ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ [Уэртинг, около 11 августа 1884 г.]
Стр. 1. Больё пишет всегда Шёффле, тогда как фамилия этого господина - Шеффле.
Стр. 3. Капиталистическая система, зародившаяся - ? около 1780-1800 годов? Зарождение этой системы относится к XV веку, зародившаяся крупная промышленность только положила начало ее наивысшему расцвету.
Стр. 1 и 4. Мейн никак не заслуживает, чтобы его упоминали рядом с Маурером; он ничего не открыл, он всего лишь ученик учеников Маурера; общинная собственность на землю в Индии была известна и описана гораздо раньше его Кэмпбеллом и другими, на Яве - Мани и другими, в России - Гакстгаузеном. Единственная его заслуга заключается в том, что он первым из англичан принял и популяризировал открытия Маурера.
Стр. 5 должна быть полностью переработана. Ваши примеры не имеют отношения к предмету полемики. Клочок земли крестьянина, превращающийся в капитал, был бы землейкапиталом; это очень сложная вещь, которую Маркс рассматривает только в третьей книге**. Ваш рабовладелец, производящий товары для рынка в Новом Орлеане, не является капиталистом, так же как не является таковым румынский боярин, эксплуатирующий барщинных крестьян. Капиталистом является только такой собственник средств труда, который эксплуатирует свободного рабочего!
Скажите лучше: ткацкий станок мелкого дореволюционного крестьянина, служивший для того, чтобы ткать одежду для семьи, не был капиталом; он не является еще капиталом и тогда, когда крестьянин продает купцу ткани, изготовленные в длинные зимние вечера; но если он использует наемного рабочего, чтобы ткать товары для купца, и кладет в карман разницу между издержками производства и продажной ценой тканей, - вот тогда ткацкий станок превратился уже в капитал. Стоящая перед производством цель - производить товары - не придает орудию производства характера капитала. Товарное производство является одним из предварительных условий существования капитала; но пока производитель продает только свое собственное изделие, он не является капиталистом; он становится им только в тот момент, когда использует свое орудие для эксплуатации наемного труда других людей. Это относится также и к стр. 6. Как же так случилось, что Вы не провели этого различия?
Вместо того чтобы говорить о своем нереальном рабовладельце (не будьте настолько Реашем!), Вы могли бы сказать: феодальный сеньор, который принуждает своих барщинных крестьян обрабатывать его поля и который помимо этого взимает с них поборы яйцами, домашней птицей, фруктами, скотом и т. д., не является капиталистом. Он живет прибавочным трудом других людей, но не превращает продукт этого прибавочного труда в прибавочную стоимость; он не продает этого продукта, он его потребляет, расходует, расточает. Но если этот феодал, как он делал это во многих случаях в XVIII веке, сбывает с рук часть своих барщинных крестьян, если он объединяет их клочки земли в большую ферму, сдаваемую в аренду крупному фермеру-предпринимателю, который так мил сердцу физиократов, если этот крупный фермер использует бывших барщинных крестьян в качестве наемных сельскохозяйственных рабочих для работы на своей ферме, вот тогда земледелие превращается из феодального в капиталистическое, а фермер в капиталиста.
Стр. 6. Непосредственная форма обращения товаров является его первоначальной формой. Само собой разумеется, что она существовала до появления формы 2. Она не является первоначальной по сравнению с простым обменом; но обращение товаров предполагает существование денег; обмен создает только случайные обменные операции, но не обращение товаров.
Стр. 7. Капиталистическое производство не является той или иной формой обращения товаров, опосредствованной или непосредственной. Производство и обращение - две разные вещи. Всякое капиталистическое производство предполагает обращение товаров и совершается в его рамках, но оно не является обращением, как пищеварение не является кровообращением. Вы можете зачеркнуть всю эту фразу, которая ничего не дает.
Стр. 11. Подчеркнутое место мне непонятно и неправильно во всех отношениях. Капиталист в среднем продает и может продать продукт стоимостью в 10 франков дороже, чем за 10 франков. - То, что Вас сбивает с толку, это «издержки производства». Но издержки производства в экономическом смысле (здесь Энгельс имеет в виду цену производства) включают в себя прибыль; они состоят из: 1) суммы, которой продукт стоит капиталисту, и 2) прибыли; иначе говоря; 1) суммы, возмещающей затраченный постоянный капитал; 2) суммы, возмещающей выплаченную заработную плату; 3) всей или части прибавочной стоимости, созданной прибавочным трудом наемных рабочих. Значит, надо взять фразу Больё, его определение стоимости (стр. 9, конец) и противопоставить оба выражения стоимости одно другому. Либо себестоимость включает в себя прибыль, и тогда товары оплачиваются «в соответствии с общественным трудом, содержащимся в них»; в таком случае цена (стоимость) включает в себя прибавочную стоимость, созданную живым трудом (сверх выплаченной заработной платы) и присвоенную капиталом.
Либо себестоимость не покрывает прибыли, и тогда стоимость определяется не общественным трудом, содержащимся в предмете, а высокой или низкой заработной платой, уплаченной за этот труд, - старая банальность, давно опровергнутая Рикардо.
Стр. 12-13. Машина и хлопок передают всю свою стоимость, даже стоимость отходов, продукту; и в этом заключается соль Вашего аргумента. Если 115 фунтов хлопка дают только 100 фунтов пряжи, то в стоимость этих 100 фунтов будет входить и цена 115 фунтов хлопка-сырца. Может быть, г-н Больё называет прибавочной стоимостью эту стоимость 15 фунтов хлопка, которые исчезли как хлопок, но вновь появились как стоимость?
Стр. 13. Если бы капиталист одалживал рабочему свою машину и т. д., то продукт принадлежал бы рабочему, - ничего подобного не бывает.
Стр. 13-14. «Порождает выгоду, называемую прибылью»: сравните первый абзац стр.
270, где г-н Больё доказывает. что не капиталист, а потребитель извлекает выгоду из технического прогресса. Он упрекает Маркса в забвении конкуренции, а Маркс на протяжении всей главы о машинах и крупной промышленности доказывает, что машины служат только для того, чтобы понижать цену продуктов, и что как раз конкуренция обеспечила этот результат; другими словами, выгода заключается в том, что в одно и то же время производится больше продуктов, что в каждом из них воплощено меньше труда и что стоимость каждого продукта соответственным образом понижается. Г-н Больё забывает нам сказать, в каком отношении для наемного рабочего выгодно повышение производительности, когда продукт этой увеличившейся производительности ему не принадлежит и когда его заработная плата не определяется производительностью орудия производства.
Стр. 14-15. Оправдание прибыли, даваемое здесь Больё, содержит в себе квинтэссенцию вульгарной политической экономии, оправдание ею эксплуатации рабочего капиталистом.
Созидатель капитала требует «законного» вознаграждения за это созидание (то есть, он требует «платы за воздержание», см. Маркса), и это вознаграждение должно быть уплачено эксплуатируемым рабочим в виде дарового труда. Вы аплодируете этому, говоря, что «прибыль - это законное детище живого труда»! «Плата за управление» представлена и измерена заработной платой, уплачиваемой наемному управляющему, - платой, которой не удовлетворился бы ни один капиталист. Загляните в «Капитал», третье немецкое издание, стр. 171, 172 (у меня нет здесь французского издания), и Вы найдете там в немногих словах опровержение всех этих фраз. Страховая премия за «риск» действительно берется из прибавочной стоимости, но она начисляется сверх прибыли; капиталист откладывает каждый год некоторую сумму в резерв в качестве того, что он называет «ducroire» (по-итальянски del credere, то есть чтобы выйти из затруднений, которые могут быть вызваны ненадежными должниками).
Наконец, вознаграждение за наилучшее оборудование, за применение таких изобретений, которые еще не получили распространения, относится только к исключительным случаям и может дать сверх-прибыль; но здесь речь идет о средней прибыли, обычной, общей для всех промышленников. Впрочем, Вы найдете трактовку этого рода прибыли в «Капитале» (третье немецкое издание, стр. 314-317).
Принимая всерьез эти фразы Больё, заявляя, что они провозглашают «прибыль законным детищем живого труда» (не труда рабочего, а труда капиталиста!), Вы тем самым признаете - для Маркса и от имени Маркса - эти доктрины вульгарной политической экономии, с которыми Маркс всегда и везде боролся. Поэтому нужно совершенно изменить Ваши выражения так, чтобы они не имели даже внешнего сходства с такими рассуждениями. Иначе Вы сами попадете в ловушку.
Ваше утверждение на стр. 16, что «когда продукты..., то капиталистическая прибыль отсутствует или почти отсутствует», совершенно противоречит фактам. В таком случае, где же эксплуатация рабочих? На что Вы тогда жалуетесь? И на что живут, кутят и обогащаются капиталисты? Откуда, черт возьми, Вы взяли эту идею, которую никогда не высказывали даже вульгарные экономисты, которой нет и у Больё? И Вы называете это общим законом!
Что правильно, так это то, что если машина изготовляет 100 метров ткани с помощью того же количества труда, которое требовалось при работе вручную для изготовления 1 метра, то капиталист может распределять свою прибыль на 100 метров, вместо того чтобы концентрировать ее на одном метре; отсюда получается, что на каждый метр падает только 1/100 прибыли; но прибыль на сумму затраченного труда может оставаться той же и даже увеличиться.
Стр. 16. Маркс стал бы протестовать против «политического и социального идеала», который Вы ему приписываете. Коль скоро речь идет о «человеке науки», экономической науки, то у него не должно быть идеала, он вырабатывает научные результаты, а когда он к тому же еще и партийный человек, то он борется за то, чтобы эти результаты были применены на практике. Человек, имеющий идеал, не может быть человеком науки, ибо он исходит из предвзятого мнения.
В общем, статья окажет свое действие, если Вы устраните главные ошибки, на которые я обратил Ваше внимание. Но что касается Вашего следующего выступления, которое должно быть еще более серьезным, то я решительно считаю, что Вам следует основательно перечитать «Капитал» с начала до конца, положив рядом книжку Больё, и отмечать все места, относящиеся к вульгарной политической экономии. Я говорю о «Капитале», а вовсе не о книге Девиля, которая не годится изза серьезных изъянов в описательной части.
И еще: не забывайте, что эти господа, Больё и другие, гораздо лучше Вас знают обычную экономическую литературу и что это - область, в которой Вы боретесь с ними неравным оружием. Это их дело знать все эти вещи, а не Ваше. Не рискуйте же слишком в этой области.
Я поговорил с Вами откровенно и надеюсь, что Вы не будете в обиде. Дело весьма серьезное. Если бы Вы допустили оплошность, то от этого пострадала бы вся партия.
Здесь ужасная жара, но все-таки чувствуешь себя довольно хорошо. Все шлют Лауре и Вам тысячу приветов. К несчастью, наш запас пильзенского пива истощается, а на доставку его из Брайтона требуется два дня! Здесь живут, как варвары.
Преданный Вам Ф. Э.
ГЕОРГУ ГЕНРИХУ ФОЛЬМАРУ В МЮНХЕН Англия, Уэртинг, 13 августа 1884 г.
48, Marine Parade Уважаемый товарищ!
Ваше любезное письмо было прислано мне сюда из Лондона только вчера, этим и объясняется задержка моего ответа.
На вопрос, который Вы поставили передо мной213, ответить нелегко, или же ответ может быть лишь отрицательным. В наше время во всех университетах мира ни одна наука не извращается больше, чем политическая экономия. Не только не существует нигде ни одного человека, который читал бы курс старой классической политической экономии в духе Рикардо и его школы, - трудно даже найти хотя бы одного такого, который преподносил бы в неискаженном виде вульгарную теорию свободы торговли, так называемое манчестерство a la Бастиа. В Англии и Америке, равно как во Франции и Германии, буржуазные экономисты под давлением пролетарского движения почти все без исключения приняли катедер-социалистически-филантропическую окраску, и повсюду господствует некритический, благонамеренный эклектицизм: вялый, тягучий, студенистый желатин, которому можно придать любую форму и который именно поэтому служит превосходной питательной средой для вскармливания карьеристов, совсем как настоящий желатин - для размножения бактерий. Действие этого расслабляющего, неустойчивого, кашицеобразного образа мысли чувствуется, по крайней мере в Германии и среди некоторой части немцев в Америке, даже в нашей партии; он широко распространен на ее границах.
При таких обстоятельствах я не вижу никакой существенной разницы между различными высшими школами. Самое главное- это серьезное самостоятельное изучение классической политической экономии от физиократов и Смита до Рикардо и его школы, а также утопистов - Сен-Симона, Фурье и Оуэна - и, наконец, трудов Маркса; при этом нужно всегда стараться составить свое собственное мнение. Я полагаю, что Ваша приятельница будет изучать первоисточники и не позволит ввести себя в заблуждение чтением кратких изложений и других источников из вторых рук. Для ознакомления с самими экономическими условиями Маркс указывает в «Капитале» наиболее важные источники. Как пользоваться официальной статистикой различных стран, как определить, что в ней пригодно и что нет, - это лучше всего познается в процессе самого изучения и сопоставления. Ведь при самостоятельном изучении, по мере того как продвигаешься дальше, получаешь все более ясное представление о том, каким образом следует заниматься дальше; при этом предполагается, что начинают с действительно классических книг, а не с самых никчемных - немецких кратких изложений политической экономии или лекций авторов этих изложений.
Вот примерно все, что я могу сказать по этому вопросу, и буду рад, если фрейлейн Чалберг сможет извлечь из этого совета что-либо полезное для себя.
С нетерпением жду выборов в рейхстаг.
Остаюсь с искренним уважением Ваш Ф. Энгельс
С. ЛЕОНОВИЧУ В ЖЕНЕВУ [Черновик] [Уэртинг, середина августа 1884 г.]
Да. - Единственное, но совершенно непременное условие, которое я вынужден поставить, - чтобы Вы ничего не печатали на польском языке, прежде чем вся работа выйдет в свет по-немецки. В Германии книга будет немедленно запрещена, и малейшая нескромность или преждевременный намек могут возбудить подозрения немецкой полиции и помешать распространению немецкого издания, а возможно, даже и привести к конфискации значительной части тиража. Поэтому очень прошу Вас подтвердить получение этого письма и дать мне обещание, что Вы выполните это условие, к сожалению, необходимое.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Англия, Уэртинг, 22 августа 1884 г.
48, Marine Parade (Прошу не писать в адресе Брайтон, из-за этого здесь на почте дурацкая неразбериха.)
Дорогой Каутский!
Только что получил ваши письма с некоторым опозданием, потому что на них не указан номер дома, а здешние почтари обладают самыми примитивными умственными способностями.
«Нищета». Находящуюся у меня рукопись отредактировал окончательно. Кроме нескольких случаев неправильно переданных тонкостей французского языка, - последние понимают как следует только те, кто жил во Франции, - мне мало что пришлось изменить.
При переводе слова «rapports» (отношение) я большей частью меняю «Beziehungen» на «Verhaltnis», потому что первое слово слишком неопределенно, и Маркс сам всегда передавал немецкое «Verhaltnis» словом «rapports» и наоборот. К тому же в таком, например, выражении, как «rapports de proportionalite », «rapports» означает нечто количественное, что может быть передано только словом «Verhaltnis», потому что «Beziehungen» имеет преимущественно качественный смысл. Мне еще осталось написать несколько примечаний. Жду от вас продолжения рукописи. Места, относящиеся к Гегелю и к гегельянщине, я смогу просмотреть только в Лондоне, потому что для этого мне нужен Гегель. Я сделаю все возможное, чтобы покончить с этим как можно скорее. Но к этому же времени должна быть готова и II книга «Капитала», где еще предстоит чертовски много работы, а ведь при подобной коллизии «Капиталу» должно быть отдано предпочтение! Тем не менее я сделаю все, что в моих силах. Но к какому сроку вам нужно предисловие? Ответ, касающийся Родбертуса, я разделю - одну часть помещу в предисловии ко II книге «Капитала», а другую - в предисловии к «Нищете». Иначе поступить нельзя, ведь обе эти вещи выйдут одновременно, а обвинение с такой определенностью сформулировано самим Родбертусом. В «Капитале» я должен буду соблюдать достоинство, в предисловии же к «Нищете» смогу говорить не стесняясь.
Если ты покинешь Цюрих, то поселиться здесь было бы действительно лучше, чем где бы то ни было, кроме разве Парижа. Материальный вопрос, конечно, тоже имеет значение, особенно теперь, когда ты в качестве солидного супруга уже не можешь рисковать похолостяцки. Впрочем, в Париже жизнь должна быть по меньшей мере так же дорога, как и здесь, а для научных занятий Британский музей не имеет себе равных; парижская библиотека - ничто в сравнении с ним для нашего брата, в том числе из-за трудностей пользования, недостатка каталогов и т. д. Будем надеяться, что все уладится.
Что предпринять с моей брошюрой, вам должно быть виднее, чем мне. Поступайте так, как считаете целесообразным. Но я готов биться об заклад, что она будет запрещена.
Я, как и Эде, полагаю, что насчет Бебеля ты слишком поддался первому впечатлению.
Правда, по его последнему письму чувствуется, что он несколько утомлен и хочет отдохнуть. В крайнем случае ему и следовало бы дать передышку; но если бы он даже удалился на время из рейхстага, было ли бы это для него отдыхом? Несомненно только то, что в Германии он незаменим и его надо беречь; он должен, если это нужно, щадить себя, чтобы в решающий момент быть готовым к бою.
Я нахожу, что и о людях в Германии, то есть о массах, ты судишь слишком сурово. Со сменой дело всегда шло чертовски медленно, большинство смахивало на Гейзера и Фирека.
То, что закон против социалистов приносит в этом отношении больше вреда, чем пользы, конечно, не подлежит сомнению. Но пока в страну еще проникает так много запрещенной литературы, почва все же подготовляется, и когда можно будет снова свободно дышать, будет быстро поправима и эта беда - пожалуй, даже быстрее, чем если бы перерыва вовсе не было.
Мне еще нужно написать Эде. Теперь час, а почта уходит в два!
Твой Ф. Э.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ [Отрывок] [Уэртинг, 22 августа 1884 г.]
Указатель к «Капиталу» очень желателен. Но почему не сделать его сразу ко всему сочинению, когда оно будет готово? Ведь в будущем году все будет готово, если я не свалюсь, а этого пока не предвидится. «История теории», между нами, тоже в основном написана. В рукописи «К критике политической экономии» за 1860-1862 гг., как я, кажется, тебе здесь уже показывал, около 500 страниц ин-кварто занимают «Теории прибавочной стоимости», где, правда, очень многое придется вычеркнуть, потому что впоследствии это было переработано по-иному, но останется все же еще достаточно.
Лассаль в своем «Шульце-Бастиа» цитировал Родбертуса в таком контексте, что, будь это другой человек, он нажил бы себе смертельного врага, - а именно: он цитировал его в качестве авторитета (иначе говоря, изобретателя) по одному пустяку. Возможно, конечно, что «Письма» способствовали культу Родбертуса. Основную роль сыграли стремление некоммунистов противопоставить Марксу в качестве соперника тоже некоммуниста и невежественная путаница в головах этих людей. Для всех тех, кто блуждает на пограничной полосе между нашей партией и государственным социализмом, произносит сочувственные речи, но все же желает избежать неприятностей с полицией, его превосходительство Родбертус - настоящая находка.
Перевод «Neue Zeit» в Гамбург, быть может, все же только предвестник конца этого журнала. Я, правда, совершенно не знаю, в чьих руках сейчас это дело в Гамбурге.
В прошлый вторник у нас здесь, в Уэртинге, произошла революция. Лавка, принадлежащая какому-то фанатику из Армии спасения, подверглась нападению и была разгромлена.
Владелец стрелял из револьвера и ранил троих. На другой день были разбиты окна в полицейской тюрьме, вечером прибыло 40 драгун, 50 полицейских (в местечке около 10 тысяч жителей); улицы очищались от народа, причем мирные буржуа, которые останавливались на улицах в сознании своей безопасности, неоднократно подвергались беспощадному избиению. Теперь все спокойно. Каких только глупостей не бывает в жизни! Обе партии тайно оплачиваются буржуазией - как сторонники, так и противники Армии спасения.
Твой Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ [Уэртинг, 30 августа 1884 г.]
Письма получил. Брошюрку Г. Адлера заказал и, вероятно, по возвращении найду ее в Лондоне. Спасибо за указание. Этого человека надо отделать. Занимаюсь «Нищетой» и надеюсь закончить ее еще здесь. В философской части следует кое-что перевести на настоящий гегелевский жаргон.
С «Письмами о древности» Бахофена торопиться некуда. Уже и в «Материнском праве»
Мелеагр играет некоторую роль, для меня этот пункт важен тут только с указанной мной точки зрения.
Здесь четыре музыканта в сопровождении фальшивой музыки ведут пропаганду в пользу Бисмарка, разъясняя англичанам на совершенно непонятном даже для меня рейнскофранкском наречии, что они «Поклялись, в душе любя, Жить лишь только для тебя И т. д. и т. п.» и что «Страсбург - распрекрасный город».
Привет Эде.
Твой Ф. Э.
Посылайте теперь письма только в Лондон. Во вторник мы возвращаемся.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 13-15 сентября 1884 г.
Дорогой Эде!
Вот уже почти две недели, как я вернулся сюда. Эйзенгартен, который во время моего отсутствия должен был переписать начисто готовую часть рукописи II части**, некоторое время бездельничал из-за жаркой погоды, а затем переписывал, хотя и очень красиво, но так медленно и так мало сделал, что я не решаюсь послать Мейснеру готовую часть, потому что не смог бы достаточно быстро послать ему продолжение. Так что с быстрым опубликованием рукописи пока ничего не выходит; не знаю, что теперь будет делать Мейснер. Я же этому отчасти даже рад, так как теперь уверен, что ничего не придется делать на скорую руку.
То, что ты говоришь о переводе моей брошюры, очень хорошо и верно. Но как переводит Лафарг? Он не обращается за помощью ни к своей жене, ни к словарю; он делает все сам, декретирует: такое-то немецкое слово значит по-французски то-то, и затем присылает мне рукопись в восторге от своего мастерского произведения. Так-то я и сам могу сделать. Он, конечно, хочет сейчас же взяться за дело, но мы еще посмотрим. Что касается английского перевода, то у Эвелинга пока работы достаточно, и он хотел перевести также мое «Развитие». Но где взять платящих издателей? А в его положении работать бесплатно он не может больше, чем уже работает. Да это не так уж и спешно. Прежде всего мы должны иметь «Капитал» на английском языке, а это потребует еще много усердия и труда.
Меня очень позабавила полемика с Баром и Фабианом, а также с приятелем Гумбелем по поводу биржевого налога (последнего я всегда узнаю, защищает ли он хейльброннских филистеров, с которыми мирно посиживает в кабачках, или что-нибудь другое). В лице Бара и Фабиана у вас два превосходных образца представителей немецкой «науки», а меня всегда радует, когда ей по заслугам попадает как следует. Бьют Бара, а имеют в виду Гейзера. Особенно порадовала меня твоя манера наносить удар, умение выделить существенные пункты и меткость ударов.
На этом мне придется сделать перерыв - я все еще не могу сидеть подолгу за письменным столом. На море я принимал холодные ванны, которые мне скорее повредили, чем помогли. Итак, до завтра.
14 сентября Вашу рукопись «Нищеты» вместе с примечаниями я послал тебе на прошлой неделе, 4 сентября, заказной бандеролью; ты ее, вероятно, уже получил. Сравнив мои исправления с оригиналом, вы убедитесь, что некоторые обороты речи поняты вами неправильно (в отдельных случаях я сделал пояснительные замечания); но это неизбежно, если не приходилось подолгу жить в самой стране.
Для художника (забыл его имя и не могу найти его письмо), который собирается отпечатать портрет Маркса в красках, я смогу, наконец, получить копию с принадлежащей мне увеличенной фотографии. Я вышлю тебе ее завтра или послезавтра.
Так как от нынешних выборов мы ждем больших результатов, то все мы должны постараться помочь делу; поэтому посылаю тебе чек на 25 ф. ст. для избирательного фонда.
Зорге прислал мне книгу Грёнлунда «Кооперативное государство», довольно поверхностное, но доступное для филистера изложение теории по Марксу; его главная цель, повидимому, в том, чтобы выдать свою конструкцию будущего, читать о которой мне было нестерпимо скучно, за подлинный «германский социализм». Маркса автор не цитирует, а только говорит: «такие благородные евреи, как Маркс и Лассаль»! Ох!
«To-Day» под руководством Гайндмана ухудшается с каждым днем. Чтобы придать ему интерес, делается все, что только возможно: редакция сообщает мне, что в октябрьском номере появится критика «Капитала»!!*, и предлагает мне ответить на нее, за что я поблагодарил и отказался. Итак, социалистический орган превратили в орган, где всякий сброд рассуждает о социализме: кто - за, кто - против.
Посылаю тебе номер «Kolnische», из которого ты увидишь, как орудует в Африке даже гуманная цивилизаторская Международная ассоциация Стэнли и Леопольда бельгийского.
Что же там натворят португальцы и французы, не говоря уж о наших прусских насильниках и палачах, когда они возьмутся за это дело! Впрочем, Бисмарк использовал колониальную аферу в качестве великолепного избирательного маневра. На эту удочку филистер идет слепо и всей массой. Бисмарку, вероятно, опять удастся получить двойное большинство по его милостивому выбору: либо консерваторы с национал-либералами, либо, если последние опять вздумают ворчать, консерваторы с центром. Для нас это безразлично.
Если у меня будет время, приложу еще несколько строк для Карла Каутского.
Твой Ф. Э.
15 сентября Нет времени. Карлу Каутскому придется немного подождать.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 20 сентября 1884 г.
Дорогой Каутский!
Возвращаю тебе рукописи заказной бандеролью. Твоя статья о Родбертусе*во всем, что касается экономических вопросов, была очень хороша, но я снова возражаю против безапелляционных утверждений в тех областях, где ты сам чувствуешь себя неуверенно и поэтому открываешь Шрамму свои слабые стороны, чем тот ловко воспользовался.
Это в особенности относится к «абстракции», которую, во всяком случае, ты в общем чересчур развенчал. Различие в данном случае заключается в следующем: Маркс сводит то общее содержание, которое заключается в вещах и отношениях, к его наиболее обобщенному мысленному выражению. Его абстракция, следовательно, только отражает в форме мысли то содержание, которое уже заключается в вещах.
Родбертус, наоборот, составляет себе некое более или менее несовершенное мысленное выражение и измеряет вещи этим понятием, по которому они должны равняться. Он ищет истинное, вечное содержание вещей и общественных отношений, содержание которых, однако, по существу преходяще. Таков его истинный капитал. Это - не современный капитал, который является лишь несовершенной реализацией понятия. Вместо того чтобы из современного, единственно только и существующего в действительности капитала выводить понятие капитала, Родбертус, желая от современного капитала прийти к капиталу истинному, прибегает к помощи изолированного человека и спрашивает: что же может в производственной деятельности подобного человека фигурировать в качестве капитала? Разумеется, простое средство производства. Тем самым истинный капитал без околичностей смешивается со средством производства, которое, смотря по обстоятельствам, может быть, а может и не быть капиталом. Таким образом из капитала устраняются все дурные, то есть все действительные его свойства. Теперь Родбертус может требовать, чтобы действительный капитал равнялся по этому понятию, то есть функционировал только как простое общественное средство производства, сбросил бы с себя все, что делает его капиталом, и все же оставался бы капиталом, более того - именно благодаря этому стал истинным капиталом.
Нечто подобное ты проделываешь со стоимостью. Теперешняя стоимость - это стоимость товарного производства, но с упразднением товарного производства «изменяется» также и стоимость, то есть сама по себе стоимость остается, меняется лишь форма. На самом же деле экономическая стоимость - категория, свойственная товарному производству, и исчезнет вместе с ним (см. «Дюринг», стр. 252-262) точно так же, как она не существовала до него. Отношение труда к продукту не выражается в форме стоимости ни до товарного производства, ни после него.
К счастью, Шрамм в философских вопросах тоже не тверд и выдает свои слабые места, которые ты хорошо подметил и показал.
Далее: 1) Шрамму известны материальные интересы, не вытекающие - прямо или косвенно - из способа производства. По этому вопросу сравни «К критике» Маркса, предисловие, где вопрос коротко и ясно изложен в двадцати строках.
2) Родбертусовская критика современного общества дана задолго до него, и не хуже, а лучше, английскими и французскими утопистами, а также и послерикардовской социалистической экономической школой, базирующейся на рикардовской теории стоимости; Маркс в «Нищете», стр. 49-50, цитирует некоторых из этих авторов.
3) Робинзон у Маркса - это подлинный, первоначальный «Робинзон» Даниеля Дефо, откуда взяты и второстепенные обстоятельства - спасенные от кораблекрушения обломки и т. д. У него позже также был свой Пятница, он был потерпевшим кораблекрушение купцом и, если не ошибаюсь, также занимался в свое время работорговлей. Словом, это настоящий «буржуа».
4) Говорить о марксистской исторической школе было бы во всяком случае весьма преждевременно. Я бы сократил эту часть твоего ответа и прежде всего сослался на самого Маркса: указанное выше место из «К критике», затем самый «Капитал», особенно первоначальное накопление, где Шрамм может также найти сведения относительно курицы и яйца.
Вообще говоря, превосходно, что все буржуазные элементы группируются теперь вокруг Родбертуса. Лучшего мы и желать не можем.
Вашу рукопись «Нищеты» вы, вероятно, уже получили. Также и Эде - мое письмо от прошлого воскресенья со взносом в избирательный фонд.
Тусси просит высылать ей в будущем «So..aldemokrat» и т. п. по адресу: г-же Эвелинг, 55, Great Russell Street, W. С. London.
Твой Ф. Э.
Возвращаю письмо Бебеля.
Итак, в январе или феврале мы ждем тебя здесь. «To-Day» превратился в настоящий симпозиум, то есть в журнал, на страницах которого всякий может писать за и против социализма. В ближайшем номере появится критика «Капитала»! Мне предложили ответить на эту статью, автора которой они не назвали, но я отказался от такой чести. Д-р Драйсдейл тоже написал там что-то ( Ч. Р. Драйсдейл. «Государственные меры против бедности), он ссылается на тебя; получен ответ Бароуза, который справлялся о тебе. Я сделал все необходимое, но с некоторой осторожностью, потому что не знаю, нет ли у Драйсдейла твоей книги. ( К. Каутский. «Влияние прироста народонаселения на прогресс общества»)
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ [Лондон, 1 октября 1884 г.]
Уважаемый г-н Шлютер!
Корректуру получил и отослал обратно с благодарностью. Жду теперь только чистых листов 8-9. Если в них нет существенных ошибок, то список опечаток не нужен.
«Познание и т. д.» Родбертуса анонсируется издательством Фока в Лейпциге по 4 марки 20 пфеннигов. Я охотно куплю один экземпляр за эту цену или дешевле.
У Маркса есть «Речь о свободе торговли» на французском языке, но речи о покровительственных пошлинах, насколько мне известно, нет. Для перевода и выпуска отдельным изданием эта речь едва ли подойдет, но если Эде хочет дать ее в виде приложения к немецкому изданию «Нищеты», то это было бы неплохо; я смогу тогда прислать свой экземпляр.
Уважающий Вас Ф. Э.
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ [Лондон], 3 октября 1884 г.
Уважаемый г-н Шлютер!
Получил все, благодарю.
Отмечу только следующие опечатки: Стр. 134, строка 8 сверху: надо Gesellschaft вместо Lesellschaft. » » » 9 » » Lebensbedingungen вместо Gebensbedingungen. » 144 » 2 » » platte вместо glatte.
Мою открытку Вы, вероятно, уже получили.
Очень спешу.
Преданный Вам Ф. Э.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ПЛАУЭН-ДРЕЗДЕН Лондон, 11 октября 1884 г.
Дорогой Бебель!
Я должен очень извиниться перед тобой за то, что только сегодня отвечаю на твои письма от 8 июня и 3 октября.
Но с начала июня я лишь с трудом, нарушая запрещение врача, мог сидеть за письменным столом и писать. Вот уже почти полтора года, как мои движения скованы какой-то странной, не совсем понятной врачам болезнью; я совершенно лишен возможности вести свой прежний образ жизни, связанный с большой подвижностью, в особенности же утомительно для меня писать. Лишь за последние полторы недели, благодаря механическим приспособлениям, я стал двигаться несколько свободнее; если их удастся как следует приладить, то скоро, надеюсь, я стану почти прежним. Хотя вся эта история доставила мне много неудобств, она большого значения не имеет и, надо полагать, понемногу пройдет.
Однако, хотя я не был в состоянии писать, я мог диктовать, и по рукописи продиктовал всю вторую книгу «Капитала» - она теперь почти готова к печати; кроме того, я отредактировал готовые 3/8 английского перевода и наряду с этим просмотрел ряд других вещей, так что за это время проделал порядочную работу.
Одновременно с этим письмом ты получишь экземпляр моей только что изданной работы; надеюсь, что еще сегодня успею его выслать.
Целый день я только и думаю, что о предвыборной агитации. Генеральная проверка наших сил, повторяющаяся каждые три года, является событием европейского значения, перед которым вызванные страхом поездки всех императоров - ничто. Я еще отлично помню, как в 1875 г. наши победы на выборах ошеломили Европу и уничтожили бакунинский анархизм в Италии, Франции, Швейцарии и Испании. Именно теперь снова необходим такой же эффект. Карикатурные анархисты вроде Моста, которые уже превзошли Ринальдо Ринальдини и пали ниже Шиндерганнеса, получили бы, по крайней мере в Европе, такой же удар дубинкой, и это сберегло бы нам немало труда и усилий. В Америке, где все секты особенно долговечны, они могли бы тогда постепенно отмирать, - просуществовал же там в течение четверти века Карл Гейнцен, которого в Европе давным-давно похоронили. Это сильно подбодрило бы французов в провинции, которые делают большие успехи, а парижские массы получили бы новый толчок и перестали бы плестись в хвосте крайней левой.
Здесь, в Англии, где билль о реформе усиливает позицию рабочих, толчок этот оказался бы как раз кстати в связи с предстоящими в 1885 г. выборами; для Социал-демократической федерации, состоящей, во-первых, из литераторов, вовторых, из остатков старых сект и, в-третьих, из сентиментальной публики, представилась бы возможность действительно стать партией. В Америке было бы очень важно такое событие, которое уяснило бы, наконец, говорящим по-английски рабочим, какая могучая сила в их руках, если только они пожелают ею воспользоваться. А в Италии и Испании это нанесло бы новый удар все еще процветающей там доктринерски-анархистской фразе. Словом, ваши победы оказывают действие всюду - от Сибири до Калифорнии и от Сицилии до Швеции.
Но какова будет новая «фракция»? Из имеющих шансы новых кандидатов я многих вовсе не знаю, а большинство «образованных» знаю с очень невыгодной стороны. При действии закона против социалистов буржуазным и буржуазно окрашенным социалистам легко угодить избирателям и удовлетворить свою страсть самим выдвигаться на передний план. В порядке вещей и то, что подобных людей выставляют и выбирают в сравнительно отсталых избирательных округах. Но они проникают и в старые округа, заслуживающие лучших представителей, и находят поддержку у людей, которым следовало бы лучше разбираться в этом.
Какова будет фракция, мне не ясно; и еще менее ясно - что она будет делать. Разделение на пролетарский и буржуазный лагери становится все более резким, и если буржуазный лагерь дерзнет как-нибудь побить своими голосами пролетарский, то это может вызвать раскол.
Полагаю
16:17 15.07.2015
Полагаю, что эту возможность нужно иметь в виду. Если раскол будет вызван ими, - но для этого им еще нужно немного выпить для храбрости, - то это не худо. Я продолжаю держаться того мнения, что пока закон против социалистов в силе, мы раскола вызывать не должны. Если же он все-таки произойдет, ну что ж, тогда - вперед, и тогда я вместе с тобой ринусь в драку.
Я очень рад, что колониальная афера не удается. Это был самый сильный козырь Бисмарка, отлично рассчитанный на психологию филистера, сулящий призрачные надежды и чреватый невероятно тяжелыми, очень медленно окупающимися затратами. Бисмарк с его колониями напоминает мне полоумного последнего герцога Бернбургского (настоящего идиота), который заявил в начале 40-х годов: «Я тоже хочу иметь железную дорогу, хотя бы она обошлась мне в тысячу талеров». Что такое 1000 талеров по сравнению со стоимостью железной дороги? Таково же представление Бисмарка и его друзей-филистеров о колониальном бюджете. В данном случае, я думаю, Бисмарк достаточно глуп для того, чтобы считать, что издержки будут покрыты Людерицем и Вёрманом.
Кстати о Бисмарке. Один из наших друзей встретил на собрании инженеров компаньона Бисмарка по Варцинской бумажной фабрике (Беренда), и тот многое порассказал ему о хамских выходках Бисмарка. Этот истинно прусский юнкер, в виде исключения и с трудом соблюдающий приличия в салоне, во всех других местах дает полную волю своей грубости.
Вам это, конечно, известно. Одному фабричному инспектору, который, отвечая на заданный вопрос, сказал, что он получает 1000 талеров жалованья, Бисмарк возразил: «Ну, значит, Вы живете на взятки». Но интересно вот что: Бисмарк сказал этому Беренду, что единственный оратор в рейхстаге, который заслуживает этого названия и которого всегда все слушают, - это Август Бебель.
Чем чаще ты мне будешь писать о положении в Германии, особенно о развитии промышленности, тем лучше. Я не всегда подробно отвечаю тебе, потому что только принимаю твои сообщения к сведению, тем более, что смотрю на них, как на единственно заслуживающие безусловного доверия. В общем, германская промышленность остается той же, какой была: она производит товары, которые англичанам кажутся слишком незначительными, а французам - слишком заурядными, но производит их, наконец, в большом масштабе. Ее жизненными источниками продолжают оставаться: 1) воровство образцов за границей и 2) принесение в дар покупателю собственно прибавочной стоимости - только благодаря этому она и является конкурентоспособной - и выжимание переходящей всякие границы прибавочной стоимости путем жестокого давления на заработную плату - только за счет этого она и живет. Но вследствие этого борьба между рабочими и капиталистами, хотя в отдельных местах и находится в состоянии застоя (там, где ненормальная заработная плата стала привычной), в большинстве мест обостряется, так как давление на заработную плату постоянно усиливается. Во всяком случае, с 1848 г. в Германии происходит промышленная революция, которая еще заставит призадуматься господ буржуа.
А теперь - будь здоров.
Твой старый Ф. Э.
22:29 15.07.2015
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ [Лондон], 13 октября 1884 г.
Пишу наспех. Листы вернул Дицу, восстановив буквы h, tz и вычеркнутые иностранные слова. Дицу я написал: вы, мол, заявили протест, я к нему присоединяюсь, и упомянутое восстановление произведено мной по соглашению с вами. Навязать себе орфографию я не позволю точно так же, как навязать себе жену, и поэтому, если не будут внесены требуемые мной исправления, то: 1) я требую, чтобы были вычеркнуты все мои примечания, и 2) не дам предисловия; я никак не могу допустить в своих работах две различные орфографии.
Разве вы не хотите, чтобы на титульном листе были указаны ваши имена в качестве переводчиков? Титульный лист должен быть, во всяком случае, составлен так, чтобы я значился лишь как автор примечаний и предисловия, если, конечно, вы не настаиваете на необходимости особо отметить редакцию текста, что я, со своей стороны, считаю совершенно излишним.
Из-за этих глупостей у меня опять пропал целый день. И это в разгар избирательной кампании!
Ваш Ф. Э.
ИОГАННУ ФИЛИППУ БЕККЕРУ В ЖЕНЕВУ Лондон, 15 октября 1884 г.
Старый дружище!
Вчера я отправил тебе свою книжку о происхождении семьи и т. д., а сегодня послал почтовый перевод на 5 фунтов. Надеюсь, ты одновременно получишь и то и другое.
Меня обрадовало твое сообщение о том, что летом тебя навестил Бебель. Твое мнение о нем вполне совпадает с моим.
Это самая ясная голова во всей германской партии, притом он абсолютно надежен и не даст сбить себя с толку. Он обладает редким качеством: его выдающийся ораторский талант, - который признают все филистеры, и притом по собственному побуждению, а Бисмарк даже сказал своему компаньону по бумажной фабрике Беренду, что Бебель - единственный оратор во всем рейхстаге, - этот талант нисколько не сделал его пошлым. Со времен Демосфена этого не бывало. Все другие ораторы были поверхностными.
О моем здоровье не беспокойся. У меня местное, - правда, временами докучливое, - заболевание, но оно нисколько не влияет на общее состояние здоровья, и его даже нельзя считать безусловно неизлечимым; в худшем случае оно делает меня негодным к военной службе, но возможно, что через несколько лет я все же смогу опять ездить верхом. В течение четырех месяцев я не мог писать, но диктую и почти закончил II книгу «Капитала», а также отредактировал английский перевод первой книги (в той части, которая готова - 3/8 всего объема). Кроме того, я нашел теперь средство, которое помогло мне отчасти стать на ноги, и надеюсь вскоре добиться дальнейшего улучшения. Беда в том, что с тех пор, как мы потеряли Маркса, я должен его заменять. Всю свою жизнь я делал то, к чему был предназначен, - я играл вторую скрипку, - и думаю, что делал свое дело довольно сносно. Я рад был, что у меня такая великолепная первая скрипка, как Маркс. Когда же мне теперь в вопросах теории вдруг приходится занимать место Маркса и играть первую скрипку, то дело не может обходиться без промахов, и никто этого не чувствует сильнее, чем я сам. Но только тогда, когда настанут более бурные времена, мы по-настоящему почувствуем, что мы потеряли в лице Маркса. Никто из нас не обладает той широтой кругозора, с которой он в нужный момент, когда надо было действовать быстро, всегда умел найти правильное решение и тотчас же направить удар в решающее место. В спокойные времена, правда, иной раз случалось, что события подтверждали мою, а не его правоту, но в революционные моменты его суждение было почти безошибочно.
Младшая дочь Маркса вышла замуж за очень славного ирландца, д-ра Эвелинга. Они бывают у меня каждое воскресенье. Другая дочь, которую ты знаешь, сейчас тоже у меня и шлет тебе сердечный привет. Она часто и с удовольствием вспоминает день, проведенный с тобой в Женеве.
Надеюсь, что твое здоровье улучшается, но если с тобой опять что-нибудь приключится, немедленно дай мне об этом знать; в прошлый раз я долгое время ни о чем понятия не имел.
Надеюсь, что в другой раз ты так не поступишь.
Твои письма и пр. я разыщу, как только вообще смогу приняться за бумаги. С мая я физически не в состоянии был заняться этим, а теперь надо управиться с такой массой неотложной работы, что об этом и думать не приходится. Нужно полностью разобрать свыше шести больших ящиков; даже книги еще не настолько приведены в порядок, чтобы я мог свободно пользоваться и полностью располагать ими.
Итак, желаю тебе быть здоровым, а мужества у тебя и так хватает, и прими сердечный привет от твоего старого Ф. Энгельса Боркхейм кланяется, он написал мне неделю тому назад; состояние его по-прежнему без перемен.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 15 октября 1884 г.
Дорогой Каутский?
Мою открытку ты, вероятно, получил. Я постараюсь завтра же засесть за предисловие; каждый день мне что-нибудь да мешает; сегодня, например, весь день корреспонденция. а мне все еще нельзя слишком долго сидеть за письменным столом. Но стоит мне только взяться - и работа будет готова в два-три дня.
Итак, изобретатель этой замечательной орфографии - Гейзер! Новая заслуга. Признаюсь, что страх перед этим прокрустовым ложем отчасти является причиной того, что я не тороплюсь присылать статьи для «Neue Zeit». Сообщи мне, была ли эта превосходная система обязательна и для других книг, печатавшихся у Дица, - для книги Бебеля «Женщина» она не была обязательной; мне это важно знать на тот случай, если я буду отвечать Дицу.
Так как я обратился к Дицу с таким категорическим протестом против гейзерианства, то не могу теперь и в «Neue Zeit» при печатании предисловия подчиниться ему. Вообще же я, конечно, ничего не имею против.
Для Эде: Венер пишет, что известная личность не требовала денег от имени наших, а он послал их добровольно; она же утверждает, что те взяли бы их. Это, в сущности, одно и то же.
«Кредитную нужду» Родбертуса ( Родбертус-Ягецов. «О причинах и мерах смягчения современной кредитной нужды крупного землевладения») я тоже не читал, но там он мог сказать только то, что и без того известно, - а именно, что ипотеки не подлежат востребованию, обратной выплате в форме капитала, а должны только давать право на «ренту», то есть на регулярную выплату процентов; в случае невыплаты процентов хозяйство может быть продано с молотка; других притязаний у кредитора по ипотеке не может быть. В этом состоит родбертусовский «принцип ренты», который должен дать юнкерам возможность по-буржуазному производить на 5 тысяч талеров в год, а тратить по-дворянски 10 тысяч талеров и все-таки не разоряться. Как это сделать, остается тайной. Я не мог удержаться от смеха, когда читал, как Шрамм пытался усмотреть в этом нечто великое.
Фотография Маркса сегодня отправлена Манцу. Он спрашивает о цвете. Тут ведь ты можешь прийти ему на помощь. Маркс был так смугл, каким может быть только житель Южной Европы, без особого румянца на щеках (когда ты видел Маркса, он выглядел уже очень болезненно-желтым, это было ненормально); черные, как смоль, усы с небольшой проседью, но без малейшего коричневого оттенка, кроме отдельных выцветших волосков, волосы же на голове и бороде - белоснежные. Портрет представляет собой ретушированную увеличенную фотографию, сходство поразительное. Он получит его швейцарской почтой.
Кроме польского перевода «Происхождения», В. Засулич предлагает перевести эту работу на русский язык, а студент-юрист Андерфурен (из Мейрингена) в Берне - на итальянский.
Не знаете ли вы чего-нибудь об этом человеке? Обучающий его итальянскому языку и социализму д-р Чериоли берется проверить перевод.
Тебе и Эде я послал вчера экземпляры. Свыше 30 разослано уже по всему свету. В «To- Day» и «Justice» я тоже послал, об остальных экземплярах для рецензий вы, вероятно, позаботитесь. Приношу тебе и Эде сердечную благодарность за хлопоты, которые доставила вам эта работа.
Твой Ф. Э.
Как обстоит дело с твоим приездом? Я имею в виду не origo (происхождение), а adventus (приезд).
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ [Лондон], 17 октября 1884 г.
Диц пишет, что орфография изменена: «Одно маленькое замечание Каутского при пересылке рукописи избавило бы Вас и меня от возни с исправлением».
О том, что, пока не были набраны целых три листа, мы оставались в неведении (может быть, и не по вине Дица), он умалчивает.
Жив ли еще старик Бахофен и находится ли он еще в Базеле? Я хотел бы послать ему один экземпляр с посвящением.
Предисловие - в стадии подготовки, то есть я штудирую еще раз всю работу «К познанию» ( Родбертус-Ягецов. «К познанию нашего экономического строя»). Это стоит труда, потому что только при самом тщательном разборе постигаешь, какой несусветный вздор там проповедуется; два-три если и не новых, то во всяком случае верных и для Германии очень похвальных суждения буквально тонут в этой чепухе. Тут вторая книга «Капитала» очень многое разъяснит. Привет Эде.
Твой Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 20 октября 1884 г.
Дорогой Каутский!
Послал тебе заказной бандеролью корректуру и рукопись страниц 49-96 «Нищеты». Я их только бегло просмотрел и не имел возможности сверить с рукописью. Прошу это сделать поскорее. Дица я прошу посылать остальные листы вам, а мне прислать только корректуру предисловия, к которому я приступил бы сегодня же, если бы эта корректура не отняла у меня снова лучшие рабочие часы. Но завтра сажусь за работу; полагаю, что сначала пойдет мое предисловие, а потом статья Маркса из старого «So..al-Demokrat» в качестве locum tenens (замены) его предисловия.
Я как раз хотел запросить вас относительно Нонне, так как г-жа Лафарг пожелала иметь сведения насчет этого своего подозрительного соседа. Но тут подоспела «Расправа» в парижской прессе. Все удивляются тому, что пруссаки могли нанять и оплачивать такую неуклюжую скотину.
Только что у меня был Джойнс из «To-Day». Они недавно решили издать «Развитие» по-английски, а я давно уже предоставил право перевода Эвелингу. Но он для них нежелателен, потому что он и Гайндман до некоторой степени соперники; мне хотели поэтому навязать Шоу, который не знает немецкого языка и собирался переводить с французского. От этого я, однако, отказался и направил его к Эвелингу, который мне вообще нравится с каждым днем все больше. Эти мелкие дрязги в среде литераторов составляют большую часть внутренней истории здешнего движения. Да и вообще дела у них идут прескверно. В прошлый вторник г-жа Лафарг была на заседании совета Социал-демократической федерации; там ссорились из-за какой-то чепухи, но с таким ожесточением, что слова «проклятые лгуны» так и сыпались со всех сторон.
Представляю себе, как это выглядело. Единственные люди, которым я доверяю, это Бакс и Эвелинг - оба они в высшей степени порядочные, умные и искренние люди, хотя и сильно нуждаются в помощи со стороны; об остальных, насколько могу о них судить, я очень невысокого мнения.
Г-н Моммзен теперь тоже у меня в руках. По поводу enuptio gentis ( права вступления в брак вне рода) он нагородил в своих «Исследованиях по истории Рима» невероятный вздор; я изучил этот вопрос и собрал все нужные места. Если моммзеновская школа захочет ущемить меня в вопросах римской истории (что вполне возможно формально, но не по существу), то я сумею постоять за себя.
Гирш прислал мне «Frankfurter Zeitung» с фельетоном об «Истории семьи» Липперта. Эта книга - явный и бесстыдный плагиат из Моргана и Бахофена с некоторыми дополнениями из других источников, которые легко установить.
Сердечный привет Эде.
Твой Ф. Э.
Твоего фельетона в «Frankfurter Zeitung» я тоже еще не видел; нет ли его у тебя? Я его возвращу.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 22 октября 1884 г.
Дорогой Эде!
Прерываю свое предисловие, чтобы сообщить тебе: 1) что одновременно с этим посылаю тебе заказной бандеролью «Речь о свободе торговли» Маркса. Этот с трудом раздобытый у букиниста и незаменимый экземпляр должен быть возвращен мне по использовании; 2) что, по-моему, в конце «Нищеты» следует напечатать в виде приложения место из работы «К критике политической экономии» о Джоне Грее, первом предшественнике Прудона. и Родбертуса, начиная со слов «Учение о рабочем времени и т. д.» на стр. 61 и до конца раздела на стр. 64. Будьте так добры тотчас же послать эти страницы в Штутгарт, в предисловии я ссылаюсь на это приложение. Тогда мы целиком и полностью разделаемся со всей этой стороной мелкобуржуазного социализма и тем самым дадим ответ и на утопию Родбертуса; все, чего там еще не хватает, я добавлю в предисловии.
Я предоставляю вам решить, поместить ли в виде приложения также и «Свободу торговли». Не знаю, право, куда бы можно было поместить эту вещь, и не думаю, чтобы она произвела впечатление, если ее выпустить отдельной брошюрой, - но вам об этом легче судить, чем мне.
Если Диц будет возражать против приложения о Грее, то его можно было бы напечатать также после предисловия и статьи «О Прудоне» из «So..al-Demokrat» (старого). Но поместить это необходимо, вы в этом сами убедитесь.
Ваш Ф. Э.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 23 октября 1884 г.
Дорогой Эде!
Посылаю предисловие. Если вы дадите в качестве приложения также и «Свободу торговли», то вставьте помещенное на последней странице добавление, в противном случае измените это добавление.
Одновременно с этим я посылаю тебе почтовый перевод на фунт стерлингов - взнос Шорлеммера в избирательный фонд.
Вы, может быть, уже знаете, что Шорлеммер подвергся в Дармштадте репрессиям. При аресте Хауга во Фрейбурге был, между прочим, найден адресованный его брату экземпляр «Sozialdemokrat»; в результате - домашний обыск, при котором были обнаружены письма Шорлеммера со злыми остротами по адресу Бисмарка, за этим последовали новые поиски его у матери и в Хёхсте, где он как раз находился в то время. Чтобы избавить мать от лишних неприятностей, он уехал. В Дармштадте это вызвало большой шум.
По поручению Бебеля я послал Шумахеру кое-какие сведения о деятельности Риттингхаузена в 1848 году.
Этим моим, к сожалению очень разросшимся, предисловием вопрос о г-не Родбертусе еще не исчерпан. В предисловии ко II книге «Капитала» я вернусь к его «открытиям» прибавочной стоимости. Забавно, до какой степени в Германии позабыли Рикардо!
Кланяйся Карлу Каутскому.
Твой Ф. Э.
Если Диц пошлет вам корректуру предисловия с рукописью, прошу переслать ее мне.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ПЛАУЭН-ДРЕЗДЕН Лондон, 29 октября 1884 г.
Дорогой Бебель!
Твою телеграмму получили в седьмом часу и встретили ее ликованием. Я немедленно разослал ряд открыток по Лондону и в провинцию, сообщив содержание телеграммы; написал и в Париж, куда обычно сначала попадают сбивчивые и противоречивые известия. Очень тебе благодарен, что в избирательной кутерьме ты обо мне не забыл. Здешнему обществу я также сообщил содержание телеграммы.
Результаты превзошли мои ожидания. Теперь для меня не имеет большого значения, сколько мандатов будет в конце концов завоевано, - обязательные пятнадцать обеспечены; а главное - выборы показали, что движение быстрыми и уверенными шагами идет вперед, охватывая один избирательный округ за другим и ослабляя в них позиции остальных партий. И молодцы же наши рабочие!
С каким упорством, с какой решительностью и, главное, с каким юмором отвоевывают они позицию за позицией, вопреки всем уловкам, угрозам и насилию со стороны правительства и буржуазии! Германии чертовски необходимо, чтобы мир стал снова относиться к ней с уважением; Бисмарк и Мольтке смогли добиться того, что ее стали бояться; но только нашим пролетариям удается завоевать действительное уважение - то именно, которого заслуживают свободные и сами себя дисциплинирующие люди.
Это окажет огромное влияние на Европу и Америку. Во Франции я ожидаю в связи с этим нового подъема нашей партии. Там все еще не оправились от последствий Коммуны. Насколько сильно она подействовала на Европу, настолько же далеко отбросила назад французский пролетариат. Стоять в течение трех месяцев у власти, вдобавок еще в Париже, и не перевернуть мир, а погибнуть из-за собственной неспособности (такое одностороннее толкование дают теперь Коммуне) - разве это не доказывает, что партия нежизнеспособна? Вот обычные фразы людей, которые не понимают, что Коммуна была могилой старого, специфически французского социализма, но в то же время и колыбелью нового для Франции международного коммунизма. Ему-то и помогут твердо стать на ноги победы в Германии. Такого же мнения и г-жа Лафарг, которая сейчас находится здесь и шлет тебе сердечный привет.
Не меньшее впечатление произведет эта весть и на говорящий по-английски пролетариат Америки.
Заказное письмо и открытку, посланную мной третьего дня, ты, вероятно, получил.
Больше всего беспокоюсь я теперь о том, прошел ли ты сам в своих ненадежных избирательных округах. При большом количестве новых элементов, которые, во всяком случае, войдут во фракцию, настоятельно необходимо твое присутствие именно вначале, чтобы тебя потом не поставили перед фактами, происшедшими без твоего участия. Я знаю, что твое здоровье также не блестяще и что ты должен для дела партии во что бы то ни стало сохранить себя до более критических времен. Но это все же можно будет наладить.
Я собирался еще написать тебе о родбертусовской болтовне, но сегодня вечером не буду.
Шрамм уже получил свое от К. Каутского. В предисловии к «Нищете» я уже настолько ясно обрисовал связи между нами и Родбертусом, что этого, полагаю, пока достаточно, а в предисловии ко II книге «Капитала» я смогу заняться этим делом более основательно. Но если потребуется, я смогу еще разок выступить и до этого. На днях напишу об этом подробнее.
Твой Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 8 ноября 1884 г.
Дорогой Каутский!
Между твоим письмом и сегодняшним днем прошли выборы, то есть пять лет. Поэтому я коснусь его только вкратце.
Прилагаемое письмо Либкнехта характерно. Непонятно, почему ты не мог бы редактировать «Neue Zeit» из Лондона с таким же успехом, как и из Цюриха. Почему, находясь в Лондоне, ты будешь потерян для германской партии - тоже непонятно. Это письмо, однако, вовсе не доказывает, что Либкнехт в следующий раз под влиянием другой среды и другого настроения не будет думать и писать совсем другое. То, что в Оффенбахе он одержал победу лишь наполовину, - результатов перебаллотировки мы здесь еще не знаем, - быть может, заставит его призадуматься. Место о «неприступной» позиции в Штукерте - замечательно. Это мне напоминает историю с унтер-офицером французской революционной армии, который следующим образом пересказал своим босоногим воинам речь народного представителя: «Представитель сказал: с железом и хлебом можно дойти до самого Китая; но он не говорил о сапогах». Неприступна, если бы не было полиции!
Я пишу Дицу, чтобы он выслал мне корректуру предисловия в несверстанном виде: надо будет сделать кое-какие изменения. В таком деле сугубая осторожность в выражениях никогда не повредит, если не хочешь, чтобы тебя поймали на неудачном или неточном выражении.
Эхо выборов прозвучит во всей Европе и в Америке. Вот это был день триумфа! «Kolnische » признает за нами 3/4 миллиона голосов и ползает на брюхе перед 4 тысячами, голосовавшими в Кёльне за Бебеля, чтобы выклянчить их голоса для перебаллотировки. «Kolnische » для,меня важнее других газет, потому что рейнский буржуа все еще самый развитой буржуа Германии, а эта газета отражает его мнение. Тем знаменательнее этот полный поворот, это внезапное уважение к новой силе.
А это ведь поистине великолепно. Впервые в истории крепко сплоченная рабочая партия выступает как настоящая политическая сила, развившаяся и выросшая в условиях жесточайших преследований, неудержимо завоевывая одну позицию за другой. Сила, свободная от всякого филистерства и шовинизма в самой филистерской и опьяненной победами стране Европы, сила, существование и рост которой так же непонятны и непостижимы для правительств и старых господствующих классов, как нарастающая лавина христианства была непостижима и непонятна для властей погибавшего Рима, - эта сила так же уверенно и неудержимо прокладывает себе путь, как в свое время христианство, настолько уверенно, что уже теперь можно математически точно вычислить уравнение ее возрастающей скорости и тем самым определить срок ее конечной победы. Закон против социалистов, вместо того чтобы ее подавить, только помог ей продвинуться вперед, социальную реформу Бисмарка она удостоила только пинка, а последнее средство, чтобы сразу раздавить эту силу, - попытка спровоцировать ее на преждевременный путч, - не вызвало бы ничего, кроме неудержимого смеха.
Но вот что любопытно. Успеху нашего дела особенно способствует именно промышленная отсталость Германии. В Англии и Франции переход к крупной промышленности почти закончен. Условия, в которых находится пролетариат, теперь уже устойчивы; земледельческие и промышленные округа, крупная промышленность и домашняя промышленность разделены и закреплены в такой мере, в какой это вообще допускает современная промышленность. Даже колебания, которые каждые десять лет вызываются периодическими кризисами, стали привычными условиями существования. Возникшие в период промышленного переворота политические или непосредственно социалистические движения - тогда еще незрелые - потерпели поражение и оставили после себя скорее чувство уныния, нежели бодрости; буржуазное, капиталистическое развитие оказалось сильнее, чем революционное противодействие; для нового выступления против капиталистического производства потребовался бы новый, более мощный толчок - например, лишение Англии ее теперешнего господства на мировом рынке или какое-либо особое революционное событие во Франции.
В Германии, напротив, развитие крупной промышленности началось лишь в 1848 г. и. является самым значительным наследием этого года. Промышленный переворот все еще продолжается, и притом в самых неблагоприятных условиях. Домашняя промышленность, опирающаяся на мелкое, свободное или арендаторское землевладение, все еще борется против машины и пара; погибающий мелкий крестьянин цепляется за домашнюю промышленность как за последний якорь спасения; но едва только он втягивается в промышленность, как его снова подавляют машина и пар. Побочный доход от земледелия, взращенный собственными руками картофель, становится в руках капиталистов сильнейшим средством снижения заработной платы; капиталист теперь приносит в дар иностранному покупателю всю нормальную прибавочную стоимость и только таким способом остается конкурентоспособным на мировом рынке, а для себя извлекает всю прибыль путем снижения нормальной заработной платы. При этом - полный переворот во всех условиях жизни в промышленных центрах благодаря мощному развитию крупной промышленности. Так вся Германия, за исключением разве только юнкерского северо-востока, втягивается в общественную революцию, мелкий крестьянин вовлекается в промышленность, самые патриархальные районы захватываются этим движением, и поэтому вся Германия революционизируется гораздо основательнее, чем Англия или Франция. Но эта общественная революция, которая в конечном счете сводится к экспроприации мелкого крестьянина и ремесленника, протекает как раз в такое время, когда немцу, Марксу, удалось теоретически переработать результаты всей истории английского и французского практического и теоретического развития, вскрыть всю природу, а значит, и конечную историческую судьбу капиталистического производства, и тем самым дать германскому пролетариату такую программу, какой никогда не располагали его предшественники - англичане и французы. Более глубокий общественный переворот, с одной стороны, большая ясность в умах, с другой, - вот тайна неудержимого роста германского рабочего движения.
Я хотел еще написать Эде, но уже слишком поздно; к тому же пришла Пумпс с малышкой, и мне придется с ней поиграть.
В пять придут Эвелинг и Тусси, а в семь Моррис хочет со мной серьезно посовещаться. Так что Эде пока придется удовольствоваться приветом.
Твой Ф. Э.
14:36 16.07.2015
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО Лондон, 8 ноября 1884 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Милостивый государь!
По получении Вашего любезного письма от 27 прошлого месяца я отправил Вам один экземпляр моей брошюры «Происхождение и т. д.». Я послал бы ее раньше, если бы был уверен, что последний адрес все еще годен.
Поздравляю Вас с блестящим успехом, которого Вы достигли в изучении немецкого языка. С удовольствием и доверием поручаю Вам итальянский перевод «Происхождения». Еще раньше мне было сделано подобное же предложение с другой стороны, но я не дал на это согласия. Чтобы отказать окончательно, мне нужно было бы знать, имеете ли Вы в своем распоряжении издателя, который напечатает и издаст без замедления Ваш перевод.
С глубоким уважением остаюсь преданный Вам Ф. Энгельс
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 11 ноября 1884 г.
Дорогой Эде!
Ответ на твой запрос по поводу статьи Маркса «О Прудоне» содержится в моем предисловии, где я прямо ссылаюсь на нее. Сообщите мне, как вы думаете расположить материал; я каждый день могу получить корректуру предисловия и буду сообразовываться с вашим планом в моих ссылках на названную статью, на выдержку из работы «К критике» и, возможно, на «Речь».
Ты правильно отметил в «So..aldemokrat», что мы единственные серьезные противники центра. Только наше проникновение в твердыни центра - Мюнхен, Майнц, Кёльн, Ахен, Дюссельдорф, Эссен и т. д. - может привести к распаду этой искусственно сохраняемой смеси противоположных течений и заставить каждое из них в отдельности обнаружить свою настоящую природу. И тогда окажется, что действительно католическая фракция представляет не что иное, как католическое крыло реакции, в то время как в Бельгии и Франции она представляет всю реакцию. И распад центра имел бы самое роковое значение для г-на Бисмарка, которому такая разношерстная партия чертовски удобна.
О ходе перебаллотировок до меня доходит мало сведений. да и те с опозданием. Я надеюсь, что в большинстве случаев результаты будут благоприятны, потому что чем больше новых элементов попадет теперь во фракцию, тем лучше. Худших («образованных») уже избрали; дополнительно будут избраны большей частью рабочие, а они могут только улучшить состав.
Закону против социалистов вынесен приговор. Государство и буржуазия отчаянно оскандалились перед нами. Но это не мешает им как ни в чем не бывало держаться попрежнему, и тот, кто вообразил бы, что за этим последует отмена закона, может жестоко ошибиться. В Англии старый Джон Рассел продолжал оставаться премьер-министром в течение двадцати лет после своей политической смерти. Вообще для отмены закона требуется принять решение, а на это вряд ли пойдут. В лучшем случае введут новые статьи в Уголовный кодекс, которые будут стоить нам больших жертв, чем закон против социалистов.
Мы должны будем теперь внести положительные законопроекты. Если их сформулируют решительно, то есть без уступок мелкобуржуазным предрассудкам, то они будут очень хороши. Если же это будут гейзеровские четырехугольники, тогда дело плохо. Нормальный рабочий день (десять часов, постепенно снижающиеся примерно до восьми), внутреннее и международное фабричное законодательство (причем внутреннее может идти дальше международного), радикальная переработка законодательства об ответственности, о несчастных случаях и о заболеваниях, об инвалидах труда и т. д., - все это дает достаточно материала и поводов. Поживем - увидим.
Выборы 1884 г. являются для нас тем же, чем был 1866 г. для немецкого филистера. Он сделался тогда сразу, без всяких усилий с его стороны и даже помимо его воли, «великой нацией». Теперь мы, но уже благодаря собственной упорной работе и ценой тяжелых жертв, сделались «великой партией». «Noblesse oblige» (Положение обязывает). Мы не сможем перетянуть на свою сторону широкие народные массы, если они не будут постепенно развиваться. Франкфурт, Мюнхен, Кёнигсберг не могут стать сразу такими же явно выраженными пролетарскими, как Саксония, Берлин, бергские промышленные районы. Мелкобуржуазные элементы среди вождей найдут на время кое-где в массах недостававшую им прежде опору. То, что до сих пор встречалось в виде реакционных тенденций отдельных лиц, может теперь - в местном масштабе - повториться в массах как необходимый момент развития. Тут, возможно, придется изменить тактику, чтобы вести массы дальше и в то же время не позволить негодным вождям стать во главе движения. Но и здесь нужно выждать.
Завтра принимаюсь за чрезвычайно сложную окончательную редакцию третьего отдела II книги «Капитала». Как только покончу с этим, надеюсь выкроить время для переработки «Крестьянской войны», которая теперь будет представлена как поворотный пункт всей немецкой истории, так что в начале и в конце придется сделать значительные исторические добавления. Только изложение самого хода борьбы останется почти без изменений. Я думаю, что важнее напечатать раньше «Крестьянскую войну», а не «Дюринга», в который я внесу мало изменений, а только сделаю примечания или добавления. Как вы думаете организовать печатание?
Какой бы оборот ни приняло дело с законом против социалистов, газета и типография в Цюрихе должны быть, по-моему, сохранены. Свободы, даже такой, какая была до 1878 г., нам больше не дадут. Гейзерам и Фирекам предоставят полную свободу, и при этом будет прекрасный предлог для отговорок, что, мол, идут так далеко, как только можно. Мы же сможем располагать необходимой свободой печати только за границей. Возможно, впрочем, и то, что будут сделаны попытки урезать всеобщее избирательное право: трусость отнимает разум, а филистер способен на все. Сначала нам, конечно, со всех сторон будут делать комплименты, и к этим комплиментам не все останутся нечувствительными.
Так, например у нашего приятеля Зингера может появиться желание доказать публике, что он, несмотря на свой большой живот, или именно благодаря ему, вовсе не людоед.
К. Каутский получил уже, вероятно, мое вчерашнее письмо.
Твой Ф. Э.
ГЕРМАНУ ЭНГЕЛЬСУ В БАРМЕН Лондон, 11 ноября 1884 г.
Дорогой Герман!
Печальные известия о болезни Эмиля, которые принесло мне твое письмо от 25 сентября, были для меня не совсем неожиданными. Время от времени он сам писал мне о состоянии своего здоровья и о том, что должен будет провести зиму на юге. В твоих прежних письмах тоже содержались некоторые сообщения, которые давали повод для тревоги. Если теперь дошло до того, что образовались туберкулы, что в нашем возрасте бывает не часто, то это, конечно, очень плохой признак; но я все же надеюсь, что он еще сможет оставаться среди нас и что состояние его здоровья не будет таким, чтобы жизнь была ему в тягость. До одного радостного события он, во всяком случае, дожил: я недавно узнал из газеты об открытии железной дороги в долине реки Аггер, для чего он неустанно работал долгие годы. Хотя эта маленькая железнодорожная ветка совсем не то, к чему он стремился, тем не менее это лучше, чем ничего. Благодаря ей в долине и в Энгельскирхене начнется совсем другая жизнь.
Я написал бы тебе раньше, но в это время как раз была свадьба Германа, и я не знал точно, где ты находишься. А после этого я был все время занят разными делами и завален работой. К тому же за последние полтора года я и сам собственной персоной получал довольно настоятельные напоминания о том, насколько бренно человеческое тело. Что со мной, собственно, было, я, вероятно, так никогда и не узнаю. Так или иначе, теперь, по-видимому, болезнь проходит, и остается только подобие грыжи (причем произошло не выпадение кишки, а нечто вроде водянки). Мне удалось найти очень хорошего бандажиста, который не раз имел дело с подобными случаями - хотя они довольно редки - и сконструировал для этого очень удобное приспособление, нисколько не обременительное, с которым я после некоторой практики более или менее освоился и могу, наконец, снова двигаться и работать за письменным столом, что было для меня почти невозможно. Если дело и дальше так пойдет, я буду доволен. Кроме расслабления мускулов и связок, что вполне естественно после столь долгого неподвижного лежания на диване, я теперь ничего больше не ощущаю и мало-помалу вхожу в колею.
Надеюсь, что в остальном у вас все благополучно. Рудольф, по-видимому, опять молодцом. Он, должно быть, в большой мере унаследовал конституцию нашего отца, который тоже до сорока лет возился с желудком, а затем совершенно выздоровел и жил бы, видимо, до сих пор, если бы его не унес тиф.
Напиши мне, пожалуйста, не откладывая, как здоровье Эмиля и всех ваших и что поделывает Хедвига. Герман, должно быть, скоро вернется из своего свадебного путешествия?
Сердечный привет всем братьям и сестрам, Эмме, твоим ребятам и тебе самому.
Твой Фридрих
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ПЛАУЭН-ДРЕЗДЕН Лондон, 18 ноября 1884 г.
Дорогой Бебель!
Я собирался написать тебе о родбертусовском надувательстве, но теперь в «Neue Zeit» должно появиться мое предисловие к «Нищете»; там ты найдешь все самое необходимое, изложенное лучше, чем я сделал бы это в письме. Дальнейшее последует в предисловии ко II книге «Капитала».
Но есть еще другой вопрос, который мне представляется неотложным и по которому я хотел бы сообщить тебе свои соображения.
Все либеральные филистеры прониклись таким уважением к нам, что кричат в один голос: «Да, если социал-демократы согласятся стать на почву закона и отрекутся от революции, то мы - за немедленную отмену закона против социалистов». Таким образом, не подлежит сомнению, что в рейхстаге от вас тотчас же потребуют этого. Ваш ответ будет иметь значение не столько для Германии, где наши славные ребята уже ответили на выборах, сколько для заграницы. Покорный ответ сразу уничтожил бы весь колоссальный эффект, произведенный выборами.
На мой взгляд, дело обстоит следующим образом.
Политический строй, существующий в настоящее время повсюду в Европе, является результатом революций. Почва законности, историческое право, законность повсюду тысячекратно нарушались или вовсе отбрасывались. Но всем партиям или классам, пришедшим к власти путем революции, по самой их природе присуще требование, чтобы новая, созданная революцией почва законности была безусловно признана и считалась священной. Право на революцию раньше существовало - в противном случае стоящие у власти лишились бы правовой санкции, - но на будущие времена оно упраздняется.
В Германии существующий строй основан на революции, которая началась в 1848 г. и закончилась в 1866 году. 1866 год был подлинной революцией. Подобно тому как Пруссия добилась кое-какого значения лишь путем предательства и войны против Германской империи в союзе с заграницей (1740 г., 1756 г., 1795 г.), так и германско-прусскую империю ей удалось создать только путем насильственного разгрома Германского союза и гражданской войны. Если Пруссия утверждает, будто союзный договор был расторгнут другими, то это ничего не значит. Другие утверждают обратное. Никогда еще революция не пренебрегала ссылкой на законность - так, в 1830 г. во Франции и король, и буржуазия утверждали, что на их стороне право. Словом, Пруссия спровоцировала гражданскую войну и тем самым революцию. Одержав победу, она низвергла три престола «божьей милостью» и аннексировала их территории вместе с бывшим вольным городом Франкфуртом. Если это не было революционным актом, то я не знаю, что вообще означает это слово. Мало того, она конфисковала частную собственность изгнанных государей. Что этот акт был не законным, а революционным, она признала, потребовав впоследствии его утверждения собранием - рейхстагом, который имел не больше права, чем правительство, распоряжаться этим имуществом.
Германско-прусская империя, как завершение насильственно созданного в 1866 г. Северогерманского союза, является целиком и полностью продуктом революции. Я не жалуюсь на это. Я упрекаю тех, кто это сделал, только в том, что они были жалкими революционерами, слишком рано остановились и не присоединили тотчас же к Пруссии всю Германию. Но тот, кто действует кровью и железом, опрокидывает троны, проглатывает целые государства и конфискует частную собственность, тот не смеет осуждать других за то, что они революционеры. Если партия сохранит за собой право быть не более и не менее революционной, чем было имперское правительство, то большего ей и не нужно.
Еще недавно существовал официозный принцип: имперская конституция не есть договор между государями и народом, она лишь договор между государями и вольными городами, которые в любой момент могут заменить ее другим. Таким образом, правительственные органы, проповедовавшие этот принцип, требовали для правительств права ликвидировать имперскую конституцию. Против них не было издано никакого исключительного закона, они не подвергались преследованиям. Ну что же, прекрасно, и мы даже в самом крайнем случае не потребуем для себя большего, чем то, на что претендовали в данном случае правительства.
Герцог Камберлендский - законный, неоспоримый наследник брауншвейгского престола. Король Пруссии имеет не больше права сидеть в Берлине, чем герцог Камберлендский - претендовать на Брауншвейг. Всякие претензии, выдвигаемые против герцога, можно будет предъявлять лишь тогда, когда он займет принадлежащий ему по праву законный трон. Но революционное германское имперское правительство силой препятствует ему в этом. Еще один революционный акт.
Как обстоит дело с партиями?
Консерваторы в ноябре 1848 г. без всякого колебания разрушили новую почву законности, созданную в марте 1848 года. Конституционный порядок они признают лишь как временный и с восторгом приветствовали бы всякий абсолютистско-феодальный государственный переворот.
Либералы всех оттенков принимали участие в революции 1848-1866 гг. и не отказались бы и теперь от права сопротивляться при помощи насилия попытке насильственного уничтожения конституции.
Центр признает церковь высшей властью над государством, следовательно - властью, которая в известных случаях может вменить ему в обязанность революцию.
И эти партии требуют от нас, чтобы мы, и только мы одни, заявили, что ни при каких обстоятельствах не прибегнем к насилию, а подчинимся любому гнету, любому насилию не только когда они формально законны - законны по мнению наших противников, - но даже и в том случае, когда они прямо противозаконны!
Ни одна партия, не прибегая ко лжи, не отрицала права на вооруженное сопротивление при известных обстоятельствах. Ни одна из них никогда не могла отказаться от этого чрезвычайного права.
Если же возникнет спор об обстоятельствах, при которых какая-либо партия оставляет за собой это право, то тут наше дело выиграно. Тут уж начнут перескакивать с пятого на десятое. А тем более партия, официально объявленная вне закона, которой, следовательно, сверху прямо рекомендуют революцию. Вне закона нас могут объявлять каждый день, как уже объявили однажды. Требовать от этой партии такой безоговорочной декларации - чистейшая бессмыслица.
Впрочем, этим господам нечего волноваться. При нынешнем положении с армией мы не пойдем в бой, пока вооруженная сила против нас. Мы можем подождать, пока сама вооруженная сила не перестанет быть силой против нас. Всякая революция, которая произошла бы до этого, даже если бы она увенчалась победой, привела бы к власти не нас, а наиболее радикальных буржуа, то есть мелких буржуа.
Вообще говоря, выборы показали, что податливостью и уступками противникам мы ничего не добьемся. Лишь благодаря упорному сопротивлению мы заставили уважать себя и стали силой. Только сила внушает уважение, и лишь пока мы сила, филистер нас уважает. Того, кто идет на уступки филистеру, он презирает, тот для него не сила. Можно дать почувствовать железную руку сквозь бархатную перчатку, но необходимо, чтобы ее почувствовали.
Германский пролетариат стал могучей партией, пусть же его представители будут достойны его! (Почта отправляется).
Твой Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 23 ноября 1884 г.
Дорогая Лаура!
Рад, что ты благополучно доехала и что Полю понравился пирог, но Ним не может примириться с тем, что он его ест с сыром. Ним очень мучилась от зубной боли: зуб был здоровый, но шатался. Вчера она взяла старые щипчики, которые привезла с Мейтленд-парк, и вырвала зуб, вознаградив себя за мужество глотком бренди, и теперь она снова весела.
В прошлую пятницу Социал-демократическая федерация устроила благотворительный вечер. Тусси и Эдуард играли в пьесе; я не пошел, так как все еще не в силах высидеть три часа кряду на жестком стуле. Ним говорит, что они играли очень хорошо; пьеса, по ее словам, была более или менее их собственной историей. Матушка Райт читала (очень хорошо), Бакс играл на рояле (немного долго); Моррис, - который был здесь как-то вечером и пришел в восторг, обнаружив у меня на столе скандинавскую старшую Эдду (он почитатель Исландии), - прочел собственное поэтическое произведение («вариант» путешествия Брунхильды в ад по «Эдде» - описание самосожжения Брунхильды с телом Сигурда) и т. д. и т. д. Все прошло очень хорошо: их искусство, видимо, лучше их литературы, а их поэзия лучше прозы.
Ответ Поля Блоку великолепен не только по стилю, но и по существу. Каждый учится на свой лад, и если человек изучает политическую экономию в борьбе, это прекрасно, лишь бы он ее изучал. Он совершенно справедливо ставит вопрос о равной цене на хлеб, в который вложены различные количества труда, - этот вопрос слишком сложен и решается только к III книге «Капитала». Но к чему он должен вернуться, когда представится случай, - это к нелепой клевете Блока, стр. 131, примечание, - а именно, будто Мавр особенно напирает на торговый капитал как в его денежной (монетной), так и в товарной форме. Это - прямая ложь, или же это доказывает, что он не знает, о чем пишет. Мавр упоминает о ростовщическом капитале и о торговом капитале только как об исторических фактах, но он сознательно исключает их из всякого экономического рассмотрения в первой книге, где капитал рассматривается только в его простейшей форме как промышленный капитал.
На стр. 285 у Поля описка: величина прибавочной стоимости прямо пропорциональна продолжительности рабочего дня, но обратно пропорциональна величине заработной платы.
Впрочем, ты знаешь, что моим единственным возражением против того, чтобы Поль отвечал Блоку, было опасение, что это могло бы «блокировать» его окончательный ответ Леруа- Больё. Если же он настолько обошел Молинари, что тот разрешает Полю отвечать что угодно и кому угодно, то тем лучше.
Сообщение в «So..aldemokrat» о митинге в пользу немцев, а также приведенные там выдержки из «Lyon-So..aliste» окажут огромное воздействие в Германии и повсюду. Ничто не может больше поразить филистера, да и рабочих других стран, как эта сердечность и сотрудничество пролетариев двух «наследственно враждебных наций». Это следовало бы подчеркивать как можно сильнее и чаще.
Что касается бедного Брусса, человека без программы, терзающегося вопросом о том, на основе какой программы избраны наши товарищи, то ответом ему послужит прокламация Мюллера в Дармштадте, использованная, как я это с радостью обнаружил, Гедом в «Cri du Peuple». Еще лучше ганноверская программа в «So..aldemokrat» № 47 за эту неделю. Я хочу, чтобы Гед ее использовал. Обе эти прокламации, а также тот факт, что они были выпущены в новых округах - Дармштадте и Ганновере, где можно было ожидать, что наши товарищи добьются того, что соберут голоса, доставили мне не меньше удовольствия, нежели сами выборы. Они показывают, как основательно пробудили революционный дух организованные Бисмарком преследования. Я почти ожидал, что новые округа могут послать «умеренных», но теперь все опасения отпали. Еврейский учитель из Франкфурта Забор также принадлежит к бебелевскому крылу партии.
Письмо Бернштейна Полю относительно Лассаля объясняется тем, что в Париже, как и в Лондоне и Нью-Йорке, среди немцев еще сильно представлена старая лассальянская компания. Большинство из них эмигрировало: в Германии для них стало слишком жарко и их там не хотят слушать. Но так как за границей они сравнительно безобидны и образуют полезный интернациональный цементирующий элемент, не говоря уж о средствах, которые они собирают для немцев в Германии, то поэтому их немного щадят.
Лориа остерегается посылать мне свои разглагольствования. Как истый «карьерист из породы катедер-социалистов», он обкрадывает нас со всех сторон. Кстати, что Поль намерен делать, если он ответит ему: «посторонись». Лориа не хуже нас знает, почему капиталисты устремляются как в одну отрасль промышленности, так и в другую. Но действительный вопрос - это тот, на который я указал, и он далеко не прост. В сущности, это он свалил классическую политическую экономию, которая не смогла его разрешить. «Разложение», как говорит Мавр в своей рукописи, рикардианской школы по этому самому вопросу открыло дверь для вульгарной политической экономии.
Прогулки с тобой безусловно принесли мне пользу; я продолжаю их каждый день, и мои мускулы снова крепнут.
Сердечный привет Полю. Привет от Ним.
Любящий тебя Ф. Э.
Бедная старая матушка Гесс!
«И ткем мы, и ткем мы!» (Гейне "Силезские ткачи")
Надеюсь, что теперь она обеспечена.
Прежде чем закончить, я хочу попросить тебя об услуге. Поль получил от меня: 1) Дарвин. «Происхождение видов»; 2) Тьерри. «История третьего сословия»; 3) Паке. «Провинциальные и коммунальные институты во Франции»; 4) Буонарроти. «Заговор Бабёфа». Женни брала у меня: 1) «Эдду», поэтическую и прозаическую, и 2) «Беовульфа», - и то, и другое в новом переводе Зимрока на верхненемецкое наречие. Мне особенно нужны эти две последние книги и Дарвин. Не можешь ли ты собрать их, если их можно найти (Тьерри и Паке мне тоже нужны, а Буонарроти сейчас невозможно достать), и переслать мне посылкой.
Агентами Континентального агентства посылок (agence Continentale) являются: Э. д`Одиарди, 18, rue Bergere и П. Бижо, 23, rue Dunkerque, против Северного вокзала.
Пересылку оплачивать не нужно, тем надежнее будет доставка; но учти, я не настолько спешу, чтобы ты должна была мчаться со всех ног в Аржантёй разыскивать книги.
Клемансо, по-видимому, опускается морально по мере того, как поднимается политически, - это является неизбежным во французской буржуазной политике. Его визит к Гладстону и глупости, которые он там говорил, - один из симптомов. Другим симптомом является его молчание в палате по поводу травли социалистов и жестоких приговоров в Лионе, Монлюсоне и т. д.
Что касается желания Поля получать ирландскую газету, то нет ни одной, которую можно было бы рекомендовать. Впрочем, если «Egalite» называет казнью каждое убийство, каким бы нелепым оно ни было, то телеграммы агентства Гавас вполне удовлетворительны. Для остального будет достаточно статей ирландского корреспондента «Daily News».
Если Поль позаботится о том, чтобы «Egalite» регулярно направляли цюрихскому «So..aldemokrat », эта газета будет своевременно посылаться в обмен, но я попрошу Бернштейна посылать на ваш адрес, дабы ее получали вы, а не люди, которые ее не понимают.
Привет Полю.
Искренне любящий тебя Ф. Э.
ДЖОНУ ЛИНКОЛНУ МАГОНУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 28 ноября 1884 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Милостивый государь!
Я получил Вашу записку только сегодня утром, так как на адресе был неверно указан номер дома (132 вместо 122).
Если Вы будете любезны зайти ко мне завтра, в пятницу, от семи до восьми часов вечера, я с удовольствием выслушаю то, что Вы желаете сообщить мне.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
ШАРЛОТТЕ ЭНГЕЛЬС В ЭНГЕЛЬСКИРХЕН Лондон, 1 декабря 1884 г.
Дорогая Лотхен!
Сегодня около десяти часов утра я получил твою телеграмму. С некоторых пор я уже был подготовлен к этому известию, когда Герман написал мне более подробно о состоянии Эмиля, и особенно после того, как две недели тому назад меня посетил твой зять Кольсман. Мы много говорили об Эмиле, Кольсман был полностью осведомлен о врачебном диагнозе, - надежды не было никакой, исход был предрешен, конец был лишь вопросом недель. И все же я не ожидал конца так скоро. Он наступил, и мы должны с этим смириться.
Закончился такой период в твоей жизни, дорогая Лотхен, какого ты уже никогда не сможешь вернуть, вычеркнута целая сумма радостей жизни, им безвозвратно положен конец. Я знаю, каким пустым и ненужным должен казаться тебе мир в этот момент, я знаю - в глубине души ты бы хотела уже сейчас покоиться рядом с твоим Эмилем. Это естественно, это желание каждого, стоящего у гроба любимого супруга. Но вспомни, что и моей матери пришлось пройти через то же испытание. 41 год она была счастлива, затем стала вдовой. А ведь немногие женщины любили своих мужей сильнее, чем она - моего отца. И все же в своих детях она нашла поддержку и прожила среди нас, своих детей и внуков, еще 14 лет, во всяком случае не несчастливо. А она была старше тебя, и все дети ее были взрослыми и обеспеченными, в то время как у тебя несколько детей, по отношению к которым не выполнен долг, выполнить который может только мать, долг, тем более ответственный теперь, когда они лишились отца.
Между мной и Эмилем всегда были особенно сердечные отношения, и как бы глубоко ни расходились наши взгляды, между нами все же было то общее, что мы оба занимались научными вопросами, не считаясь с непосредственной практической пользой. Но одного я никогда не забуду. Когда после смерти отца я очутился здесь в труднейших обстоятельствах и физически находился в таком болезненном состоянии, что не способен был принять какое-либо трезвое и здравое решение, тогда именно Эмиль своим ясным взглядом на вещи, твердой решительностью и полным знанием дела вырвал меня из этого состояния и благополучно закончил в Манчестере переговоры, от которых зависела вся моя будущность. Если я нахожусь теперь в Лондоне и занимаю независимое положение, то этим я в значительной степени обязан Эмилю.
Несмотря на неустойчивое состояние моего здоровья, я бы все-таки сегодня вечером выехал к вам, чтобы отдать последний долг моему дорогому брату. Однако возможно и даже вероятно, что мое присутствие вызовет придирки со стороны полиции, а этому я, особенно в данный момент, ни за что на свете не хотел бы подвергнуть тебя и вас всех. Ведь несколько месяцев тому назад к всемирно известному химику*, принявшему английское подданство, члену здешней Академии наук, придрались в его родном городе Дармштадте только за то, что он присутствовал на похоронах Маркса, и так придрались, что он немедленно уехал.
Чего же ожидать мне? Очевидно, мне пока все еще придется рассматривать себя как политического эмигранта.
Дорогая Лотхен, я знаю одно: вы, женщины, мужественнее и сильнее, нежели мы, мужчины. То, что переносите вы, когда это нужно, нам не под силу. Ты, с твоим удивительным самообладанием, которое часто было предметом моей зависти, преодолеешь и это самое тяжелое, эту боль, которую мы все разделяем с тобой и самую большую часть которой ты все же должна нести одна.
Поцелуй за меня всех твоих детей.
Искренне любящий тебя твой верный старый Фридрих
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ВЕНУ [Лондон, 9 декабря 1884 г.]
Дорогой Каутский!
Само собой разумеется, ты можешь дать своим корреспондентам адрес - 122, Regent`s Park Road, пусть пользуются этим адресом, сколько тебе угодно и как часто тебе это понадобится. Надеюсь, что это письмо застанет тебя еще в Вене; в спешке я не обратил внимания на твой запрос и в течение недели меня все время отрывали.
Не понимаю, почему вы сами не уладили вопрос о «Речи», ведь вам в таких делах легче разобраться, чем мне. Я напишу Дицу, чтобы он сам это решил.
Твой Ф. Э.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 11-12 декабря 1884 г.
Дорогой Бебель!
С моим последним письмом дело обстояло так: Среди вновь избранных я знал кое-кого, кто по своему образованию и темпераменту усилил бы правое, буржуазное крыло фракции. При той беспредельной лести, которую после наших побед стали вдруг расточать по нашему адресу все остальные партии, я допускал возможность, что эти господа могут попасться на удочку и окажутся готовыми сделать заявление вроде того, какого от нас потребовала «Kolnische Zeitung» в качестве условия для отмены исключительного закона, - ведь это заявление было бы лишь на волосок правее таких выступлений, смазывающих революционный характер партии, как, например, речь Гейзера в прениях об исключительном законе, которую Грилленбергер напечатал вместе с твоей речью. Господа либералы - мягкие люди, они довольствуются малым, они удовлетворились бы даже маленькой уступкой с нашей стороны, и вот этой-то маленькой уступки я и боялся, потому что они осрамили бы нас, чудовищно осрамили бы перед заграницей. Что ты не пошел на такую уступку, я, разумеется, знал. Но ты, следовательно мы, при голосовании мог бы оказаться в меньшинстве. Если бы в речах обнаружились хотя бы малейшие признаки раскола, это нанесло бы огромный вред. Поэтому, и только поэтому, я счел своим долгом поддержать тебя на случай такого оборота дел и вооружить несколькими аргументами из области истории, которые, может быть, не были в твоей памяти так свежи, как в моей. А чтобы ты мог, если бы счел это нужным, показать мое письмо, я опустил в нем все намеки на тех, кого оно в конечном счете имело в виду.
Что опасение мое оказалось необоснованным, что сила движения увлекла за собой и буржуазные элементы партии и фракция оказалась на уровне своих избирателей, - это радует меня больше, чем кого бы то ни было. В самом деле, я нахожу, что Зингер, в воскресенье заглянувший ко мне и обещавший снова побывать в ближайшее воскресенье, совершенно изменился. Он начинает действительно верить (буквально) в то, что еще доживет до чего-то вроде социального преобразования. Хочу надеяться, что такие настроения прочны и что наши «образованные»* устоят против искушения доказать другим партиям, что они не людоеды.
Относительно наших пролетарских масс я никогда не заблуждался. Это уверенное в себе и в своей победе и именно поэтому бодрое и полное юмора движение вперед - великолепно и несравненно. Ни один пролетариат в Европе не перенес бы так блестяще испытание исключительного закона и после шестилетних гонений не ответил бы таким доказательством роста своей мощи и укрепления своей организации; ни один не смог бы добиться такой организованности, как германский, и притом без всякой болтовни о конспирации. После того как я увидел избирательные манифесты, выпущенные в Дармштадте и Ганновере, исчезло мое опасение и насчет того, что в новых местах (избирательных округах) придется пойти на уступки. Если в этих двух городах смогли заговорить таким подлинно революционным и пролетарским языком, - значит, дело выиграно.
Мы имеем то огромное преимущество, что промышленная революция у нас в полном разгаре, тогда как во Франции и в Англии она в основном уже завершена. Там разделение на город и деревню, на промышленные и сельскохозяйственные области достигло уже такой степени, что подвергается лишь медленным изменениям. Там люди в своей основной массе появляются на свет в тех условиях, в каких им придется впоследствии жить; они к этим условиям привыкли и даже колебания и кризисы считают чем-то почти само собой разумеющимся. К тому же - воспоминания о прежних неудавшихся попытках движения. У нас, наоборот, все еще течет и движется. Остатки старого промышленного производства крестьян, которое служило только удовлетворению собственных потребностей, вытесняются капиталистической домашней промышленностью, в то время как в других местах капиталистическая домашняя промышленность, в свою очередь, уступает место машинам. И именно природа нашей промышленности, ковыляющей позади других стран, делает революцию столь основательной.
Так как массовое производство предметов широкого потребления и предметов роскоши уже захвачено англичанами и французами, то на долю нашей экспортной промышленности остается большей частью всякого рода мелочь, которая, однако, тоже потребляется широкими массами и производится сначала домашней промышленностью и лишь затем, когда производство становится массовым, - при помощи машин. Благодаря этому домашняя (капиталистическая) промышленность захватывает гораздо более обширные области и тем основательнее расчищает почву. Если исключить прусские земли к востоку от Эльбы, то есть Восточную и Западную Пруссию, Померанию, Познань и большую часть Бранденбурга, а также Старую Баварию*, то останется мало областей, где крестьянин не втягивался бы все больше и больше в домашнюю промышленность. Революционизированная таким путем территория становится у нас обширнее, чем где бы то ни было.
Далее. Вследствие того, что рабочий, занятый в домашней промышленности, обычно обрабатывает свой клочок земли, возникает возможность больше, чем где бы то ни было, снижать его заработную плату. То, что прежде было счастьем для мелкого люда - соединение земледелия с промышленной деятельностью, - становится теперь сильнейшим средством капиталистической эксплуатации. Участок земли под картофель, корова, клочок пашни позволяют рабочему продавать свою рабочую силу ниже ее цены; они принуждают к этому, потому что приковывают рабочего к клочку земли, который, однако, в состоянии его прокормить лишь частично. Отсюда наша промышленность приобретает способность экспортировать благодаря тому, что она в большинстве случаев дарит всю прибавочную стоимость покупателю, между тем как прибыль капиталиста образуется путем снижения нормальной заработной платы. Это в той или иной мере наблюдается во всякой сельской домашней промышленности, но нигде не выражено так резко, как у нас.
К тому же наш промышленный переворот, приведенный в движение революцией 1848 г. с ее буржуазными достижениями (как бы слабы они ни были), был в громадной степени ускорен благодаря 1) устранению внутренних преград в 1866-1870 гг. и 2) французским миллиардам, которые в конце концов должны были получить капиталистическое применение. Таким образом, мы достигли промышленного переворота более радикального и глубокого, развернувшегося на большем пространстве и более всеобъемлющего, чем в других странах, и имея при этом совершенно свежий, нетронутый, не деморализованный поражениями пролетариат и, наконец, обладая - благодаря Марксу - таким пониманием причин экономического и политического развития и условий предстоящей революции, какого не было ни у кого из наших предшественников. Именно поэтому мы и обязаны победить.
Что касается чистой демократии и ее роли в будущем, то я с тобой не согласен. Само собой разумеется, в Германии она играет гораздо более второстепенную роль, чем в странах с более давним промышленным развитием. По это не помешает ей в момент революции приобрести на короткий срок временное значение в качестве самой крайней буржуазной партии, какой она выступала уже во Франкфурте, в роли последнего якоря спасения всего буржуазного и даже феодального хозяйства. В такой момент за ее спиной окажется вся реакционная масса и усилит ее: все, что было реакционным, наденет тогда демократическую маску.
Точно так же в 1848 году вся феодально-бюрократическая масса с марта по сентябрь поддерживала либералов, для того чтобы удержать в повиновении революционные массы и чтобы затем, когда это будет сделано, выгнать, разумеется, вон и либералов. Так, в 1848 г., от мая до декабрьского избрания Бонапарта, во Франции господствовала самая слабая из всех партий, чисто республиканская партия «National», только благодаря тому, что за ее спиной сплачивалась вся объединенная реакция. Так было при каждой революции: самая- сговорчивая из партий, вообще способных еще образовать правительство, привлекается к власти именно потому, что побежденные видят в ней последнюю возможность спасения. Мы не можем рассчитывать на то, что уже к моменту кризиса на нашей стороне окажется большинство избирателей, то есть нации. Вся буржуазия и остатки феодального имущего класса, большая часть мелкой буржуазии и сельского населения сплотятся тогда вокруг крайней буржуазной партии, которая будет на словах весьма революционна, и я считаю вполне возможным, что эта партия будет представлена во временном правительстве и даже на некоторое время образует в нем большинство. Как не следует действовать при таких обстоятельствах, оказавшись в меньшинстве, показало социально-демократическое меньшинство в парижском февральском правительстве 1848 года. Впрочем, это пока что вопрос академический.
Правда, в Германии события могут принять другой оборот - по причинам военного характера. При нынешнем положении толчок извне едва ли может быть дан
15:17 16.07.2015
При нынешнем положении толчок извне едва ли может быть дан откуда бы то ни было, кроме России. Если из России толчка не будет и он последует из Германии, то революция может начаться только с армии. Против современной армии невооруженный народ в военном отношении - ничтожная величина. Если бы на сцену выступили наши резервы в возрасте 20-25 лет, которые не голосуют, но зато проходят военное обучение, - в таком случае можно было бы перескочить через чистую демократию. Но и этот вопрос в настоящее время тоже еще вопрос академический, хотя я, так сказать, в качестве представителя главного генерального штаба партии обязан иметь его в виду. Во всяком случае во время кризиса и на другой день после него нашим единственным противником явится вся реакционная масса, объединяющаяся вокруг чистой демократии, и этого, как я полагаю, ни в каком случае упускать из виду нельзя.
Если вы будете вносить законопроекты в рейхстаг, то среди них не забудьте о таком законопроекте. Государственные имения большей частью сдаются крупным арендаторам, и очень небольшая их часть продается крестьянам, земельные участки которых, однако, так малы, что новые крестьяне принуждены работать поденщиками в крупных хозяйствах. Следовало бы потребовать, чтобы крупные нераздельные имения сдавались в аренду кооперативным товариществам сельскохозяйственных рабочих для совместной обработки. У империи нет имений, и поэтому наверняка найдется предлог отклонить такой законопроект. Но я думаю, что надо бросить этот факел в среду сельскохозяйственных поденщиков. Для этого можно использовать часто возникающие прения по вопросам государственного социализма.
Так, и только так, мы сможем привлечь на свою сторону сельскохозяйственных рабочих; это-наилучший способ показать им, что впоследствии им предстоит коллективно хозяйствовать в крупных поместьях, ныне принадлежащих их господам - помещикам. Приятелю Бисмарку, который требует от вас положительных предложений, на некоторое время этого хватит.
Сердечный привет.
Твой Ф. Э.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ
[Отрывок] [Лондон, середина декабря 1884 г.] ... В Германии слишком много солдат и унтер-офицеров, принадлежащих к партии, чтобы можно было с каким-либо шансом на успех проповедовать бунт. Они знают, что деморализация (с буржуазной точки зрения) должна произойти именно в самой армии; при современном уровне военной техники (скорострельные ружья и т. п.) революция должна начаться в армии. По крайней мере у нас она начнется так. Никто лучше правительства не знает, насколько возрастает из года в год число призывников-социалистов. Наше всеобщее избирательное право начинается только с двадцати пяти лет; если большой резерв людей от двадцати одного до двадцати пяти лет не участвует в голосовании, то этот резерв находится в армии.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 29 декабря 1884 г.
Дорогой Эде!
От Каутского я узнал, что ты потерял не только сестру, но также и отца. Поверь, что я от всей души сочувствую тебе. Таковы тяжелые стороны изгнания, которые и мне пришлось испытать. Без отечества, как такового, обойтись легко, но...
Теперь о здешних событиях. В субботу благополучно распалась Социал-демократическая федерация. Пузырь лопнул несколько раньше, чем я ожидал, но рано или поздно это должно было случиться.
Гайндман, политический авантюрист и честолюбец, стремящийся сделать парламентскую карьеру, давно уже завладел всем этим движением. Когда год тому назад Бакс начал издавать «To-Day», не хватало литературных сил, чтобы вести этот маленький ежемесячник, а о еженедельнике и думать было нечего. Но Гайндману непременно нужен был еженедельник, и вот на деньги двух энтузиастов, Морриса и Карпентера, была основана «Justice». Редактировал ее Гайндман с помощью нескольких молодых литераторов, которые только и ждали случая пристроиться к какому-либо новому платежеспособному движению (Фицджералд и Чампион), и некоего учителя Джойнса, которого выгнали из Итона за агитацию, проводившуюся им вместе с Генри Джорджем, и который поэтому стал социалистом поневоле [Misso..alist].
Этим людям платили, прямо или косвенно (Гайндман богат, но бережлив), а остальные вынуждены были сотрудничать даром. Все документы Федерации поступали к Гайндману, Фицджералду и Чампиону, которые представляли в комитет только то, что находили удобным, по своему усмотрению вели переписку от имени Федерации, - словом, Гайндман обращался с комитетом, как Бисмарк с рейхстагом. Посыпались жалобы; доходили они и до меня. Я отвечал: пусть этот человек действует, это - мелкая душонка, его надолго не хватит, он не умеет ждать. И вот, он свернул себе шею раньше, чем я предполагал.
Моррис, который две недели тому назад был в Шотландии, узнал там о таких интригах Гайндмана, что заявил о невозможности далее сотрудничать с этим человеком. У него давно уже были подозрения. Встреча с А. Шёем в Эдинбурге привела к развязке. Гайндман распространял сплетни о том, будто Шёй - анархист и динамитчик, а Шёй не только представил Моррису доказательства обратного, но и показал, что Гайндману это известно. Такие же интриги затеял Гайндман и в Глазго, где секция получала от секретаря Фицджералда письма с печатью Федерации, написанные не только без ведома комитета, но и в прямом противоречии с его решениями. Далее, Гайндман уверял многих, что несколько таинственное письмо комитету, присланное из Парижа, - фальшивка, сфабрикованная г-жой Лафарг и Тусси с целью поставить ему ловушку; но самое письмо он от комитета скрыл. Наконец, кроме того, что он натравливал членов комитета друг на друга, доказано, что он сфабриковал провинциальную секцию, которой вовсе и не существовало.
Словом, в прошлый вторник дошло до развязки. Гайндмана атаковали со всех сторон. Сам Шёй был тут же, с документами в руках, у Тусси оказалось письмо сестры по поводу мнимой фальшивки. Разразился скандал, и дело было отложено до субботы. Перед заседанием у меня были Моррис и Эвелинг, и я успел дать им кое-какие советы. В субботу произошли бурные прения. Приведенных фактов не могли отрицать ни сам Гайндман, ни его наспех сколоченная свита. Гайндману было вынесено порицание. После этого большинство вышло из Федерации. Мотивировка была следующая: 1) на одном съезде Гайндман сфабриковал себе с помощью своих bogus (фиктивных) секций большинство, тогда как они не могли доказать (во всяком случае не могли этого сделать своевременно) фиктивность этих секций; 2) но главным образом потому, что вся Федерация - сплошное мошенничество.
Вышли из Федерации Эвелинг, Бакс и Моррис - из литераторов единственные искренние люди, но все трое настолько непрактичны (два поэта и философ), что других таких днем с огнем не сыскать. Вместе с ними вышли лучшие из наиболее известных рабочих. Они хотят войти в лондонские секции и надеются завоевать себе там большинство, а Гайндману предоставить хозяйничать в его несуществующих провинциальных секциях. Их органом будет небольшой ежемесячный журнальчик*. Люди решили, наконец, действовать скромно, в соответствии со своими силами, а не так, точно весь английский пролетариат должен тотчас же подняться, как только несколько литераторов объявят себя социалистами и затрубят сбор. (Все их силы в Лондоне состояли, по признанию Морриса, менее чем из 400 человек, а в провинции их не насчитывалось и сотни.) Тираж «Justice» - около 3500 экземпляров.
Гайндман сохраняет в своих руках «Justice» и «To-Day», с ним остаются его спекулирующие литераторы Фицджералд, Чампион, Бароуз, Шоу и, вероятно, Скечли, который, как старый чартист, считает, по-видимому, что выслужил право на пенсию. Кроме того, - остатки старых демократических или социалистических сект. Куда присоединится остальная часть Федерации, покажет время. Но так как Гайндман не получит больше денег на свои неокупающиеся органы печати ни от Морриса, ни от Карпентера, то ему придется либо платить самому, либо продать себя, свои печатные органы и остатки своей фракции христианским социалистам или же - лорду Рандолфу Черчиллю и торийской демократии. Ему придется поторопиться с этим, если он хочет выставить свою кандидатуру на новых выборах осенью.
Я удовлетворен тем, что с самого начала раскусил все это мошенничество, правильно оценил всех этих людей и предсказал исход дела, а также и то, что в конечном счете мошенничество это принесет больше вреда, чем пользы.
Твой Ф. Э.
ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТУ В БОРСДОРФ [Отрывок] [Лондон], 29 декабря 1884 г.
Если фракция не хочет просто отклонить законопроект, то, по-моему, она может дать свое согласие на эту государственную помощь буржуазии, помощь, которая, возможно (но это нужно еще доказать), косвенно может пойти на пользу рабочим только тогда, если такая же государственная помощь будет обеспечена рабочим. «Если вы ассигнуете нам 4-5 млн. ежегодно для кооперативных товариществ рабочих (не авансом, а в виде дара, как судохозяевам), тогда мы согласны обсудить этот вопрос. Если вы дадите нам гарантии того, что в Пруссии государственные имения будут сданы в аренду не крупным арендаторам или таким крестьянам, хозяйства которых не могут существовать без труда поденщиков, а кооперативным товариществам рабочих, что заказы на общественные работы будут передаваться не капиталистам, а кооперативным товариществам рабочих, тогда и мы, со своей стороны, пойдем навстречу. Если же нет, то нет».
Если фракция сделает такие предложения, для чего, конечно, должна быть найдена подходящая форма, тогда никто не сможет упрекнуть социал-демократических депутатов в том, что они пренебрегают текущими нуждами рабочих, думая только о будущем.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ПЛАУЭН-ДРЕЗДЕН Лондон, 30 декабря 1884 г.
Дорогой Бебель!
Отвечаю на твое письмо тотчас же.
Приятель Зингер усвоил, по-видимому, из моих слов лишь то, что соответствовало его взглядам, - в торговле, где это иногда выгодно, люди быстро научаются этому приему, но в политике, как и в науке, следует все же научиться воспринимать вещи объективно.
Во-первых, я сказал Зингеру, что еще далеко не обдумал это дело как следует (лишь накануне вечером, при чтении «Sozialdemokrat», у меня возникли эти соображения) и что то, что я ему говорю, отнюдь нельзя считать моим окончательным мнением.
Но затем я сказал ему: при известных обстоятельствах и условиях может, пожалуй, оказаться допустимым голосование за, то есть в том случае, если бы правительство обязалось оказать и рабочим такую же государственную помощь, какую оно теперь собирается оказать буржуазии, а именно, если бы оно согласилось на аренду государственных имений рабочими товариществами и т. д. Но так как я знаю, что правительство на это не пойдет, то, иначе говоря, это означает, что я указал тем, которые хотели бы голосовать за, каким образом они могли бы, соблюдая приличия и не насилуя себя, голосовать против.
Кроме того, я сказал Зингеру, - это, по-видимому, было для него новостью, - что в парламентской практике можно порой оказаться в таком положении, когда приходится голосовать против чего-либо, хотя в душе и желаешь, чтобы это предложение все же прошло.
Но вот вчера я писал Либкнехту по другому поводу и воспользовался случаем, чтобы изложить ему свою уже гораздо более обдуманную и зрелую точку зрения по этому вопросу.
Во многих отношениях она почти буквально совпадает - попроси при случае прочесть тебе это место - с тем, что пишешь ты, хотя письмо твое я получил лишь сегодня утром. Расходимся мы с тобой вкратце в следующем: 1) Вы - прежде всего экономическая партия. Вы, или многие из вас, в свое время невероятно хвастались превосходством партии в экономической теории, но стоило вам на деле столкнуться впервые с экономической проблемой - в прениях по поводу покровительственных пошлин, - и вы действовали вразброд. Если это будет повторяться при обсуждении каждого экономического вопроса, то для чего вообще существует фракция?
2) Принципиально надо было голосовать против. Это я достаточно ясно сказал Либкнехту.
Но как быть, если большинство хочет голосовать за? Тогда единственный выход: заставить их оговорить свой вотум такими условиями, которые оправдали бы его, по крайней мере, в глазах Европы, так как иначе позор неминуем. Но условия эти таковы и могут быть только таковы, что правительство не сможет пойти на них, и, следовательно, большинство фракции, оговорив свой вотум этими условиями, будет лишено возможности голосовать за.
О возможности безоговорочного голосования за то, чтобы деньги рабочих были подарены буржуазии, я, разумеется, никогда и не помышлял. Но недопустимо было думать и о том, чтобы по этому случаю поставить вопрос о доверии, то есть идти на раскол фракции.
Во всех подобных вопросах, когда приходится считаться с мелкобуржуазными предрассудками избирателей, наилучший путь, по-моему, следующий: заявить, что принципиально мы против, но раз вы требуете от нас положительных предложений и утверждаете, что и рабочим это принесет пользу, - а мы это отрицаем, поскольку речь идет не о микроскопической пользе,- тогда извольте поставить рабочих и буржуа на равную ногу. За каждый миллион, который вы прямо или косвенно дарите буржуазии из рабочей мошны, рабочие тоже должны получить миллион; то же самое при государственном кредитовании. В итоге получается следующее (я говорю только примерно и не касаюсь той формы, какую следовало бы придать этим предложениям в германских условиях, так как для этого я слишком мало знаком с подробностями действующего законодательства): 1) Голосовать за субсидии и кредиты кооперативным товариществам рабочих не с тем и не столько с тем, чтобы учреждать новые предприятия (это означало бы повторить лассалевское предложение со всеми его экономическими недостатками), а с тем, чтобы: а) арендовать государственные имения, а также и другие земельные владения и обрабатывать их на кооперативных началах; б) приобретать за свой счет или за счет государства фабрики и т. д., владельцы которых во время кризиса или вследствие банкротства приостановили производство, или фабрики, просто предназначенные к продаже, и вести их на кооперативных началах, подготовляя таким образом постепенный переход всего производства на кооперативные рельсы.
2) Оказывать кооперативным товариществам при прочих равных условиях предпочтение перед капиталистами и их ассоциациями во всех случаях предоставления государственных заказов, - следовательно, в принципе передавать, по возможности, все общественные работы в руки кооперативных товариществ.
3) Устранять все законодательные препятствия и затруднения, стоящие еще на пути свободных кооперативных товариществ, следовательно, прежде всего вернуть рабочий класс под защиту общего права, каким бы жалким оно ни было, путем отмены закона против социалистов, разрушающего все профессиональные союзы и кооперативные товарищества.
4) Добиваться полной свободы для профессиональных союзов (тред-юнионов) и признания их в качестве юридических лиц, со всеми правами последних.
Требуя этого, вы требуете лишь того, чтобы с интересами рабочих считались в той же мере, в какой считаются с интересами буржуа; и если эти дары капиталистам якобы призваны поднять промышленность, то ведь дары рабочим дадут в этом отношении гораздо больше. Я абсолютно не понимаю, как социал-демократическая фракция могла бы голосовать за нечто подобное без такого возмещения. Если вы бросите в народ такого рода требования, то и среди избирателей скоро прекратятся настойчивые вопли о государственной помощи промышленности в виде подарков буржуазии. Все это такие вещи, которые можно осуществить за один день и в течение года пустить в ход, - и противодействовать этому будут только буржуазия и правительство. Это все-таки для нашего времени крупные мероприятия, которые увлекут рабочих совсем по-иному, нежели пароходные субсидии, покровительственные пошлины и т. п. Французы, по существу, требуют того же самого.
Но тут еще одно обстоятельство, которое выяснилось только теперь: вполне возможно, что исход голосования будет зависеть от социал-демократов. Что за невероятный позор перед всем миром, если буржуазия получит дотацию благодаря вашим голосам и при том без возмещения! Я просто не знаю, что мне тогда сказать французам и здешней публике. А какой триумф это вызовет у анархистов, которые будут ликовать: вот полюбуйтесь, это - чистейшие обыватели!
Об остальном в следующий раз. Для меня важно, чтобы в данном вопросе ты ни на минуту не сомневался в моей точке зрения. Надеюсь, что перемена в твоих делах прежде всего благоприятно отзывается на твоем здоровье.
Сердечно поздравляю тебя и твою семью с Новым годом.
Твой Ф. Э.
Что денег не хватит, - ясно, как день. Я сказал также Зингеру, что тот, кто в данном случае голосует за, должен, оставаясь последовательным, голосовать и за колонии. Что касается денег в этой связи, смотри мое письмо Либкнехту.
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО Лондон, 30 декабря 1884 г.
Милостивый государь!
К сожалению, я до сих пор не ответил на Ваше последнее письмо, от 18 ноября. Прошу извинить меня: перегружен работой и делами.
Моя «Крестьянская война» - это работа, которая представляет интерес только для Германии. Кроме того, я должен подготовить новое ее издание, совершенно переработанное, а я не смогу приступить к этому раньше февраля или марта - книга могла бы быть опубликована приблизительно в июле (я знаю, чего можно ожидать от нашей партийной типографии).
Наконец, ее тема не имеет ничего общего с темой «Происхождения и т. д.».
Поэтому я считаю, что это последнее произведение лучше будет опубликовать отдельно, что же касается способа опубликования, то я вполне полагаюсь на Ваше решение.
Как только будет опубликована «Крестьянская война», сочту за честь послать Вам один экземпляр. Вы тогда решите, стоит ли ее переводить, - я сомневаюсь в этом.
С глубоким уважением остаюсь преданный Вам Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 31 декабря 1884 г.
Дорогой Зорге!
Надеюсь, тебе теперь лучше. Я тоже поправился; хотя я тоже не совсем еще стал таким, как прежде, но все-таки уже близок к тому.
«Капитал», книга II (около 600 печатных страниц), пойдет в январе в печать. Примерно через десять дней будет закончено редактирование, останется еще только просмотреть переписанное начисто. Поработать пришлось немало - было два варианта всей работы и шесть вариантов отдельных частей!
После того как я управлюсь с некоторыми другими неотложными работами, наступит очередь III книги; есть две редакции, кроме того, тетрадь с уравнениями, - всего тоже страниц 600-700.
И наконец, книга IV, «Теории прибавочной стоимости», из самой старой рукописи 1859- 1861 годов. Что она собой представляет - пока еще сказать трудно. Взяться за нее можно будет лишь после того, как будет готово все остальное. Это - около 1000 густо исписанных страниц ин-кварто.
Мою «Крестьянскую войну» я перерабатываю совершенно заново. Крестьянская война будет представлена как краеугольный камень всей немецкой истории. С этим тоже предстоит немало работы. Но предварительная работа почти закончена.
Английский перевод «Капитала» подвигается медленно; готово больше половины. Муж Тусси, Эвелинг, помогает, но он работает не так основательно, как Самюэл Мур, который делает главные вещи.
У Шорлеммера летом был произведен обыск в Дармштадте в связи с тем, что он был заподозрен в распространении «So..aldemokrat». Вызванный этим большой шум среди филистеров доставил нам на выборах около 500 голосов.
В субботу здесь распалась Демократическая федерация. Завладевший всем этим движением авантюрист Гайндман был изобличен в натравливании членов организации друг на друга, в утаивании корреспонденции, направленной комитету, и в создании фиктивных секций в провинции с целью протаскивания своих сторонников на конференции и съезды. Ему был выражен вотум недоверия; большинство же вышло из организации главным образом потому, что вся эта организация - сплошное мошенничество. И это верно, у них нет и 400 платящих взносы членов, а их читатели - сентиментальные буржуа. Они хотят теперь учредить новую организацию (Моррис, Бакс, Эвелинг и др.), оставив Гайндману и К° (Фицджералд, Чампион, Бароуз и т. д.) «Justice» и «To-Day», а сами, убедившись, наконец, в том, что сил у них мало, начнут с маленького ежемесячника*. Так как финансировавшие Федерацию капиталисты тоже ушли из организации (они больше других замечали, как эксплуатировал их Гайндман), то Гайндману придется самому оплачивать свои не окупающие себя печатные органы или же продать всю партию, поскольку она последует за ним (что станет ясным через неделю) тому, кто больше заплатит. А так как он стремится на ближайших выборах попасть в парламент, то ему придется поторопиться.
У немецких депутатов имеются всякого рода мещанские предрассудки, - например, большинство хочет «в интересах промышленности» голосовать за субсидию пароходным компаниям. Мне приходится вести большую переписку по этому поводу. К счастью, там Бебель, который всегда правильно схватывает суть дела, и поэтому я надеюсь, что обойдется без позора. С тех пор, как я веду «официальную» переписку с Бебелем, а не с Либкнехтом, все идет не только гладко, но и приносит некоторую пользу делу, и мое мнение доходит до наших товарищей в неискаженном виде. Бебель - прекрасный человек, надеюсь, что он не надорвет своего слабого здоровья.
Ну, поздравляю с Новым годом и желаю здоровья. Привет Адольфу.
Твой Ф. Э.
Благодарю за «Volkszeitung» с мудрым мужем и его сомнениями относительно уничтожения государства. Если бы я стал давать ответы на все такие сомнения, то мне просто пришлось бы отложить в сторону другие работы. Кстати, мне перестали высылать еженедельник «Volkszeitung». Поэтому если там бывает что-нибудь интересное, то ты обяжешь меня, если будешь присылать его при случае.
22:35 16.07.2015
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 1 января 1885 г.
Дорогая Лаура!
Наспех несколько строк. Мур и Джоллимейер отправились к Тусси, и я воспользовался возможностью, чтобы избавиться от множества деловых писем; остается несколько минут до половины шестого.
Я оплатил вашу подписку на «Justice» до 31 декабря, но так как не имел нужной квитанции, не мог больше ничего сделать; кроме того, за каждым моим письмом к кому-либо из сотрудников этой редакции следовала просьба с их стороны написать статью, поэтому я просто не могу обращаться туда даже по делу. Однако Эдуард говорит, что уплатит в издательство Модерн Пресс, так что я послал сегодня деньги за вас и себя на «Justice» и «To-Day» на 6 месяцев; надеюсь, что вы будете получать их. Те старые номера, которые мы сможем достать, вы также получите, но в них немногое заслуживает вашего внимания; сближение с поссибилистами произошло совсем недавно и не нашло еще никакого отражения, кроме последнего номера, где есть письмо Адольфа Смита. Однако теперь эта тенденция наверняка усилится.
Вчера вечером мы были у Пумпс, она чувствует себя прекрасно, но несколько переутомляется; ребенок здоров.
Жаль, что наступление кризиса в Социал-демократической федерации нельзя было немного задержать; Гайндман запутался бы еще больше, а личный элемент был бы еще более отодвинут на задний план. Но ничего не поделаешь, Причиной того, что большинство не стало добиваться полной победы, а ушло и создает новую организацию, явилось, по словам Морриса, главным образом то, что старая организация немногого стоила. Лондонские отделения насчитывают всего около 300 человек, и они надеются заполучить большую часть из них, в провинции же все вздор и фикция.
Ладно, посмотрим, что у них выйдет. Надо сказать к их чести: для политической организации не найдешь во всей Англии трех более непрактичных людей, чем Эвелинг, Бакс и Моррис. Но они искренни.
Ним и я еще раз желаем счастливого Нового года вам обоим и бедным малышам* в Аржантёе, передайте им это, когда увидите их.
Твой Ф. Э.
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ Лондон, 1 января 1885 г.
Уважаемый г-н Шлютер!
Получил Ваше любезное письмо от 10-го, а также рукопись г-жи Келли-Вишневецкой, которую известил об этом, сообщив ей, что надеюсь на будущей неделе приступить к редактированию.
«Положение рабочего класса» еще не удалось полностью вызволить от Виганда. Около 10 лет тому назад адвокат Фрейтаг считал, что старый договор, предусматривающий второе издание, еще не утратил своей силы. С тех пор я неоднократно вновь просил узнать у Фрейтага, каково мое положение по отношению к Виганду с точки зрения саксонского права, но ни разу не получил ответа. А пока это мне неясно, я не знаю, какие шаги могу предпринять.
Я сообщил об этом и Дицу, но не получил от него больше никаких известий; он говорил о выпуске нового издания, но ничего определенного я так и не знаю.
Однако новое издание было бы невозможно осуществить без разного рода авторских примечаний, что потребовало бы от меня наведения всевозможных справок, а для отдельных мест - и изучения вопроса. За это я в данный момент не могу взяться, так как дела у меня более чем достаточно. Заняться этим я мог бы только примерно в середине этого года, так что, полагаю, лучше всего отложить вопрос до того времени.
Эде говорил мне, что следовало бы переиздать моего «Анти-Дюринга»; по зрелом размышлении я решил печатать его без изменений. Это мой долг по отношению к противнику. Я напишу лишь новое предисловие и добавления к некоторым главам; их можно будет поместить в конце книги. И новое предисловие. Для этого я найду время. Так что если Вы хотите дать работу типографии, то я предложил бы Вам начать с этого. К тому же с этой работой особенно спешить нечего, и печатать ее можно так, как будет удобнее.
В январе я рассчитываю закончить II книгу «Капитала» Маркса и тотчас же примусь за переработку «Крестьянской войны». Это отнимет у меня добрых полтора месяца, но мне необходимо довести это до конца, чтобы взяться за III книгу «Капитала». Сначала я буду занят этим лишь днем, так что вечера у меня будут частично свободны; тогда я смогу приняться за «Положение рабочего класса», если только просмотр различных переводов, ведение корректур и т. п. оставит время для этого.
Обсудите, пожалуйста, этот вопрос там, у себя, и сообщите мне о своем решении. Тогда я охотно сделаю все, что могу, чтобы помочь Вам.
Шлю всей колонии сердечный привет и поздравляю вас всех с Новым годом.
Ваш Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ВЕНУ Лондон, 13 января 1885 г.
Дорогой Каутский!
Надеюсь, что это письмо еще застанет тебя в Вене.
Только на днях получил первый номер «Neue Zeit». He можешь ли достать мне еще дватри экземпляра? Я обещал Рудольфу Мейеру свою критику Родбертуса, но мне неудобно послать ему экземпляр, не преподнеся в то же время по экземпляру г-же Лафарг и Тусси, а бедный консервативный социал-путаник сгорает от нетерпения.
Я просил бы тебя также прислать несколько экземпляров «Нищеты философии» для них же. Уже объявлено, что она «вышла в свет».
Гросс, по-видимому, остолоп, но приличный человек. Против биографии не могу ничего возразить, но если ты хочешь опровергнуть его теоретическую путаницу, то я тебе не завидую.
Передай Франкелю сердечный привет. Ты мне расскажешь, чем он, собственно говоря, занимается.
Новогодняя открытка от него и компании меня очень порадовала.
Обо всем остальном - когда приедешь!
Твой Ф. Э.
Редактирования .. ты не выдержал бы и в течение двух недель. Будет лучше, если ты приедешь сюда, не нажив себе еще одного личного врага во фракции.
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ Лондон, 13 января 1885 г.
Уважаемый г-н Шлютер!
Печатание «Анти-Дюринга» начинайте, как только Вам будет удобно. Возражений этого простофили я не читал и читать не стану. Ответить он не может, а нахальным пустословием пусть занимается сколько угодно.
Я уже давно тщетно разыскиваю «Revue der Rheinischen Zeitung» - у меня только 3, 5 и 6 выпуски; 1, 2, 4 не хватает. Там едва ли есть статьи, которые можно было бы перепечатать. В выпусках 1-4 помещена марксова история французской революции с 1848 по 1850 г. (это резюмировано в «Восемнадцатом брюмера») и мое описание рейнских и баденско-пфальцских майских дней 1849 года. Затем «Крестьянская война» (в 5 и 6 выпусках) и мелкие критические статьи, а также обзоры текущих событий. Относительно права на труд кое-что есть только в 1 выпуске, но совсем немного; Маркса мало занимали пустые фразы.
Очень хорошо, что Вы от своего имени запросите Виганда относительно нового издания «Положения и т. д.»24, но это нам немногим поможет. Я должен знать, каково мое юридическое положение по отношению к нему, и еще раз запрошу об этом Фрейтага. Nota bene: я рассчитываю на то, что, как только дело пойдет на лад, Вы договоритесь с Дицем, так как он, собственно говоря, имеет более старые права на издание или может претендовать на них.
Привет Эде.
Преданный Вам Ф. Энгельс
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ Лондон, 17 января 1885 г.
Уважаемый г-н Шлютер!
По поводу «Анти-Дюринга» дополнительно еще замечу: 1) за старым предисловием последует предисловие ко 2-му изданию, но его я сейчас не могу еще как следует сделать; поэтому начните, как обычно, с текста самой работы, а предисловие и титульный лист оставьте напоследок; 2) дополнения пойдут в виде приложения.
Из Бонна мне сообщают, что «Происхождения семьи и т. д.» нет в продаже; книготорговцы говорят, что издатель сообщил им из Швейцарии, будто книга запрещена, и друзья бомбардируют меня со всех сторон запросами, где можно достать ее. Но, насколько мне известно, официально объявленного запрещения не было, а тайное запрещение - бессмыслица; допустить же, что слухи о запрещении распространяются из Цюриха, еще более бессмысленно. Так что эта история остается для меня загадкой. Может быть, правительство, не желая ставить себя в смешное положение официальным запрещением, подговорило лейпцигских комиссионеров Шабелица распускать такие слухи, чтобы тем самым помешать распространению книги? Пожалуйста, наведите там справки и сообщите мне о результатах. А я постараюсь разузнать, не применяется ли подобная тактика и в других местах.
Как поживает Эде? О нем ни слуху ни духу.
Преданный Вам Ф. Энгельс
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 19 января 1885 г.
Дорогой Бебель!
Мое последнее заказное письмо по вопросу о пароходных субсидиях (от 30 или 31 декабря) ты, надеюсь, получил. Сегодня я должен побеспокоить тебя по поводу одной справки.
Г-н Франц Меринг обращается ко мне сейчас вторично с просьбой предоставить ему материал и т. д. для биографии Маркса и, между прочим, предъявляет мне наглое требование послать ему в Берлин «заимообразно» уникальные экземпляры наших работ, которые он там не может достать! Отвечать ему я не буду, а сообщу свое мнение через Гирша. Но для того чтобы взять при этом правильный тон, я хотел бы знать нечто более определенное о его прошлом и настоящем, а также о его отношении к партии. Я имею лишь общие сведения о том, что до 1878 г. в «Volksstaat» и в «Vorwarts» к нему относились скверно, как к ренегату и сотруднику рептильной прессы. А из тех немногих его писаний, которые попадали мне в руки, я видел, что он, насколько мог, использовал для литературного творчества свое более или менее близкое знакомство с движением, чтобы в любых количествах поставлять филистеру «правду и поэзию» ( Перефразированное название автобиографической книги Гёте «Поэзия и правда") о движении, разыгрывая роль авторитета в этих вопросах. Мне было бы очень полезно узнать, совершал ли он какие-либо особые подлости, которые выделяли бы его среди прочего литераторского сброда.
И еще одно. На меня очень нажимают по поводу нового издания «Положения рабочего класса». Но я не могу сделать абсолютно ничего в этом отношении, пока не узнаю, каково мое юридическое положение по отношению к прежнему издателю Виганду. Я неоднократно просил Либкнехта навести нужную справку об этом у Фрейтага, и он, как всегда, обещал, однако я до сих пор так ничего и не получил, причем, конечно, не кто иной, как сам Либкнехт, выразил удивление по поводу того, что так ничего и не решено. Так как, следовательно, было бы глупо и дальше утруждать его делами, требующими быстрого разрешения, то я вынужден опять побеспокоить тебя и прошу выяснить прилагаемые вопросы у Фрейтага или какого-либо другого саксонского адвоката. Как только я получу ответ, я смогу и начну действовать.
Что касается положения промышленности Германии, то я охотно признаю огромный прогресс после 1866 г. и особенно после 1871 года. Flo следует все же прибегнуть к сравнению с другими странами. В производстве товаров массового потребления безраздельно господствовала Англия, в производстве предметов изысканной роскоши и модных изделий - Франция, и в этом отношении не так уж много изменилось. Правда, в производстве железа Германия стоит рядом с Америкой и отстает лишь от Англии, но уровень английского массового производства далеко еще не достигнут, и конкуренция с ним возможна только при условии продажи с убытком. В хлопчатобумажной промышленности Германия производит для мирового рынка лишь второстепенные товары. Огромные количества пряжи и тканей (материя для рубашек и другие товары массового потребления) для индийского и китайского рынков все еще являются монополией Англии, и здесь конкурирует с ней не Германия, а Америка. Точно так же Англия все еще господствует на мировом рынке изделий из шерсти, как и льняных изделий (Ирландия); центр производства металлических изделий для домашнего употребления и т. д. по-прежнему находится в Бирмингеме, а ножевых изделий - в Шеффилде, и наиболее острой конкуренцией является опять-таки американская, а не германская. В области машиностроения (кроме локомотивов) впереди Англия и Америка.
Что касается модных изделий, то Франция многое потеряла. И в Англии производство и спрос на них значительно развились, в Германии безусловно тоже. Но обе эти страны, особенно Германия, поставляют все же главным образом изделия лишь 2, 3 и 4 сортов и во многом все еще зависят от парижской моды. Между тем ясно, что поскольку покупатели почти исключительно состоят из выскочек, то большую роль играют изделия 2 и 3 сортов, которые могут быть проданы этим невеждам за 1 сорт.
Достоверно одно - основная масса немецкого вывоза состоит из множества отдельных изделий, которые сами по себе более или менее незначительны и изготовление которых к тому же, поскольку дело касается моды, основано по большей части на краже парижских образцов. Например, изготовление в Берлине женских пальто, что откровенно признавалось в сообщениях «Kolnische Zeitung». При этом используются в большинстве случаев заграничные ткани.
Я думаю, что, находясь в Англии, можно более верно оценить положение на мировом рынке, чем в Германии; при этом я регулярно следил и за специальными немецкими торговыми отчетами и, следовательно, могу судить об обеих сторонах. Мне хотелось бы, если бы нашлось время, с этой точки зрения осветить вопрос о покровительственных пошлинах в Германии. Эти пошлины - величайшая нелепость. Немецкая промышленность выросла и теперь способна производить товары на экспорт в условиях свободы торговли - такой широкой свободы, какой не было ни в одной промышленной стране, за исключением Англии, - а теперь, когда она приобрела эту способность, ей навязывают покровительственные пошлины! То обстоятельство, что покровительственных пошлин требуют экспортеры, характерно для Германии: они, мол, нужны нам, чтобы иметь возможность продавать за границей с убытком и все-таки в конце года кое-что выручить! То, что мы дарим загранице, должно быть компенсировано нам на внутреннем рынке; это равносильно тому, что мы дарим загранице прибавочную стоимость, а получаем прибыль путем вычетов из заработной платы!
NB. Добропорядочный Меринг является автором «передовых статей» в «Demokratische Blatter», он присылает мне их как доказательство своего образа мыслей!
Твой Ф. Э.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ [Отрывок] [Лондон, около 25 января 1885 г.]
Вам известно, какие усилия прилагает русское правительство вот уже несколько лет, чтобы заставить Англию и Францию - но особенно Англию - выдать героических нигилистов. Если бы удалось добиться этого от двух этих стран, остальная Европа должна была бы последовать их примеру. Можно было бы даже надеяться вовлечь в это движение Америку.
И вот «Pall Mall Gazette» от 15 января поместила статью беззаветно преданной царизму гжи Новиковой, которая обратилась к Англии с новым призывом перестать предоставлять убежище Гартману, Степняку и всем тем, кто «организует убийства в России» (О. Новикова. «Русификация Англии».). Англичане, говорилось там, сейчас подвергаются таким же химическим покушениям. Такое же убежище, какое они предоставляют русским динамитчикам, Америка предоставляет динамитчикам ирландским. Россия требует от Англии точно того же, чего Англия требует от Америки.
Итак, вопрос достаточно ясен. Но более того. Утром 24 января все газеты опубликовали текст дипломатического соглашения о выдаче политических эмигрантов, заключенного между Петербургом и Берлином, которое предполагается распространить на Германию и оттуда на всю Европу.
В тот же день, 24 января, после полудня Лондон был потрясен тройным взрывом: против законодательной власти - в палате общин, против судебной власти - в Вестминстер-холле и против исполнительной власти - в Тауэре. На этот раз речь уже идет не о том, чтобы взрывать общественные уборные или пугать пассажиров подземной железной дороги. Это - концентрированное наступление против трех главных властей государства, символизируемых зданиями, в которых они заседают.
Является ли это лишь актом нескольких чрезмерно возбужденных фениев? Или же скорее это именно такой сильный удар, в котором нуждается царизм, чтобы принудить Англию встать на антиреволюционный путь? Если бы динамит был русского происхождения и находился в руках русских агентов, то мог ли он, спрашивается, взорваться более кстати, чтобы бросить к ногам Александра III испуганного и раскаивающегося Джона Буля?
ФЛОРЕНС КЕЛЛИ-ВИШНЕВЕЦКОЙ В ГЕЙДЕЛЬБЕРГ Лондон, 4 февраля 1885 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Милостивая государыня!
Надеюсь, что Вы получили мое письмо, написанное около Нового года.
Теперь я отправляю Вам заказной бандеролью рукопись, которую Вы мне прислали, и сожалею лишь о том, что спешная работа помешала мне вернуть ее раньше. Я тщательно просмотрел ее и внес карандашом некоторые исправления и предложения, чтобы показать Вам, как считал бы нужным перевести данное место. Кое-где Вы, может быть, найдете, что предлагаемые мной обороты нехорошо звучат по-английски в общем контексте фразы; в таких случаях предоставляю Вам самой исправить их.
Что касается специальных терминов, то если Вы будете так добры присылать мне время от времени их список с указанием страниц, на которых они встречаются, я охотно сообщу Вам соответствующие английские термины.
Немецкое предисловие (так же как и английское посвящение) я на Вашем месте целиком опустил бы. В настоящее время они не представляют интереса. Первая часть предисловия относится к такой стадии интеллектуального развития Германии и других стран, которая ныне уже почти позабыта, а вторая часть в наше время не нужна.
Что касается перевода других моих работ, то Вы поймете, конечно, что я не могу сейчас брать на себя какие-либо определенные обязательства. Здесь есть люди, которые также хотели бы перевести кое-какие из них, и я дал им свое согласие условно, то есть в том случае, если они найдут издателя и действительно возьмутся за работу.
Английское предисловие напишу, когда дело несколько подвинется вперед.
Пока остаюсь преданный Вам Ф. Энгельс
ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТУ В БОРСДОРФ Лондон. 4 февраля 1885 г.
Дорогой Либкнехт!
Итак, этого писаку ты все-таки прислал ко мне; надеюсь, что это последний в таком роде.
Ты сам теперь, вероятно, видишь, как эти бессовестные мальчишки тобой злоупотребляют.
Он совершенно неисправим, как и его друг Кварк - оба они - дрянь, - и если они примкнут к вам и вы их примете, то я отойду подальше. Неужто ты так никогда и не поймешь, что эта полуобразованная литературная шайка может только исказить и извратить лицо партии?
Ты уверял, что и Фирек никогда не попадет в рейхстаг! Мелкобуржуазный элемент в партии все более и более берет верх. Имя Маркса по возможности замалчивается. Если так будет продолжаться - в партии произойдет раскол, можешь быть в этом уверен. Ты все сводишь к тому, что господа обыватели задеты за живое. Но бывают моменты, когда это необходимо, иначе они чересчур наглеют. Неужели главе о немецком, или «истинном», социализме суждено через 40 лет снова стать злободневной?
В общем, я чувствую себя хорошо, но у меня чертовски много дела и нет возможности писать длинные письма.
Твой Ф. Э.
ФЛОРЕНС КЕЛЛИ-ВИШНЕВЕЦКОЙ В ГЕЙДЕЛЬБЕРГ Лондон, 10 февраля 1885 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Милостивая государыня!
Возвращаю письмо г-на Патнема. Было бы, конечно, прекрасно, если бы нам удалось выпустить книгу в этом издательстве, но боюсь, что г-н Патнем будет настаивать на своих возражениях, всю серьезность которых - с точки зрения издателя - я вполне признаю.
Быть может, то обстоятельство, что сейчас подготовляется новое немецкое издание моей работы, несколько поколеблет его. Мои друзья в Германии говорят, что эта книга особенно важна для них именно теперь, потому что в ней описывается ситуация, которая почти в точности повторяется в настоящий момент в Германии; а так как то, что происходит теперь в Америке - развитие фабричной промышленности, применение силы пара и машин и их социальный результат - образование пролетариата, - в высшей степени напоминает положение вещей в Англии в 1844 г. (хотя ваш предприимчивый народ уверен, что в ближайшие 15-20 лет он обгонит Старый свет), то сравнение промышленной Англии 1844 г. с промышленной Америкой 1885 г. также может представить известный интерес.
Конечно, в новом предисловии к английскому переводу я, насколько это позволит место, расскажу об изменениях, которые произошли с тех пор в положении английского рабочего класса, об улучшении жилищных условий более или менее привилегированного меньшинства, об отнюдь не уменьшившейся нужде основной массы и особенно о надвигающихся изменениях к худшему, которые неизбежно должны последовать за падением промышленной монополии Англии в результате возрастающей конкуренции на мировых рынках со стороны континентальной Европы и в особенности Америки.
Искренне преданный Вам Ф. Энгельс
НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Лондон, 11 февраля 1885 г.
Милостивый государь!
Охотно буду посылать Вам корректурные листы II тома, как только Вы сообщите мне, каким образом их отправлять - бандеролью (как печатные произведения) или в закрытом конверте, в виде письма. Дело в том, что в случае утери какого-либо листа его невозможно будет возместить до окончания печатания всего тома. Я полагаю, что к моменту получения Вашего ответа у меня будет для Вас два или три листа.
Очень благодарен Вам за сделанное некоторое время тому назад предложение предоставить в мое распоряжение имеющиеся у Вас письма г-на Уильямса. Сейчас рукописи поглощают все мое время и внимание, но, без сомнения, наступит момент, когда я воспользуюсь Вашим любезным предложением.
Имеете ли Вы какие-нибудь известия от нашего общего друга после той неприятности, которая с ним недавно случилась
Будьте любезны в дальнейшем писать мне по адресу, указанному в конце письма.
Преданный Вам П. Рошер ( конспиративный псевдоним Энгельса в переписке с Даниельсоном; Энгельс использовал фамилию своей племянницы, на имя которой поступала для него корреспонденция из России)
Г-же Рошер 6, Richmond Villas, Messina Avenue, West Hampstead, N. W., London
ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ПАРИЖ Лондон, 12 февраля 1885 г.
Дорогой Лавров!
Спешу ответить на Ваши вопросы. Данные о «Neue Rheinische Zeitung, Revue» под редакцией К. Маркса, Гамбург и Лондон, 1850 г. совершенно точны. Были изданы выпуски 1- 6. Издателем был Шуберт в Гамбурге. Вы сами несколько месяцев тому назад просили меня дать Вам сведения о статьях Маркса, напечатанных в этом журнале, - о февральской революции и последовавших за ней событиях. У меня есть только три выпуска, и я тщетно старался раздобыть полный комплект. Остальные факты, указанные Гроссом, насколько мне помнится, тоже правильны (мой экземпляр у Тусси, так что я не мог их проверить). Я, конечно, не имею никакого отношения к его тупоумной критике теории Маркса. Его рекомендовали мне венские социалисты; он задал мне несколько вопросов биографического характера, и я сообщил ему необходимые факты.
В немецком переводе «Нищеты» мне принадлежит только несколько пояснительных примечаний, но там напечатана, кроме того, статья Маркса «О Прудоне» 1865 г. и его «Речь о свободе торговли» 1847 года.
Второй том «Капитала» печатается; вчера я правил четвертый лист. Последнюю часть рукописи отправляю через две недели. Самым важным будет третий том; я примусь за него, как только полностью закончу второй. - Английское издание затягивается; оба переводчика слишком заняты другой работой, чтобы с рвением взяться за дело. К лету, надеюсь, перевод будет закончен.
Мне уже говорили, что у Вас болят глаза. Не лучше ли Вам было бы на время прервать занятия, чтобы не слишком утомлять зрение? Я нахожу, что в нашем возрасте всегда лучше бороться с симптомами болезни в самом начале. Надеюсь вскоре получить от Вас более утешительные известия.
В предисловии ко второму тому «Капитала» я возвращаюсь к Родбертусу, чтобы доказать, что его претензии к Марксу основаны на полнейшем невежестве в области классической политической экономии.
Преданный Вам Ф. Энгельс (Федор Федорыч) (написано по-русски)
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 14 февраля 1885 г.
Дорогой Каутский!
Позавчера я забыл тебе напомнить о том, что в воскресенье (завтра, 15-го) мы ждем тебя и твою жену, как обычно, к обеду - то есть, если у вас нет ничего лучшего, - и впредь каждое воскресенье вы будете у меня желанными гостями.
Твой Ф. Энгельс
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ Лондон, 22 февраля 1885 г.
Уважаемый г-н Шлютер!
Жду с нетерпением корректуру «Анти-Дюринга».
Дело с Вигандом обстоит так. Еще в 1875 или 1876 г. в Лейпциге было установлено, что не осталось ни одного экземпляра «Положения», и у меня имеется подлинник фактуры с пометкой: «последние экземпляры». Но не повредит, если это еще раз будет подтверждено и другой стороной. Я получил наконец юридическое заключение, из которого видно, что дело далеко не так просто, как кажется на первый взгляд. Теперь, зная, на что могу рассчитывать, я предприму дальнейшие шаги и, как только получу положительный ответ от Виганда, немедленно Вам сообщу.
Шабелица я знал еще до 1848 г., когда он был здесь, в Лондоне, и состоял в коммунистическом Обществе. Если Вы увидите его, передайте ему, пожалуйста, от меня самый сердечный привет. Ваши разъяснения по поводу мнимого «запрещения» были для меня очень кстати. Это весьма характерно для немецкой книжной торговли. Здесь, конечно, ничего не поделаешь, пока не найдется комиссионер, обладающий достаточной смелостью. Но широкие слои буржуазной публики не покупают наших книг, и такая смелость не особенно хорошо оплачивается. Пока запрещенные книги были только радикальными или либеральными и пока еще - до 1848 г. - коммунизм был таким предметом, которым буржуа кокетничали, дело обстояло иначе.
Последняя часть рукописи II книги «Капитала» будет завтра отослана, и послезавтра я принимаюсь за III книгу. Пока это еще лежит на моей совести, я не могу серьезно думать ни о чем другом.
Передайте, пожалуйста, Эде, что я напишу ему, как только улучу свободную минуту.
Сердечный привет от Вашего Ф. Энгельса
15:26 17.07.2015
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 8 марта 1885 г.
Дорогая Лаура!
Каким-то образом у меня оказалось сегодня вечером несколько свободных минут, и я сажусь за письмо тебе в надежде, что никто не заглянет. Ибо вечерние посещения становятся в последнее время довольно частыми, иногда - если есть работа - даже более частыми, чем желательно. А я должен просматривать продиктованные части «Капитала» - пока они свежи в моей памяти и подлинник находится под рукой - для исправления ошибок. Кроме того, надо еще редактировать переводы (на прошлой неделе часть датского перевода моего «Происхождения» - сделано очень прилично), расшифровывать русские брошюры (Вера Засулич прислала мне полемическую брошюру Плеханова против Лаврова и Тихомирова и хочет узнать мое мнение, к тому же эти русские споры небезынтересны) и тому подобное, так что, если не считать текущих мелочей, у меня уже несколько месяцев нет времени для чтения книг.
III книга «Капитала» представляется мне все более и более великой по мере того, как в нее углубляешься, а я (пропустив целиком около 70 страниц, более или менее замененных позднейшей рукописью) нахожусь только на 230 странице из 525. Почти невероятно, как человек, совершивший такие громадные открытия, такую полную и законченную научную революцию, мог в течение 20 лет оставлять их при себе. Ибо рукопись, над которой я работаю, была написана либо раньше первого тома, либо одновременно с ним; и существенная часть ее содержалась уже в старой рукописи 1860-62 годов. Дело в том, что сначала его связывала сложность II книги (он написал ее в последнюю очередь и после 1870 г. занимался только ей одной), кроме того, конечно, издавать свои три книги он должен был в последовательном порядке; далее, собранные им русские и американские материалы для теории земельной ренты требовали обработки и включения в старую рукопись, что, вероятно, почти удвоило бы ее размер.
Здесь обе социалистические организации продолжают пока двигаться бок о бок без столкновений, но иностранные дела, весьма вероятно, рассорят их. Ты, может быть, видела в № 9
«So..aldemokrat» письмо Фаренхольца, продиктованное Гайндманом. Эти довольно нахальные излияния потребовали ответа, который мы состряпали и который появится, если будет возможно, в «Sozialdemokrat» в следующую субботу. На этот раз, конечно, Эвелинг должен был высказаться, и достаточно крепко, чтобы раз навсегда прекратить игру Гайндмана.
У нас здесь Каутский, которого, кажется, ты раньше видела, с молодой женой из Вены, милой маленькой особой. Они собираются пока поселиться здесь - на Мейтленд-парк, как раз за Куинс-Кресчент. Так что какая-то связь со старыми местами все время сохраняется.
Пумпс и Перси живут как обычно. По воскресеньям у нас теперь всегда большая карточная компания. Некоторые играют в вист, если для этого находится 4 человека, остальные - в «марьяж» и «нап» - игры, введенные благородным Перси. Его фирма вела судебный процесс, который проиграла. Ничего серьезного здесь нет, надеюсь только, что это охладит пылкую веру бедного Перси в английское право. Малыши, в общем, отлично преуспевают;
Лили очень мила и весела. У нее исключительно острый слух и цепкая память на ругательства, и можешь быть уверена, что она находит немало возможностей подхватывать их.
В субботу Ним и Тусси, а также Пумпс пойдут на Хайгет (кладбище, где похоронен Маркс). Я же не смогу пойти, так как пока еще не всегда способен свободно передвигаться и только что получил небольшое предупреждение о необходимости соблюдать покой. Во всяком случае я буду продолжать работу над книгой, которая станет памятником ему, воздвигнутым им самим и более величественным, чем любой памятник, какой могли бы воздвигнуть Мавру другие люди. В субботу будет уже два года! И я искренне могу сказать, что, пока работаю над этой книгой, я нахожусь в живом общении с ним.
Вторая книга продвигается хорошо. 13 листов выправлено. Попроси, пожалуйста, Поля немедленно выслать мне адрес, по которому он пишет Даниельсону. Я получил от него письмо и хочу послать корректурные листы, но неуверен в адресе, который, кроме того, мог измениться.
Как идет дело Монсо-Бренен-Тевенен? И издал ли «Cri du Peuple» свой последний клич?
Привет Полю.
Любящий тебя Ф. Энгельс
Привет от Ним!
Р. ШТЕГЕМАНУ В ТЮБИНГЕН [Черновик] [Лондон], 26 марта 1885 г.
Милостивый государь!
Вряд ли я смогу удовлетворить Вашу просьбу. На основании всей не только литературной, но и политической деятельности Маркса Вы безусловно можете составить себе довольно ясное представление о нем как о человеке; эта деятельность известна теперь всему миру, за исключением одной лишь Германии, ибо соответствующие материалы опубликованы преимущественно за границей. С другой стороны, моя характеристика неизбежно была бы краткой и поэтому не только недостаточной, но и до некоторой степени бездоказательной, да к тому же и «беллетристической», что гораздо хуже, чем если ее не будет совсем. Кроме того, я не могу предложить Вам поверить моей оценке на слово, так что, в конце концов, не знаю, что получилось бы из написанного мной, даже при самом добросовестном отношении с Вашей стороны. Если же Вы будете исходить из той предпосылки, что Маркс всегда и во всем был прямой противоположностью немецкому филистеру, то Вы не погрешите против истины.
Подходит ли для критики Маркса именно настоящий момент, когда в ближайшие месяцы выйдет в свет II книга «Капитала», а III книга подготавливается, - решайте сами. Во всяком случае Вы правы в том, что критика и так называемая «наука» до сих пор показали только «полную неспособность дать оценку», и больше всех это забавляло самого Маркса.
Никогда не забуду, как он смеялся над стенаниями г-на Шеффле по поводу того, что он вот уже десять лет как изучает «Капитал» и все еще его не понял.
ИОГАННУ ФИЛИППУ БЕККЕРУ В ЖЕНЕВУ Лондон, 2 апреля 1885 г.
Старый дружище!
Чтобы ты не думал, что я тебя забыл, перевел тебе по почто 5 фунтов и надеюсь, что ты их тотчас же получишь. Я чувствую себя довольно сносно; правда, к военной службе пока еще не годен и едва ли смогу когда-нибудь снова сесть на коня, но для мирного труда еще вполне гожусь. Второй том «Капитала» на две трети отпечатан и появится месяца через два; над третьим работа идет вовсю. Этот третий том, который содержит заключительные результаты исследования, и притом в высшей степени блестящие, произведет окончательный переворот во всей политической экономии и вызовет огромный шум.
А тем временем в политике снова начинается некоторое оживление. Падение Ферри послужило началом; теперь очередь за Гладстоном, а как только окочурится осел Вильгельм, пробьет час Бисмарка. Для нас будет наиболее благоприятным, если в момент революции у власти повсюду окажутся самые радикальные элементы буржуазии: Клемансо - во Франции, Дилк и Чемберлен - здесь и Рихтер - в Германии. Тогда бы они заранее сами доказали свою несостоятельность, и революция была бы направлена против них, а не в их пользу.
Так, вероятно, и произойдет, если в Париже не сделают ничего опрометчивого.
Как это совершенно неизбежно в условиях закона против социалистов, наши послали в рейхстаг немало заправских филистеров, которые уже дают себя чувствовать, так как составляют большинство фракции. Теперь надо выждать и посмотреть, как далеко они зайдут; их еще можно некоторое время терпеть, если тащить их на буксире, но в руководстве - никоим образом. Они знают, что массы не идут за ними, но знают также, что у масс в настоящий момент крепко связаны руки. Ясно одно: если они одержат верх, то я пойду с ними только до известного предела, а там - всего хорошего, господа! К сожалению, из-за перегруженности работой я не могу выступать так, как хотелось бы, но, может быть, и полезно предоставить этим господам некоторую свободу действий. История с субсидиями пароходным компаниям сошла еще довольно гладко, после того как отдельные лица здорово оскандалились. Теперь они покушаются на цюрихский «So..aldemokrat».
Тут уж дело будет посерьезнее. Достаточно, что мы позволяем этим господам позорить нас в рейхстаге, но перед всей Европой - это уж слишком. Если бы Бебель был здоров, то все это не имело бы большого значения, но он изнервничался, переутомлен и к тому же вынужден усиленно работать на свою семью.
Однако все это войдет в колею, когда старик Вильгельм отправится на тот свет. Кронпринц - слабый, нерешительный человек, специально созданный для того, чтобы сложить свою голову на плахе; жена его честолюбива, у нее имеется своя клика. Словом, произойдут всякого рода изменения, которые внесут расстройство в старый порядок, собьют с толку чиновников и лишат их уверенности, а буржуазия наконец-то будет вынуждена вышвырнуть часть старого хлама и взять на себя ту политическую роль, выполнение которой - ее прямой долг. Пусть только снова начнется оживление во внутренней политической жизни - больше нам ничего не надо. Но паршивая буржуазия настолько опустилась, что только по принуждению, под давлением экономических условий делает то, что ей как классу следовало бы делать добровольно, в ее же собственных интересах. Однако пока старый осел жив, ничто не заставляет ее шевелиться; вот почему я с нетерпением ожидаю, когда он сдохнет, причем естественной смертью, чтобы его преемник мог свободно выбрать, с какой глупости начинать.
Этим благочестивым пожеланием я и заканчиваю письмо, так как скоро закрывается почта.
Боркхейму зимой было немного хуже, но сейчас он чувствует себя лучше, то есть находится в своем обычном состоянии.
Братский привет от твоего старого Ф. Э.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ПЛАУЭН-ДРЕЗДЕН Лондон, 4 апреля 1885 г.
Дорогой Бебель!
Так как ты теперь дома, то я, тоже устроив себе небольшие каникулы, хочу использовать этот момент и подать о себе весть.
Итак, господа из фракционного большинства, судя по их заявлению в сегодняшнем «Sozialdemokrat», все же хотят конституироваться как «власть». Попытка сама по себе слабая - в сущности они сами выдают себе свидетельство о бедности: нас, мол, раздражает позиция газеты, она противоречит нашей, мы вынуждены нести ответственность за взгляды, противоположные нашим, и, однако, не знаем, как это исправить, - пожалейте нас! Но в то же время это их первый шаг к утверждению мелкобуржуазных элементов в партии в качестве господствующих, официальных и к оттеснению пролетарских элементов на положение только терпимых. Как далеко они рискнут пойти по этому пути, покажет будущее. Если они захватят «Sozialdemokrat», то я впредь не смогу так безоговорочно, всеми средствами защищать партию за границей, как до сих пор. А их комиссия по расследованию обнаруживает, видимо, некоторое желание захватить газету. Впрочем, главная причина их раздражения состоит, по-видимому, в том, что их в конце концов заставили голосовать против пароходного проекта, к которому они тяготеют всей душой.
Вообще же дела на свете идут отлично. 1885 год начался превосходно. Во Франции - падение Ферри, крах руководимой биржевыми спекулянтами колониальной политики, предстоят выборы на основе нового избирательного закона. К тому же в Париже царит доведенное до крайности возбуждение, спровоцированное алчностью и бездарностью господствующей буржуазии и подлостями полиции (которой разрешается все, любая гнусность, лишь бы она держала в узде массы), - возбуждение, которое, надо надеяться, не дорастет до путча. Если все будет протекать спокойно, то в непродолжительном времени к власти должен прийти радикализм, то есть Клемансо. Если это произойдет не в результате мятежа, а мирным путем и он будет, таким образом, вынужден сдержать свои обещания и применить на практике свое радикальное средство от всех зол, то парижские рабочие скоро излечатся от своей веры в радикализм. К тому же предстоят еще и выборы на основе нового избирательного закона, и все это снова оживит борьбу.
В Англии тоже предстоят выборы на основе нового избирательного закона, а у власти министерство, совершенно отжившее свой век. А в Германии в любой день может произойти смена монарха, которая в такой глубоко погрязшей в традициях стране, как Пруссия- Германия, всегда является началом нового этапа движения. Словом, повсюду начинается оживление, и притом на экономической основе всеобщего, неизлечимого перепроизводства, которое, постепенно обостряясь, ведет к резкому краху.
Только что пришел Каутский с длинным письмом от Эде о его конфликте с фракцией. Я сказал Каутскому, что, по-моему, Эде даже обязан предоставлять партийным массам возможность высказываться в газете, чему фракция не имеет права препятствовать. Если он станет на эту точку зрения, то фракция не сможет его ни в чем упрекнуть. Во-вторых, он не должен допускать, чтобы фракция заставила его поставить вопрос о доверии: ведь эти люди как раз и хотят от него избавиться, и этим он сделал бы им самое большое одолжение. В- третьих, он не должен брать на себя ответственность за чужие статьи, не получив права называть их авторов. Ты знаешь, кого я имею в виду и кто написал большую часть статей во время истории с пароходными субсидиями - статей, которые привели в такую ярость большинство и за которые, по-видимому, решил отвечать Эде. Ведь борьбу с мелкобуржуазной фракцией ему приходится вести давно; теперь эта борьба только приняла другую форму, но существо осталось прежнее. Я согласен с тобой, что эти господа не станут доводить дело до крайности, как бы им ни хотелось использовать положение, в котором они оказались благодаря исключительному закону, когда избиратели лишены возможности официально и в соответствии со своим подлинным отношением высказаться против них и по поводу них.
Все обошлось бы, по-моему, более гладко, если бы «So..aldemokrat» перестал носить тот официальный характер, который ему навязан. Это было в свое время очень хорошо, но теперь не может быть полезным. Нужно ли это изменить и как, - тебе виднее.
Из II книги «Капитала» отпечатано 25 листов (из 38). Работаю над III книгой. Она превосходна, блестяща. Это действительно неслыханный переворот во всей старой политической экономии. Только благодаря этому наша теория приобретает несокрушимый фундамент, и мы сможем победоносно выступать на всех фронтах. Как только книга появится, обывательщина в партии тоже получит снова такой удар, о котором долго будет помнить. Ведь тогда в первую очередь снова будут дебатироваться общие экономические вопросы.
Почта закрывается. Если я не пошлю письма тотчас же, то оно не уйдет до понедельника и, быть может, уже не застанет тебя дома. Итак, сердечный привет, будь здоров, береги себя - нам нужен не просто Бебель, а здоровый и сильный Бебель.
Твой Ф. Э.
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО Лондон, 11 апреля 1885 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Милостивый государь!
Пишу Вам эти несколько строк только для того, чтобы сообщить, что получил перевод и занимаюсь им. Надеюсь вернуть его со своими замечаниями и предложениями через десятьпятнадцать дней. То, что я успел до сих пор прочесть, сделано, по-моему, очень хорошо.
Благодарю Вас от всего сердца и остаюсь преданный Вам Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 16 апреля 1885 г.
Дорогой Каутский!
У Ленхен небольшой бронхит, и доктор уложил ее в постель, так что наша обычная воскресная трапеза, к сожалению, не сможет состояться.
Надеюсь, что твоя жена избавилась наконец от головной боли.
Сердечный привет.
Твой Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 16-17 апреля 1885 г.
Дорогая Лаура!
После отправки моего последнего письма мне пришло в голову, что можно было бы что-нибудь сделать в отношении русских друзей Лаврова, если они отважатся истратить некоторую сумму на предварительные расходы: 1) Если человек умер в Лондоне и дата, место его смерти и т. д. примерно известны, эти детали могли бы дать возможность кому-нибудь разыскать подлинный документ о смерти. 2) Имея его, будет легко установить в суде по делам наследования, существовало ли утвержденное завещание или кто-то, и кто именно, получил судебные полномочия на управление имуществом умершего и присвоил золото, которое/как предполагается, осталось после него.
Во всяком случае эти два шага должны быть предприняты в первую очередь, тогда заинтересованные лица окажутся в таком положении, что смогут лучше судить, стоит ли продолжать дело дальше. Я думаю, что эту предварительную часть дела можно доверить Перси, и прослежу, чтобы его расходы не превышали обычных. Они будут зависеть, конечно, от количества трудностей, с которыми ему придется столкнуться.
Как у бедняги Лаврова со зрением? Для него, наверно, ужасно быть лишенным возможности читать свои книги.
А вот еще один больной - старик Гарни с июля прошлого года таскался по всей Англии и Шотландии, преследуемый повсюду суставным ревматизмом и плохой погодой; теперь он наконец приехал в Лондон. Он испробовал все виды полушарлатанского лечения - турецкие бани, морские ванны, магнитные пояса и т. д., и все, конечно, безрезультатно; сейчас он опять отдался в руки разрекламированного «специалиста», который применяет теорию о связи подагры с мочевой кислотой (что само по себе совершенно правильно) крайне шарлатанским, на мой взгляд, методом. Буду, однако, надеяться на лучшее, бедняга очень нуждается в этом. У него болят руки и ноги, и он, конечно, очень ослаб от лечения, которому подвергался, Я видел его сегодня (он остановился недалеко от Брекнока), он говорит только о своих страданиях, хотя время от времени чувствуется его прежний скупой юмор. Лечение стоило ему, конечно, целую кучу денег, и он, по-видимому, боится, что придется вернуться в Америку. Из всего этого ты видишь, до чего довели старика восемь месяцев беспрерывных болей и постепенное исчезновение надежд на выздоровление. Надеюсь, что весенняя погода, которая все-таки должна когда-нибудь наступить, принесет ему наконец некоторое облегчение.
Сейчас кругом одни больные. Тусси, вероятно, сообщила тебе, что Эдуард дней 10 тому назад заболел (Донкин считает, что это камень в почке); сейчас он в Вентноре, и мы надеемся, что отдых успокоит раздражение. Конечно, довольно много людей бродят с такой штукой в почке, но это, несомненно, мало приятно.
Следующий больной не столь тяжелый: это Ним, она сильно простужена, и, так как ее невозможно удержать вне кухни, простуда превратилась в пока еще легкий бронхит. Мне удалось заставить ее посоветоваться сегодня с врачом, который сказал, что самый быстрый способ лечения - лечь в постель; мы ее уложили, в комнате горит камин, 64° по Фаренгейту; надеемся, что примерно в понедельник она сможет встать.
Вот я и закончил свой список больных, самый длинный за последнее время; это самая приятная тема для письма и еще более приятная для читающего!
Статья Поля для Каутского будет напечатана по-немецки в «Neue Zeit» и по-английски в следующем номере «Commonweal» ( П. Лафарг. «Тонкинская война и социализм»). Не знаю, получаете ли вы его регулярно. Деловая сторона, как обычно, поставлена из рук вон плохо, все возложено на плечи Эдуарда, а так как он не может уследить за всеми мелочами, никому не известно, действительно ли газета пересылается за границу всем тем, кто ее должен получать. Вся Социалистическая лига находится сейчас в страшном возбуждении по поводу афганской паники - им мерещится не только война, но и побежденная Англия, Индия в огне восстания и, наконец, революция в стране, торжество социализма- ура? Бедняга Бакс собирался писать в этом стиле, но Тусси посоветовала ему поговорить об этом со мной, а я сделал все, чтобы несколько охладить его пыл.
Когда англичанин полностью освобождается от джингоизма, кажется, что он начинает испытывать настоящую ненависть к собственной национальности. Это не такое уж плохое качество, только оно не совсем уместно, когда речь идет о войне с русским царем. Социалистическая лига пока что не подожжет Англию, а русские нигилисты могут это сделать с Россией - с помощью неудачной войны.
Ты, наверно, видела глупое заявление германских депутатов в «So..aldemokrat». Мелкобуржуазный элемент решительно завоевал большинство среди депутатов, как я опасался с самого начала. Этим они обязаны закону против социалистов, который предоставляет им исключительно благоприятные условия для продвижения своих кандидатур. Но ошибка скоро обнаружится, если этого еще не случилось. Я даже рад, что они проявили себя так быстро и так глупо. Отделение от этих элементов, которые продвигал и обхаживал главным образом друг Либкнехт - как всегда, конечно, с лучшими намерениями, - произойдет, но я не хочу вызывать его, пока действует закон против социалистов, потому что это помешало бы нам довести борьбу с этим законом до конца. Он дает этим людям определенные преимущества, но мы до поры до времени должны мириться с этим. И я не думаю, что они доведут дело до кризиса.
Теперь несколько слов для Поля. Несомненно, что lex происходит от legere, а ..... - от ...., и таким образом можно установить определенную связь между сельскохозяйственными и политическими терминами. Иначе и быть не может. Первые общественные установления, которые были введены в действие, неизбежно были связаны с производством и способами добывания средств к жизни. Вполне естественно, чго это подтверждается развитием языка. Но если пойти дальше и вывести из этимологии legere и .... законченную систему, то это может привести лишь к фантастическим результатам, хотя бы по той причине, что мы не знаем, в какое время образовалось каждое отдельное производное слово, и еще меньше знаем, когда оно получило то значение, в котором дошло до нас. А кроме того, старые этимологи, подобно Вико, -плохие советчики, корнем ilex является il, ничего общего не имеющик с lex. Этимологию, как и физиологию и всякую другую «логию», нужно изучать, ее нельзя изобретать. И это наводит меня на мысль о Рошерах. Ты помнишь, что Чарли увлекался созданием нового железнодорожного вагона, пользуясь которым, в случае столкновения, можно было разбиться новым способом. Так вот, это лопнуло. Но младшие братья Чарли (одному 20, другому 18 лет) изобрели новый вагон и получили патент, а старый Рошер, по-видимому, не прочь заняться этим делом! Что за семья гениев!
На этом заканчиваю. Сердечный привет Полю. Надеюсь, что «следующий раз - лучшие новости».
Любящий тебя Ф. Э.
17 апреля.
Был врач. Ним лучше, и через несколько дней она сможет встать.
НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Лондон, 23 апреля 1885 г.
Милостивый государь!
Я получил Ваше любезное письмо от 9/21 прошлого месяца и весьма благодарен Вам за очень интересные сведения, которые оно содержит. Действительно, чрезвычайно интересно, что закон обратной пропорциональности между величиной заработной платы и продолжительностью рабочего времени подтверждается также и в России. Столь же интересно и быстрое разложение мира вследствие развития современной промышленности и финансовой системы, о чем свидетельствует возрастающее количество бесхозяйственных хозяев. Все такие факты имеют для меня огромное значение, и я буду Вам весьма благодарен, если Вы время от времени станете сообщать мне известные Вам данные об экономическом положении и развитии вашей великой страны. К сожалению, в настоящий момент все мое время до такой степени занято опубликованием рукописей, что я вынужден прервать не только всякую не связанную с этим работу, но даже и свои научные занятия и едва нахожу время для писем; так что, как видите, теперь я не могу воспользоваться Вашим любезным предложением посылать мне оригинальные русские работы по экономическим вопросам: у меня положительно не было бы времени воспользоваться ими. Надеюсь, однако, что Вы не посетуете на меня, если я впоследствии при первой возможности позволю себе напомнить Вам о Вашем любезном обещании. А сейчас эти неоценимые рукописи служат для меня источником высшего научного наслаждения; без сомнения, и Вы испытаете то же чувство при чтении корректурных листов. Я отправил Вам листы 5-9 около трех недель тому назад - 27 марта, а вчера листы 10-14. Скоро пошлю Вам еще партию, тоже заказным. Весь II том составит около 37 листов и выйдет к концу мая. Я занят теперь III томом, представляющим собой заключительную часть, которая венчает всю работу и затмит даже I том. Я диктую с оригинала, который решительно никто не способен прочесть, кроме меня, и не успокоюсь до тех пор, пока весь текст не будет переписан так, чтобы его во всяком случае смогли прочесть другие. После этого я смогу заняться окончательной редакцией, что будет нелегкой задачей, поскольку оригинал находится в незавершенном состоянии. Но как бы то ни было, если даже мне не суждено закончить эту работу, рукопись будет спасена от полной гибели и в случае необходимости может быть издана в том виде, в каком она есть. Этот III том - самая поразительная вещь из всего, что я когда-либо читал, и бесконечно жаль, что автор не смог при жизни довести работу над ним до конца, сам издать его и увидеть то впечатление, которое этой книге суждено произвести. После такого ясного изложения никакие прямые возражения уже невозможны. Самые трудные вопросы разъяснены и распутаны с такой легкостью, будто это просто детская игра, и вся система приобретает новый и простой вид. Боюсь, что этот III том составит целых два тома. Кроме того, у меня есть старая рукопись, в которой рассматривается история теории и которая тоже потребует немало труда. Итак, Вы видите, что дел у меня по горло.
Искренне Ваш П. В. Рошер
ВЕРЕ ИВАНОВНЕ ЗАСУЛИЧ В ЖЕНЕВУ Лондон, 23 апреля 1885 г.
Дорогая гражданка!
Я еще не ответил на Ваше письмо от 14 февраля. Вот причины задержки, которая произошла, конечно, не из-за лени.
Вы спрашивали мое мнение о книге Плеханова «Наши разногласия». Для этого мне нужно было ее прочесть. Я читаю по-русски довольно легко, когда позанимаюсь им в течение недели, но бывает, что я по полгода не имею этой возможности; тогда я отвыкаю от языка, и мне приходится изучать его как бы заново. Так именно и случилось с «Разногласиями». Рукописи Маркса, которые я диктую секретарю, отнимают у меня весь день; вечером приходят гости, которых тоже ведь не выставишь за дверь; приходится читать корректуры, писать множество писем, и, наконец, существуют переводы (итальянские, датские и т. д.) моего «Происхождения»; меня просят просматривать их, а эта проверка иной раз является далеко не лишней и не легкой работой. Все эти помехи не позволили мне продвинуться дальше 60-й страницы «Разногласии».
Если бы у меня нашлись три свободных дня, я покончил бы с этим делом и к тому же освежил бы свои знания русского языка.
Но и того немногого, что я прочел в этой книге, достаточно, как мне кажется, чтобы более или менее ознакомиться с разногласиями, о которых идет речь.
Прежде всего, повторяю, я горжусь тем, что среди русской молодежи существует партия, которая искренне и без оговорок приняла великие экономические и исторические теории Маркса и решительно порвала со всеми анархистскими и несколько славянофильскими традициями своих предшественников. И сам Маркс был бы также горд этим, если бы прожил немного дольше. Это прогресс, который будет иметь огромное значение для развития революционного движения в России. Для меня историческая теория Маркса - основное условие всякой выдержанной и последовательной революционной тактики; чтобы найти эту тактику, нужно только приложить теорию к экономическим и политическим условиям данной страны.
Но для этого необходимо знать эти условия; что же касается меня, то я слишком мало знаком с современным положением в России, чтобы взять на себя смелость судить о частных вопросах тактики, которой следует придерживаться там в тот или иной момент. Кроме того, внутренняя, сокровенная история русской революционной партии, в особенности за последние годы, мне почти совершенно неизвестна. Мои друзья из народовольцев мне о ней никогда не говорили. А это - необходимое условие, чтобы составить себе определенное мнение.
То, что я знаю или думаю, что знаю, о положении в России, склоняет меня к тому мнению, что страна приближается к своему 1789 году. Революция должна разразиться в течение определенного времени; она может разразиться каждый день. В этих условиях страна подобна заряженной мине, к которой остается только поднести фитиль. Особенно - с 13 марта. Это один из исключительных случаев, когда горсточка людей может сделать революцию, другими словами, одним небольшим толчком заставить рухнуть целую систему, находящуюся в более чем неустойчивом равновесии (пользуясь метафорой Плеханова), и высвободить актом, самим по себе незначительным, такие взрывные силы, которые затем уже невозможно будет укротить. И если когда-либо бланкистская фантазия - вызвать потрясение целого общества путем небольшого заговора - имела некоторое основание, так это, конечно, в Петербурге ( В черновике в этом месте зачеркнуто: «Я не говорю - в России, так как в провинции, вдали от административного центра, такой переворот не нужен»). Раз уж порох будет подожжен, раз уж силы будут высвобождены и народная энергия из потенциальной превратится в кинетическую (тоже излюбленный и очень удачный образ Плеханова), люди, которые подожгли фитиль, будут подхвачены взрывом, который окажется в тысячу раз сильнее их и будет искать себе выход там, где сможет, в зависимости от экономических сил и экономического сопротивления.
Предположим, эти люди воображают, что могут захватить власть, - ну, так что же?
Пусть только они пробьют брешь, которая разрушит плотину, - поток сам быстро положит конец их иллюзиям. Но если бы случилось так, что эти иллюзии придали бы им большую силу воли, стоит ли на это жаловаться? Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали, - что сделанная революция совсем, непохожа на ту, которую они хотели сделать. Это то, что Гегель называл иронией истории, той иронией, которой избежали немногие исторические деятели. Посмотрите на Бисмарка - этого революционера поневоле - и Гладстона, который в конце концов запутался со своим обожаемым царем.
По-моему, самое важное - чтобы в России был дан толчок, чтобы революция разразилась. Подаст ли сигнал та или иная фракция, произойдет ли это под тем или иным флагом, для меня не столь, важно. Пусть это будет ( В черновике в этом месте зачеркнуто: «дворянская или биржевая клика, - что же, в добрый час! - вплоть до». )дворцовый заговор, он будет сметен на другой же день. В стране, где положение так напряжено, где в такой степени накопились революционные элементы, где экономическое положение огромной массы народа становится изо дня в день все более нестерпимым, где представлены все ступени социального развития, начиная от первобытной общины и кончая современной крупной промышленностью и финансовой верхушкой, и где все эти противоречия насильственно сдерживаются деспотизмом, не имеющим себе равного, деспотизмом, все более и более невыносимым для молодежи, воплощающей в себе разум и достоинство нации, - стоит в такой стране начаться 1789 году, как за ним не замедлит последовать 1793 год.
Я прощаюсь с Вами, дорогая гражданка. Уже половина третьего ночи, а завтра перед отправкой почты я не успею ничего к этому добавить. Если Вам удобнее, пишите мне порусски, но будьте добры не забывать, что русский рукописный текст мне приходится читать не каждый день.
Преданный Вам Ф. Энгельс
Р. ШТЕГЕМАНУ В ТЮБИНГЕН [Черновик] [Лондон], 5 мая 1885 г.
Милостивый государь!
По зрелом размышлении я никак не могу согласиться на Вашу просьбу.
Одно из двух: либо работа, о которой Вы просите, будет краткой - и тогда она может содержать только мои утверждения и окажется бездоказательной и беллетристической; либо же мне придется приводить доказательства - и тогда получится книга, а это Вам не нужно, да я и не могу написать ее так, по случайному поводу и между прочим. Для этого мой материал слишком обширен.
Кроме того, я сомневаюсь, вправе ли я взять на себя в той или иной мере моральную ответственность в качестве соавтора произведения, известного мне только по Вашему краткому описанию.
К тому же эта работа - в намеченных пределах - была бы совершенно бесполезной.
Мои самые энергичные уверения оставили бы абсолютно равнодушным полуобразованного обывателя, предубежденность которого Вы хотите преодолеть. Люди, которые утверждают, что Маркс «умер, не имея друзей», должны прежде всего считать, что я вообще не существую. Как же могут мои утверждения произвести магическое действие!
Старые бабьи сказки, вымышленные вульгарно-демократической эмиграцией 1850- 1859 гг. и затем размалеванные платным бонапартистским агентом Карлом Фогтом (в 1859 г., как видно из тюильрийских документов, ему было вручено 40000 франков), распространены в вашей местности, быть может, больше, чем где-либо, потому что швабская Народная партия - прямая наследница тогдашней эмигрантской демократии, а кое-кто из ее вождей - закадычные друзья упомянутого Фогта. А так как Маркс в «Господине Фогте» со всем этим уже разделался, то у меня нет оснований именно теперь вновь возвращаться к этому. О Марксе нагромождено неимоверное количество лжи, и он не считал нужным на нее отвечать. Быть может, настанет время, когда мне придется сделать это за него, но тогда уж я сам буду выбирать место, время и modus operandi*. И тогда, конечно, снова скажут, что я тоже «бездушный» человек.
Как бы то ни было, в данный момент из-за отсутствия времени я не могу сделать в этом направлении что-либо такое, что соответствовало бы поставленной цели и удовлетворяло бы моим собственным требованиям к такого рода работе. Все мое время поглощено изданием рукописей Маркса, и я безусловно поступаю в его духе, когда, выполняя этот свой долг, совершенно не обращаю внимания на карканье филистеров.
С совершенным почтением
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ [Лондон, ранее 15 мая 1885 г.]
Дорогой Эде!
Спасибо. Август пишет: фракция, компетенции которой он не признал, после трехдневных дебатов единогласно решила личный спор прекратить, а спор по существу перенести на время после заседания рейхстага, с чем Август согласился. Таким образом, сообщение о поражении ложно, мы победили по всей линии.
Твой Ф. Э.
23:07 17.07.2015
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 15 мая 1885 г.
Дорогой Эде!
Придется, видно, опять написать тебе несколько строк, а то, мне кажется, ты очень уж впал в меланхолию. Вы с Каутским, по-видимому, нагоняете друг на друга такое уныние, что из него можно было бы составить целый минорный концерт - совсем как труба у Вагнера, которая тоже всегда вступает, когда случается какая-нибудь беда. При всяком дурном известии вы всегда забываете старую поговорку: не так страшен черт, как его малюют.
Впечатление от всего конфликта между «фракцией и редакцией» всюду и везде неизбежно таково, что фракция оскандалилась. И если фракция будет стремиться во что бы то ни стало попасть еще раз в такое же положение, то не следует этому мешать. Если бы ты напечатал первый ее рескрипт по первому же требованию, тогда-то она и оскандалилась бы понастоящему, и «буря негодования» грянула бы со всех сторон. Этого, конечно, в первый же момент нельзя было от тебя потребовать, но совершенно несомненно, что не в наших интересах мешать фракции показывать себя такой, какова она есть. При создавшемся положении «фракция и редакция» противостоят теперь друг другу - в глазах публики - как равноправные силы; таков результат последнего длинного компромиссного заявления, а что будет дальше - увидим.
В воскресенье у меня здесь был Зингер, и я сразу же оборвал все его разглагольствования.
Первое заявление фракции, сказал он, было направлено не столько против помещенных в газете статей, сколько против сделанной (якобы) попытки вызвать бурю негодования против фракции. Этого, ответил я, публика не может знать. Раз вы делаете публичное заявление, то оно может касаться только общеизвестных фактов. Если же вы нападаете на газету из-за вещей, которых в ней вовсе не было, то публика справедливо спрашивает: чего же хотят эти господа, как не подавить свободное выражение мнений? С этим он вынужден был согласиться. Затем я сказал, что, судя по хорошо знакомому мне стилю, большая часть вызвавших недовольство статей принадлежит Либкнехту. - Зингер: Совершенно верно, и мы во фракции как следует задали Либкнехту за это. - Я: Но нельзя же публично порицать газету за печатание вещей, которые исходили от самой фракции. Вы должны были уладить это между собой. Вместо этого вы публично нападаете на редакцию за то, что относится к чисто внутренним делам фракции. Кого же редакции слушать? На это он тоже ничего не мог возразить. Словом, в результате своего необдуманного шага они оскандалились, и в глазах публики победа осталась за редакцией. Это ему тоже пришлось косвенно признать. Так как я касался только основных пунктов, а все его многочисленные сплетни личного характера оставил без всякого внимания, то вся наша беседа продолжалась десять минут.
Конечно, на этом дело не кончилось. Но мы знаем теперь слабую сторону этих господ.
Будь я редактором «So..aldemokrat», я - со стороны редакции - дал бы фракции свободу творить в рейхстаге все, что ей угодно; критику ее действий я предоставил бы товарищам по партии на основе излюбленного «свободного выражения мнений», а Либкнехту заявил бы раз навсегда, что он сам должен отвечать перед фракцией за свои статьи, чтобы хоть в этом отношении прекратилась его двойная игра. И если затем в остальном редакция газеты будет продолжать свою прежнюю решительную линию, то это все, что нам нужно. Гораздо важнее отстаивать нашу теоретическую позицию против печатающейся в Германии ерунды, чем критиковать поведение фракции. Ведь депутаты сами делают все возможное, чтобы их лицо стало ясно избирателям. Вообще же текущие события дают достаточно поводов для того, чтобы подчеркивать нашу позицию, даже если предоставить фракцию самой себе и товарищам по партии.
Но больше всего раздражает их именно наша позиция, а нападать на нее публично они не решаются.
Скоро закончится сессия рейхстага. Эти господа за это время увидели - хотя почти все они скрытые протекционисты, - как выглядит на деле система покровительственных пошлин. Вот уже первое разочарование. Им предстоят еще и другие. Это не изменит их мещанского характера, но зато должно лишить уверенности их выступления и вызвать среди них раскол по тем мещанским вопросам, за или против которых им придется высказываться.
Людям этого сорта нужно только дать волю, и тогда они взаимно обезвредят друг друга.
Словом, наша политика должна, по-моему, быть выжидательной. Закон против социалистов им на руку, и если, пока он в силе, им представится случай показать свое настоящее лицо, то нам в сущности больше ничего и не надо. В то же время мы должны всеми силами отстаивать, особенно в печати, каждую нашу позицию, что вовсе не всегда требует прямого сопротивления. Обходные действия - это тоже способ обороны, сопровождаемый наступательными контрударами. В данный момент многое против нас. Бебель болен и, кажется, впал в уныние. Я тоже не могу помогать так, как хотел бы, пока не закончу работу над рукописями Маркса. Вся тяжесть борьбы ложится, таким образом, на тебя и на Каутского. Но помни старое правило: за современным этапом движения и борьбы не забывай о будущем движения. А будущее принадлежит нам. Третий том «Капитала» прикончит всех этих молодцов одним ударом.
Твой Ф. Э.
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ Лондон, 15 мая 1885 г.
Уважаемый г-н Шлютер!
По вопросу о стихотворениях.
«Марсельезой» крестьянской войны была песня «Господь - наш истинный оплот». И хотя текст и мелодия ее проникнуты уверенностью в победе, тем не менее в настоящее время ее нельзя и не следует воспринимать в этом смысле. Другие песни этой эпохи собраны в сборниках народных песен «Волшебный рог мальчика» и т. д. Там, возможно, найдется и еще кое-что. Но уже в то время ландскнехт занял значительное место в нашей народной поэзии.
Из иностранных я знаю только прекрасную стародатскую песню «Барин Тидман», которую я перевел в 1865 г. для берлинского «So..al-Demokrat».
Чартистских песен было много, но сейчас их уже не достать. Одна из них начиналась так: Сыны Британии, хоть вы рабы сейчас, Свободными господь наш создал вас;
Он всем жизнь и свободу дал И никого рабом не создавал.
Дальше я не помню.
Все это давно забыто; впрочем, эта поэзия немногого и стоила.
В 1848 г. больше всего были распространены две песни на один и тот же мотив: 1) Шлезвиг-Гольштейн.
2) Песня о Геккере: Геккер, пусть имя твое отовсюду На Рейне немецком звучит.
Мы верим тебе; взгляд твой ясный и смелый В бою нам победу сулит.
Геккер готов умереть за свободу.
Как немец, он верен родному народу.
Я думаю, этого достаточно. Затем вариант: Геккер, Струве, Бленкер, Блюм и Циц Всех немецких государей да повергнут ниц!
Вообще говоря, поэзия прошлых революций (конечно, за исключением «Марсельезы») редко звучит по-революционному в позднейшие времена, так как, для того чтобы воздействовать на массы, она должна отражать и предрассудки масс того времени. Отсюда - религиозная чепуха даже у чартистов.
Что касается мелких работ Маркса, то по этому вопросу, кроме меня, должны высказаться и другие, я же в этом случае обязан проследить за тем, чтобы ничто не помешало предполагающемуся изданию полного собрания сочинений. Документы Интернационала - «Учредительный манифест», «Гражданскую войну», Гаагский отчет и т. д., - а равно и «Манифест» я сюда не причисляю, хотя желал бы оставить за собой право написать к ним несколько вводных строк. Что касается статей в «Neue Rheinische Zeitung», то Вам сперва нужно будет установить, что именно принадлежит Марксу. Так, например, из статей об июньском восстании ему принадлежит только одна превосходная статья. Все описание борьбы и т. д. написано мной, точно так же и статья против Бакунина и панславизма. Вообще относящиеся к тому времени статьи Маркса почти невозможно отделить от моих, потому что мы планомерно распределяли между собой работу.
Я уже сказал, что, конечно, не стану чинить Вам излишних препятствий, но, прежде чем дать определенный ответ, все-таки хотел бы, чтобы Вы представили несколько более точный план. Во всяком случае, вряд ли следует издавать вместе, то есть в одном выпуске, статьи из «Neue Rheinische Zeitung» и работы, относящиеся к Интернационалу: - ведь их разделяет промежуток в 15-20 лет. - Кёльнский процесс сам по себе составил бы целую книгу, к которой я написал бы Вам введение. Но, nota bene, тогда я должен точно знать, когда оно действительно понадобится, а теперь Вам достаточно печатания злополучного Дюринга.
Листы 4 и 5 Вы, вероятно, получили.
Между прочим, главу «Теория» из раздела «Социализм» я хочу печатать по исправленному тексту, как он дан в «Развитии социализма». Когда дойдет до этого, я пошлю Вам все необходимое. Пишу это только для Вашего предварительного осведомления.
А затем - сердечный привет.
Ваш Ф. Энгельс
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ Лондон, 19 мая 1885 г.
Дорогой Лафарг!
Дело Лиссагаре доставило мне огромное удовольствие, и я надеюсь, что его выставят из «Bataille». Ирония истории безжалостна, даже в отношении революционных клопов.
Они уже едят, они уже едят То, чем я больше всего грешил, как говорил славный король Дон Родриго, когда змеи пожирали его жизненные органы.
Брусс во главе ежедневной газеты - это было бы чересчур забавно. Долго он не продержался бы, ему недостает только этого, чтобы самому доконать себя.
Мысль о том, что жизнь является лишь нормальным способом существования белковых тел и что вследствие этого будущий белок, если химии удастся когда-нибудь создать его, должен проявлять признаки жизни, содержится в моей книге против Дюринга, где я развиваю ее на странице 60 и далее. Заимствуя эту идею, Шорлеммер поступил рискованно, ибо, если она окажется несостоятельной, винить будут его, а если она будет доказана, он же первый припишет ее мне. Впрочем, ваш Гримо - болван, если он действительно говорит: «ничто не указывает нам, каким образом возникает это первое движение, в результате которого белковое вещество организуется в живую клетку».
Стало быть, этот простак не знает, что существует целая армия живых организмов, которые еще весьма далеки от организованной клетки и представляют собой, по выражению Геккеля, не что иное, как «плассон», - белковые вещества без малейшего следа организованности, но тем не менее живые, например протамебы, сифонные водоросли и т. д. Бедный белок, вероятно, работал миллионы лет, чтобы организоваться в клетку. Ваш Гримо, следовательно, даже не понимает, о чем идет речь. Он обнаруживает свое невежество также в области физиологии, сравнивая с примитивной протоплазмой, источником всякой жизни на земле, столь специализированный продукт, как яйцо позвоночного.
У нас уже десять дней гостит бедный Гарни. Он очень страдает от хронического суставного ревматизма более или менее подагрического характера. Ним он доставляет много хлопот.
Если погода изменится к, лучшему, он хочет в субботу отправиться в Маклсфилд. В эту же субботу мы ожидаем Сэма Мура с его переводом, увы, еще не законченным.
Второй том напечатан, кроме моего предисловия, корректуру которого я ожидаю со дня на день. Все, что до сих пор было послано Даниельсону, прибыло, и 7 листов переведено.
Что касается третьего тома, то я продиктовал более половины, но два отдела доставят мне немало забот. Отдел о банковском капитале и кредите в таком беспорядке, что может напугать и человека посильнее меня, но тут уж ничего не поделаешь. Сейчас я занимаюсь земельной рентой. Это блестящая вещь. Но над ней мне еще придется поработать; так как рукопись относится к 1865 г., нужно будет изучить выписки Маркса за 1870- 78 гг., касающиеся как банков, так и земельной собственности в Америке и России. А выписок этих немало. Таким образом, третий том придется ждать еще по крайней мере год.
Небольшое волнение в наших рядах в Германии, вероятно, на некоторое время уляжется. Так как рейхстаг распущен на каникулы, господа из «социалистической фракции» разъехались. Моральная победа осталась за «So..aldemokrat», против «фракции». Но дело на этом не кончилось и может начаться снова. Если бы не закон против социалистов, я был бы за открытый раскол. Но пока закон остается в силе, он лишает нас всякого оружия и дает мелкобуржуазному направлению в партии все преимущества. Поэтому не нам провоцировать раскол. Вся эта история была неизбежна и должна была произойти рано или поздно. Но она наступила бы либо позже, либо в более благоприятных для нас условиях, если бы не невероятные глупости со стороны Либкнехта, который не только лавировал между двумя направлениями и всегда покровительствовал мелким буржуа, но и был не раз готов пожертвовать пролетарским характером партии ради какого-то подобия единства, в которое никто не верит. Но-видимому, сейчас его собственным протеже, представителям мелкобуржуазного крыла, надоела его двойная игра. Либкнехт всегда верит истинности своих слов в тот момент, когда произносит их, но всякий раз, когда говорит с кем-либо другим, он верит в иное.
То он - воплощенная революция, то - сама осторожность. Это не помешает ему быть с нами в решающий день и сказать нам: я вам всегда это говорил! Все это между нами. Поцелуйте Лауру.
Преданный Вам Ф. Э.
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО [Черновик] [Лондон, 19 мая 1885 г.]
Уважаемый гражданин!
Я послал Вам заказным перевод вместе с моими замечаниями. Очень жалею, что, не владея достаточно итальянским языком, я не мог лучше сформулировать их; надеюсь все же, что они понятны. Удивляюсь тому, что Вы, никогда не живя в Германии и не изучая язык в самой стране, все же так хорошо сумели передать мои мысли. Я нашел лишь несколько сокращенных и идиоматических выражений и поговорок, где имеются ошибки; притом эти выражения не может как следует понять тот, кто не знает обыденной речи, вплоть до диалектов страны, - это вещи, которых нет ни в грамматиках, ни в словарях. В ряде случаев, когда Вы хорошо поняли смысл, я полагаю, Вы можете действовать несколько более свободно и смело.
Боюсь, что примечание, касающееся «марки», недостаточно ясно. Полагаю, что следует напечатать только это примечание. Остальное лишь для Вашего сведения. Если это примечание вызовет у Вас какие-либо сомнения, то, пожалуйста, сообщите мне об этом, и я попытаюсь его переделать.
Извините, пожалуйста, что просмотр продолжался так долго. Но днем я занят тем, что диктую рукописи Маркса, а вечером не всегда свободен: одновременно мне прислали на просмотр один перевод на датский язык, не говоря уж об английском переводе «Капитала».
Еще раз благодарю Вас за значительную работу, которую Вам пришлось проделать из-за меня.
Остаюсь преданный Вам
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 29 мая 1885 г.
Дорогая Лаура!
Итак, хоть одно дело улажено - бедняга Поль находится в своей кухне в Сент-Пелажи.
Надеюсь, это не продлится четыре месяца, да еще самые лучшие в году! Так или иначе, для него утешение уже то, что ему не приходится быть более распятым между браконьером, с одной стороны, и взломщиком (да еще вонючим) - с другой! Пусть он считает с трудом завоеванной победой и то, что он оказался вновь в своей старой кухне в обществе разглагольствующего анархиста. Будем надеяться, что Ревийон и еще некоторые депутаты зададут жару либеральному министерству и добьются его освобождения.
Гарни вчера уехал в Маклсфилд и прибыл туда благополучно. Ему гораздо лучше, причем существенно, но боли, конечно, не проходят сразу, а он, как только его самочувствие немного улучшается, начинает трястись в кебах; этим он и занимался в течение двух дней до отъезда, потом сама поездка, и, конечно, вернулся он в худшем состоянии. Боюсь, что он никогда не оправится полностью, отчасти потому, что болезнь слишком застарелая, отчасти из-за своей непоследовательности и из-за того, что слушает каждого, кто предлагает какое-нибудь лечебное средство. Это было трудное время для бедной Ним, и я рад за нее, что оно кончилось. Сэму Муру пришлось поселиться в семье Пумпс; думаю, что на сей раз он был до известной степени доволен этим, ибо стремился побывать на выставках, в картинных галереях, в Королевской академии и т. п., так что он и Пумпс хорошо проводят время. Сегодня они пошли смотреть крикетный матч у «Лордов».
Сегодня утром я получил последний лист корректуры моего предисловия ко второму тому; ты видишь, таким образом, что сообщение о его выходе в свет - еще одна утка. Можешь быть уверена, что, как только он появится и мы получим экземпляры, тебе будет выслан один из них в тот же день. 3-е издание «Восемнадцатого брюмера» - в печати, отпечатано два листа.
Итальянский перевод «Происхождения» тоже в печати. Но ты сразу увидишь, что едва ли возможно переводить с него на французский. Если Поль воспользуется им лишь для того, чтобы облегчить себе понимание оригинала, это его дело; в противном случае это дало бы ему только возможность создать весьма слабую копию и плохую переделку, а я вовсе не хочу показаться перед французами в таком виде. Переводчик сделал все, что мог, и некоторые места действительно хороши. Но от человека, который самостоятельно изучал немецкий язык в Беневенто, нельзя ожидать, что он переведет идиоматические немецкие выражения соответствующими идиоматическими итальянскими. А я не смог исправить этот недостаток, так как мой идиоматический итальянский язык - это не итальянский, а лишь миланский, да и тот я почти забыл.
Надеюсь, что в Париже больше не произойдет стычек из-за красных флагов и т. д. - полиции нужно несколько баррикад, и если она получит их, то будет форменная резня - у народа нет и тени надежды на победу. Даже если бы правительство проявило колебание, то реакционное военное командование постарается подготовиться к действию и действовать.
Единственное утешение для Поля - что он в сущности будет «вне Парижа» в день похорон французского великого старца (Гюго).
Пока я читал корректуру, писал Гарни, собирал посылку для него, ответил кондитеру из Кольмара, который просил моего совета относительно возможности найти работу в Лондоне (ответ: конечно, нет), и занимался всякими другими делами, наступило 5 ч. 20 м., и я должен закончить, если хочу отправить все с этой почтой. Итак, в надежде, что Поль не будет слишком несчастен и не пробудет долго там, где он находится, и что ты, несмотря на все, сохранишь свое ненормальное для Парижа состояние здоровья, я кончаю.
Привет от Ним.
Любящий тебя Ф. Энгельс
НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Лондон, 3 июня 1885 г.
Милостивый государь!
Получил Ваше письмо от 24 апреля / 6 мая и надеюсь, что Вы получили листы 21-26, посланные Вам 13 мая. Сегодня отправил Вам окончание - листы 27-33. Через несколько дней, надеюсь, смогу послать Вам предисловие и пр. Из этого предисловия Вы увидите, что рукопись III тома была написана еще в 1864-1866 гг., то есть еще до того, как автор благодаря Вашей любезности так основательно познакомился с аграрными отношениями вашей страны; в настоящее время я работаю над главой о земельной ренте и до сих пор не встретил никакого упоминания о русских условиях. Как только вся рукопись будет переписана удобочитаемым почерком, я должен буду обработать ее, сравнивая с другими материалами, оставленными автором; для главы о ренте имеются также весьма обширные выписки из различных статистических работ, полученных им от Вас, но я еще не могу сказать, содержатся ли в них какие-либо критические замечания, которые могут быть использованы в этом томе. Все, что там имеется, будет использовано с максимальной добросовестностью. Во всяком случае, только работой по переписыванию я буду занят до глубокой осени, а так как рукопись содержит почти 600 страниц ин-фолио, то ее, быть может, в свою очередь, придется разделить на два тома.
Анализ ренты теоретически настолько полон, что Вы безусловно найдете в нем много интересного применительно к особым условиям вашей страны. Однако в этой рукописи не рассматриваются докапиталистические формы земельной собственности; о них лишь упоминается кое-где в целях сравнения.
Преданный Вам П. В. Рошер
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 3 июня 1885 г.
Дорогой Зорге!
Я был очень огорчен, узнав, что ты не в состоянии писать; надеюсь, что все обошлось. Работы Грёнлунда и Эли, а также газеты получил, благодарю. Эли - благонамеренный филистер и по крайней мере более трудолюбив, чем его немецкие товарищи по несчастью и по глупости, это следует признать. Зато Грёнлунд ("Кооперативное государство") производит на меня впечатление изрядного спекулянта: его заигрывание с нашими работами, независимо от того, понимает он их или нет, явно делается с целью сбыть свои собственные утопические бредни в качестве подлинного, живого немецкого социализма. Все же это симптоматично.
Посылаю тебе «To-Day» и «Commonweal»: первый - начиная с марта, а второй - с самого начала. Администрация этого журнала не слишком аккуратна; если «So..alist» не будет регулярно получать журнал («Commonweal»), то мне очень хотелось бы иметь об этом справку, чтобы я мог представить им доказательство непорядков, которые там безусловно существуют, хотя секретарь постоянно это отрицает.
Фабиана лучше всего совершенно игнорировать, у него есть потребность заставить о себе говорить, а этого не следует поощрять. Его главное обвинение по моему адресу заключается в том, что я в «Анти-Дюринге» злонамеренно оклеветал v- 1, на что он уже жаловался в письме Марксу.
Относительно этих людишек из рейхстага у тебя было то же верное предчувствие, что и у меня: в вопросе о субсидиях пароходным компаниям обнаружилось, в какой колоссальной мере им присущи мещанские вожделения. Дело чуть не дошло до раскола, что сейчас, пока действует закон против социалистов, нежелательно. Но как только мы в Германии снова получим некоторую свободу действий, раскол, по всей вероятности, произойдет и будет тогда только полезен. Мелкобуржуазно-социалистическая фракция неизбежна в такой стране, как Германия, где для мещанства еще в большей мере, чем для исторического права, «не существует никакой даты». Такая фракция была бы даже полезной, если бы образовалась отдельно от пролетарской партии. Но в настоящее время это отделение, если бы оно было вызвано нами, только повредило бы. Если же они сами фактически отрекутся от программы, то тем лучше, и тогда можно будет повести с ними открытую борьбу.
Вы в Америке тоже страдаете от всевозможных подобного рода великих ученых, какими обладают мещанские социалисты Германии в лице Гейзера, Фроме, Блоса и т. д. Исторические экскурсы Штибелингов, Дуэ и т. п. в «So..alist» на тему о переселении народов очень меня позабавили, ведь эти господа изучили все это куда лучше и основательнее, чем я.
Особенно важничает Дуэ. Так, в № 13 «Sozialist» он говорит, что во время германских завоеваний в Италии и т. п. король получал 1/3 земли, остальное - солдаты и офицеры, причем 2/3 этой доли опять-таки отходило к прежним рабам и т. д. «Так сказано у Иорнанда и Кассиодора». Я буквально обомлел, прочтя все это. «То же самое сообщается и о вестготах. И во Франции все происходило точно так же». Но все это с начала до конца выдумано, и ни у Иорнанда, ни у Кассиодора, ни у какого-либо другого писателя того времени об этом не говорится ни слова. Это колоссальное невежество и вместе с тем наглость - упрекать меня в такой несусветной чепухе и утверждать при этом, что «моя неправота может быть доказана». Источники, которые мне почти все известны, говорят как раз обратное. На сей раз я промолчал, потому что это произошло в Америке, где едва ли чего-нибудь можно добиться в таком споре, но в будущем г-ну Дуэ следует быть осторожнее, ведь и у меня может когда-нибудь лопнуть терпение.
Второй том «Капитала» скоро уже выйдет, я жду только последнюю половину чистого листа предисловия, в котором Родбертусу опять достанется по заслугам. Работа над III книгой быстро подвигается вперед, но до конца еще далеко, да это и не беда, сначала должен быть переварен второй том. Этот том вызовет большое разочарование, потому что он в значительной степени является чисто научным и содержит мало агитационного материала. Зато третий подействует снова как удар грома, так как в нем все капиталистическое производство впервые рассматривается в общей связи и полностью опровергается вся официальная буржуазная политическая экономия. Но он потребует еще немало труда. После Нового года я продиктовал начисто уже больше половины и думаю в течение приблизительно четырех месяцев закончить эту первую стадию работы. Затем начнется собственно редакционная работа, и она будет нелегкой, так как важнейшие главы написаны довольно беспорядочно - что касается формы изложения. Впрочем, все это будет сделано, нужно только время. Ты понимаешь, что я вынужден отложить все остальное, пока не доведу дело до конца; от этого страдает даже моя корреспонденция, а о писании статей не может быть и речи. Сделай одолжение, последи за тем, чтобы ничего из того, что я говорил о III томе, не попало в «So..alist». Это может вызвать неприятности в Цюрихе, да и вообще. Все необходимое для читателей я скажу в предисловии ко II тому.
Тусси живется недурно. Оба они прекрасно ладят друг с другом, но, к сожалению, не всегда здоровы. Лафаргу приходится сейчас опять отсиживать 4 месяца за старый денежный штраф и издержки. 24 мая парижская полиция хотела спровоцировать бунт, но это не удалось, и министры перепугались. Таким образом, афера с Виктором Гюго окончилась ничем, и это хорошо. Так как национальной гвардии не существует, то достать оружие невозможно, и всякий путч обречен на поражение. Тактику следует менять сообразно обстоятельствам.
Кланяйся Дицгену и Адольфу.
Твой Ф. Э.
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО Лондон, 13 июня 1885 г.
Милостивый государь!
Не будете ли Вы так любезны прислать мне шесть экземпляров Вашего перевода - этого будет достаточно.
Надеюсь, что Вы получили мое письмо, отправленное дней через десять после перевода***.
Преданный Вам Ф. Энгельс
Посылаю Вам также один экземпляр «Манифеста Коммунистической партии 1847 г.» (Маркса и Энгельса). Как ни стар этот «Манифест», его, по-моему, всегда стоит прочитать.
ИОГАННУ ФИЛИППУ БЕККЕРУ В ЖЕНЕВУ Лондон, 15 июня 1885 г.
Дорогой старый дружище!
Твое письмо меня очень обрадовало; в самом деле, чертовски скверно, что мы живем так далеко друг от друга. Но придет же время, когда наш брат сможет свободно разъезжать, не стесненный неотложной работой и придирками континентальной полиции. Тогда я соберу свои пожитки и навещу тебя.
А пока на свете все помаленьку идет вперед, и, вероятно, скоро пойдет чуть-чуть побыстрее. Старик Вильгельм уже давно бы окочурился, но сверху ему сообщили, что строевая выправка ангелов еще оставляет желать лучшего, а именно - они все еще не научились при церемониальном марше выбрасывать ноги согласно уставу, и поэтому его еще не могут принять с подобающими почестями. Вот он и послал теперь Фридриха-Карла для инспектирования. А тот, надо надеяться, сможет представить рапорт о том, что фельдмаршалу Михаилу-архангелу удалось довести небесное воинство до вожделенного прусского совершенства, и тогда старик Вильгельм поспешит, вероятно, лично принять небесный вахтпарад.
Ты совершенно прав - во Франции радикализм изнашивается с необычайной быстротой.
Осталось, собственно, пустить в оборот еще только одного - Клемансо. Когда очередь дойдет до него, ему придется расстаться с целым ворохом иллюзий, и прежде всего с той, что в настоящее время можно управлять буржуазной республикой во Франции, не воруя и не допуская воровства. Возможно, что он пойдет тогда дальше. Но необходимости в этом нет. Необходимо лишь, чтобы этот последний якорь спасения буржуазии показал, на что он способен, то есть что он при своей теперешней позиции не способен ни на что.
Здесь, в Англии, дело идет совсем хорошо, хотя и не в обычной у нас форме. Начиная с 1848 г. английский парламент безусловно был наиболее революционным представительным учреждением в мире, а после ближайших выборов начнется новая эпоха, даже если это и не скажется так быстро. В парламент во все возрастающем числе будут входить рабочие, причем один хуже другого. Но здесь это необходимо. Все те прохвосты, которые во время Интернационала выступали здесь как благонамеренные буржуазные радикалы, должны показать в парламенте свое настоящее лицо. Тогда массы и здесь станут социалистическими.
Промышленное перепроизводство довершит остальное.
Склока в германской партии меня не удивила. В такой мещанской стране, как Германия, партия должна иметь также и мещанское «образованное» правое крыло, которое она отбросит в решающий момент. Мещанский социализм в Германии ведет свое начало с 1844 г. и был подвергнут критике уже в «Коммунистическом манифесте». Он так же бессмертен, как и сам немецкий мещанин. Пока существует закон против социалистов, я против того, чтобы мы были инициаторами раскола, ибо оружие у нас неравное. Если же эти господа сами вызовут раскол, пытаясь подавить пролетарский характер партии и заменить его невежественной эстетически-сентиментальной худосочной филантропией, то мы должны будем пойти на это.
Я все еще продолжаю диктовать третий том «Капитала». Это - великолепное произведение, затмевающее в научном отношении даже первый том. Как только он будет переписан почерком, понятным и для других, я найду время привести в порядок бумаги. Тогда я разыщу и твои вещи. Но до тех пор - примерно до осени - я не могу браться ни за что другое.
Второй том уже напечатан. Недели через две я сумею послать тебе экземпляр.
Дочери Маркса в общем здоровы, муж г-жи Лафарг снова на четыре месяца в тюрьме (где он отсиживает вместо денежного штрафа), а г-жа Эвелинг усердно занимается здесь пропагандой, но успех в массах может сказаться лишь позже.
Я снова перевел тебе по почте пять фунтов, о чем ты, вероятно, получил уже извещение.
Надеюсь, что деньги придутся кстати. Ну, береги свое здоровье, чтобы испытать еще коекакое удовольствие, что во всяком случае не за горами. Я в общем здоров, но врачи говорят, что я вряд ли снова сумею сесть на коня, - итак, к военной службе не годен, черт возьми!
Всегда твой старый Ф. Энгельс
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 16 июня 1885 г.
Дорогой Эде!
На прошлой неделе я отослал тебе обратно заказным обе брошюры Родбертуса из архива, ты их, надеюсь, получил. Вчера К. Каутский получил полный комплект «Frankfurter Zeitung» со всякими «заявлениями». Очень забавно. Готов биться об заклад, что вся эта шумиха снова заглохнет и что большинство фракции успокоится, вынеся решение о том, что обеими сторонами были допущены ошибки. Все это пока еще только зарницы, но и это симптоматично.
Сегодня Фридрих-Карл инспектирует небесное воинство и распекает его за плохой церемониальный марш.
Твой Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 16 июня 1885 г.
Дорогая Лаура!
Вот и у тебя те же неприятности, что у меня! Гости, сами по себе в общем приятные, но чертовски мешающие, когда у тебя больше работы, чем у них. В течение всей последней недели я каждый вечер собираюсь написать тебе, но мешают либо гости, либо неотложные деловые письма. И даже сейчас, в половине второго ночи, мне приходится урвать несколько минут, чтобы написать тебе несколько строк, которые рядом с твоими милыми и веселыми письмами будут выглядеть довольно жалко! Но ничего не поделаешь, и тебе придется удовлетвориться моей беспорядочной писаниной.
Думаю, что подробности относительно умершего, который интересует Лаврова, могут быть выяснены без особого труда. Но что я должен сделать по этому вопросу? Перси выяснит это не хуже кого-нибудь другого, но ему, конечно, надо уплатить согласно обычной лондонской таксе.
Тусси не была здесь в прошлое воскресенье, они поехали куда-то по реке с каким-то парнем, у которого есть лодка и палатка, а им обоим хотелось как можно больше подышать свежим воздухом. Британский музей - весьма приятное место, но только не для того, чтобы жить напротив него. Так что я не увижу их до следующего воскресенья.
Каутский получил и перевел статью Поля о сердце сердца мира, которое перестало биться (я имею в виду сердце № 1).
Очень рад, что немцы посылают некоторую сумму на французские выборы. Правда, мне жаль, что это сделали гамбуржцы, ибо это предназначается для подкупа Либкнехта, чтобы вынудить его принять их сторону (мелкобуржуазную сторону) в нынешней буре... в стакане воды, которая происходит сейчас среди немецких парламентариев. Думаю, что эта буря пройдет, во всяком случае на этот раз, но она симптоматична. Если бы закон против социалистов был отменен и мы получили бы свободу действий и если бы третья книга «Капитала» была закончена, я бы ничуть не возражал, чтобы сразу покончить с этой историей. Теперь же я за выжидательную политику. Но когда-нибудь раскол наступит, и тогда господа мелкие буржуа получат по заслугам. Между прочим, я узнал также из нью-йоркского «So..alist», что там тоже собраны деньги для французских выборов.
Бедный Поль! Боюсь, что ему придется провести лучшее время года in quod. Раз уж он в тюрьме, то не думаю, что его может вызволить что-либо, кроме помилования старым Греви. Во всяком случае, около месяца уже позади, а его приспособляемость поможет ему перенести оставшийся срок.
Из Петербурга я получил сообщение, что все корректурные листы прибыли и 18 листов из 33 уже переведены. Эта работа сделана, пожалуй, слишком быстро, чтобы быть хорошей.
Ты не можешь себе представить, как уютно себя чувствует Джон Буль при министерском кризисе. Ни малейшего волнения. Вечерние газеты, специальные выпуски и т. п. вообще не находят сбыта. Великий старик, как они называют Глад-стона, уходит с политической авансцены совершенно незаметно. Неблагодарность этого мира поразительна. Дело в том, что виги и радикалы как раз накануне новых выборов с участием революционизированных избирателей выяснили, что не могут больше действовать совместно. Таким образом, есть надежда, что после осенних выборов тори и виги объединятся. И тогда вся земельная собственность будет на одной стороне, весь промышленный капитал - на противоположной, а рабочий класс будет вынужден стать лицом к лицу с ними обоими - основа революционной ситуации.
На небесах сегодня происходит великий смотр. Фридрих-Карл инспектирует воинство господа бога. Боюсь, что он обнаружит большие недостатки в церемониальном марше и сообщит старому Вильгельму, что они еще не подготовлены для парада перед ним. Если бы можно было послать архангела Михаила на несколько лет для несения службы в прусской гвардии!
Ним жалуется на ревматизм и пригрозила бросить пиво, но я сказал ей, что это чепуха, и думаю, что она поверит мне. Пумпс и ее дети вполне здоровы. Перси, как обычно, ссорится со своими родителями. Прилагаю чек на 10 фунтов стерлингов.
И на этом (sur ce) остаюсь твой старый любящий Ф. Энгельс
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ЦЮРИХ Лондон, 16 июня 1885 г.
Уважаемый г-н Шлютер!
1) Оба процесса 1849 г. в суде присяжных - процесс «Neue Rheinische Zeitung» и процесс Комитета демократов - были тогда опубликованы вместе по газетному отчету, под заглавием «Два политических процесса». Если Вы захотите переиздать один из них или оба, это будет очень полезно, и я напишу Вам для этого предисловие.
2) «Процесс коммунистов» тоже было бы полезно перепечатать. С одной стороны, он еще раз доказал бы старым лассальянцам, что и до великого Фердинанда в Германии кое-что уже делалось, а кроме того, тогдашние действия пруссаков послужили образцом для того, что происходит сейчас при законе против социалистов. Для этого я тоже готов предоставить Вам предисловие, коль скоро дело действительно дойдет до печатания; к сожалению, время не позволяет мне писать заранее про запас. Кроме того, у меня нет экземпляра лейпцигского издания с дополнительными замечаниями Маркса. Для тогдашнего способа ведения дел в этом издательстве характерно, что ни Маркс, ни я так и не получили ни одного экземпляра этого издания!
Есть ли у вас в архиве: Вермут и Штибер. «Коммунистические заговоры девятнадцатого столетия» (Берлин, Хайн, 1853 г., 2 части), так называемая «Черная книга»? Там приведены два обращения Центрального комитета к Союзу, которые можно было бы напечатать в начале.
3) Если я правильно Вас понял, Вы хотели собрать вместе статьи из «Neue Rheinische Zeitung» об июньских боях в Париже 1848 года. Это было бы очень хорошо. Для установления внутренней связи я мог бы сделать в соответствующих местах кое-какие дополнительные замечания и подобрать необходимые места из статей Маркса в «Revue der Neuen Rheinischen Zeitung». Эти статьи имеют значение как единственное современное произведение о первой битве парижского пролетариата. написанное в защиту июньских борцов, а о самом этом событии следует напомин
23:42 17.07.2015
Но такая работа займет не меньше недели, и я смогу взяться за нее только осенью.
4) За этим могли бы последовать и другие статьи из «Neue Rheinische Zeitung», но сейчас у меня совершенно нет времени их отобрать; если же Вы хотите предложить мне что-либо сами, то это можно было бы обдумать. Это относится и к другим небольшим работам того времени, принадлежащим Марксу и мне. Как только рукопись III тома «Капитала» в необработанном виде будет переписана разборчивым почерком, то есть осенью, я должен буду привести в порядок бумаги. Лишь тогда я опять смогу составить себе представление о том, что там вообще имеется, и выбрать наиболее подходящее. Но до этого я и сам в значительной степени действую наугад. Пока III книга «Капитала» не продиктована до конца, день у меня занят от 10 до 5, а по вечерам, не говоря уже о приеме гостей, мне приходится не только отвечать на многочисленные письма, количество которых все возрастает, но и просматривать продиктованное и редактировать французские, итальянские, датские и английские переводы наших произведений (в том числе и английский перевод «Капитала»), и я, право, не знаю, где найти время еще для других работ. Поэтому Вы должны иметь в виду, что я могу браться только за самое неотложное.
Кроме упомянутого издания «Процесса коммунистов», прошу прислать мне: 3 экземпляра брошюры Маркса «Наемный труд и капитал».
6 экземпляров цюрихского издания «Коммунистического манифеста», которые прошу записать на мой счет. Я хотел бы также получить выписку из моего счета, чтобы знать, в каком он состоянии. Некоторое количество фотографий Маркса обоих форматов здесь еще имеется.
Прилагаемое письмо прошу передать Эде.
С дружеским приветом Ваш Ф. Энгельс
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ПЛАУЭН-ДРЕЗДЕН Лондон, 22-24 июня 1885 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Бебель!
На твое письмо от 19-го, полученное сегодня утром, отвечаю немедленно, чтобы ответ застал тебя еще до отъезда в длительное путешествие.
В общем, я в курсе последних событий, по крайней мере в отношении публичных выступлений, и, таким образом, читал всякие назойливые рассуждения Гейзера и Фроме, а также твои краткие и убедительные ответы.
Всем этим мусором мы обязаны Либкнехту с его пристрастием к образованным всезнайкам и к людям, занимающим известное положение в буржуазных кругах, так как этим можно кичиться перед филистером. Против литератора и купца, заигрывающих с социализмом, он устоять не может. Но именно в Германии это самые опасные люди, и мы с Марксом с 1845 г. непрерывно вели борьбу против них. Раз уж они допущены в партию, где они повсюду пролезают вперед, то их надо постоянно оттеснять, потому что их мелкобуржуазная точка зрения то и дело расходится со взглядами пролетарских масс или же они пытаются эти взгляды извратить. Тем не менее я убежден, что в действительно решающий момент Либкнехт окажется на нашей стороне и вдобавок будет утверждать, что он говорил это всегда, а мы ему мешали раньше пуститься в драку. Впрочем, хорошо, что он получил небольшое предостережение.
Раскол несомненно произойдет, но я продолжаю настаивать, что мы не должны его провоцировать в условиях закона против социалистов. Если же нам его навяжут, то ничего не поделаешь; следует заранее готовиться к этому, и, по-моему, мы должны во что бы то ни стало сохранить три позиции: 1) цюрихскую типографию и издательство, 2) редакцию «So..aldemokrat» и 3) редакцию «Neue Zeit». Это единственные позиции, которые мы теперь еще удерживаем в своих руках, и для общения с партией их достаточно даже при законе против социалистов. Все остальные позиции в прессе заняты господами мещанами, но они далеко не превосходят наших трех. Ты мог бы помешать осуществлению многих планов, направленных против нас, и должен, по-моему, сделать все, чтобы так или иначе обеспечить за нами эти три позиции. Как за это взяться, тебе виднее. Эде и Каутский на своих редакторских постах чувствуют себя, понятно, крайне неуверенно и нуждаются в ободрении. Что против обоих сильно интригуют, очевидно. Оба они - весьма порядочные и полезные люди. Эде в теоретических вопросах все очень легко схватывает, к тому же остроумен и находчив; ему не хватает лишь уверенности в себе, что в наше время поистине редкое явление и при всеобщей мании величия, свойственной даже ничтожнейшему ученому ослу, в известном смысле достоинство; Каутский обучился в университетах бездне всякой чепухи, но изо всех сил старается снова ее забыть; оба терпимы к откровенной критике, правильно поняли самое главное и заслуживают доверия. По сравнению с ужасающим литературным молодняком, который липнет к партии, эти двое - настоящие жемчужины.
Я вполне согласен с тем, что ты говоришь о наших парламентских представителях вообще и о невозможности создать - в мирные времена, подобные нынешним, - подлинно пролетарское представительство. По необходимости более или менее буржуазные депутаты - такое же неизбежное зло, как и навязанные партии профессиональные агитаторы из числа рабочих, которых буржуазия подвергла бойкоту, следовательно, безработных. Последнее явление было широко распространено уже в 1839-1848 гг. у чартистов, что я еще тогда имел возможность наблюдать. Если будет введено депутатское вознаграждение, то такие рабочие станут рядом с буржуазными и мелкобуржуазными по преимуществу, то есть «образованными» депутатами. Но все это будет преодолено. Мое доверие к нашему пролетариату настолько же безусловно, насколько безгранично мое недоверие ко всему выродившемуся немецкому мещанству. А когда наступят более оживленные времена, тогда и борьба обострится таким образом, что ее можно будет вести вовсю, тогда в огромном размахе борьбы исчезнет и досада на ту мелочность и филистерство, с которыми тебе приходится теперь воевать изо дня в день и которые мне тоже знакомы по старому опыту; тогда-то у нас будут и настоящие люди в парламенте. Правда, мне здесь легко рассуждать, тебе же приходится расхлебывать всю эту отвратительную кашу, а это поистине не шутка. Во всяком случае, я рад, что физически ты снова чувствуешь себя хорошо. Береги свои нервы для лучших времен, они нам еще пригодятся.
Третья книга «Капитала» в основном продиктована с рукописи и переписана разборчивым почерком. Через пять-шесть недель эта первая стадия работы будет в общем закончена. Затем предстоит очень трудная окончательная редакция, которая потребует большой работы.
Но книга великолепна, она произведет впечатление громового удара. Что касается II книги, то я со дня на день жду первых экземпляров. Один из них ты немедленно получишь.
Твой старый Ф. Э.
23 июня Сегодня уже поздно отправлять письмо заказным, поэтому оно уйдет завтра.
24 июня Получил берлинские газеты, благодарю.
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ Лондон, 1 июля 1885 г.
Дорогой г-н Шлютер!
Прилагаю предисловие к «Процессу». Остальное на очереди. Предисловие и примечания к «Процессу коммунистов» я, вероятно, смогу сделать только в начале сентября. Весь июль я буду занят по горло, а в августе должен немного отдохнуть на взморье.
После этого можно будет приступить и к «Июньскому восстанию».
Переизданию «Силезского миллиарда» я буду очень рад. К нему следовало бы приложить биографию Вольфа, написанную мной и помещенную в «Neue Welt» (кажется, около 1873 г.). Введение я тоже напишу.
Второй том «Капитала» я тоже еще жду. Вряд ли смогу что-либо сделать для Вас у Мейснера: я ведь не имею никакого права вмешиваться в это дело, а он человек боязливый.
Портретов Маркса обоих форматов можно получить еще несколько сот штук.
В общем, в Германии все идет хорошо, наши рабочие сумеют уж там все привести в порядок.
Преданный Вам Ф. Э.
Пришлите мне, пожалуйста, чистые листы «Дюринга», чтобы я мог составить список опечаток. В будущем прошу посылать мне всегда два корректурных оттиска, что практикуется повсюду и действительно необходимо.
Если Вы хотите озаглавить статьи - «Из «Neue Rheinische Zeitung»», выпуск 1, 2 и т. д., то я, конечно, не возражаю.
15:11 18.07.2015
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 4 июля 1885 г.
Дорогая Лаура!
Прилагаю чек на 15 ф. ст., как того желал Поль; он, надеюсь, не слишком страдает от жары, которая, наверное, довольно мучительна в Сент-Пелажи в это время.
Твое приключение с русскими живо напомнило мне те времена, когда нельзя было быть уверенным, что в половине первого ночи не появится вдруг Дюпон с одним или двумя citoyens (в слегка возбужденном состоянии) и не оставит их тут же ночевать.
Как ты, вероятно, уже видела, «Justice» сообщает, что Ривз (довольно безденежный человечек с Флит-стрит) собирается публиковать «выпусками» перевод изложения «Капитала», сделанного Девилем. Это - происки против нашего перевода. Если он выйдет, мне придется заявить, что изложение Девиля далеко не точно или, вернее, слишком точно во второй половине, ибо содержит все выводы и опускает большинство посылок и все определения.
Фортен из Бове послал мне начало своего перевода «Восемнадцатого брюмера». У меня еще не было времени посмотреть его.
Я почти закончил диктовать третий том - то, что может быть продиктовано. Потом, после моего возвращения со взморья (в конце августа), начнется сначала разборка писем и т. д. (а также книг), а затем настоящая работа над третьим томом.
Относительно второго тома новостей нет. Если на следующей неделе этот том не появится, я напишу. Эти издатели всегда находят какую-нибудь деловую отговорку по поводу того, почему та или иная вещь не выходит в свет своевременно.
Судебный процесс Мавра в Кёльне снова издается в Цюрихе.
Что касается русского перевода второго тома, то уже сделано 18 листов из 33.
Сейчас я должен отправиться в город по неотложным личным делам (деньги), так что на сегодня - все от всегда любящего тебя Ф. Энгельса
ГЕРТРУДЕ ГИЛЬОМ-ШАК В БЕЙТЕН [Черновик] [Лондон, около 5 июля 1885 г.]
Милостивая государыня!
В ответ на Ваш запрос могу только сказать, что я не вправе делать какие-нибудь сообщения, предназначенные в конечном счете для опубликования, о сотрудничестве моем и Маркса в работах политического характера, к которым мы привлекались конфиденциально.
Не могу также ни от имени Маркса, ни от своего собственного имени брать на себя какую-либо ответственность за всю французскую программу, при составлении которой мы по самому существу дела могли, самое большее, только давать советы. Доверительно могу Вам сообщить, что мотивировочная часть программы Рабочей партии руанского направления действительно принадлежит Марксу.
Если французы меньше настаивают на ограничении женского труда, чем немцы, то объясняется это тем, что фабричный труд женщин играет во Франции, особенно в Париже, лишь сравнительно второстепенную роль. Равной заработной платы для обоих полов за равный труд, до тех пор пока заработная плата вообще не будет отменена, требуют, насколько мне известно, все социалисты. То, что трудящаяся женщина вследствие своих особых физиологических функций нуждается в особой защите от капиталистической эксплуатации, кажется мне очевидным. Английские поборницы формального права женщин на то, чтобы капиталисты эксплуатировали их так же основательно, как и мужчин, большей частью сами прямо или косвенно заинтересованы в капиталистической эксплуатации трудящихся обоего пола.
Меня же, признаюсь, здоровье будущего поколения интересует больше, чем абсолютное формальное равноправие обоих полов в последние годы существования капиталистического способа производства. Действительное равноправие женщины и мужчины может, по моему убеждению, осуществиться лишь тогда, когда будет уничтожена эксплуатация капиталом и тех и других, а ведение домашнего хозяйства, которое является теперь частным занятием, превратится в отрасль общественного производства.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 23 июля 1885 г.
Дорогая Лаура!
Очень рад был узнать, что наш заключенный вскоре снова сможет дышать чистым воздухом свободы310 (без равенства и братства) и...
Конечно, Девиль не имеет никакого отношения к трюку Гайндмана и К°333 (ибо говорят, что «Джон Бродхаус», который фигурирует в качестве переводчика, не кто иной, как бессмертный Гайндман собственной персоной), и я надеюсь, что эта история скоро закончится.
Может быть, все это было попросту состряпано Гайндманом и Киганом Полом, чтобы подстрекнуть нас, так как Киган Пол давно не слыхал обо мне и считал, что я до сих пор не могу указать точный срок, когда мы будем готовы. Во всяком случае мы не можем пройти мимо этой якобы предполагаемой публикации. Конечно, лучше всего было бы, если бы это оказалось лишь холостым выстрелом. Иначе я обязан буду публично заявить, что вторая половина краткого изложения не передает подлинника правильно. Я говорил это Девилю еще до выхода его книги в свет, и все же она была напечатана в первоначальном виде, «так как издатель не хотел ждать». Этому можно было не придавать значения во Франции, где имеется в продаже французское издание. Но этого никак нельзя допустить здесь, поскольку английский перевод еще не вышел и изложение издается для конкуренции с ним.
Небольшая перебранка среди германских депутатов имела в общем превосходные результаты. Рабочие всюду так энергично выступили против этих нелепых претензий, что надутые господа в парламенте не решатся, вероятно, на повторение попытки установить свое господство. И наши люди действовали совершенно недвусмысленно, несмотря на все путы закона против социалистов. Тем временем бедняга Либкнехт носится из одного конца Германии в другой, проповедуя согласие и говоря всем и каждому, что никаких принципиальных разногласий нет, что все это личные раздоры, что обе стороны совершили ошибки и т. д., - настоящая курица, высидевшая утят. В течение последних двадцати лет он высиживал «образованных» социалистов и теперь упорно отказывается признать, что его цыплята - это утята, что социалисты - это мещане-филантропы.
Я очень доволен, что выборы по спискам, которые были изобретены для увековечения оппортунистического правительства, вероятно, вдребезги разобьют оппортунизм вообще.
Если Клемансо сдержит лишь половину своих обещаний, если он только приступит к уничтожению многочисленной французской бюрократии - это будет колоссальным прогрессом.
С другой стороны, даже если предположить, что он по-настоящему намерен быть искренним и сдержать свое слово, он встретит столько действительных препятствий и так скоро окажется в тупике, что парижским избирателям всегда будет казаться изменником. Полагать, что во Франции можно ввести англосаксонское и в особенности американское местное самоуправление, не нарушив весь буржуазный режим, - это заблуждение. Итак, очень скоро ему предстоит выбор: либо отказаться от своих реформ и остаться буржуа среди буржуа, либо двигаться дальше и революционизироваться. Думаю, что он останется буржуа, а тогда, возможно, наступит наше время.
Шорлеммер здесь; у него еще нет определенных планов относительно поездки на континент, но мысленно он устремляет свои взоры на Париж. Сейчас он ушел, но, возможно, вернется до того, как я кончу писать.
Нам здесь тоже предстоит мирная революция в ноябре. Новый контингент избирателей безусловно вынудит старые партии полностью изменить свои позиции. Виги уже провозгласили через свой великий рупор, «Edinburgh Review», что ныне неминуем «водораздел»: радикалов следует предоставить самим себе, а виги намерены присоединиться к тори, которые, как они теперь находят, в конце концов не столь уж плохи. Примут ли их тори и на каких условиях, остается неясным. Дело в том, что этот союз является предметом обсуждения в течение последних десяти лет, но терпит крушение всякий раз, когда встает вопрос о дележе добычи. И еще одно достижение: весьма вероятно, что в парламенте окажутся все прогнившие «представители рабочих». Это самое подходящее место, которого мы можем желать для них.
Пумпс приглашает нас в этом году на Джерси; если это осуществится и Поль будет на свободе, не присоединишься ли ты к нам, чтобы потом поехать в Лондон (пароходы идут от Сен-Мало), или ты хочешь дождаться в Париже Джоллимейера, который привезет тебя? Подумай над этим немного и извести меня. Мы не сможем уехать отсюда из-за дел Перси раньше 8 или 10 августа.
Привет от Ним и Джоллимейера.
Любящий тебя Ф. Энгельс
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ЦЮРИХ Лондон, 24 июля 1885 г.
Дорогой Бебель!
Надеюсь - как я предполагаю на основании твоих слов, - что это письмо застанет тебя 26-го в Цюрихе.
Ссора в партии, насколько я отсюда могу судить, принимает весьма желательный оборот.
Фроме по мере сил сажает своих приятелей в лужу, что нам может только доставить удовольствие, но, к счастью, существует спаситель Либкнехт; он известил здешнее Общество о том, что сейчас отправится во Франкфурт и все уладит, если же это не удастся, то Фроме придется вылететь вон. Во всей этой истории Либкнехт играет комическую роль наседки, которая высидела утят; он хотел вывести «образованных» социалистов, но - глядь! - из яиц вылупились одни только филистеры и мещане, и вот милейшая наседка хочет нас уверить, будто в фарватере буржуазии плывут все-таки цыплята, а не утята. Здесь ничего не поделаешь, приходится считаться с его иллюзиями; но в Оффенбахе он все-таки, если верить газетному сообщению, немного хватил через край. И результатом всего этого дела будет лишь сознание партией того, что внутри ее существуют два течения, из которых одно дает направление массам, а другое - большинству так называемых вождей, и что эти два течения должны все больше и больше расходиться. Тем самым будет подготовлен предстоящий раскол, и это очень хорошо. Но господа из правого крыла призадумаются, прежде чем издать новый указ.
У Каутского ты подметил именно его главную слабость, Его юношеская склонность к поспешным выводам еще более укрепилась благодаря отвратительному методу преподавания истории в университетах, особенно австрийских. Там систематически приучают студентов писать исторические работы на материале, о котором им заведомо известно, что он недостаточен, но который они должны рассматривать как достаточный, - следовательно, писать вещи, о неправильности которых они сами не могут не знать, но которые они должны считать верными. Все это Каутский, конечно, проделывал весьма лихо. А затем жизнь литератора - писать ради гонорара и писать много. Таким образом, у него не было ни малейшего представления о том, что значит действительно научная работа. Потом он несколько раз основательно обжегся - на своей истории с населением, а затем - на статьях о браке в первобытном обществе. Ему тогда от меня по-дружески как следует досталось; в этом отношении я его не щажу и беспощадно критикую с этой точки зрения все, что он пишет. Но при этом я, к счастью, могу его утешить тем, что и сам в годы юношеского самомнения поступал точно так же и лишь у Маркса научился тому, как нужно работать. Моя критика уже приносит ему значительную пользу.
Статьи в берлинской газете определенно написаны Мерин-том, по крайней мере, я не знаю в Берлине больше никого, кто бы мог писать так хорошо. Парень очень талантлив, и у него хорошая голова, но это расчетливый субъект и предатель по натуре; надеюсь, что об этом не позабудут, когда он снова вернется к нам, а он это несомненно сделает, как только времена переменятся.
Здесь были Вальтер с женой и принесли мне газеты по поводу ссоры в партии. В воскресенье они придут опять.
Второй том «Капитала» я тотчас же по получении послал тебе в Дрезден. Рукопись III тома я, насколько это было возможно, продиктовал до конца, и осенью, после того как немного отдохну и разделаюсь со всякого рода другими неотложными работами, приступлю к окончательной редакции. Но теперь я спокоен: рукопись переписана разборчивым почерком, на худой конец ее можно будет напечатать и так, если за это время моя песенка будет спета.
Пока эта работа не была завершена, я не имел ни минуты покоя. Впрочем, редакция трех весьма существенных отделов, то есть двух третей всей книги, - тоже адский труд. Но все будет сделано, и я заранее радуюсь тому шуму, который вызовет появление этой книги. Осенью нам предстоят две мирные революции: выборы во Франции и здесь.
Во Франции выборы по спискам, - изобретенные чистыми республиканцами и введенные гамбеттистами с целью навеки обеспечить себе господство, навязав избрание адвокатов и журналистов, особенно парижан, - выкинут, вероятно, вон множество гамбеттистов и почти наверное (если не сейчас, то скоро) приведут к власти Клемансо и радикалов. Это последняя возможная буржуазная партия из ныне существующих. Специфическое требование Клемансо - департаментское и коммунальное самоуправление, то есть децентрализация управления и устранение бюрократии. Одно лишь начало подобной реформы было бы для Франции большей революцией, чем все революции, происходившие после 1800 года. Но господство радикалов во Франции означает прежде всего эмансипацию пролетариата от старой революционной традиции, непосредственную борьбу между пролетариатом и буржуазией, а следовательно, установление наконец полной ясности в расположении борющихся сил.
Здесь новое избирательное право опрокинет все прежнее соотношение партий. Альянс между вигами и тори, то есть образование крупной консервативной партии, которая опиралась бы на всю земельную собственность, не разделенную, как до сих пор, на два лагеря, и охватывала бы все консервативные элементы буржуазии: банки, финансовую знать, торговлю, часть промышленников; с другой стороны, радикальная буржуазия, то есть основная масса крупных промышленников, мелкая буржуазия и пока еще плетущийся в хвосте, снова пробуждающийся к политической жизни пролетариат, - вот исходный пункт для революции, подобного которому в Англии не было с 1689 года.
И вдобавок старик Вильгельм дышит на ладан. Все идет великолепно. Вот посмотришь!
Твой Ф. Энгельс
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ [Лондон, 24 июля 1885 г.]
Дорогой Эде!
Бебель писал мне, что около 26-го этого месяца он будет в Цюрихе; прилагаемое письмо - для него. Если он не приедет, ты уж сам решишь, что с этим делать.
Привет от Шорлеммера.
Выборы, предстоящие осенью во Франции и Англии, - это начало конца; последнего я желаю и старому Вильгельму. Так как у русских дело, по-видимому, застопорилось, нам придется, вероятно, начинать самим. А если три великие западные страны придут в движение, этого тоже будет достаточно.
Твой Ф. Э.
НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Лондон, 8 августа 1885 г.
Милостивый государь!
Я обдумал Ваше предложение - написать специальное предисловие к русскому изданию, но не знаю, сумею ли я это сделать как следует.
Если Вы считаете, что Родбертуса лучше вообще не касаться, то я предложил бы Вам опустить всю вторую часть предисловия. Она далеко не достаточна для выяснения того, какое место занимает автор в истории экономической науки, но это оправдано теми особыми условиями, при которых она была написана, - я имею в виду нападки со стороны родбертусовской клики. Эта клика, чрезвычайно влиятельная в Германии, подняла изрядный шум, и о ней, без сомнения, вскоре услышат и в России. Что может быть легче и удобнее, чем покончить со всем этим вопросом, объявив, что наш автор просто списал у Родбертуса? Это наверняка станут повторять повсюду, где читают и обсуждают произведения нашего автора. Но во всех этих делах Вы лучший судья, и поэтому я передаю все это всецело на Ваше усмотрение, тем более что у меня нет ни малейшего представления о том, что ваша цензура может пропустить и что задержать.
Здесь распространились некоторые благоприятные слухи о судьбе нашего общего друга.
Не можете ли Вы сообщить мне что-нибудь новое?
Преданный Вам П. В. Рошер
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 8 августа 1885 г.
Дорогая Лаура!
К своему удивлению, я обнаружил, что во всех экземплярах, находящихся в моем распоряжении, при брошюровке книги выпущено оглавление. Я сразу же написал Мейснеру, попросив объяснения, и пошлю тебе экземпляр, как только получу.
Очень хорошо, что ты собираешься навестить матушку Вайян в Виллервиле, но это не основание, почему бы тебе не повидать нас. Мы собираемся уехать отсюда во вторник 11-го и вернемся самое позднее 11 сентября. Шорлеммер примерно тогда же выедет в Германию и вернется через Париж приблизительно в середине сентября; мы не видим никаких оснований, почему бы тебе тогда не приехать вместе с ним. Если Поль не может поехать в Бордо сейчас, то, возможно, сумеет сделать это тогда, и все будет в порядке.
Твое письмо напоминает мне, что издатель Девиля действительно может задержать перевод на один год после опубликования оригинала. По этот год миновал, так как прошло уже два года с тех пор, как я получил рукопись в Истборне, после чего книга вышла в свет почти немедленно. Человек, который намерен выпустить перевод, - Уильям Ривз, 185, Fleet street, но мы не можем ни достать экземпляр, ни узнать что-либо еще по этому поводу.
Тусси и Эдуард должны были вчера уехать в Дил, но я еще не получил от них записки с адресом. Они собираются пробыть там 10-14 дней. Каутские отправились в Истборн. Матушка Каутская - на редкость непосредственная женщина для немецкой писательницы. Я прочел один из ее романов "Стефан из Грилленхофа", он совсем неплох. Однако я посоветовал ей изучать Бальзака, и она взяла несколько томов, но достаточны ли ее знания французского языка для такого рода чтения?
Выборы по спискам, несомненно, направлены в первую очередь против наших людей, но это не имеет значения, пока наши люди немногочисленны. Если им удастся добиться приличных результатов в Париже и некоторых крупных провинциальных центрах, радикалы будут вынуждены в следующий раз выставить объединенный список с ними в некоторых местах, и тогда кое-кто сможет пройти; кроме того, к тому времени наши станут значительно сильнее, а многие существующие отдельно секты, поссибилисты12 и др., будут разбиты. Если ближайшие выборы приведут к власти Клемансо, я буду вполне удовлетворен. Это, насколько я понимаю, последний человек, которого буржуазия может выдвинуть. После него - потоп. И одновременно - выборы здесь с совершенно новым контингентом избирателей, что должно стать началом конца; а старый Вильгельм - на краю гроба (он вчера опять упал в Гаштейне, поднимаясь по лестнице) - в общем, поживем - увидим.
После здешних выборов, которые, надеюсь, приведут всех Поттеров, Кримеров и других предателей в парламент, основа для социалистического движения здесь станет шире и крепче. PI поэтому я рад видеть, что гайндмановское движение нигде не пустило глубоких корней и что простое, неуклюжее, удивительно неумелое, но искреннее движение Социалистической лиги медленно, но с несомненной уверенностью завоевывает позиции. «Justice» становится все более пустой, a «To-Day» умирает, если еще не умер.
До свидания - я должен написать еще кучу писем.
Привет от всех нас.
Любящий тебя Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЛОНДОН [Джерси], воскресенье [16 августа 1885 г.]
Дорогой Каутский!
После всяческих скитаний мы прибыли сюда позавчера утром и после некоторых хлопот устроились. За десять лет это местечко мало изменилось, и при хорошей погоде оно все так же прекрасно. Морское путешествие было превосходным, только под утро Ним, Пумпс и Лили проявили некоторую расточительность, то есть в сущности только две последние, а Ним прилегла, и ей стало лучше. В Гернси мы выгрузили с десяток телят и десятка два овец; на их страдания от морской болезни было жалко смотреть. Обнаружено пильзенское пиво, которое усердно употребляем, кроме того - превосходное красное вино по 10 пенсов бутылка. Пусть партия теперь делает все, что ей заблагорассудится, но если ты можешь сообщить что-либо интересное, буду очень рад. Адрес: 2, Royal Crescent, Jersey. Сердечный привет от всех тебе, твоей жене и матери.
Твой Ф. Э.
НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Джерси, 25 августа 1885 г.
31, Roseville street Милостивый государь!
Я получил Ваши письма от 6/18 и 9/21 августа, на которые отвечу после своего возвращения в Лондон. Пока прилагаю письмо для редактора «Северного вестника». Полагаю, что ответ у Вас есть. Если нет, прошу Вас написать по прежнему адресу в Лондон, а я, вернувшись туда недели через две, пошлю Вам другой экземпляр.
Искренне Ваш П. В. Рошер
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ Джерси, 26 августа 1885 г.
31, Roseville street Уважаемый г-н Шлютер!
Листы 16 и 17 прибыли в Лондон после того, как я уехал, а Каутские и Эвелинги тоже находились в отъезде, так что не было никого, кто мог бы хоть немного разобрать приходящие на мой адрес многочисленные печатные материалы и переслать их мне. Только в понедельник г-жа Эвелинг зашла ко мне домой и тогда отправила мне листы. Вчера, в среду, я отослал их Вам обратно в исправленном виде. Там вставлено много слов, которые отсутствуют в оригинале и совершенно искажают смысл. А главное, в 17 листе страницы совершенно перепутаны: 257, 262, 263, 258, 259, 264 и т. д., что особенно в этой важнейшей главе книги совершенно недопустимо. Вот почему я из предосторожности пишу Вам об этом.
Я пробуду здесь еще две недели. После субботы 3 сентября лучше опять направлять всю корреспонденцию в Лондон. - Мы здесь буквально задыхаемся от хорошей погоды, так как из-за отсутствия дождя на этом прекрасном островке большой недостаток в воде. О партии я здесь ровно ничего не знаю. Впрочем, после недавних бурь в парламентском стакане воды в этом нет большой беды. Сердечный привет Эде.
Ваш Ф. Э.
22:27 18.07.2015
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЛОНДОН [Джерси], 6 сентября 1885 г.
Дорогой Каутский!
В четверг мы выезжаем и таким образом надеемся увидеть вас в воскресенье, как обычно, у нас. «Volks-Zeitung» с .. получил, благодарю. Этот человек хочет быть пай-мальчиком в глазах своего папаши. Но у папаши есть дела поважнее. Не довольствуясь тем, что в 1870 г. он создал французскую республику, он еще должен теперь употребить все усилия для того, чтобы создать испанскую. Будем надеяться, что это ему удастся. Что за ослы эти великие люди!
Сердечный привет твоей жене и тебе от всех.
Твой Ф. Э.
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ Джерси, 9 сентября 1885 г.
Вчера получил здесь конец корректуры «Дюринга». Завтра уезжаю обратно и поэтому здесь уже ничего не смогу с ней сделать, тем более что 18 лист лежит еще в неисправленном виде в Лондоне. Пересылка сюда адресованных в Лондон материалов была в этом году налажена очень плохо, оттого и задержка. Моим первым делом будет окончание этих корректур, а также предисловие. Остальное на очереди и последует за этим. Биографию Вольфа из «Neue Welt» прошу немедленно прислать в Лондон. Я ее тоже тотчас же приготовлю.
Сердечный привет от Вашего Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЛОНДОН [Джерси], четверг [10 сентября 1885 г.]
Дорогой Каутский!
Из-за сильной бури, во время которой я не мог пойти на риск морского путешествия с детьми, мы все еще здесь и едва ли сможем выехать завтра. Из моих планов снова увидеть вас у себя в воскресенье ничего, таким образом, не выйдет.
Сердечный привет жене.
Твой Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 22 сентября 1885 г.
Дорогая Лаура!
Вчера, когда я собирался писать тебе, пришли люди, и пришлось пропустить почту. Поэтому только сегодня я могу послать тебе чек на 10 ф. ст. - все, что могу уделить, пока не получу еще денег, что, надеюсь, произойдет скоро. От Шорлеммера у меня нет известий, но думаю, что ты должна была что-либо получить, так как ждешь его, а если это так, я, естественно, заглядываю вперед и выражаю надежду, что он привезет тебя с собой на будущей неделе. Мы совершенно готовы принять тебя.
В то самое время, когда в прошлое воскресенье у вас в Париже была основательная свалка, у Тусси и Эвелинга была такая же история здесь, в Ист-Энде. Я пошлю тебе «Daily News», поместившую лучший отчет и передовую по этому вопросу. Они были здесь сегодня утром. По-моему, если им не удастся добиться того, чтобы за это дело взялись радикалы, которые, очевидно, энергично их поддерживают, то игра не стоит свеч. Социалисты безнадежно отстали, а радикалы - сила. Если бы дело повернулось так, что дюжина радикалов дала бы себя арестовать, то правительство уступило бы, хотя бы принимая во внимание выборы. Если же жертвой окажутся только социалисты, то они пойдут в тюрьму, и этот арест не даст никакого эффекта.
Мне нравится систематический и теоретически правильный метод, которым французы начали проводить выборы по спискам. Каждая партия составляет свой собственный полный список. В результате повсюду относительно более сильная партия проведет всех своих людей, остальные - никого. Но в то же время каждая партия подсчитывает свои возможности и узнает свою силу. А на следующих выборах получится нужный результат: наиболее близкие друг к другу партии объединятся в общий список в соответствии с их относительной силой, если это уже не сделано теперь, накануне выборов. Система выборов по спискам заставляет радикалов и социалистов иметь совместный список так же, как постепенно вынудит оппортунистов и монархистов объединиться в общем списке, во всяком случае в отдельных департаментах. Но для французского духа характерно, что это может явиться только результатом практического опыта. Именно этот идеологический, абсолютный характер и придает французской политической истории классическую форму, отличающую ее от запутанной политики других народов.
Я перегружен корректурами, редактированием, писанием предисловий и т. д. и т. д., так что еще не имел времени серьезно просмотреть твой перевод «Манифеста». Как только закончу самые срочные дела, надеюсь - в конце этой недели, я возьмусь за него, а затем мы сможем обсудить его здесь. Я рад, что ты, наконец, не будешь более зарывать свой талант в землю и начинаешь помогать нам, переводя некоторые важные вещи на французский язык, если уж наши урожденные французы явно неспособны понимать немецкий. Раз уж ты приступила к этому, то будешь продолжать в силу инерции и постепенно полюбишь этот однообразный труд.
Подошло время отправки почты, поэтому - до встречи здесь, когда, надеюсь, ты привезешь остальную часть перевода.
Ним шлет привет.
Любящий тебя Ф. Энгельс
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ Лондон, 23 сентября 1885 г.
Уважаемый г-н Шлютер!
I. Вы, вероятно, уже получили все корректурные листы «Дюринга». Они были отправлены отсюда 13-го и 14-го. Если чего-нибудь не хватает, то будьте любезны сообщить. Набрано было так, что без моей корректуры печатать абсолютно невозможно.
Из чистых листов последним сюда прибыл 14-й. Жду остальных, чтобы составить список опечаток. Прилагаю предварительный список, где исправлено много нелепостей, большая часть которых оставлена в тексте, вероятно, мной самим. Но я просмотрю еще раз все целиком.
Прилагаю, наконец, и предисловие, которое заставило меня основательно попотеть. Вопервых, приходилось часто прерывать работу. Кроме того, я давно не занимался естественными науками и должен был многое перечитать.
II. Если можно, пришлите мне, пожалуйста, корректуру (два экземпляра) брошюры «Маркс перед судом присяжных» (вместе с предисловием), а в крайнем случае хотя бы чистые листы для составления списка опечаток. В первом издании есть грубые ошибки, и к тому же господа наборщики частенько рассуждают больше, чем этого хотелось бы автору.
III. Предисловие и пр. к «Процессу коммунистов» будет выслано еще на этой неделе, если в работе не будет перерывов.
IV. Тотчас же после этого я приведу в порядок биографию Лупуса для «Силезского миллиарда», а также и все остальное, относящееся к этой книге. Это тоже будет сделано в ближайшие дни.
Прежде всего прошу прислать мне чистые листы, а также корректуру моих предисловий и пр., а затем каждую из этих книжек в 12 экземплярах.
Фотографию Маркса я также достану.
После этого, как только освобожусь от редактирования французских и английских переводов, примусь за переработку «Крестьянской войны».
Теперь, когда я снова здесь, корректуры будут отправляться быстро и аккуратно.
По поводу оформления II тома «Капитала» я мог бы во многом упрекнуть г-на Мейснера.
Шрифты предисловия и текста всюду перепутаны, и я, насколько это было возможно, привел их в порядок по большей части лишь в корректуре. Это непростительно. Кроме того, в 500 экземплярах совершенно выпало оглавление. Прилагаю один экземпляр для архива. .. неисправим, обращение его к папаше умилительно. Старик задаст ему трепку.
Сердечный привет.
Ваш Ф. Энгельс
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 8 октября 1885 г.
Дорогой Эде!
Посылаю тебе введение к «Разоблачениям о кёльнском процессе». Если ты хочешь раньше поместить его в виде фельетона в «So..aldemokrat», то я ничего не имею против. Тебе придется только договориться об этом со Шлютером, который, вероятно, с большим нетерпением ждет этой вещи. Скажи ему, что завтра он получит примечания и исправления к тексту Маркса, а также указание по поводу приложений, которые должны быть перепечатаны из Штибера.
К. Каутский пришлет тебе несколько номеров «Kolnische Zeitung», где помещено первое толковое сообщение о болгарских событиях. Корреспондент находится в Белграде и хорошо осведомлен; а так как Бисмарк пока не заинтересован в том, чтобы приказать замалчивать это дело, то сообщение можно считать правдивым. Итак, русские попались в собственную ловушку; они забыли, что Александр Баттенберг, как прусский гвардейский лейтенант, имеет все основания полагаться на своего «сотоварища» Вильгельма.
Ты слишком много беспокоишься по поводу «преемника» в «So..aldemokrat». Это-то и хорошо, что тебя там нельзя заменить; если эти господа попытаются посадить на твое место кого-нибудь из своих прихвостней, то они провалятся, ибо: 1) никто из людей этого сорта не согласится на добровольное изгнание и 2) партия очень скоро положила бы этому конец и не стала бы издавать такую газету. Если уйдешь ты, то погибнет и «So..aldemokrat», и очень хорошо, что эти два обстоятельства совпадают. Август тоже считает, что цюрихские учреждения должны во что бы то ни стало остаться в наших руках, да так оно, наверное, и будет, ибо для других они были бы только обузой. По-моему, тебе следует позаботиться только о том, чтобы типография и издательство остались за нами, тогда вопрос о «So..aldemokrat» уладится сам собой, - в худшем случае после ликвидации теперешней газеты начнет выходить новая. Но ты приписываешь этим господам слишком большую наступательную силу.
Оправдательный приговор в Хемнице великолепен. Это было, стало быть, чересчур даже для саксонских судей.
Французские выборы представляют собой большой шаг вперед. Как я и предсказывал, выборы по спискам нанесли оппортунистам тяжелый удар. Но нельзя было предвидеть, - по крайней мере, находясь вне Франции, - что это будет удар такой силы, что крупная, средняя и часть мелкой буржуазии бросятся в объятия монархистов, и притом в столь массовом масштабе. Оппортунисты играли в «директорию»; они создали такую коррупцию, которая далеко превзошла даже коррупцию времен Второй империи, но не обеспечили буржуа того спокойствия, которое гарантирует ему монархия. Возврат к монархизму, именуемому во Франции орлеанизмом, был тем естественнее, что весь левый центр (Рибо, «Journal des Debats » и т. д.) состоит только из орлеанистов, переодетых республиканцами, так что публика предпочитает настоящих орлеанистов, а там, где пет других возможностей, довольствуется бонапартистами и легитимистами. Второй тур выборов продемонстрирует, вероятно, крутой поворот, страх буржуа перед своими собственными избирательными успехами, а значит, принесет победу радикалам. Если же этого не произойдет, то вскоре разыграется драка.
Во всяком случае достигнуто следующее: промежуточные партии вытеснены, монархисты противостоят радикалам, немногие депутаты промежуточных партий вынуждены выбирать между присоединением к тем или к другим. Тем самым ситуация сделалась революционной.
В монархию как таковую во Франции никто серьезно не верит, хотя бы уже из-за огромного количества претендентов. Но орлеанистская попытка возможна, и тогда наступит развязка.
Во всяком случае вопрос стоит так: либо «республика в опасности», либо установление «радикальной» республики. По всей вероятности победит последнее. Но тогда радикалам придется не только выполнить свои собственные обещания и заменить централизованную администрацию Наполеона самоуправлением департаментов и общин, как это было в 1792- 1798 гг., но и опираться на социалистов. Более благоприятной ситуации мы не можем и желать. Франция остается верной своеобразному логико-диалектическому ходу своего развития; там противоречия никогда не замазываются надолго, а всегда разрешаются борьбой. И мы можем быть этим только довольны.
То, что у социалистов так мало голосов (о чем так сокрушается Лафарг), вполне естественно. Французский рабочий не бросает свой избирательный бюллетень на ветер. И так как во Франции еще существуют живые партии, а не только мертвые или умирающие, как в Германии, то было бы политически совершенно нецелесообразно голосовать за не имеющего никаких шансов социалиста, если из-за этого какой-нибудь радикал получит меньшинство, а оппортунист - большинство голосов. Выставление кандидатур для подсчета своих сил встречает во Франции большие трудности; то же будет местами и в Германии, как только там снова оживится политическая жизнь. Когда развитие событий во Франции позволит социалистам стать официальной оппозицией, то есть когда Клемансо окончательно придет к власти, мы моментально получим миллионы голосов. Но нельзя предписывать французам, чтобы они развивались на немецкий лад. А этим грешат многие даже из лучших людей в Германии.
Окончательное суждение можно будет высказать, конечно, только после второго тура выборов.
Твой Ф. Э.
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ Лондон, 9 октября 1885 г.
Дорогой г-н Шлютер!
Введение к «Кёльнскому процессу» я послал вчера Эде на случай, если он захочет сначала напечатать его в «So//aldemokrat», о чем тогда должен будет с Вами договориться. Сейчас посылаю только оглавление как план расположения материала книги, список опечаток и примечания к лейпцигскому изданию 1875 года. Я включил только оба обращения лондонского Центрального комитета от марта и июня, кёльнское же обращение от декабря 1850 г. в теоретическом отношении не дает ничего нового и входит в такие детали относительно раскола, которые в настоящее время могли бы иметь значение только для подробной истории тогдашнего движения.
Дело сильно затянулось, но я в этом не виноват. «Храбрость зависит от желудка», - сказал как-то маршал Даву своему квартирохозяину, тестю Маркса, когда тот поздравил его с хорошим аппетитом. «Ум зависит от желудка», - говорю я, после того как испытал, до какой степени глупости и неспособности может довести человека катар желудка. Пять часов корпеть над одной страницей, а потом в ярости швырнуть написанное в огонь, - ладно, теперь это позади и, надеюсь, не скоро повторится.
Завтра возьмусь за введение к «Силезскому миллиарду».
Зато с июньской битвой пока ничего не получается. Я убедился, что статьи из «Neue Rheinische Zeitung» нельзя перепечатывать, не сопровождая их действительной историей событий. Но это требует специальных занятий, на что я не могу пойти, пока не приведу в порядок груды имевшихся у Маркса брошюр, так как только тогда увижу, что именно мне еще нужно будет достать для этой цели. И только тогда я мог бы взяться за изучение вопроса. Так что это дело приходится пока отложить в долгий ящик.
Сердечный привет от Вашего Ф. Энгельса
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 13 октября 1885 г.
Дорогая Лаура!
Возвращаю тебе с этой почтой первый десяток полос «Манифеста»349. Я был вынужден прервать работу, во-первых, потому, что сейчас 5 часов, а во-вторых, потому, что имеется значительный пропуск, который я не могу заполнить. Надеюсь, что Поль немедленно пошлет мне то, что нужно, а я возвращу это по возможности в тот же день. Ибо теперь я вижу, что мне не потребуется много времени. Сказать по правде, перевод «Манифеста» всегда пугает меня - он напоминает мне об утомительных часах, тщетно проведенных над этим самым непереводимым из всех документов. Но ты попала в точку. Только в двух местах ты не уловила точного смысла; тебе, видимо, помешали. В остальном работа сделана превосходно, и брошюра впервые появится по-французски в таком виде, которым мы можем гордиться и который даст читателю представление об оригинале. По мере приближения к концу практика сделает твою работу еще более совершенной, и ты все больше будешь не столько переводить, сколько воспроизводить на другом языке. Поэтому считай мои замечания в тех случаях, когда дело не касается смысла, просто советами, ценность которых ты должна определить сама. Я так отвык говорить и писать по-французски, что буквально час болтовни с Джонни действует на меня, как дополнительный гонорар на немецкого адвоката, и действительно возрождает мою способность думать по-французски лучше, чем я когда-либо мог мечтать.
Я по-настоящему рад, что ты взялась за это дело; у меня никогда не было сомнений в том, что ты справишься, если только возьмешься за дело как следует, и я доволен, что читаю работу в законченном виде. Теперь мы надели на тебя упряжку и постараемся удержать тебя в ней. Это принесет огромную пользу движению во Франции, ибо можешь быть уверена, что еще некоторое время изучение немецкого языка не очень-то будет развиваться среди французов, и даже те, кто изучает его, делают это как школьники, вероятно, даже ни разу не поговорив с урожденным немцем. У меня достаточно хлопот с переводом бедного Фортена: немецкие слова для него просто скелеты без плоти и крови - как же он может передать их пофранцузски, особенно могучий немецкий язык Мавра!
Ну, желаю тебе здоровья и успехов, после «Манифеста» все, за что ты ни возьмешься, покажется тебе детской забавой!
Звонок к обеду - итак, до свидания.
Всегда твой Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЛОНДОНЕ [Лондон, 14 октября 1885 г.]
Последний акт называется: «Закон о фабриках и мастерских, 1878, 41-й год царствования королевы Виктории, глава 16»; его можно купить в магазине фирмы П. С. Кинг и сын. Canada Building, King street, Westminster. Он напечатан и прокомментирован в книге: Александр Редгрейв, королевский фабричный инспектор. «Закон о фабриках и мастерских 1878 г.», 2 изд., Лондон, Шоу и сыновья, Феттер-лейн и Крейн-корт, Типография и издательство законодательных актов. 1879. - 238 страниц форматом в 1/8 листа, цена 5 шиллингов. Сам акт стоит самое большее 1 шиллинг.
Твой Ф. Э.
ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ПАРИЖ [Лондон], 20 октября 1885 г.
Дорогой Лавров!
Мне очень жаль, что я не могу указать Вам источников по истории чартизма. Все мои бумаги, книги, газеты и пр., которые имели отношение к этой эпохе, пропали в буре 1848- 1849 годов. Основной источник, «Northern Star», найти невозможно даже на севере Англии (ее бывший главный редактор Гарни тщетно старается достать для себя комплект). То, что писали буржуа по этому вопросу, большей частью неверно; кроме того, я совершенно не занимался всей этой литературой. Это печально, потому что если Гарни не напишет мемуаров, история первой крупной рабочей партии будет утрачена навсегда.
Крайне сожалею.
Ваш Ф. Э.
ЗАЛО ФЕРБЕРУ В БРЕСЛАВЛЬ Лондон, 22 октября 1885 г.
Милостивый государь!
Я получил Ваше любезное письмо от 15-го, но с сильно поврежденной печатью. Прилагаю ее к вящей славе г-на Стефана.
Я также после 1848 г. неоднократно высказывал убеждение, что русский царизм является последним оплотом и крупной резервной армией европейской реакции. Но за последние 20 лет в России многое изменилось. Так называемое освобождение крестьян создало настоящую революционную ситуацию, поставив крестьян в такие условия, при которых они не могут ни жить, ни умереть. Быстрое развитие крупной промышленности и свойственных ей средств сообщения, банки и т. п. только обострили это положение. Россия находится накануне своего 1789 года. Нигилисты, с одной стороны, финансовая нужда - с другой, - таковы симптомы этого положения. Перед последним займом дело обстояло так, что русское правительство не могло раздобыть денег даже в Берлине, если заем не будет гарантирован представительным собранием. Даже Мендельсон поставил такое условие. Но тут, когда царизм находился в крайне затруднительном положении, вмешался Бисмарк и помог получить заем, правда, только в 15 миллионов ф. ст. - капля в море, но этого достаточно для того, чтобы отсрочить гибель на несколько лет. Таким путем Бисмарк закабалил Россию, которой без него и сейчас не получить денег, и, с другой стороны, отдалил тем самым русскую революцию, которая его совсем не устраивает. Это первый случай, когда Бисмарк совершил нечто такое, что не пошло бы косвенно и против его воли нам на пользу, и если он будет так продолжать, то станет для нас совершенно непригодным.
Следовательно, вопрос о том, получит ли Россия еще денег, зависит, в сущности, от Бисмарка, и если он разрешит, то немецкий денежный филистер с восторгом бросится в приготовленную для него ловушку. То, что он при этом потеряет свои деньги, для меня в высшей степени безразлично, - наоборот, это будет ему поделом; а так называемый немецкий национальный капитал тоже потеряет при этом немного, так как та его часть, которая нас интересует, состоит из металлургических заводов, фабрик и других орудий производства, которые невозможно передать русским. Так называемый денежный капитал, который будет выкачан для займов, - это преимущественно фиктивный капитал, кредитные бумаги, а это не имеет большого значения. Гораздо важнее было бы затруднить России получение кредита или совсем не допустить этого, но тут немецкий толстосум доверяет Бисмарку больше, чем нам. У меня теперь абсолютно нет времени, чтобы попытаться выяснить уровень реального обеспечения русского государственного кредита. Такая работа во всяком случае заслуживала бы внимания и была бы своевременной, но для нее необходимо изучение условий в России по русским источникам. Для характеристики собственно финансового положения достаточно установить размеры русского государственного долга и изучить биржевые бюллетени за последние годы, но для правильного понимания внутренних экономических условий этой страны необходимо основательное изучение. Одним из главных источников является изданное русским военным министерством исследование под заглавием: «Военно-статистический сборник», IV, Россия. Петербург, 1871. Затем: А. Скребицкий.
«Крестьянское дело в царствование императора Александра II». Бонн, 1862-1868, 4 тома, в целом около 5000 страниц. Далее: сборники статистических сведений по отдельным губерниям, особенно по Московской и Тверской, а также Янсон. «Сравнительная статистика России и западноевропейских государств». Петербург, 1880, несколько томов.
Русские бюджеты не стоят той бумаги, на которой они написаны. Сплошная ложь и вымысел еще в большей степени, чем прусские бюджеты до 1848 года.
Что касается оценки современных армий, реорганизованных по прусскому образцу, то дать ее совершенно невозможно. Несомненно одно: Австрия и еще гораздо более Россия ощущают недостаток в том многочисленном образованном классе, который только и может дать достаточное количество подготовленных офицеров, необходимых для столь многочисленных армий, а способ ведения войны русскими в Турции в 1878 г., по описанию их собственного генерала Куропаткина, находился на более низком уровне, чем у пруссаков в 1806 году.
При сем возвращаю письмо Либкнехта.
С глубоким уважением и преданностью Ф. Энгельс
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ПЛАУЭН-ДРЕЗДЕН Лондон, 28 октября 1885 г.
Дорогой Бебель!
Поражение Либкнехта в Саксонии огорчает меня из-за него лично, но вообще-то не может ему повредить. Популярность для него настолько важна, что он приносит ей в жертву больше, чем следует; поэтому ему полезно, наконец, понять, что все уступки правым ничего не дают, особенно при цензовых выборах, если они не приносят ему даже голосов мелких буржуа.
Очень порадовали меня твои сообщения о независимом настроении масс. Господа из правого крыла, разумеется, поверят этому лишь тогда, когда некоторые из них получат наглядный урок; их окружение состоит из ничтожных клик, и то, что они там слышат, считается у них гласом народа. Когда-нибудь у них откроются глаза.
Хроническая депрессия во всех решающих отраслях промышленности продолжает царить и в Англии, и во Франции, и в Америке, особенно в производстве железа и в обработке хлопка. Это - неслыханное положение, хотя оно и является неизбежным следствием капиталистической системы: перепроизводство достигло таких колоссальных размеров, что даже не может привести к кризису! Свободный, ищущий применения капитал произведен в таком большом избытке, что учетная ставка колеблется здесь фактически между 1 и 11/2% в год, а поместить деньги на краткие сроки при условии ежедневного погашения или востребования в любое время без предварительного уведомления (money at call) можно едва-едва из 1/2% годовых. Но именно то, что денежный капиталист предпочитает помещать свои деньги таким образом, а не вкладывать их в новые промышленные предприятия, показывает, насколько гнилой представляется ему вся экономика. Эта боязнь новых капиталовложений и спекуляции старого типа, обнаружившаяся уже во время кризиса 1867 г., и является основной причиной того, что дело не доходит до острого кризиса. По в конце концов он все же должен будет, вероятно, наступить, и тогда, надо надеяться, он положит конец старым профессиональным союзам в Англии. Они преспокойно сохраняют присущий им с самого начала цеховой характер, который с каждым днем становится все более невыносимым. Вы, вероятно, думаете, что в союзы механиков, плотников, каменщиков и т. д. может беспрепятственно вступить каждый рабочий данной профессии? Об этом не может быть и речи. Тот, кто пожелает вступить в союз, должен в течение ряда лет (чаще всего - семи) пробыть учеником рабочего - члена этого союза. Эта мера должна была ограничивать число рабочих, но оказалась совершенно бесполезной и привела только к тому, что мастер получал деньги, ничего при этом фактически не делая. Это было еще терпимо до 1848 года. Но с тех пор грандиозный подъем промышленности создал целый класс рабочих, - столь же или даже более многочисленный, чем категория «обученных», входящих в тред-юнионы, - рабочих, которые выполняют не меньшую или даже большую работу, но не могут стать членами союза. Эти люди прямо-таки воспитаны на цеховых правилах тред-юнионов. По, думаешь, тред-юнионам когда-либо приходило в голову отменить эту устаревшую нелепость? Ничуть не бывало. Я не припомню, чтобы мне приходилось читать о внесении подобного предложения на каком-либо конгрессе тред-юнионов. Эти дураки хотят реформировать общество по своему образцу, а не себя в соответствии с развитием общества. Они цепляются за свой традиционный предрассудок, который только вредит им самим, вместо того чтобы отбросить весь этот хлам, удвоить тем самым свою численность и свою мощь и фактически снова стать тем, чем они теперь с каждым днем все больше перестают быть, а именно - объединениями всех рабочих данной профессии против капиталистов. Это, думаю, разъяснит тебе многое в поведении здешних привилегированных рабочих.
Здесь, прежде всего, необходимо, чтобы в парламент вошло как можно больше официальных рабочих вождей. Тогда дело быстро пойдет на лад: они не замедлят разоблачить себя сами. Выборы в ноябре дадут в этом отношении много, десять- двенадцать из них наверняка получат мандаты, если только их либеральные друзья в последнюю минуту не подложат им свинью. Первые выборы по новой системе всегда являются своего рода лотереей и раскрывают лишь самую маленькую частицу той революции, вступлением к которой они являются. Но всеобщее избирательное право, - а здесь новое избирательное право, при отсутствии крестьянства и в условиях промышленного превосходства Англии, дает рабочим такую же силу, как германское всеобщее, - в настоящее время служит лучшим рычагом пролетарского движения, и здесь оно тоже станет таковым. Вот почему столь важно как можно скорее прикончить Социал-демократическую федерацию, лидеры которой сплошь политические карьеристы, авантюристы и писаки.
Глава их, Гайндман, по мере сил помогает этому. Он не может дождаться, «пока колокольчик двенадцать пробьет», как поется в народной песне, и в погоне за успехом компрометирует себя с каждым днем все больше. Это - жалкая карикатура на Лассаля.
О французах ты, по-моему, судишь не вполне справедливо. Масса в Париже «социалистична» в смысле того более или менее нейтрального, неопределенного социализма, который с течением времени постепенно дистиллировался из идей Прудона, Луи Блана, Пьера Леру и т. д. Единственный их опыт, связанный с коммунизмом, это опыт с утопией Кабе; он завершился созданием образцовой колонии на американском континенте, то есть бегством из Франции, грызней и полубанкротством в Америке. Все, что выходит за пределы этого, они получают из Германии, и нечего удивляться, что Франция - страна, где с 1789 по 1850 г. политические идеи не только каждый раз впервые получали острую формулировку, но и переводились на язык практики, - немного упрямится, не желая подписать свою отставку от руководящей роли в области революционной теории, особенно после славной Коммуны, да к тому же еще в пользу Германии, которую парижские рабочие в 1870 г. фактически победили, так как немецкая армия не осмелилась занять Париж (случай, кстати сказать, неслыханный во всей предшествующей военной истории). А вдобавок подумай: откуда было французским рабочим прийти к более правильным взглядам? Ведь даже французское издание «Капитала» для них книга за семью печатями, и не только для них, но и для образованных слоев. Единственное, что они знают, это мое «Развитие социализма», и оно на самом деле подействовало ошеломляюще. Ни один из вождей не знает немецкого языка. Я не считаю Вайяна, так как у него, как у бланкиста, совсем иная тактика, чем у нас. Г-жа Лафарг переводит теперь, наконец, «Манифест» на хороший французский язык. Теорией даже вожди владеют еще далеко не в совершенстве, и если бы ты знал Париж, то понял бы, как там легко жить и агитировать, но как трудно работать всерьез. Итак, откуда у французских рабочих могут быть правильные взгляды?
И еще одно - относительно выборов. У нас легко голосовать за социал-демократов, потому что мы - единственная действительно оппозиционная партия и потому что рейхстаг не имеет ведь никакого значения, так что в конце концов безразлично, голосовать ли вообще за кого-нибудь и за кого именно из тех, которые говорят о себе: «ведь мы все же собаки».
Разве только еще центр представляет собой партию с самостоятельной политикой. Но во Франции - другое дело. Там палата - решающая сила в стране, и потому там не бросают на ветер свой избирательный бюллетень. И к тому же надо помнить, что там гамбеттисты означают шаг вперед по сравнению с монархистами, а радикалы - по сравнению с гамбеттистами. Это подтверждается и на практике. В Германии с 1870 г. процветает юнкерская реакция и происходит попятное движение. Во Франции теперь лучшие в мире школы, настоящее обязательное обучение, и в то время как Бисмарк не может справиться с попами, там они совершенно вытеснены из школ. Наша германская армия, если не считать увеличения социал-демократических элементов, - еще более подлое орудие реакции, чем когда бы то ни было. Во Франции всеобщая воинская повинность чрезвычайно приблизила армию к народу, и именно армия в первую очередь делает невозможной монархию (сравни 1878 год). А если теперь к власти придут радикалы и будут вынуждены провести в жизнь свою программу, то это будет означать децентрализацию управления, самоуправление департаментов и общин, как в Америке и во Франции в 1792-1798 гг., отделение церкви от государства - каждый сам оплачивает своего попа. Ни в Германии, ни во Франции мы пока еще не в состоянии направлять историческое развитие. Но развитие из-за этого не стоит на месте. Только в Германской империи оно в данный момент идет назад, во Франции же непрерывно движется вперед. Но наш черед придет - таков медленный, но неуклонный ход истории, - только тогда, когда буржуазные и мелкобуржуазные партии на деле наглядно докажут свою неспособность руководить страной и зайдут в тупик. (Случись революция во Франции, наш черед в Германии мог бы наступить несколько раньше, но лишь в том случае, если бы нас подхватил европейский ураган.) Поэтому-то парижские рабочие в известном смысле следуют своему верному инстинкту, постоянно поддерживая самую радикальную из возможных партий. Как только радикалы окажутся у власти, тот же самый инстинкт толкнет рабочих в объятия коммунистов, так как радикалы связаны старой, путаносоциалистической (а не коммунистической) программой и должны поэтому провалиться. И вот тогда-то инстинкт и разум совпадут, самой радикальной из возможных партий станет пролетарская партия как таковая, и дело быстро двинется вперед. Но англичане и французы давно позабыли о своей дореволюционной девственности, тогда как мы, немцы, все еще тащим за собой это порой весьма обременительное украшение, так как мы ведь еще ни разу не совершили самостоятельной революции. То и другое имеет свои преимущества и недостатки, но было бы очень несправедливо подходить к различной позиции рабочих трех стран с одним и тем же односторонним масштабом.
Книгу Адлера, весьма поверхностную и основанную главным образом на Штибере, Каутский мне передал; я помогу ему подвергнуть ее критике.
Не приедешь ли ты еще как-нибудь сюда? Если дела приведут тебя на Рейн, то это было бы очень просто сделать.
Твой Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 7 ноября 1885 г.
Дорогая Лаура!
У меня нет возражений против того, чтобы написать краткое введение к «Манифесту». Но для этого я должен знать, какие места в старом предисловии могут показаться предосудительными для нежных ушей вашей парижской публики. Признаюсь, что не могу их обнаружить, если это не то место по поводу Коммуны, которое было вставлено самим Мавром и на котором он особенно настаивал. Хотя, по-моему, наши парижские друзья слишком поддаются обидчивости, которую следовало бы по возможности подавлять в себе, я готов во имя мира угодить им, как могу, не фальсифицируя при этом историю и не укрепляя их в убеждении, что только Париж является источником света. Я считаю абсолютно невозможным издавать «Манифест» на каком бы то ни было языке, не указывая, как он создавался. Заключение II главы, а также вся III и вся IV главы без этого совершенно непонятны.
«Г-н Бродхаус» действительно имел бесстыдство запросить Эвелинга - через Ривза, издателя, - не соглашусь ли я сотрудничать вместе с ним в деле перевода «Капитала»!
Полагаю, что ты получила последний номер «Commonweal»? Если сообщишь мне, каких номеров тебе не хватает, я позабочусь, чтобы ты их получила.
Ним весела как всегда; мы только что вместе распили бутылку пильзенского пива. Вчера вечером она вместе с Пумпс была в театре «Лицеум», смотрела «Оливию»; говорит, что это настоящая мелодрама. Ирвинг не бог весть что, Эллен Терри очень хороша.
Лавинь пишет, что послал свой перевод «Восемнадцатого брюмера» Полю, но из этого дела ничего не вышло, - почему? Его работа у меня, но так как я договорился с Фортеном, то не решаюсь даже взглянуть на нее, чтобы меня не обвинили в неподобающем ее использовании; поэтому я не могу составить суждение о ее достоинствах.
На будущей неделе начинается великая политическая кутерьма. 10-го открытие французской палаты, 19-го или около того - открытие германского рейхстага, а неделю спустя выборы здесь. Каким бы ни оказался состав будущего парламента, несомненны две вещи: ирландцы будут господствовать в нем благодаря своим 80-90 голосам, а Великая Либеральная партия прекратит, наконец, свое существование в результате разрыва вигов с радикалами и подготовки, если не заключения, союза между вигами и тори.
Сердечный привет Полю (11500 голосов); надеюсь, что это число не подавило его полностью. В будущем году ему больше повезет.
