РЕЧЬ ИВАНА АЛЕКСЕЕВИЧА БУНИНА НА ЮБИЛЕЕ ГАЗЕТЫ «МОСКОВСКИЕ ВЕДОМОСТИ» 1913 г.
Вы, господа, слишком хорошо знаете, чем была русская жизнь за последние двадцать лет, знаете все радостные и все уродливые или ужасные явления ее. Чем же была русская литература в эти годы? По необходимости отвечая на этот вопрос кратко, в самых общих чертах, я должен твердо сказать, что отрицательных явлений было в ней во сто крат более, чем положительных, что литература эта находилась в периоде, во всяком случае, болезненном, в упадке, в судорогах и метаниях из стороны в сторону. И тысячу раз был прав Толстой, когда говорил: “На моей памяти совершилось поразительное понижение литературы, понижение вкуса и здравого смысла читающей публики” . Толстой причину этого видит в развитии рекламы, в приспособлении писателей и вообще печатного слова ко вкусам и интересам наибольшего числа потребителей, ко вкусам всегда грубым и низким, по его определению. Но у нас в России есть и другие причины этого падения художественных произведений и вообще печатного слова. На мой взгляд, вот одна из них. Был известный уклад в русской жизни, тяжелый во многих отношениях, но уклад. Он должен был разрушиться, исчезнуть - и почти исчез. Была известная культура, не глубокая, не имевшая крепких, вековых корней, она тоже осуждена была на исчезновение еще в те дни, когда “порвалась цепь великая”. Успела ли эта культура создать себе преемницу, основать прочные культурные традиции? Вы знаете, что нет. Писатель — “ разночинец” шестидесятых, семидесятых годов - еще дышал этой культурой, да и само время определяло его путь, направляло его. Этот “разночинец” странствовал, спивался, страдал, болел, но это была другая болезнь, это были муки совести, сердца, - и вы знаете, что это сердце бывало порою поистине “золотым сердцем” . Теперь в литературу пришел новый “разночинец” , духовный разночинец, уже совсем почти традиций лишенный, сбитый с толку годами восьмидесятыми, девяностыми, а кроме того, и тем, что должно было встретиться с ним, - европейскими влияниями. Я говорю не о всех представителях современной литературы. Я говорю о типе писателя, еще так недавно преобладавшем. Каков же этот писатель? Он, малокультурный, чуть не подросток во многих и многих отношениях, и начал и жил эксцессами, крайностями и - подражанием, чужим добром. Он нахватался лишь верхушек кое–каких знаний и культуры, а возгордился чрезмерно. Он попал в струю тех течений, что шли с Запада, - охмелел от них и внезапно заявил, что и он “декадент” , “ символист” , что и он требует самой коренной ломки всего существующего в искусстве и самых новейших форм его (как будто форма отделима от содержания, как будто форма не есть последствие, порождение индивидуальности таланта и того, что он хочет сказать). Конечно, все это было бы совсем смешно, когда бы не было грустно: грустно потому, что нет действий без причин, а на причины - и горестные — я уже указывал; смешно же потому, что разве не нелепо было это требование баррикад и битв за свободу в литературе русской, одной из самых молодых, одной из свободнейших и разностороннейших литератур в мире? Понятны были литературные революции в Европе, эти битвы классицизма с романтизмом, романтизма с реализмом там, где были долголетние твердыни их. А во имя чего начался наш бунт? разве не у нас был Пушкин и почти рядом с ним — Лермонтов, Лев Толстой - и Достоевский, Фет - и Некрасов, Алексей Толстой - и Майков? Разве не с чужого голоса закричали мы и продолжаем кричать? Да, так вот каково было, господа, начало. Нужно ли мне напоминать дальнейшее? Здесь не место и не время для этого. Я только напомню вам, какое невероятное количество школ, направлений, настроений, призывов, буйных слав и падений видели мы за последние годы! Послушайте писателя нового типа: он, на своем пошлом жаргоне, своими устами или устами своего критика - и чаще всего газетного - скажет вам, что он создал несметное количество новых ценностей, преобразовал прозаический язык, возвел на высоту и обогатил стихотворный, затронул глубочайшие вопросы духа, “выявил” новую психику, поставил себе великие “задания”, стремится к великим “достижениям” и “возможностям” , он, не стыдясь, назовет себя “ мудрым” , “ многогранным” , “ дерзновенным” , “ солнечным” ... А меж тем, за немногими исключениями, не только не создано за последние годы никаких новых ценностей, а, напротив, произошло невероятное обнищание, оглупление и омертвение русской литературы:
Не многое исчезло: совесть, чувство,
Такт, вера, ум... Растет словесный блуд...
Исчезли драгоценнейшие черты русской литературы: глубина, серьезность, простота, непосредственность, благородство, прямота - и морем разлились вульгарность, надуманность, лукавство, хвастовство, фатовство, дурной тон, напыщенный и неизменно фальшивый. Испорчен русский язык (в тесном содружестве писателя и газеты), утеряно чутье к ритму и органическим особенностям русской прозаической речи, опошлен или доведен до пошлейшей легкости - называемой “виртуозностью” - стих, опошлено все, вплоть до самого солнца, которое неизменно пишется теперь с большой буквы, к которому можно чувствовать теперь уже ненависть, ибо ведь “все можно опошлить высоким стилем” , как сказал Достоевский. Вы вспомните, господа, чего только не проделывали мы с нашей литературой за последние годы, чему только не подражали мы, чего только не имитировали, каких стилей и эпох не брали, каким богам не поклонялись! Буквально каждая зима приносила нам нового кумира. Мы пережили и декаданс, и символизм, и неонатурализм, и порнографию, называвшуюся разрешением “проблемы пола” , и боготворчество, и мифотворчество, и какой–то мистический анархизм, и Диониса, и Аполлона, и “пролеты в вечность” , и садизм, и снобизм, и “приятие мира” , и “неприятие мира” , и лубочные подделки под русский стиль, и адамизм, и акмеизм - и дошли до самого плоского хулиганства, называемого нелепым словом “футуризм” . Это ли не Вальпургиева ночь! И сколько скандалов было в этой ночи! Чуть не все наши кумиры начинали свою карьеру со скандала! И какую поистине огромную роль играла в этом газета!..”
“ ...“Русские ведомости” не есть эта газета. “Русские ведомости” - одна из тех немногих газет, которые никого не рекламировали, не гонялись за сенсацией, не создавали скороспелых репутаций, со спокойствием отмечали плюсы и минусы писателей и перворазрядных, и второстепенных. “Русские ведомости” проявляли отношение неизменно беспристрастное даже и к тем, которые после шумной “славы” падали и подвергались в других изданиях, ранее превозносивших их, издевательству. “Русские ведомости” отмечали, - конечно, с своей точки зрения, с которой можно и не соглашаться , - все ценное даже и у тех, которые по общему своему направлению совсем не подходили к ним. “Русские ведомости” замалчивали нелепости литературы последних лет, справедливо полагая, что то внимание, которое, в угоду толпе, обращалось на них, лишь содействует их развитию, их популярности, хоть бы и скандальной.
“ Русские ведомости” протестовали против тех течений в литературе, которые задавались целью совершенно устранить из литературы этический элемент, проповедовать полную разнузданность все себе позволяющей личности, прославлять под видом утонченности самый простой и старый, как мир, разврат, искоренить идеи общественности, разрушить веру в силу разума и нагонять мистические туманы, шаткие метафизические построения, часто нарочито сочиненные, собственного изделия и весьма слабо продуманные, прославлять смерть, квиетизм и даже самоубийство. “Русские ведомости” порою указывали и на происхождение того, чем жила наша литература за последние годы: на общую расшатанность, неустойчивость нашей общественной мысли и неорганизованность общественного мнения, на нашу подражательность Европе, большею частью жалкую, ученическую, - очень нередко сводившуюся даже к плагиатам, - на низкие стремления выделиться не оригинальностью, а оригинальничаньем, на что имелся особо бойкий спрос со стороны нашей уродливо формирующейся буржуазии и всех праздных слоев общества, на увлечение некоторых из писателей, хотя и искренних, но неспособных, вследствие отсутствия истинной культурности разобраться в явлениях жизни, в различных теориях, смешивающих движение вперед с чисто дикарским отрицанием заслуг всех своих предшественников, несовершенство научных методов с крахом науки, дерзновенные полеты мысли с дерзостью, рост и разносторонность индивидуальности с развращенностью ее...” “Толстой в статье, которую я цитировал, особенно упирает на те подделки под художественные произведения, которые в таком огромном количестве появляются в наше время, и на роль газеты, журнала, критика, проводящих в жизнь эти подделки. “От газеты, журналов, критики, - говорит он, - зависит вся будущность просвещения европейского мира” . Господа, за “Русские ведомости” вы могли быть спокойны. “Русские ведомости” - один из самых благородных органов печати во всей Европе. Поклонимся же им за это благородство” .
