но ведь столько народу носит эту фамилию! Надеюсь, что Кугельман чего-нибудь добьется, он так любит хвастать своими связями.
Пипер был в свое время здесь домашним учителем у Ротшильда; сейчас он учитель гимназии в Ганновере, где Маркс встретил его однажды на улице - кажется, в 1867 г. - в образе надутого филистера.
Целиком разделяю твое мнение, что надо придерживаться ежегодного созыва партийных съездов. Вы, как Правление, должны этому следовать хотя бы для соблюдения устава; в противном случае вы дадите отличный повод крикунам. Да и вообще важно, чтобы сама партия высказывалась в целом хоть раз в год; это необходимо всегда, а сейчас вдвойне - как против «независимых», так и против Фольмара.
Очень жаль, что вы ни с того ни с сего опубликовали мое сообщение о Гайндмане.
Поэтому я определенно раз и навсегда заявляю на будущее, что мои сообщения в частных письмах предназначены для вашей информации, и в случае надобности могут быть использованы - с соблюдением необходимых оговорок - для внесения поправок или с целью воспрепятствовать появлению в «Vorwarts» ошибочных отчетов и статей; но для непосредственного опубликования, их можно использовать только в том случае, если это определенно указано. В противном случае мне пришлось бы либо молчать обо всем, чего я не могу прямо доказать, либо же идти на риск, в большинстве случаев называя свой источник, чтобы тем самым лишиться его на будущее время.
Само сообщение по существу совершенно правильно, доказательством чего является любой номер «Justice»; нападки на здешних и континентальных деятелей прекратились, и от всего гайндмановского духа не осталось и следа. Однако вполне возможно, что в сообщении были формальные неточности, что Гайндман подал в отставку при одной лишь угрозе такой резолюции и т. д. Досадно только, во-первых, что эта история закрывает нам этот и другие источники осведомления о событиях внутри Социал-демократической федерации, вовторых, что она улучшает положение Гайндмана и, в-третьих, что мы ничего не можем предпринять, не улучшив еще больше его положения.
Гайндман поместил кое-что в «Justice», где выражает уверенность, что вы не перепечатаете его письма. Таким образом, он с этой стороны осрамился. Постараюсь достать для тебя один экземпляр.
Кугельману я написал, что, поскольку это входит в мою компетенцию, тебе разрешается прочитать письма Маркса к нему. «Рыцаря благородного сознания» он также получит.
Сегодня я получил от К. Каутского корректуру твоей статьи. Он меня спрашивает относительно двух мест: I. О принятом в Глазго решении все-таки послать делегатов в Цюрих «Daily News» ничего не сообщает, и Эвелинг ничего не слыхал об этом, иначе он сказал бы. Он собирался сегодня зайти, но не пришел. Луиза говорит, что на обратном пути в Лондон она что-то в этом роде читала в «Daily Telegraph». При таких обстоятельствах я посоветовал К. Каутскому вставить слова: «если соответствующие сообщения газет правильны». Это полностью снимет с тебя ответственность.
II. «... нарождающаяся независимая рабочая партия - ее сторонники впервые собрались после окончания конгресса в Глазго, чтобы конституироваться, -» и т. д. и т. д.
Я посоветовал К. Каутскому непременно вычеркнуть слова между двумя тире: «ее сторонники... чтобы конституироваться». Нарождающаяся здесь независимая рабочая партия еще далека от того, чтобы конституироваться, и отнюдь не желательно,
чтобы она уже сейчас делала попытки в этом направлении. Для этого она еще не созрела. Независимая рабочая партия, члены которой более или менее сконституировались в Глазго под председательством Кейр Гарди, - это секта, созданная Автоликом (Джозефом Бёрджессом) из «Workman`s Times», которая пока насчитывает около 2000 членов и конкурирует с Социал-демократической федерацией в вербовке слегка склоняющихся к социализму рабочих.
Пока что она не в большей мере действительно независимая рабочая партия, чем Социалдемократическая федерация, и не лучше и не хуже этой последней. Посмотрим еще, что из нее выйдет; но мы ни в коем случае не должны безоговорочно провозглашать ее действительно независимой рабочей партией, подлинной и единственной, на этом мы здорово могли бы обжечься.
Кейр Гарди после своего избрания выдвинулся на первый план отчасти смешным, отчасти недостойным образом и заважничал; успех вскружил ему голову; ему необходимо немного утихомириться. Он хочет, по-видимому, насильно оттеснить на задний план Бёрнса, который ведет себя очень спокойно и сдержанно (он передал мне о своем намерении зайти, чтобы посоветоваться относительно позиции, которую следует занять). Думаю, что все это уладится;
Кейр Гарди лучше, чем он себя сейчас проявляет; но из того, что он принимает участие в каком-нибудь деле, вы еще отнюдь не должны заключать, что это дело безусловно заслуживает одобрения.
В остальном я вполне согласен с твоей статьей: спокойно, с достоинством, решительно.
Состоявшийся в Марселе съезд профессиональных союзов (Congres des syndicats), следуя предложению, которое я сделал Лафаргу, постановил не принимать участия в созываемом тред-юнионами международном конгрессе, а пригласить их принять участие в Цюрихском конгрессе. (Это не буквальный текст решения, я его еще не получил. Либкнехт, вероятно, пошлет его вам, он приехал как раз в то время, когда Лафарг писал.) Съезд Рабочей партии примет аналогичное решение. Я обратил внимание Лафарга на то, что тредюнионы не считают съезды и резолюции рабочих партий полноценными, а к съездам и резолюциям профессиональных союзов, напротив, относятся с полнейшим уважением. Если бы вы могли добиться в Германии резолюций профессиональных союзов в том же духе, это возымело бы здесь свое действие; этим ни в коем случае не следует пренебрегать.
Ты мог бы прислать нам экземпляров 12 твоей статьи для распространения в здешних газетах. Тут ведь очень мало кто знает иностранные языки, и будет чистейшей случайностью, если кто-нибудь заглянет в статью. Чтобы поместить здесь что-нибудь в печать, надо прибегать к иным средствам. Если, например, Эвелинг с готовой статьей явится в редакцию «Pall Mall», то, вероятно, сможет ее пристроить. В тот же вечер мы разослали бы экземпляры в другие газеты, так чтобы они все получили их одновременно, тогда можно было бы рассчитывать, что та или иная газета что-нибудь скажет по этому поводу. Но раз одна газета сообщила о чем-нибудь подобном, то никакая другая не напечатает об этом ничего - такое уж здесь правило. Поэтому мы должны иметь возможность здесь на месте определить момент рассылки. Зато во Францию ты, конечно, мог бы послать экземпляры прямо в газеты, специально указав, что они посланы тобой; возможно, там это удастся; пока во Франции у нас нет ни одной ежедневной газеты, в которой мы могли бы что-нибудь поместить. Ты мог бы послать в «Eclair» (эта газета скорее всего напечатала бы что-нибудь), «Figaro», «Temps», «Matin», «La Justice», «Intran..geant», «Parti Ouvrier» (поссибилистская), «Parti So..aliste» (49, rue de Rivoli, бланкистская еженедельная газета).
Сообщи мне, пожалуйста, продолжает ли редакция «Workman`s Times» посылать тебе свою газету или нет. Здесь говорят, что посылка за границу бесплатных экземпляров прекращена. Если это верно, я буду посылать ее тебе, а не Фишеру, который сможет читать ее у тебя или после тебя.
Я с удовольствием приписал бы еще несколько слов для твоей жены, но уже десятый час вечера, и я вопреки запрету врача уже слишком долго пишу при искусственном освещении.
Сегодня весь день пришлось писать - Виктору и К. Каутскому, так что ты попроси ее извинить меня. Но она получит от меня отдельное письмо. А пока передай ей мой сердечный привет.
Твой Генерал
Я сейчас узнал от Луизы, что редакция «Workman`s Times» давно уже не присылает тебе газеты. Следовательно, этот вопрос выяснен.
ВИКТОРУ АДЛЕРУ В ВЕНУ Лондон, 27 сентября 1892 г.
Дорогой Виктор!
Едва мое (заказное) письмо тебе было вчера отправлено, как явился посыльный из Лионского кредита и вручил мне в погашение выплаченного мною аванса пресловутые 15 фунтов, о получении которых спешу с благодарностью уведомить.
Марсельский съезд профессиональных союзов (синдикатов), состоявшийся до съезда Рабочей партии, постановил не посылать делегатов на созываемый по решению конгресса тред-юнионов в Глазго конгресс по вопросу о восьмичасовом рабочем дне, а вместо этого пригласить тред-юнионы приехать в Цюрих. Съезд партии, как пишет Лафарг, примет аналогичное решение. Если бы ваши профессиональные союзы высказались в том же духе, это произвело бы здесь впечатление: решения политических рабочих конгрессов надутые господа из старых тред-юнионов не признают полноценными!
Привет твоей жене и детям и тебе самому от Луизы, а также от твоего Ф. Э.
ФРАНЦУ МЕРИНГУ В БЕРЛИН Лондон, 28 сентября 1892 г.
Уважаемый г-н Меринг!
Каутский прислал мне отрывок из одного Вашего письма, в котором содержится вопрос ко мне. Если Вы считаете неудобным писать мне, потому что я когда-то оставил без ответа два Ваших письма, то я не имею права быть на это в обиде. Но ведь тогда мы принадлежали к разным лагерям, действовал закон против социалистов, и это заставляло нас придерживаться правила: кто не с нами, тот против нас. К тому же Вы сами, если я не ошибаюсь, говорили в одном из писем, что не можете рассчитывать на ответ. Но это было давно, с тех пор мы оказались в одном и том же лагере. Вы опубликовали в «Neue Zeit» превосходные работы, на признание которых я не скупился в своих письмах, например, к Бебелю. Поэтому я с удовольствием пользуюсь случаем ответить Вам непосредственно.
Разумеется, претензия приписывать открытие материалистического понимания истории прусским романтикам исторической школы является для меня новостью. У меня у самого есть «Наследство» Марвица, я прочитал эту книгу еще несколько лет тому назад, но ничего не обнаружил в ней, кроме превосходных мест о кавалерии и непоколебимой веры в чудодейственную силу пяти ударов кнута, когда дворянство применяет их против плебса. Вообще же с 1841-1842 гг. мне была совершенно чужда эта литература - я знакомился с ней только весьма поверхностно и, конечно, абсолютно ничем не обязан ей в упомянутом отношении.
Маркс во время своего пребывания в Бонне и Берлине познакомился с Адамом Мюллером, «Реставрацией» г-на фон Галлера и т. д.; он лишь довольно презрительно отзывался об этом пошлом, высокопарно-болтливом подражании французским романтикам Жозефу де Местру и кардиналу Бональду. Если бы он и натолкнулся на такие места, как приводимая Вами цитата из Лавернь-Пегилена, то они в то время не могли произвести на него абсолютно никакого впечатления, даже если бы он вообще понял, что эти люди хотели сказать. Маркс был тогда гегельянцем, и для него это место было абсолютной ересью; о политической экономии он абсолютно ничего не знал, и, следовательно, слова «форма хозяйства» вообще не имели для него никакого смысла, а потому упомянутое место, даже если он его и знал, должно было в одно ухо войти, а в другое выйти, не оставив в его памяти сколько-нибудь заметного следа.
Но я не думаю, чтобы в произведениях историков романтической школы, которые Маркс читал между 1837 и 1842 гг., можно было найти отзвуки чего-либо подобного.
Это место, действительно, в высшей степени примечательно, но мне бы хотелось, чтобы цитата была проверена. Я не знаю этой книги, автор мне, конечно, известен как приверженец «исторической школы». Это место в двух пунктах расходится с современным пониманием: 1) в том, что производство и распределение выводится здесь из формы хозяйства, вместо того чтобы, наоборот, выводить форму хозяйства из производства, и 2) той ролью, которая приписывается «соответствующему использованию» формы хозяйства, под чем можно подразумевать что угодно, пока не узнаешь из самой книги, что имеет в виду автор.
Но всего удивительнее то, что правильное понимание истории якобы обнаруживается in abstracto у тех людей, которые in concreto всего больше искажали историю и в теории и на практике. Эти люди уже на примере феодализма могли бы увидеть, каким образом здесь форма государства развивается из формы хозяйства, потому что здесь, так сказать, все неприкрыто и ясно как на ладони. Я говорю, они могли бы, так как, помимо вышеупомянутого непроверенного места - Вы сами говорите, что получили его из вторых рук, - я нигде ничего подобного не смог обнаружить, кроме того, что, само собой разумеется, теоретики феодализма менее абстрактны, чем буржуазные либералы. Если уж один из них это представление о взаимосвязи развития культуры и формы государства с формой хозяйства в феодальном обществе обобщает настолько, что распространяет его на все формы хозяйства и формы государства, то как же тогда объяснить полнейшее ослепление того же романтика, лишь только речь идет об иных формах хозяйства, о буржуазной форме хозяйства и о соответствующих различным ступеням ее развития формах государства - средневековой цеховой коммуне, абсолютной монархии, конституционной монархии, республике? Ведь это трудно согласовать одно с другим. И тот же человек, который видит в хозяйственной форме основу всего общественного и государственного строя, принадлежит к школе, для которой уже абсолютная монархия XVII и XVIII веков означает грехопадение и предательство по отношению к истинной государственной доктрине!
Но это также означает во всяком случае, что форма государства так же неизбежно вытекает из формы хозяйства и из ее соответствующего использования, как ребенок рождается от совокупления мужчины и женщины. Принимая во внимание всемирно известную доктрину школы, к которой принадлежит автор, я могу объяснить это только таким образом: истинная форма хозяйства - это феодальная. Но так как люди по злобе своей против нее в заговоре, надо, таким образом, ее «соответственно использовать», чтобы обеспечить неприкосновенность от этих нападок и сохранить ее навеки и чтобы «форма государства» и т. д. постоянно ей соответствовала, то есть была по возможности низведена до уровня XIII-XIV веков. Тогда одновременно нашел бы свое осуществление лучший из миров и осуществилась бы прекраснейшая историческая теория, а
16:19 15.08.2015
а обобщение Лавернь-Пегилена опять сведено было бы к своему истинному содержанию: что феодальное общество порождает феодальный государственный строй.
Пока что я могу только предположить, что Лавернь-Пегилен сам не понимал, что писал.
Некоторые животные, согласно пословице, тоже иной раз находят жемчужину, а среди прусских романтиков эти животные широко представлены. Во всяком случае, их всегда следует сравнивать с их французскими прообразами - не заимствовано ли также и это.
Вас я могу только поблагодарить за то, что Вы обратили мое внимание на этот вопрос, который я, к сожалению, в настоящий момент не смогу разобрать здесь подробнее.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 29 сентября 1892 г.
Дорогой Барон!
Эде и Гина самые удивительные люди на свете. Сегодня утром пришла от них из Берна открытка от 29 сентября 1892 г. с видом на Шенцли, а сегодня днем, в 1 час 30 минут, они вваливаются собственной персоной, оба прекрасно выглядят, особенно Гина, хотя она еще продолжает лечить горло; но, главное, Эде производит впечатление человека, преодолевшего свою неврастению. Так как в последнее время у них творилась невообразимая путаница с адресами, я спешу опередить их и сообщаю тебе, что они пока что поселились 23, Compton Terrace, Highbeary, N., возле самой станции Хайбери и Ислингтон лондонской Северной железной дороги.
Письмо Меринга, которое при сем возвращаю, вынуждает меня, если я не хочу его обидеть - а это, разумеется, не приходит мне в голову, - ответить ему лично, что я и делаю на прилагаемом листке, который прошу тебя ему передать.
Ковалевскому я сказал в пятницу, чтобы он послал тебе статью.
«Centralblatt» здесь получают у нас дома и Эвелинги. Мужская половина семьи Браун, по-видимому, никак не может решиться окончательно порвать с катедер-социалистами. Респектабельность!
Поскольку ты спрашиваешь меня, кто бы мог написать статью по истории социалистических организаций Англии, я тебе рекомендую Тусси, так как только она вместе с Э. Эвелингом может справиться с этим делом. Имеющаяся по этому вопросу литература очень неполноценна, хотя и многочисленна, причем в ней не содержится ничего о том, что происходило в действительности и чего публике не следует знать. Кто сам не участвовал в движении, тот не может о нем судить, то есть знать отдельные его эпизоды и объективно их воспроизвести. Эде, например, пришлось бы изучить годовые комплекты «Justice», «To-Day», «Labour Elector», «Commonweal» и т. д. за все годы до его приезда в Лондон, а потом еще расспросить Тусси о значении событий, и все же это все было бы из вторых рук. Между тем довольно затруднительно разъяснить все это самому Эде, который только что оправился от неврастении, и так как это дело не спешное, то пока я ничего не предпринимаю. Ты виделся с Эде больше, чем я, и если ты думаешь, что это не причинит ему излишних волнений, то было бы, пожалуй, лучше всего, чтобы предложение исходило от тебя. Во всяком случае, предоставляю тебе в дальнейшем действовать самому.
Статья Бебеля ("Международный конгресс о восьмичасовом рабочем дне"), по поводу которой я вчера написал тебе все необходимое, очень хороша.
Совершенно согласен с тем, что моя статья появляется только теперь. Я даже не знаю, вышла ли уже книга. Мендельсон говорил мне, что заказал ее, но получил ответ, что ее еще нет в продаже. В «Daily Chronicle» появилась комичная фабианская рецензия - все больше выдержки - на два с половиной столбца.
Судя по тому, что писал мне К. Шмидт, разгадать загадку ему не удалось, все же я жду самой статьи. Его статья о Менгеро-Джевонсиаде была очень недурна. К сожалению, здесь ее никуда нельзя пристроить.
Работы Меринга, как передовые статьи, так и его «Лессинга», я нахожу превосходными, они очень меня порадовали.
Твой Ф. Э.
ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 4 октября 1892 г.
Дорогой Кугельман!
Большое спасибо за Лейбница.
Что касается «Господина Фогта», то прошу тебя один экземпляр послать Бебелю и два - мне; если же у тебя самого нет другого экземпляра, то, конечно, один оставь себе, а мне пришли только один.
Я разыскал еще по одному экземпляру «Рыцаря благородного сознания» и «Пальмерстон, каковы были его прошлые дела»; прилагаю их.
Зато «Neue Rheinische Zeitung» имеется у меня только в одном экземпляре, но нет отдельных номеров, a «Revue сохранилось лишь несколько выпусков; когда мне бывает нужен полный комплект, приходится его одалживать. Пусть Микель возвратит тебе твой экземпляр; ведь теперь обладание этим журналом может быть опасно только для него, и он будет тебе благодарен, если ты его от этого избавишь. Впрочем, первый выпуск, как и другие разрозненные выпуски, иногда предлагается для продажи в каталогах букинистов.
Вообще я чувствую себя сносно, но если ты ожидаешь полного патологического описания моего довольно сложного и к тому же, пожалуй, довольно неясного случая, то я его тебе, к сожалению, дать не могу. Я состою в переписке с большим числом врачей в пяти или шести странах, и все требуют от меня того же, а это ведь вовлекло бы меня в медицинскую переписку, которая отняла бы у меня больше времени, чем политическая, что уже никуда не годится. У меня и без того более чем достаточно дел, мешающих моей работе над III томом*.
Поэтому уж извини меня, пожалуйста! Ничего серьезного в этой ерунде ведь нет, только временами она мне мешает.
Сердечный привет твоей жене и дочери.
Твой Ф. Энгельс
22:57 15.08.2015
ГУГО ЛИНДЕМАНУ И КАРЛУ ШТЕГМАНУ В ЛОНДОНЕ Лондон, 6 октября 1892 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Уважаемые господа!
В ответ на ваше любезное письмо от 2 октября сообщаю, что прежде я выполнял подобные просьбы, с которыми ко мне многократно обращались совершенно незнакомые лица, но опыт, приобретенный в этом отношении, к сожалению, заставил меня принять решение впредь так не поступать.
Кроме того, недомогание удержит меня, вероятно, продолжительное время в постели, и поэтому я не смогу разыскать в моей библиотеке старые журналы, к которым я обращаюсь редко.
При данных обстоятельствах я, к сожалению, не смогу оказать вам желаемую услугу и остаюсь с совершенным почтением Ф. Энгельс
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 7 октября 1892 г.
Дорогой Август!
Прежде всего о деле.
Лафарг прислал прилагаемое при сем сообщение «France» о запросе буланжиста Мильвуа. Он хочет воспользоваться случаем и ознакомить палату со всем тем, что сделала германская социал-демократия в 1871 г. и в последующие годы для сохранения или установления добрых отношений между Францией и Германией и что она за это претерпела; он хотел бы иметь: «даты протестов немецких социал-демократов, речи, произнесенные ими в рейхстаге и других местах, и вынесенные им приговоры».
Так как часть этих данных у меня отсутствует, а то, что есть, мне стоило бы огромного труда разыскать среди погребенных во множестве ящиков газетных комплектов - причем я легко мог бы пропустить самое важное, - то ты очень обяжешь меня и французов, если отберешь самые яркие примеры и перешлешь мне с датами и выписками главных мест (из официальных стенограмм). Итак: 1) выступления, которые повлекли за собой в 1870 г. заключение членов Брауншвейгского комитета в Лётцен, с указанием даты и сроков тюремного заключения; 2) ваши протесты в рейхстаге против аннексии и, пожалуй, еще несколько ярких выдержек из «Volksstaat» против войны и аннексии; 3) несколько выразительных примеров из речей, произнесенных позднее в рейхстаге тобой и Либкнехтом, с указанием дат и предмета прений; 4) все, что тебе еще покажется важным.
Очень много не требуется; ты знаешь приблизительно, сколько материала можно использовать в одной речи, и если про запас останутся еще одна-две цитаты, то этого вполне достаточно. Хорошо было бы, если бы ты привел несколько своих собственных выступлений, чтобы французы не думали, будто все делал только Либкнехт, или чтобы они, чего доброго, не сказали, что Либкнехт, мол, исключение, а остальные были иного мнения.
Вчера мы послали тебе вместе с «Workman`s Times» две французские газеты с отзывами о речах Либкнехта, в том числе заметку Геда, которая тебе, вероятно, понравится.
Лафарг будет выступать с речами в Кармо и других южных городах и возвратится к 16- 17 этого месяца; к тому времени соберется палата, и материал ему тотчас же понадобится.
Он пишет, что ура-патриотическая пресса, которая вся оплачивается Россией (в особенности «France»), яростно напала на Либкнехта. Русское посольство оплачивает теперь газеты сдельно: столько-то за каждую принятую статью. Это тоже признак того, что русским приходится туго с деньгами. Несомненно, Либкнехт произвел фурор. Я рад такой популярности старика; боюсь только, как бы 1) эта популярность не сделала его еще более упрямым в отношении редактирования «Vorwarts» и, 2) уязвленный злобными нападками немецких патриотов и обвинениями в государственной измене и т. п., он вдруг не заявил в рейхстаге обратное и тем самым не впутал бы в неприятную историю не только самого себя, но также и нас. Один репортер из «Gaulois» приписывает ему такие слова: если Германия начнет против Франции захватническую войну, то немецкие социал-демократы объявят войну своему собственному правительству, и «я сам возьму в руки винтовку, чтобы защищать неприкосновенность французской территории». Не исключено, что, желая исправить этот явно преувеличенный отчет, он ударится в противоположную крайность, если юнкеры и буржуа будут как следует поддавать ему жару в рейхстаге.
Лафарг пишет, что Лубе и министр общественных работ Вьетт были бы не прочь каким-либо приемлемым путем уладить стачку в Кармо и заставить компанию пойти на уступки, но Фрейсине будто бы против этого. Он метит на пост президента республики и хочет поэтому сохранить голоса правых и центра.
В общем, Лафарг очень доволен съездом.
12 экземпляров «Neue Zeit» прибыли сюда и отосланы Тусси. Вашим следовало бы послать их прямо ей, а не мне; из-за этого пропал целый день. К сожалению, «Pall Mall Gazette» на этих днях перешла в другие руки, и мы пока еще не знаем, что можно в настоящее время сделать с этой газетой.
Твоя характеристика движения горняков совпадает с тем, что наблюдается здесь: и здесь эти люди очень обособлены от рабочих других отраслей промышленности и подвигаются вперед медленнее, чем остальные. Но то обстоятельство, что у нас в Германии за их спиной стоит наготове сильная рабочая партия, в конце концов поможет нам справиться со всеми трудностями; эти люди неизбежно придут к нам, раз уже они захвачены движением. С другой стороны, здесь, как и там, вожди плохи и ненадежны, и невозможно внушить им доверие к рабочим других отраслей. А здесь к этому добавляется мелочное соперничество между рабочими отдельных угольных бассейнов, что до сих пор препятствовало даже образованию единого профессионального союза всех горняков.
Я сделаю все от меня зависящее, чтобы не допустить отказа французов от твоего сотрудничества. Чрезвычайно важно, чтобы хоть время от времени в Париже появлялись правдивые сообщения о немецком движении и, в частности, чтобы французам разъяснена была та общая политическая ситуация, в условиях которой вам приходится вести борьбу. Справиться с этим можешь только ты, и для этого ты вовсе не должен вступать в конфликт с Либкнехтом, если только он не рассматривает сотрудничество во французской газете как свою монополию, что вообще недопустимо.
Пусть тебя не тревожит то, что Бёрнс держится в стороне. Этот человек по части тщеславия мог бы потягаться с Лассалем. Но он решительно был прав, когда противопоставил свою сдержанность поспешности, с которой Кейр Гарди лез вперед, пытаясь мелкими хитростями обеспечить за собой первенство.
Я сейчас как раз читаю Ганса Мюллера, но еще не дошел до конца. Это ведь все старые истории, которые нам давно известны. Несколько приведенных им скверных речей выбраны неудачно; если бы я хотел уличить партию или фракцию в мелкобуржуазности, то я привел бы совсем иной материал. По поводу одной только пароходной субсидии имеется материал во много раз больший и гораздо лучшего качества, чем тот, который он привел. Из речей Либкнехта он приводит одну, произнесенную им в 1881 г. во время всеобщей растерянности, последовавшей за изданием закона против социалистов, вместо того чтобы взять более поздние речи, когда политическое положение делало миролюбивые и мещанские нотки еще менее простительными. Он доходит до утверждения, что насилие при любых обстоятельствах революционно и никогда не бывает реакционным; этот осел не понимает, что когда нет реакционного насилия, против которого надо бороться, то не может быть и речи о каком-либо революционном насилии; ведь нельзя же совершать революцию против того, что даже нет необходимости свергать.
Все это - порождение бессильной злобы выскочек-студентов, литераторов и бывших рабочих, стремящихся стать литераторами, на то, что наша партия спокойно совершает свое победоносное шествие, нисколько не нуждаясь в помощи этих людишек. Если и совершались какие-нибудь ошибки, то партия достаточно крепка, чтобы исправить их собственными силами. Так было с неоспоримым покорным филистерством большинства парламентской фракции в вопросе о пароходной субсидии; так было с традиционной, господствовавшей еще некоторое время после отмены закона против социалистов привычкой Правления партии действовать диктаторски (привычкой, к тому же повторившей такую же тенденцию прежних составов правления берлинской организации) и т. п. и т. п. Наша партия теперь настолько сильна, что могла бы, не опасаясь перерождения, переварить не только порядочное количество мещан, но также и «образованных» и даже господ независимых, если бы они сами не взлетели на воздух.
Почта закрывается.
Привет твоей жене и тебе от Луизы и твоего Ф. Э.
ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 10 октября 1892 г.
Дорогой Кугельман!
Экземпляры «Фогта» с благодарностью получил. Выпиши себе каталоги букинистов по юридическим и политическим наукам, по новейшей истории Германии и особенно по 1848 году; там тебе время от времени будут попадаться отдельные выпуски «Revue». Я сам таким образом приобрел не менее двух выпусков.
Только что закончил 27-ю главу III тома; главы 29-34 составляют главную трудность.
Сердечный привет твоей жене и дочери.
Твой Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 14 октября 1892 г.
Дорогая Лёр!
Спасибо от Луизы и от меня за твои письма, полученные сегодня утром. Вчера вечером получил письмо от Поля из Бордо.
Прежде всего дела. Прилагаю: 1) Манифест Брауншвейгского (исполнительного) комитета от 5 сентября 1870 г. с письмом Мавра и моим, но пусть Поль лучше приводит его как письмо Мавра, который, кажется, и подписал его. Об этом говорится в рукописных заметках под № III (на стр. 2).
2) Первое и второе воззвания Генерального Совета Интернационала о войне от 23 июля и 9 сентября 1870 г. с французским переводом, сделанным, мне кажется, в Женеве; очень возможно, что перевод потребует проверки как в отношении его правильности, так и в отношении стиля.
3) Ряд рукописных выписок, полученных от Бебеля, который вместе со своей женой тотчас же принялся за работу, чтобы снабдить нас всем, о чем мы просили.
Думаю, что этого будет достаточно Полю для его речи. Однако я тебе не завидую, поскольку придется переводить все эти вещи, особенно ввиду несколько небрежного стиля наших ораторов в рейхстаге.
Во всяком случае, теперь Поль во всеоружии и не должен зависеть от обещаний Либкнехта, которые, как правило, скорее даются, чем исполняются.
Я рад, что Поль снова будет принимать участие в дебатах палаты, и если он благоразумен, то будет прилежно посещать Бурбонский дворец во время последней сессии парламента этого созыва. Мне кажется, что избиратели хотят наблюдать парламентскую деятельность своего депутата, а если они ничего не слышат о ней, то он не только рискует потерять свое место в парламенте, но и не так легко получит другое. В конце концов, при настоящем положении вещей как во Франции, так и в Германии избирательный успех, по крайней мере во многих местах, зависит от голосов определенного количества сочувствующих партии людей, на которых влияют мелочные соображения, и их простое воздержание от голосования может привести к потере места в парламенте. Кроме того, в первой речи Поля чувствовались явные признаки смущения, вызванного тем, что он еще не освоился в той новой атмосфере, в которой ему нужно жить, действовать и существовать; и чем скорее и больше он привыкнет к ней, к парламентским формам, установившимся порядкам и деловым обычаям палаты, тем лучше. На этот раз он должен показать им, что, сколько бы они ни завывали и ни прерывали его речь, это его не испугает, и если он только постарается, я уверен, он сможет это сделать.
Я не знаю французской палаты, но мне кажется, что в подобном случае я бы не обращал внимания на то, что меня прерывают, не отвечал бы никому и в крайнем случае обратился бы к председателю с просьбой дать мне возможность быть выслушанным. (Превосходный совет со стороны человека, который, как известно, не может сдержать свою собственную горячность!)
Арндта ты описываешь совершенно правильно. Из отчета Либкнехта о своей поездке** я вижу, что он все-таки дает Арндту некоторый отпор, и, вероятно, в Марселе ему рассказали о действиях бланкистов и аллеманистов. Либкнехт, по-видимому, совершенно опьянен своим триумфом, и в данный момент он более француз, чем сами французы. К несчастью, он всегда впадает в крайности, и я надеюсь только, что патриотические забияки в рейхстаге не заставят его броситься очертя голову в противоположную крайность. Пока его позиция в речах в Мангейме и т. д. была такова, что лучшего нельзя и желать.
Твое сообщение о Рубе я понимаю так, что тамошняя публика будет просить Поля выставить там свою кандидатуру в палату будущей осенью. Это было бы очень хорошо; Рубе было бы очень надежным местом, в то время как Лилль кажется весьма неустойчивым, подходящим в период специфически местного возбуждения, но очень ненадежным в обычное время.
Во всяком случае, во Франции дело двигается (во всем, кроме ежедневной газеты!), и Кармо свидетельствует не только о распространении наших идей среди рабочих, но также и о том, что буржуа и правительство знают об этом. Независимая позиция тамошних людей - притом южан, да еще хвастливых гасконцев! - а также спокойный, но решительный образ действий социалистических муниципальных советов, без всякой поссибилистской слабости или уступок, свидетельствуют об огромном прогрессе. Чем больше французы продвинутся вперед, тем больше я буду доволен. Для того чтобы движение на континенте победило, нужно, чтобы оно не было ни чисто французским, ни чисто немецким, а франко-немецким.
Если немцы научат французов, как использовать избирательное право и создать сильную организацию, то французы должны передать немцам тот революционный дух, который стал у них традицией на протяжении целого столетия. Навсегда миновало то время, когда один народ мог претендовать на руководство всеми остальными.
В отчете «So..aliste» нет резолюции Марсельского съезда синдикатов по поводу дела в Глазго и никакого намека на него. Как могло случиться, что это дело окутано такой тайной?
Статья Эвелинга из «Pall Mall Gazette» напечатана также в «Workman`s Times». Получаете ли вы еще эту газету?
Привет от Луизы и любящего тебя Ф. Энгельса
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО Лондон, 18 октября 1892 г.
Дорогой друг!
История с герцогиней выяснилась. Я знал эту даму только под фамилией ее мужа, как гжу Эдгрен, и мне не была известна ее девичья фамилия - фрейлейн Лефлер.
К сожалению, г-жа Эвелинг потеряла адрес герцогини, и ей пришлось его узнавать. Теперь это улажено, г-жа Эвелинг написала герцогине относительно Вас и тепло Вас рекомендовала, так что Вам остается лишь передать прилагаемое небольшое письмо. Надеюсь, что это увенчается успехом!
Я должен еще раз поблагодарить Вас за перевод заключительной части моего предисловия к немецкому изданию «Положения и т. д.»!
Я работаю над III томом «Капитала» Маркса и должен посвящать этому все свободное время - поэтому я заканчиваю письмо и остаюсь Вашим Ф. Энгельсом
ЛЮДВИГУ ШОРЛЕММЕРУ В ДАРМШТАДТ Лондон, 18 октября 1892 г.
Дорогой Шорлеммер!
Ваши письма от 31 июля и 9-го этого месяца я получил. В том, что Пумпс забыла об обращении на «ты», виноват я. После такого долгого перерыва она не решилась сама писать по-немецки, и поэтому письмо писал я, а она переписывала. Я, конечно, ничего не знал о ее похождениях в Дармштадте и писал «Вы». Ее муж в этом не повинен: он совершенно не знает немецкого языка. Пумпс не сегодня-завтра разрешится от бремени, это будет ее четвертый ребенок. Второй ребенок, мальчик, к сожалению, умер; младший, тоже мальчик - чрезвычайно милый и забавный ребенок, - очень слабенький и в настоящее время тоже нездоров.
То, что Вы мне написали по поводу Аншюца, заставило меня отложить это письмо на несколько дней в надежде узнать что-нибудь о нем. Но до сегодняшнего дня ничего не удалось выяснить. Дело вот в чем: прежде всего мне надо знать, насколько подробной должна быть эта биография, предназначается ли она для журнала и для какого именно и пр. и пр. Если Аншюц намеревается писать о нашем Карле только как о химике, то ему нужно лишь несколько данных, которые могли бы послужить ему канвой. Если же он хочет писать о человеке, каким он был, то спрашивается, годится ли он для этой цели и можно ли так просто предоставить ему для использования переписку Карла. К тому же при неизбежном для химика, живущего в Германии, незнании условий жизни человека, проведшего свыше 30 лет в Англии, на мою долю выпала бы совсем иная, большая работа. Это меня не остановило бы; я охотно потратил бы на это все свободное время, которое будет в моем распоряжении, как только я разделаюсь с III томом «Капитала», за который снова теперь взялся. Но кто мне даст гарантию, что эти сведения будут использованы именно в том духе, в каком я их давал? Находясь среди нас - а он проводил здесь, в Лондоне, все свои каникулы, за исключением летних поездок в Германию, - Карл был прежде всего социал-демократом, а социал-демократы среди химиков до сих пор встречаются не часто. Ведь нельзя же, чтобы автор биографии как бы извинялся перед читателем за то, что человек, жизнь которого он описывает, имел несчастье быть социалдемократом!
Если не ошибаюсь, Аншюц был некоторое время учеником Карла в Манчестере. Повторяю: я охотно помогу, в меру своего свободного времени, но прежде всего я должен знать, что именно требуется и какой должна быть эта биография.
Душеприказчики в Манчестере правы, желая урегулировать все, что возможно, не касаясь вопросов авторского права. Последние займут много времени уже потому, что для издателей проволочка, пожалуй, даже выгодна; им это не к спеху. О Роско пока еще тоже ничего не слышно; он, вероятно, появится только тогда, когда сможет внести какие-нибудь реальные предложения или соответственно принять или отклонить таковые.
Надеюсь, что Ваша дочь продолжает поправляться и что она уже встает с постели.
Почему старик не приехал в Дармштадт, не знаю. Быть может, у его жены есть там родственники, с которыми он предпочитает встречаться пореже, но которых ему не хотелось бы и открыто игнорировать? О разводе Мюллера - он ли порвал, его ли бросили - до Лондона пока еще никакие вести не дошли.
Сердечный привет от г-жи Каутской.
Ваш Ф. Энгельс
ШАРЛЮ БОНЬЕ В ОКСФОРД [Черновик] [Лондон, середина октября 1892 г.]
Дорогой Бонье!
Прото я получил - спасибо. Но начну с одной поправки.
Вы пишете: «в то время как французские социалисты протестуют против союза с Россией и не хотят даже слышать о войне с Германией, Вы, и в особенности Бебель, вполне допускаете мысль об оборонительной войне против Франции и России, в которой приняли бы участие немецкие социалисты», и «эти обвинения, которые встречают большое сочувствие во Франции, Геду неприятны».
Если французские социалисты не оговаривают особо такой случай оборонительной войны, когда они с готовностью помогали бы отразить нападение императора Вильгельма, то только потому, что это настолько известно, общепризнано и условлено, что нет надобности и говорить об этом. В Германии нет ни одного социалиста, который сомневался бы в том, что в подобном случае французские социалисты, не задумываясь, выполнят свой долг, защищая свою национальную независимость; никто не упрекнул бы их за это, напротив, их бы только похвалили. Такова именно точка зрения, изложенная в моей статье. Если бы я не исходил из положения, что в случае нападения извне французские социалисты возьмутся за оружие, чтобы защищать свой родной дом, вся моя статья не имела бы смысла. Я требую только применения того же принципа к немецким социалистам в случае нападения со стороны России, даже если оно будет поддержано официальной Францией. То же относится и к речам Бебеля. Люди во Франции, выдвигающие на этом основании обвинения против нас, очевидно, принадлежат к числу тех, кто говорит: quod licet Jovi Gallico non licet bovi Germanico (то что позволено галльскому Юпитеру, не позволено германскому Быку). Дело французских социалистов, по-моему, - и дело не слишком трудное, - образумить этих людей.
Впрочем, предупреждаю Вас, что цитаты Прото из моей статьи - просто-напросто грубая подделка.
Вы говорите, что брошюра хорошо написана. Я нахожу ее очень слабой; конец книжки, где этот шут изображает из себя экономиста, более чем смешон. Сила его только в том безмерном презрении, которое он проявляет к своему читателю. В самом деле, нужно считать читателей неисправимыми простофилями, чтобы осмеливаться преподносить им такое нагромождение явных фальшивок (в которых Вы видите только «отрывки из речей») и выдумок, противоречащих одна другой. Неужели достаточно надеть маску сторонника Деруледа, чтобы заставить людей, создающих в Париже общественное мнение, проглотить все что угодно? Неужели буланжизм оказался столь живучим, что сейчас он сильнее, чем был при жизни Буланже?
Такое нагромождение измышлений и лжи действительно неопровержимо. Против этих 32 страниц нужно было бы написать 3200, чтобы восстановить истину. Там нет ни одной цитаты, имеющей хоть какое-нибудь значение, которая не была бы бессовестно извращена; только сличив по крайней мере несколько текстов, я узнал полную меру нахальства г-на Прото.
Таково мое мнение о литературной манере, которую я нахожу жалкой. В разительном контрасте с ней - подбор материалов, сделанный с большой старательностью. Тут явно чувствуется другая рука, немало потрудившаяся. Это, конечно, не Прото.
Это и не кто-нибудь из независимых, как предполагает «Vorwarts». Их манифест («Классовая борьба» Ганса Мюллера) отличается небрежностью в подборе цитат.
Это и не французская полиция; чувствуется, что руку к этому она приложила, но она, конечно, не стала бы заниматься внешней политикой румынских социалистов.
Я охотно верю, что эти шовинистические глупости неприятны Геду, но в этом не виноваты ни я, ни Бебель. Впрочем, отправляя свою статью в Париж, я предостерегал наших друзей, опасаясь, как бы не задеть национальные предрассудки, но мне ответили, что, напротив, именно это и требовалось.
Если г-н Прото обвиняет этих последних во враждебном отношении к святой Руси, если он дважды цитирует бухарестскую «Munca» («Труд») и выдает тайну, что «Цыган» - это Нэдежде из Ясс, то он делает это в интересах русского посольства, которое, очевидно, снабдило его этими сведениями, а также, вероятно, и сведениями о немецких социалистах, собранными в Берлине каким-нибудь из тамошних атташе.
Итак, пасквиль Прото написан не только в интересах полиции. Он служит также интересам России; он входит в систему тех напряженных усилий, которые прилагает Россия, чтобы добиться союза с Францией. Именно Россия нуждается во Франции. Она до такой степени обессилена социальной дезорганизацией, вызванной экономическим переворотом, который она переживает с 1861 г., варварским уничтожением лесов, разорением сельского хозяйства и крестьянской домашней промышленности, голодом и холерой, что она не могла бы выдержать войну. Ее финансы и кредит пришли в состояние расстройства, которое напоминает Францию 1788 года; если западная публика по-прежнему не захочет раскошелиться, то у России останутся только три возможности: 1) банкротство, 2) созыв национального собрания для санкционирования нового займа, который в таком случае удалось бы заключить на Западе, 3) война как акт отчаяния, и вот на этот последний случай Франция необходима; а после объявления войны и выступления французской армии можно поставить десять против одного, что царь сговорится с Вильгельмом и Францем-Иосифом, которые пойдут ему навстречу, а прекрасной Франции придется оплачивать расходы банкета по случаю их примирения.
ВИКТОРУ АДЛЕРУ В ВЕНУ Лондон, 23 октября 1892 г.
Дорогой Виктор!
По поводу международного конгресса тред-юнионов ты напрасно беспокоишься. Вопервых, вся эта затея была, вероятно, лишь средством протащить постановление против цюрихцев, и возможно, что Парламентский комитет этому вовсе не даст хода. Во-вторых, с участием отдельных представителей континента дело обстоит не так плохо, раз уже даже парижская биржа труда, где все еще - хотя теперь уже не безраздельно - господствуют поссибилисты, постановила призвать тред-юнионы отказаться от их плана. Кто же туда поедет? Разве что г-н Гиллес в качестве представителя немецких независимых?!
Очень полезно будет послать решение австрийских профессиональных союзов Парламентскому комитету. Адрес узнаю у Эвелинга, я не могу его разыскать.
Вчера я впервые снова прошелся по Примроз-Хилл и надеюсь, соблюдая надлежащую осторожность, к концу недели поправиться еще больше. Мак-Юэна я буду иметь в виду. Во всяком случае, он - хирург-консультант, это означает, что он дает советы только другим врачам, а не непосредственно больным. Об этом я разузнаю. Ты и представления не имеешь, насколько здесь все, даже медицина, подчинено этикету, и нарушить один раз этот этикет гораздо хуже, чем десять раз нарушить закон о нравственности. Мне известен приговор манчестерского медико-этического общества, выступавшего в качестве третейского суда в деле моего друга Гумперта в Манчестере. Придя выразить соболезнование в одну семью, где он не лечил (это было примерно в 1866-1867 гг.), он осторожно высказал свои опасения по поводу того, что домашний врач разрешил допустить других детей к трупам двух детей, умерших от скарлатины. Тот врач подал на него жалобу. Приговор гласил: д-р Гумперт нарушил врачебный этикет, хотя в моральном отношении был прав! Итак, еще раз большое спасибо, я воспользуюсь твоим советом.
Степняку напишу завтра по поводу работы. Если через две недели, скажем до 7-8 ноября, ты еще ничего не получишь, напиши мне, пожалуйста, еще раз, я тогда ему снова напомню. Иным путем ты от русского ничего не добьешься.
Я занят теперь III томом «Капитала». Если бы за последние четыре года я мог хоть раз спокойно поработать три месяца, он был бы давно готов. Но такой удачи у меня ни разу не было. На этот раз выкраиваю необходимое время с трудом, пренебрегая до крайности всей перепиской и прочими делами. Оказывается, в самом трудном месте я уже проделал основательную предварительную работу, когда занимался этим в последний раз, и поэтому до сих пор дело подвигалось довольно быстро; во всяком случае, я сейчас как раз дошел до самого трудного места, которое уже несколько лет мешало мне двигаться дальше; при этом работаю я с удовольствием и пока что с неослабевающей энергией, так что на этот раз, наверное, что-нибудь получится.
Прилагаю документ, характеризующий анархистов чешской национальности. Эти господа начинают обращать друг против друга тот принцип, что выборы являются революционным актом. Все это безобразие я могу оправдать только тем, что эти неучи, не будучи немцами, не вполне представляли себе, какое впечатление произведут на немцев их стилистические перлы.
Добрые вести о твоей жене всех нас чрезвычайно порадовали. Надеемся, что все будет продолжаться в том же духе и что скоро ты сможешь снова сообщить нам что-нибудь утешительное.
Сердечный привет тебе, твоей жене и детям от Луизы и от твоего Ф. Энгельса
Адрес Парламентского комитета: Ч. Фенвик, эсквайр, член парламента, 12, Buckingham Street, Strand, W. С. Лондон.
ШАРЛЮ БОНЬЕ В ОКСФОРД [Черновик]
Лондон, 24 октября 1892 г.
Дорогой Бонье!
Гед пишет в «Figaro»: «Подобно тому как Либкнехт заявил, что в случае нападения со стороны Франции он вынужден будет вспомнить, что он немец, так и мы в случае нападения Германии напомним Рабочей партии, что мы французы».
Следовательно, мы с Гедом совершенно согласны, а сводить свои счеты Вам нужно с ним.
Вы говорите о досадной фразе Бебеля - о какой именно? Вы столько их ставите ему в вину! Если речь идет о фразе из «Figaro», где он говорит, что стал бы стрелять в Геда, то она принадлежит г-ну Юрэ; Бебель писал нам, что ничего подобного он не говорил и что это - чистейшая выдумка этого господина.
Вы говорите о предотвращении войны и гордитесь тем, что голосовали за Домела, но, придерживаясь его плана, вы привели бы все социалистические партии Европы к разгрому.
Слова о предотвращении войны, с какой бы стороны она ни грозила, очень хороши. Но зачем тешить себя иллюзиями? Разве французские социалисты в силах помешать молодому Вильгельму объявить войну в минуту безумия? Разве немецкие социалисты смогут запретить Карно или любому «патриотическому» министерству совершить такую же глупость? Если бы еще истинная опасность заключалась в Вильгельме или в бульварных реваншистах! Ведь русское правительство заставляет плясать этих марионеток, подавая надежды одним, запугивая других. Попробуйте помешать ему спровоцировать войну!
Если война разразится, то на долю тех, кто потерпит поражение, выпадет возможность и обязанность совершить революцию - вот и все.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 3 ноября 1892 г.
Дорогой Лафарг!
Я с головой погрузился в III том «Капитала», который должен быть наконец завершен. Я работаю над менее всего отредактированной и наиболее трудной частью - банки, кредит и т. д. Я ни в коем случае не могу прервать эту работу, так как пришлось бы начинать все сначала. Поэтому вся моя переписка приостановлена, и я могу написать Вам только несколько слов.
Очень жаль, что Вы поверили обещаниям Мильвуа, который, как ловкий политикан, Вас надул, - впредь Вы будете знать что в политике эти господа позволяют себе не быть джентльменами. Я получаю одно за другим письма из Германии; там жалуются на Ваше отсутствие в критический момент, и я предупреждаю Вас, что трудно будет побудить наших друзей провести подготовительную работу для дебатов, когда отсутствует главный оратор, для которого все это делалось. Выпуск брошюры не произведет и сотой доли того эффекта, который производит парламентская речь, - это пункт, по которому паши берлинские друзья по опыту вполне способны иметь суждение.
Самое меньшее, что вы могли бы сделать, - послать делегата в Берлин к 14-му, это позволило бы вам объясниться с нашими тамошними друзьями. Постарайтесь же сделать эту поездку возможной; эта экспедиция вполне окупится.
Вы, вероятно, видели сообщения газет об ужасном действии в Дагомее новых артиллерийских снарядов. Один молодой венский врач, который только что приехал сюда (бывший ассистент Нотнагеля), видел раны, нанесенные австрийскими снарядами во время стачки в Нюрмице; он рассказывает то же самое. Конечно, люди, которые подвергают себя опасности быть таким образом разорванными на куски, захотят знать, во имя чего они должны это делать. Это очень хорошо для поддержания мира, а также для обуздания так называемых революционных стремлений, на взрыв которых рассчитывают наши правители. Эра баррикад и уличных боев прошла навсегда, если войска сражаются, сопротивление становится безумием. Значит, необходимо выработать новую революционную тактику. Я некоторое время уже размышляю об этом, но еще ни на чем не остановился.
Я понемногу снова начинаю выходить. Около трех месяцев я провел под домашним арестом; теперь начинаю ходить, но понемногу и медленно; во всяком случае, я вижу, что это скоро кончится. Давно пора, так как я чувствую, что отсутствию моциона на свежем воздухе должен быть положен конец. А когда я совершенно поправлюсь, мы сможем, надеюсь, устроить так, чтобы Вы и Лаура доставили нам удовольствие и провели у нас несколько недель.
Нам нужно обсудить многое, и пора уже Лауре снова побывать в Лондоне.
Привет от г-жи Каутской.
Преданный Вам Ф. Энгельс
13:39 16.08.2015
...Очень интересно и познавательно! Удобно, это читать перед сном. Спишь как младенец.
14:54 16.08.2015
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 4 ноября 1892 г.
Дорогая Лёр!
Сегодня утром Мейснер прислал перевод на 38 фунтов, одна треть которых, 12 ф. 13 шилл. 4 п., составляет твою долю и оплачивается прилагаемым чеком, о получении которого прошу уведомить. Осталось продать около 400 экземпляров II тома, и готовится второе издание. Четвертое издание I тома выпущено, продано 460 экземпляров, которые покрывают большую часть типографских и других издержек, остается оплатить только 886 марок, последующие поступления образуют доход, который нужно будет разделить с Мейснером.
Работа над III томом в разгаре, и я не оставлю его, пока он не будет закончен. Но это может быть сделано только в том случае, если я буду пренебрегать перепиской, поэтому ты должна извинить меня за краткость.
Теперь тебе следует серьезно подумать о твоем предстоящем визите в Лондон; мы так много о нем говорили, что наконец нужно привести проект в исполнение. Мы все были бы так рады снова увидеть тебя здесь.
Каждый день жду известий о том, что у Пумпс появился еще один младенец. Срок уже полностью истек, если не прошел, сама она ожидала родов месяц тому назад, но она всегда ошибается в расчетах.
Интересно знать, сказал ли Джек Бёрнс чепуху о рабочих других стран, которую Юрэ приписывает ему в «Figaro».
Ну, а теперь опять за работу! В день, когда я кончу этот отдел о банках и кредите, который был для меня камнем преткновения в течение четырех-пяти лет (потому что его нельзя сделать, не имея трех месяцев абсолютно свободного времени, а этих-то трех месяцев я не мог выкроить), - в тот день, когда я кончу его, будет наверняка употреблено некоторое количество алкоголя!
Привет от Луизы.
Всегда твой Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 5 ноября 1892 г.
Дорогой Зорге!
Ты должен извинить меня за то, что я так мало пишу тебе; мне предстоит этой зимой закончить III том, это необходимо сделать, но не может быть выполнено, если я не отложу в сторону всю свою переписку. Вот уже три недели, как я приступил, и могу тебе только сказать, что работа, против ожидания, быстро продвигается вперед; до того как меня прервали в последний раз, я проделал основательную предварительную работу, и теперь это окупается.
Хотя впереди еще масса работы, я все же настолько продвинулся, что уже виден конец. И никто этому так не радуется, как я; эта работа лежала грузом на моей совести. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы освободить для нее время - не менее четырех месяцев, совершенно свободных от всяких других дел. Я знаю, что если не сделаю этого сейчас, то это вообще не будет сделано: наступают времена восстаний и войн. Но тебе и всем остальным придется из-за этого временно пострадать - так что ты уж извини!
Твой Ф. Э.
СЕРГЕЮ МИХАЙЛОВИЧУ КРАВЧИНСКОМУ (СТЕПНЯКУ)
В ЛОНДОНЕ Лондон, 5 ноября 1892 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Степняк!
Благодарю за Ваше письмо от 25 октября. Я обнаружил, что письмо Адлера к Вам осталось у меня и еще не возвращено Вам, поэтому я его прилагаю.
Сердечный привет г-же Степняк от г-жи Каутской и преданного Вам Ф. Энгельса
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 6 ноября 1892 г.
Дорогой Август!
Я все это время добросовестно трудился над III томом и, к счастью, не без успеха. Сегодня я уже могу сказать, что самое трудное - кредит - довольно удачно преодолено, и в этом отделе осталась еще только техническая редакционная работа - дело, правда, сложное и отнимающее много времени. Работа эта доставила мне большое удовольствие, с одной стороны, потому, что там содержится множество блестящих новых положений - спроси Луизу, которой я многое читал оттуда, - а, кроме того, еще и потому, что эта работа мне доказала, что моя старая голова все еще способна работать даже над сравнительно трудными вещами.
Главная беда, которую мне приносят годы, это то, что уже не так легко находить и открывать отдельные ящички памяти, и потому все идет медленнее. Но с этим еще можно мириться.
Но хотя самое трудное уже позади, все же путь мой еще далеко не пройден: кроме этого отдела, остаются два последних (немного меньше 1/3 всего), которые я совсем еще не смотрел, а затем окончательная техническая редакция всего произведения - работа, правда, не трудная, но зато скучная и кропотливая. Это у меня, вероятно, займет всю зиму, а потом еще корректура и одновременно второе издание II тома*.
Время для этого я отвоевал себе насильственным прекращением всякой переписки, кроме абсолютно необходимой. Но переписку с тобой я не прекращаю, хотя и не всегда смогу отвечать так аккуратно и обстоятельно, как бы мне этого хотелось.
Думаю, что ты ничего не будешь иметь и против того, если вместо меня чаще будет браться за перо Ведьма.
Лафарг еще не усвоил, что в среде буржуазных политиков слово только для того и дается, чтобы его нарушать. Впрочем, регламент, исключающий прения по такого рода запросам, и без того расстроил бы его планы. Он еще слишком новичок в палате, но обещает теперь чаще там бывать. Они собираются теперь выпустить документы в виде брошюры.
Относительно Ганса Мюллера я неудачно выразился. Я вовсе не хотел сказать, что вы в качестве Правления партии обязаны ответить на эту стряпню, а тем более в указанной мною форме. Но если бы под вашим влиянием вообще открылась полемика против этого озлобленного юнца, вот тогда и т. д. Мне кажется абсолютно необходимым, чтобы партия, используя такого рода случаи, подвергала критике свою прошлую деятельность и таким образом училась бы действовать лучше. Глупости, наделанные во времена пароходной субсидии и т. д., правда, дело прошлое, но причастные к этому люди все еще налицо, и по крайней мере некоторые из них способны снова выкинуть что-либо подобное. Относиться снисходительно ко всем совершенным фракцией и отдельными ее членами промахам означало бы, по-моему, выращивать независимых. Пусть гг. Фроме, Блос и прочие обзаведутся шкурой потолще.
Разве я не прав, когда кое-какие близкие к «независимости» золингенские предложения съезду партии объясняю протестом против того, что Шумахер обуржуазился и проникся филистерством? Немного любви к истине в освещении прошлого на страницах «Neue Zeit» совсем бы не повредило, и ты именно тот человек, который мог бы заняться этим с тактом и со знанием дела. Является ли это уместным из-за твоего пребывания в Правлении - это, конечно, другой вопрос. Однако, так или иначе, с такой критикой надо будет когда-нибудь выступить.
Отчет вашего Правления я прочел вчера вечером с удовольствием. Очень хорошо. Спокойно, деловито, приведены только говорящие сами за себя факты и лишь в заключение несколько необходимых слов, исполненных гордым сознанием собственного достоинства. Посмотрим, не сможет ли Эвелинг поместить выдержки из него в газетах. Но здесь вас простонапросто бойкотируют из чистейшего английского шовинизма. Здешних людей очень злит то, что в Германии существует рабочее движение, которое действует настолько отлично от английского, презирает все почитаемые здесь, как евангелие, правила тред-юнионистской парламентской политики и тем не менее идет от победы к победе. О буржуа я уж не говорю. Старые тред-юнионы в каждом вашем успехе видят свое собственное поражение и неудачу своей тактики. Фабианцы злятся, что вы идете вперед, несмотря на то, что воюете против всех буржуазных радикалов. Руководители Социалдемократической федерации ненавидят вас за то, что вы не захотели принять участия в их интригах и вступить в союз взаимного восхваления, на что «Justice» вот уже столько лет старается склонить вас - то кнутом, то пряником. А при крайнем неведении английских масс по части заграничных дел и врожденном высокомерии, в силу которого иностранец считается человеком второго сорта, а все события за границей лишенными почти всякого значения, это замалчивание удается легко. «Chronicle» во всем, что касается рабочего движения, находится в руках фабианцев; «Justice» по милости Гайндмана связалась с паршивцем Гиллесом, a «Workman`s Times» тоже полагает, что без основы в виде крупной тред-юнионистской организации в английском духе ничего не может получиться. Где же тут можно что-нибудь напечатать? Только в буржуазных газетах, в качестве сообщений, представляющих общий интерес. Если бы мы в течение хотя бы одного года располагали газетой, где могли бы помещать просто отчеты о немецком движении, этому положению наступил бы конец; ведь есть немало затаенного духа интернационализма, которому нужна только пища, чтобы расправиться с глупым британским высокомерием, во всяком случае у значительного числа людей.
Но что же делать!
«Workman`s Times» грозит прекратить свое издание - тут что-то кроется, и мы пытаемся разузнать, что именно. Здесь такие вещи никогда не обходятся без надувательства.
А теперь ad vocem Фольмара. По-моему, нападение на этого человека повели очень неумело. Ухватились за слова «государственный социализм». Они не выражают ясного понятия, а, как слова «социальный вопрос» и подобные им, являются просто-напросто журналистским выражением, чистой фразой, подразумевающей и все и ничего. Спорить о подлинном смысле таких слов - пустая трата времени; их истинный смысл именно и -заключается в отсутствии всякого смысла. В «Neue Zeit» без анализа этого мнимого понятия нельзя было обойтись, и то, что об этом сказал К. Каутский440, также неплохо (только и он думает, что за этим выражением во что бы то ни стало должен скрываться какой-то истинный смысл). Но в политических дискуссиях Фольмару оказывают огромное и совершенно излишнее одолжение, когда пускаются с ним в споры о том, чем является и не является государственный социализм; это - переливание из пустого в порожнее, бесцельная болтовня политиканов. По-моему, на съезде партии надо было бы сказать: любезный Фольмар, нам совершенно безразлично, что ты понимаешь под государственным социализмом, но в твоих выступлениях ты то-то и то-то сказал о правительстве и нашем отношении к нему, и тут ты от нас не отвертишься, - это так же противоречит тактике нашей партии, как и пустословие независимых, и за это ты должен держать перед нами ответ.
Ведь только это его настоящее пресмыкательство перед Вильгельмом и Каприви и является его уязвимым местом, к тому же очень уязвимым, и на это-то я и хотел обратить твое внимание еще перед съездом партии.
Добавление Ведьмы
Сердечный привет тебе и твоей жене. Мы рады, что ты собираешься скоро приехать к нам. С политической точки зрения это может здесь оказаться очень полезным; мы позаботимся о необходимом. В отношении еженедельника полностью согласны с тобой. Он будет иметь за границей большое влияние, так как отсутствие «So..aldemokrat» все еще сильно чувствуется. Хорошее еженедельное обозрение партийных дел совершенно необходимо для заграницы.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 12 ноября 1892 г.
Дорогой Лафарг!
Вы не пишете, куда адресовать мой ответ, поэтому посылаю его в Перрё.
Прилагаю чек на 20 фунтов, о которых Вы меня просите, но предупреждаю, что в будущем я никак не смогу покрывать недостаток средств, а тем более растраты, которые могут произойти во французской партии. Нужно, чтобы каждая национальная партия сама заботилась о своих издержках и чтобы, особенно во Франции, не было больше слышно этой вечной жалобы: «взносы не поступают». Немножко больше порядка, и такие вещи не смогут больше происходить. Кассир должен находиться под каким-то контролем, а когда он заболевает, его заменяют, и он отчитывается в поступлениях и в платежах. Если бы с вами произошло какое-нибудь непредвиденное несчастье - куда ни шло, но платить за такую небрежность ответственных агентов партии - это тяжело!
Но, в конце концов, дело сделано - хватит об этом!
Я объяснил Бебелю всю историю с Мильвуа; по-видимому, они успокаиваются по этому поводу. Этому способствуют ваши успехи в Кармо и в других местах. Плоды Ваших странствований по Франции начинают созревать, и мы все с удовольствием наблюдаем достигнутый во Франции прогресс. Вы видите теперь, каким великолепным оружием вот уже сорок лет является во Франции всеобщее избирательное право, если бы только умели им пользоваться! Это дольше и скучнее, чем призыв к революции, но это в десять раз вернее и, что еще лучше, с безупречной точностью указывает день, когда нужно будет призвать к вооруженной революции. Больше того, десять шансов против одного, что всеобщее избирательное право, разумно используемое рабочими, заставит власть имущих нарушить законность, то есть поставить нас в положение, наиболее благоприятное для совершения революции. На выборах 1893 г. мы должны будем завоевать новый этап, и тогда наступит то объединение социалистов различных оттенков, о котором без конца говорит Либкнехт. Это объединение произойдет, как только в палате будет человек двадцать социалистов. Если наши, как я надеюсь, получат большинство, они смогут диктовать условия. А пока продолжайте ваши «победы и завоевания», и вы увидите, что немцы будут аплодировать вам наиболее горячо.
Получили ли вы отчет исполнительного немецкого комитета берлинскому съезду? Это великолепно, и это война.
О, газета, газета! Если французская буржуазия будет чинить столько же затруднений, прежде чем предоставить заем русскому царю, это вознаградит меня хотя бы отчасти за обманутые надежды, внушенные нам этой газетой.
Поцелуйте Лауру.
Сердечный привет от г-жи Каутской.
Преданный Вам Ф. Энгельс
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 15 ноября 1892 г.
Дорогой Август!
Вот видишь, как мне мешают работать! Глупые статьи из «Tribune» заставляют меня вмешаться. Прошу тебя - на этой неделе все равно уж поздно - позаботиться о том, чтобы эта статья была помещена в ближайшем номере «Tribune».
Не можешь ли ты прислать мне еще один экземпляр всех этих бакунистских статей?
Свой экземпляр я регулярно посылаю Зорге, так что статей у меня здесь уже нет, а между тем, может быть, понадобится к ним вернуться. Вместо того чтобы работать, я вынужден был копаться в этом старом хламе, но нельзя же было позволить плести эту ложь и дальше.
Не можешь ли ты узнать, кто автор*?
Привет Виктору. Луиза сегодня отправляет в Вену отчет о митинге на Трафальгарсквер.
Сердечный привет г-же Юлии.
Твой Ф. Э. [Приписка Л. Каутской]
Сердечный привет Юлии, Виктору, Поппу и меткому Ловцу перед господом. «Sozialist» получен, большое спасибо. Желаю успехов в работе!
Сердечный привет.
Луиза
СЕРГЕЮ МИХАЙЛОВИЧУ КРАВЧИНСКОМУ (СТЕПНЯКУ)
В ЛОНДОНЕ Лондон, 15 ноября 1892 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Степняк!
He придете ли Вы вместе с г-жой Степняк, Волховским и его маленькой дочкой в четверг к нам обедать? Если вы придете между 3 часами 30 минутами и 4, то мы сможем поговорить о делах и пообедать в 5. Вы знаете, что от Вашего дома до меня путь неблизкий, и если мы договоримся, как сказано выше, то вы спокойно сможете не обедать дома.
Сердечный привет г-же Степняк от г-жи Каутской и преданного Вам Ф. Энгельса
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 19 ноября 1892 г.
Дорогой Август!
На этот раз ваш партийный съезд прошел не так блестяще, как раньше. Прения по вопросу об окладах носили весьма неприятный характер, хотя я того мнения, что в этом пункте французы и англичане вели бы себя не лучше, в чем Луиза, правда, не хочет со мной согласиться. Я давно уже убедился, что это - одно из проявлений ограниченности кругозора рабочих, вытекающей из тех жизненных условий, в которых они до сих пор находятся. Те же люди, которые считают вполне естественным, что их кумир Лассаль жил на собственные средства настоящим сибаритом, обвиняют Либкнехта, когда тот в качестве оплачиваемого ими редактора проживает едва третью часть этих денег, хотя газета и приносит им в пятьшесть раз больше. Быть зависимым, даже от рабочей партии, - тяжкий жребий. Но даже отвлекаясь от денежной стороны дела, быть редактором газеты, принадлежащей партии, - неблагодарный пост для каждого, кто обладает инициативой. Маркс и я всегда были согласны в том, что никогда не займем такого поста, а сможем только издавать газету, независимую в денежном отношении даже от партии.
Ваше «огосударствление» печати может иметь большие недостатки, если зайдет слишком далеко. Вам, безусловно, необходимо иметь в партии прессу, независимую непосредственно от Правления и даже от партийного съезда, то есть прессу, имеющую возможность в рамках программы и принятой тактики свободно выступать против тех или иных шагов, предпринятых партией, а также, не преступая границ партийной этики, подвергать свободной критике программу и тактику. Такую прессу вы как Правление должны поощрять и даже создавать, тогда вы будете иметь на нее большее моральное влияние, чем если она возникнет наполовину вопреки вашей воле. Партия перерастает рамки существовавшей до сих пор жесткой дисциплины; при двух-трех миллионах членов и постоянном притоке «образованных» элементов требуется большая свобода действий, чем та, которая предоставлялась до сих пор и была не только достаточна, но приносила даже пользу тем, что ставила известные границы.
Чем скорее вы приспособитесь сами и приспособите партию к этому изменившемуся положению, тем лучше. И первое, что требуется, это формально независимая партийная пресса.
Появится-то она непременно, но будет лучше, если вы вызовете ее к жизни при таких обстоятельствах, чтобы она с самого начала находилась под вашим моральным влиянием, а не возникла наперекор вам и против вас.
В вопросе о праздновании Первого мая вы допустили большую ошибку, но не в Берлине, а в Брюсселе. Вам следовало тогда знать, что именно вы можете обещать и выполнить, а вы наобещали больше, чем теперь в состоянии выполнить. Я нахожу твою речь по этому вопросу такой же удачной, как речь Виктора, и охотно верю тебе, что в Германии невыход на работу стоил бы жертв, несоразмерных с успехом. Но когда сильнейшая в мире партия вдруг бьет отбой, это производит повсюду очень скверное впечатление. Noblesse oblige (положение обязывает). Вы - боевой отряд, corps de bataille современного рабочего движения, и если вы что-то обещали в Брюсселе, вы были морально обязаны это выполнить. Но, разумеется, лучше, совершив первую глупость, не совершать второй, гораздо большей. Сейчас, действительно, самое главное - не прерывать победного шествия немецкой партии, но все же подумайте о том, какое впечатление произведет во всем остальном мире это берлинское решение. Кажется, и во Франции эта история вызвала раздражение, и вам, вероятно, придется услышать оттуда кое-какие нарекания. Такого морального ущерба вы себе вторично причинять не должны; итак, в Цюрихе имейте мужество защищать свое собственное мнение и скажите открыто, что не можете связать себя решением о невыходе на работу, - тогда можно будет на вас сердиться, но нельзя будет обвинить в нарушении слова и в отступлении. Нелепо стремиться придать движению во всех странах единую форму. Австрийцы, которым невыход на работу Первого мая необходим и которые поэтому готовы принести те жертвы, от которых вы в ваших условиях справедливо отказываетесь, так же правы в своем образе действия, как вы в своем. Но теперь они могут бросить вам упрек, на который вам нечего возразить, ибо их выступление как раз и доказывает, что тут нет предусмотренного в Брюсселе случая невозможности.
Прений о государственном социализме мы еще не получили.
Я должен тебя поздравить с твоими резолюциями. Они превосходны, я знаю только одного человека, который мог бы сделать это лучше, и это был Маркс. Как резолюция о государственном социализме, так и резолюция об антисемитизме бьют в самую точку. А именно такие резолюции были до сих пор слабой стороной немецкого движения: они были вялы, нерешительны, неопределенны, полны фразерства - словом, в большинстве случаев достойны порицания. К счастью, они настолько не поддаются переводу, что переводчик на чужом языке вынужден вкладывать в них смысл, которого они сами по себе не имеют.
Изображение внизу - это план театра, нарисованный Луизой или Эвелингом. Вот уже неделя, как мне все время снова подкладывают в почтовую бумагу этот разукрашенный листок, и вот он наконец дождался чести отправиться к тебе.
Из прилагаемого ты увидишь, какой вздор мелют о вашем партийном съезде семеро швабов из Лондона, сиречь фабианцы из «Chronicle». Этим беднягам приходится плохо. После того как великий Шоу в мае всячески доказывал вам, что необходимо завести интриги с либералами и что вне этой политики возможны только поражение и позор, он признает теперь, в речи, произнесенной в Демократическом клубе, что либералы подло обманули их, что на выборах пришлось пожать только поражение и позор и что либералы собираются, теперь уже вместе с тори, обмануть рабочих! И эти люди хотят учить вас «практической политике»! Теперь он даже говорит, что обе старые партии придерживаются одной и той же политики и что, помимо них, существует только социал-демократия! Думаю, что на милого Эде это подействует как холодный душ!
Сердечный привет твоей жене и всем друзьям.
Твой Ф. Э. (в просцениуме) (рисунок)
[Приписка Л. Каутской]
Ведьма напишет особо; так далеко мое благодушие не заходит.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ЛЕ-ПЕРРЁ Лондон, 22 ноября 1892 г.
Дорогой Лафарг!
Спасибо за газеты. Панамское дело при прочих способствующих обстоятельствах могло бы стать для буржуазной республики таким же ящиком Пандоры, каким был для Июльской монархии ящик с досье Эмиля де Жирардена, откуда выходило «по скандалу в день». Мне кажется, что, пока все это продолжается, Ваше место в Париже, в палате, в центре новостей, чтобы постоянно быть в курсе того, что происходит, и особенно того, что разоблачается каждый день. Каждый обнаруживающийся новый скандальный факт будет для нас оружием.
Пора мне уже кончать III том - конец века все больше и больше заряжается электричеством. К счастью, дело (то есть работа над III томом) идет довольно хорошо, и я надеюсь закончить его в течение зимы. Самая большая трудность преодолена .
Сэм Мур только что уехал от нас. Он проведет большую часть отпуска в деревне со своими родителями и возвратится в январе. Мы увидим его еще раз в следующее воскресенье.
Если не ошибаюсь, я уже сообщал Вам о том, что 13-го этого месяца у Пумпс родилась дочурка - обе чувствуют себя хорошо.
Уже несколько дней я снова в состоянии выходить на четверть часа, надеюсь, что это поможет мне совсем поправиться.
Немцы совершили большую оплошность в отношении Первого мая, однако не в Берлине, а в Брюсселе. Им следовало на Международном конгрессе оставить за собой право праздновать этот день по-своему и в зависимости от обстоятельств. Их отступление производит жалкое впечатление, и, если вы зададите им головомойку, вы только выполните свой долг.
Всякая другая партия могла бы совершить такое отступление, но они, в их положении боевого отряда европейской армии, не могли сделать это, не нанеся большого ущерба общему движению. Я полностью одобряю те соображения, которыми они руководствовались в Берлине. Вред, принесенный им стачкой, был бы гораздо большим, чем польза ее для них, но нужно было предвидеть это, и тогда надо было иметь мужество в Брюсселе не голосовать за стачку.
А Лаура? Когда мы увидим ее здесь? Поцелуйте ее за меня.
Наилучшие пожелания от Луизы.
Преданный Вам Ф. Э.
Прошу Вас, держите меня в курсе панамского дела при помощи газет; это очень важно.
Все увидят, что Вильсон был всего лишь мелким плутом по сравнению с Рейнаком и К°.
ЮЛИИ БЕБЕЛЬ В БЕРЛИН Лондон, 29 ноября 1892 г.
Дорогая г-жа Бебель!
Из многочисленных писем, полученных мной ко дню моего рождения, мне хочется прежде всего ответить на Ваше. Благодарю Вас от всей души! Я действительно провел этот день в «добром здравии», ибо если я все еще не в состоянии двигаться совершенно свободно и не могу ходить столько, сколько мне хотелось бы, то чувствую себя достаточно бодрым, и все говорят, что я выгляжу очень хорошо. На этот раз мы превратили день рождения в английское Первое мая, то есть отпраздновали его не в понедельник, а накануне, в воскресенье;
Луиза решила, что раз уж мне придется немного покутить, то хватит и одного дня, двух же будет слишком много. Собрался полный дом гостей: наш африканец Сэм Мур, затем Бакс, Эвелинги, Бернштейны, Моттелеры, русский Волховский, двое рабочих из Общества - вот как будто все; нет, чуть было не позабыл о маленькой Инке, которую в Берлине откормили на славу, что ей очень идет, - теперь-то у меня уж есть явные доказательства, что в Берлине научились наедаться досыта, и пусть мне больше не рассказывают о голодающем Берлине!
У нас еще оставался небольшой запас сушеного ясменника, и вот мы с Луизой с помощью вина - мозельского, красного ц шампанского - сварили такой майский напиток, лучше которого в эту туманную пору года нельзя ни сварить, ни даже себе представить. Так как всеми была заложена хорошая основа из холодных закусок, то этому напитку был оказан весьма энергичный прием, также в немалой мере и Вашим покорным слугой, пишущим эти строки, и, строго между нами, кое-кто из мужчин, а также... - я чуть было не проговорился, но вовремя умолкаю - пришли в самое развеселое настроение. Юлиус был как нельзя более в ударе, пел разные песенки и рассказывал веселые истории, хотя по своей закоренелой привычке пил только воду и кофе. Словом, нам было очень весело, и мы засиделись за полночь, а это что-нибудь да значит, если принять во внимание лондонские расстояния и то, что в воскресенье поезда и омнибусы прекращают движение в 11 часов вечера. Таким образом, я смог лечь спать со спокойным сознанием, что достойно вступил в 73-й год своей жизни. Надеюсь, что здоровье позволит мне в будущем году отпраздновать день моего рождения еще лучше. Тогда этот день придется на вторник, и мы сможем опять начать в воскресенье, но уж тогда мне хотелось бы прокутить до вечера вторника.
В берлинской пирушке я тоже с удовольствием принял бы участие; по рассказам Инки, она из-за тесноты не могла пробраться к Вам и Бебелю, народу было, очевидно, видимоневидимо. Что ж, когда-нибудь и я это увижу, если не в этом, так в будущем году, то есть в том случае, если Вы приедете за нами. С тех пор как маленькая Фишер открыла так много духовного родства между Вами и моей доброй, милой Ленхен, я тем более могу довериться Вашему покровительству.
Так как Август оставил для Вас только одну узенькую страничку, то в наказание он получит теперь от меня тоже только одну.
С сердечным приветом Ваш Ф. Энгельс
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 29 ноября 1892 г.
Дорогой Август!
Сердечное спасибо за твои дружеские пожелания. Все прошло хорошо и без каких бы то ни было неприятных последствий, и я не прочь хоть завтра снова отпраздновать свой день рождения. Но я нахожусь под слишком строгим контролем, чтобы мне было разрешено подобное излишество! Прусская полиция - это просто ничто в сравнении с этакой медицинской Ведьмой. Право, я все думаю, кто знает, к добру ли это и за какие грехи я попал под столь добросовестный надзор. Но я во власти глупого суеверного представления об «уравнительной справедливости», и поэтому пью минеральную воду и лимонад, каюсь в вышеуказанных грехах, собственно даже не зная, совершил ли я их. О политике в следующий раз, через несколько дней; надо кончать III том*. Во Франции сильно пахнет грозой, - это начало конца! Вновь наступают времена, когда французам представится случай показать свои хорошие качества.
Сердечный привет.
Твой Ф. Э.
Большое спасибо за прекрасный клей, он сейчас же пойдет в дело для III тома.
НЕИЗВЕСТНОМУ АДРЕСАТУ Лондон, 29 ноября 1892 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Чарли!
Благодарю тебя за милое письмо и за добрые пожелания, которые, я надеюсь, все исполнятся, а так как ты оказал мне честь родиться в тот же день, что и я, то прими, пожалуйста, искренние поздравления по случаю твоего дня рождения и пожелание прожить вдвое дольше, чем я уже живу на свете. Тогда ты несомненно увидишь нечто очень значительное и достойное внимания, и тогда ты, может быть, вспомнишь иногда обо мне как об одном из тех, кто сделал все, что мог, чтобы добиться этой перемены.
Передай мой сердечный привет твоим родителям, братьям и сестрам.
Искренне твой Ф. Энгельс
СЕКРЕТАРИАТУ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ ГЕРМАНИИ В БЕРЛИН Лондон, 29 ноября 1892 г.
Дорогой партийный секретариат!
Сердечно благодарю за твои любезные поздравления.
Тебя, дорогой Фишер, я прошу передать от меня наилучшие пожелания всем твоим домашним.
С тобой же, дорогой Ауэр, я намереваюсь оставаться персонально на ты, поскольку ты пока обратился ко мне так в качестве первой половины секретариата, оговаривая, однако, что мы в будущем году совершим торжественный обряд брудершафта.
Так как сейчас вступила в игру гиена, то я передаю ей слово.
Твой Ф. Энгельс
[Приписка Л. Каутской]
Генералу трудно будет уступить в Лондоне слово Бамбергеру. Примечание газетной гиены.
[Приписка Энгельса]
Да кто же, собственно говоря, гиена?
ПАУЛЮ ШТУМПФУ В МАЙНЦ Лондон, 30 ноября 1892 г.
Дорогой старый Штумпф!
К моему 72-летию ты ничем не мог меня обрадовать больше, чем выданным ультрамонтанами свидетельством о нашей победе на выборах в Майнце450. Вы, жители Майнца, хоть и любите иной раз прихвастнуть - ведь вы прирожденные коммивояжеры-виноторговцы, - но уж если приходится браться за дело, то вы беретесь за него так горячо, что только держись, и вы не забываете, что Майнц был единственным немецким городом, сыгравшим почетную роль в великой революции451. Природа наделила вас бойким языком, который прекрасно подходит для пропаганды среди крестьян, а в лице крестьян-виноделов в окрестностях Майнца вы имеете массу сырого материала, и если вы за него как следует возьметесь, то сможете кое-чего добиться и показать кёльнцам, как это делается. От Майнца до Кёльна и ниже до Клеве предстоит еще отвоевать у попов много заблудших душ и вырвать у них немало избирательных округов, а теперь как раз такой момент, когда господа из центра собираются либо основательно скомпрометировать себя в военном вопросе, либо окончательно разрушить весь центр.
Вообще же очень тебе благодарен и рад, что тебе хорошо, а в последнее время и «еще лучше» живется. У меня тоже все идет хорошо. В воскресенье у нас собралась вся серная банда и еще кое-кто, и мы все усердно прикладывались к майскому напитку.
Если в Париже и дальше будут продолжаться такие же скандалы, то мы, пожалуй, скоро сможем снова разыграть старую брюссельскую комедию осени 47 года. Мир начинает казаться неустойчивым.
Твой старый Ф. Энгельс
НАТАЛИИ И ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТ В БЕРЛИН Лондон, 1 декабря 1892 г.
Многоуважаемая г-жа Либкнехт!
Большое Вам спасибо за Ваши дружеские строки и поздравления к моему 72-летию, которое мы отпраздновали в прошлое воскресенье, как обычно, в кругу друзей, причем засиделись до тех пор, пока не наступил настоящий день моего рождения - 28 ноября. У вас, повидимому, зима наступила довольно рано, если вам уже ниспослан снег и 10 градусов по Реомюру; нам до этого еще далеко, мы довольствуемся прелестной сменой дождя и тумана, причем того и другого у нас больше, чем хотелось бы.
К сожалению, я не имел возможности отправить это письмо вовремя, чтобы принести свои поздравления ко дню рождения Вашего Вилли; надеюсь, что Вы все же не откажетесь благосклонно принять эти запоздалые пожелания. Я так и предполагал, что Ваш Теодор, которого, как и Карла, искренне благодарю за присланные поздравления, сможет воскресными поездками к Вам прерывать будничную скуку своего житья в Миттенвальде, и рад, что это осуществилось. От всей души желаю Вашему Карлу успеха в экзаменах! Хотя я за всю свою жизнь и не сдавал ни одного экзамена, я все же отлично могу себе представить, каково на душе у молодого человека за три месяца до такого события.
История с Штадтхагеном показывает, что нам могут доставить немало неприятностей и без закона против социалистов. Прения об окладах на съезде партии доставили, как я легко себе представляю, Вашей семье немало тяжелых минут, но в общественной жизни этого не избежать; не везде так охотно вотируют кредиты, как в германском рейхстаге, в других странах министры, а иногда даже и венценосцы подвергаются таким же неприятностям. Тут всякий хочет доказать, что «в денежных вопросах нет места сентиментам». Зато Либкнехт стяжал вполне заслуженный триумф историей с Эмской депешей, это уравновешивает многое, да и его марсельская поездка тоже была сплошной овацией.
У Пумпс явилась потребность доказать свету, что вопреки своей преждевременной седине она еще молодая женщина, и недели две тому назад она подарила своему мужу маленькую девочку. Обе чувствуют себя сравнительно хорошо. Мое здоровье в общем недурно, хотя я еще не вполне свободно передвигаюсь, но когда из окна наблюдаешь упорно идущий дождь, то не придаешь этому особого значения.
Желаю Вам здоровья и шлю самый сердечный привет Вам и Вашей семье.
Ваш Ф. Энгельс
Дорогой Либкнехт!
Тебе придется еще немного подождать моего следующего письма; III том торопит; во Франции, как мне кажется, снова наступил anno (год) 47, и панама может сломать шею всему буржуазному свинству. Это будет почище скандалов 1847 г. и Второй империи. Напиши же своим парижским корреспондентам, чтобы они держали тебя в курсе событий и присылали материал в газеты, - за этими событиями ты должен следить лично!
Твой старый Ф. Э.
14:59 16.08.2015
...Считаю, что письма Маркса и Энгельса. Любые части - Следует запатентовать, как действенное средство для хорошего сна. Моё мнение.
21:56 16.08.2015
спонтанов (sashasoa) писал(а) в ответ на :
> ...Считаю, что письма Маркса и Энгельса. Любые части - Следует запатентовать, как действенное средство для хорошего сна. Моё мнение.
Когда поют солдаты, спокойно люди спят. Такое может быть только при социализме. Эти идеи Вы воспринимаете не только своим мозгом, но и всем организмом, потому что они созданы для каждого человека, не минуя даже такого особенного, как Вы.
«Если она (разведенная жена) не признана виновной стороной, то она может вернуться в то более высокое сословие, к которому она принадлежала до брака».
«Как правило, жена, в особенности в случае, предусмотренном в § 740, имеет право выбирать, принять ли ей снова свою прежнюю девичью или вдовью фамилию».
