\"В будущем будет создана такая форма контроля над обществом, аналога которому не знает история.... бесчисленное множество людей, равных и одинаковых, будут жить в постоянной погоне за все новыми и новыми удовольствиями. Они полностью подчиняться той силе, которая эти удовольствия поставляет. И сила этой власти будет абсолютна и незыблема.\" Олдос Хаксли О каких удовольствиях говорит Хаксли? Каким образом удовольствия могут стать средством контроля? И что это за сила, которая эти удовольствия поставляет? Когда в ХХ веке на авансцену истории вышли массы, весь цивилизованный мир, вне зависимости от политической системы каждой страны, встал перед вопросом как контролировать эти миллионы и направить их энергию в безопасное русло. Политические и экономические механизмы регулирования общественных процессов оказались недостаточны. Церковь, как идеология и основной институт воспитания общественного сознания, начала утрачивать свои позиции, и роль церкви, как воспитателя масс, должна была взять на себя новая культура, культура для масс. Традиционная культура, выросшая из религии, была в своей основе идеалистической, но в ХХ веке индустриальное общество ставило перед собой задачи сугубо материальные, Выполнить их можно было лишь воспитывая в массах новое, материалистическое мировоззрение. Традиционная культура была предназначена для образованной элиты, отвечала ее интересам в познании мира, его истории, человеческой психологии и содержала высшие духовные ценности, без которых невозможно истинное усовершенствование общества и человека. Но она была доступна только тем, кто не тратил всю энергию на выживание, высшим классам. Литература, театр, опера, балет предназначались для узкого круга образованных людей, культура была предметом роскоши. Новая культура для масс должна была стать предметом ежедневного потребления и только индустриальный метод ее создания мог обеспечить его доступность. Культурный продукт, как и любой товар, появляющийся на массовом рынке, по своим качествам должен был соответствовать вкусам среднего потребителя не воспринимающего сложности идей, образов, стилистики традиционной культуры. Массовая культура должна была предоставить потребителю простую и ясную картину мира, и это было не только требование индустрии культуры, выпускающей свои продукты на конвейере, но и требование нового потребителя, нового социального типа, минимального человека. Минимальному человеку постиндустриального общества чужды герои искусства прошлых времен с их сложной внутренней жизнью и индивидуальным видением мира, он хочет видеть мир как в букваре для первых классов школы. Процесс трансформации традиционного искусства в новые современные, упрощенные формы наиболее нагляден в искусстве изобразительном, особенно в портретной живописи. Классическая школа живописи показывала человека как часть незыблемого мира, раскрывая его внутреннюю жизнь, она, в тоже время, обращалась к глубине и сложности его связей с историческим процессом. Классическая живопись была многослойна, многопланова, насыщена содержанием, огромным количеством деталей и требовала от зрителя проникновения в сложный подтекст, что требовало времени и широкого знания. Импрессионизм, появившийся в первой трети 19-го века, в начальный период развития капитализма, с его нарастающей динамикой изменений в обществе, противопоставил себя классицизму. Само название этой школы живописи прокламирует ее основной принцип - \"впечатление\". Для художника Нового Времени важным стало только первое впечатление, то, что видно с первого взгляда, поэтому изображение не имело глубины, цветовая палитра сужена, персонаж часто представлен несколькими линиями и цветовыми пятнами. Импрессионизм, отражая смену общественных ценностей, разрывал связи с историей, в портретах импрессионистов прошлого у героев нет, они существуют только сегодня, только в данный момент. Это легко узнаваемые социальные типы, внутренний мир которых также типичен, как и их внешний вид.. В человеке уже не осталось ничего, кроме всеобщего, типичного, и в этом новом качестве он терял свою привлекательность для художника. У Писсаро, рисующего жизнь Парижа, человеческие характеры исчезают, фигуры людей предстают лишь как контуры, а толпа как единообразная масса. Позднее, абстракционизм и кубизм, показывая человека, использовали геометрические формы, где он лишь одна из многих декоративных деталей материального мира. Личность во всем многообразии своих проявлений, сложности внутренней жизни начала исчезать, как из жизни, так из искусства. Экономический и социальный динамизм ХХ века отодвинул личность с авансцены истории, историю стали делать массы, а человек массы, человек, лишенный внутреннего мира, реализовывал себя через действие. В иерархическом обществе прошлого высшие классы видели смысл своей жизни в наслаждении материальным и духовным богатством и боролись за удержание своего статус-кво, предоставлявшее им такую возможность. Человек массы, обделенной во всех жизненных благах, видел свою цель как изменение существующего порядка, и действие превратилось в основное содержание его жизни. Вся внутренняя жизнь индивида была сублимирована в действие, и культура, создававшаяся в ХХ веке для масс, отражала общую атмосферу социального процесса, динамизм действий, поступков, темп изменений. Массовая культура изначально строилась на тех же принципах, что и традиционная народная культура, во всех жанрах которой действие было основным содержанием - уличные зрелища, цирк, рыночный балаган, ярмарки Их праздничность, жизненный оптимизм и простота удовлетворяли незатейливые вкусы городских низов. Культура для масс ХХ века используя новые технические средства, кино, радио, телевидение воспроизводила на другом уровне идеи, образы, динамику рыночного зрелища. Можно было бы предположить, что массовая культура появилась в странах рыночной демократии, но это произошло впервые в Советской России 20-х годов прошлого века, в которой она имела, правда, другое название - \"пролетарская культура\". Искусство должно было \"служить народу\", т.е. тем идеологическим целям, которые определяла руководящая элита. Советские идеологи этого времени раньше, чем идеологи Запада, и точнее, откровеннее их, формулировали задачи культуры для масс. \"Человек не цель культуры, а eё объект. Цель культуры - создание нового человека.\" Максим Горький. \"Мы ценим человека не потому, что он переживает, а по той роли, которую он играет в нашем деле. Поэтому интерес к делу, к действию, у нас основной, а интерес к человеку производный.\" Осип Брик, один из наиболее влиятельных советских идеологов 20-х годов. Арватов, один из лидеров \"Пролеткульта\", следующим образом определял задачи мастеров искусств: \"....художник проникается идеей целесообразности, обрабатывая материал не в угоду субъективным вкусам, а согласно объективным задачам производства, Организуя общий продукт. Руководствуясь не личными побуждениями, а выполняя задания класса...\" Работники западной индустрии массовой культуры никогда не делали таких откровенных заявлений, но они, также как и советские \"инженеры человеческих душ\", выполняли задание управляющего класса - формирование нового сознания необходимого системе восприятия мира. Массовая культура должна была отвлекать от опасных вопросов, навязывая те ответы, которые соответствовали целям системы. Индустриальное производство нуждалось в средствах для восстановления сил работника в свободное от работы время, и культура, обслуживая индустрию, должна была предоставить работнику развлечения, \"культурный досуг\". Социальные низы, не имевшие доступа к богатству высокой культуры, видели в плотских радостях жизни, еде, вине, сексе единственно доступные им формы отдыха и развлечений. Индустриальная цивилизация потребовала полной вовлеченности работника в трудовой процесс, эти формы проведения свободного от работы времени стали восприниматься как отклонение от новых норм жизни. они отнимали энергию работника, уменьшали эффективность его труда. Культурный досуг, о котором так много говорила советская пропаганда, ограничивался несколькими газетами, несколькими сотнями книг, одним фильмом в неделю, говорившим, по преимуществу, только о трудовом энтузиазме, поэтому подавляющее большинство проводило свое свободное время с \"бутылкой на троих\". Как и вся советская экономика народного потребления, индустрия досуга создавала дефицит всех продуктов культуры. Тем не менее, хозяева жизни понимали значение, которое играет культура в воспитании масс. Особое внимание было уделено кинематографу. Ленин: \"Самым важным из всех искусств для нас является кино, так как наше население по преимуществу безграмотно.\" Советские фильмы 20-х годов \"Броненосец Потемкин\", \"Октябрь\", \"Конец Санкт-Петербурга\", \"Юность Максима\", были не только шедеврами киноискусства, но и шедеврами манипуляции массовым сознанием, исторической фальсификацией, принятой массами как единственно возможная трактовка событий революции. Шедевром был также фильм классика американского кино Гриффитса \"Рождение Нации\" (1915 год), с необычайной художественной силой провозглашавший идеологию Ку-клукс-клана двигателем цивилизации. Шедевром был также и фильм Лени Рифеншталь \"Триумф Воли\", пропагандирующий идеи фашизма. Идеологический гламур возник не в ХХ-м веке, глянцевые картинки, декорирующие сложную реальность, создавались и раньше. \"Пятнадцатилетний капитан\" Жюль Верна показывал колонизацию африканского континента, превратившую свободные племена в почти бесплатную рабочую силу для европейских предпринимателей, как триумф прогресса несущего высокие гуманистические ценности \"отсталым народам\". \"Приключения трех мушкетеров\" Дюма проходили во времена трагической эпохи европейской Реформации, но в романе центральной была история алмазных подвесок королевы. Многие поколения читателей были воспитаны на этих книгах, а их влияние на формирование массовых представлений было гораздо более значительным, чем занудные работы профессиональных историков. Развлекательная литература и искусство, не затрагивавшие серьезных общественных проблем или подающие их в упрощенных и часто фальсифицированных формах существовали всегда, но в прошедших эпохах они занимали свое место на периферии культурных интересов общества. Традиционная культура имела свои вершины и свой ширпотреб, но она воспитывала в обществе пиетет к знанию, так как поднимала на пьедастал те произведения искусств, которые открывали скрытые от поверхностного взгляда истины, пытались объяснить, найти смысл в хаосе жизни. Она приобщала индивида к богатству чувств и мнений мировой цивилизации, она помогала индивиду в процессе поиска истины найти свой уникальный, индивидуальный путь и подталкивала все общество к осмысленному подходу к проблемам жизни. Культурой определялась принадлежность к социальной иерархии, что придавало ей в глазах низших общественных классов престиж, ценность ее обладанием. Но с развитием массового общества высокая культура утратила свою привлекательность и престиж в глазах подавляющего большинства, она заняла свое место где-то на обочине культурной жизни, несколько кусочков смальты в огромной мозаике, так как в массовом обществе, обществе потребления глубина и объем традиционного искусства плохо продаваемый товар. Потребитель хочет отдохнуть от своих жизненных проблем, он ищет развлечений, у него, в его редкие свободные от работы часы, нет сил чтобы переварить сложность мыслей, идей, богатства стилистики или сложность чувств. Ему нужна облегченная интеллектуальная и эмоциональная диета. Он определяет качество продукта индустрии культуры в привычных для него категориях рынка, оценивает их не по художественному качеству, мастерству создателей, а потому сколько было вложено в производство, сколько копий книги или фильма было продано, сколько миллионов писатель, сценарист, актер получили за свою работу. Культура массовый товар, и, как и любой другой, производится на индустриальном конвейере. Недаром Голливуд называли \"фабрикой грез\", а советское производство фильмов \"Кинофабрикой\". Ни советская пропаганда, ни пропаганда Голливуда никогда не говорили о реальных драмах, трагедиях борьбы за выживание, а то, что не имеет своего образа в средствах массовой информации, в сознании среднего человека не существует. Сегодняшняя киноиндустрия оснащена значительно большими техническими ресурсами, выпускает огромное количество разнообразных продуктов культуры, но, также как и в прошлом, создает не реальную картину мира, а мир иллюзий, новую мифологию, отвлекающую от серой, безрадостной, монотонной повседневной жизни. Теоретики постмодернизма называют творения массовой культуры \"симулякрами\", в которых факты жизни не более, чем игровой материал, динамичный и эффектный калейдоскоп, уводящий от попыток понять себя и мир. Олдос Хаксли: \"Массовая культура делает все, чтобы люди были полностью погружены в игры, которые она предоставляет, и не пытались понять что происходит вокруг.\" Александр Зиновьев: \"Массовая культура, компенсируя чувство беспомощности среднего человека, создает образы суперменов, преодолевающих те препятствия, которые в реальной жизни непреодолимы, побеждающие там, где среднего человека неизбежно ждет поражение. Супермены не ходят на работу с девяти до пяти. Не дрожат перед начальством. Не боятся, что завтра их уволят без всякого объяснения причин. У них нет проблем как выплачивать месячные счета. Супермены в одиночку решают все социальные проблемы, в очень простой и понятной форме, чаще всего физической силой. Эти сказки не уменьшают стрессов, но хотя бы на время, перед уходом в сон, приносят состояние сладкой дремы\". Рынок массовой культуры построил эмоциональное убежище, кокон, в котором можно укрыться, психологически выжить во все более усложняющемся и все менее понимаемом мире. Как писал Эрих Фромм: \"Оставьте человека один на один с собой, без радио, кино, телевидения и он испытает сильнейший эмоциональный шок в психологическом вакууме.\" Индустрия эскапизма (эскапизм- бегство от реальности) поставила на конвейер огромный поток книг, журналов, кино, музыки, в количествах, во много раз превышающих все, что было создано когда-либо раньше. И, прежде всего телевидение, все 24 часа в сутки, все 365 дней в году. По определению французского философа Ги Дебор, телевидение, став основным источником развлечений, превратило искусство в \"бесконечный поток банальностей, представленных со страстью шекспировских трагедий.\" Истинное искусство обращается к пониманию, ведет к эмоциональному подъему, катарсису, используя мир сложных образов, идей, эмоций, а в зрелищах массовой культуры отсутствует непосредственность чувств, нет размышлений над жизнью, нет обобщений жизненного опыта, так как главный эффект которого добиваются их создатели, резкий подъем адреналина, \"kick\", удар, ударом встряхиваются мозги и эмоции. Зрелища отвлекают от знания, знание опасно для системы, недаром тоталитарные режимы стремились уничтожить сам интерес к нему. Фашисты сжигали книги на улицах и площадях, советская власть гноила книги в библиотечных архивах. Рынок массовой культуры делает это более эффективно, он прививает безразличие к знанию. Рэй Брэдбери боялся того, что государство запретит читать книги, Олдос Хаксли боялся другого, что будут созданы условия, в которых люди не захотят больше читать. Но они оба ошибались, сегодня читают намного больше чем раньше. В США сегодня выпускается 1,500 ежедневных газет и 7,000 еженедельников. Каждый год выпускается 75,000 новых книг. Это, по преимуществу, развлекательная литература, и массовый спрос существует только на нее, на литературу типа \"гамбургер\", на упрощенную серийную информационную жвачку, \"литературу для бедных\". Истинные произведения искусства штучный товар, они глубоко индивидуальны, а конвейер индустрии культуры выпускает \"standardized diversity\", стандартизированное разнообразие. При покупке музыкального диска в магазине вы видите разделы - стандартный джаз, стандарт-кантри, стандарт-классика, стандарт-рэп, стандарт-поп. Выбор стандартов неограничен. Не менее широк выбор стандартов в кино. Каждая группа населения - черные, латино, интеллектуалы, рабочий класс, бэби-бумерс, гомосексуалисты, подростки, пенсионеры, любители фильмов \"action\" и любители картин, описывающих жизнь европейской аристократии 19-го века, все получают свое. Существует стандарт фильма для традиционной семьи, стандарт для любителей острых ощущений, стандарт для любителей изысканной европейской эстетики. Сотни новых фильмов оставляют у потребителя ощущение, что отличие между ними настолько поверхностно, что они практически неразличимы. \"Большинство американских фильмов - замороженный обед, как правило, никаких следов жизни.\" Кинорежиссер Андрей Кончаловский, проработавший много лет в Голливуде. Сегодня, Кончаловский, работающий в России, говорит, что в российском кинематографе также все поставлено на конвейер, выпускающий широко потребляемую дешевку. Кабельное или сателлитное телевидение предоставляет множество каналов, но все они создают впечатление, что это сделано одним и тем же режиссером, на одном и том же конвейерном потоке. В то же время у потребителя есть выбор, это он держит в руках remote control и всегда может переключиться на другую программу. Но, и на другой программе он увидит только стандартное зрелище или стандартные новости, то, что ему хотят показать те, кто владеет средствами массовой информации. Разумеется, культура ХХ века содержит в себе не только культурный попкорн. В американской литературе это Хемингуэй, Джеймс Джойс, Дос Пассос, Скотт Фитцджеральд, Томас Эллиот, Уильям Фолкнер, Воннегут, Брэдбери, Томас Вульф. В кинематографе Чарли Чаплин и Орсон Уэллс, Элиа Казан и Стэнли Кубрик, Милош Форман и Вуди Аллен. Советская Россия внесла не менее значительный вклад в реалистическое искусство, но основным потоком были сотни продуктов культурного ширпотреба, количество которого сегодня увеличивается многократно . Культурный ширпотреб не ставит вопросы, не ставит под сомнение общепринятые взгляды, не ищет новые неосвоенные пути, он воспитывает другие ценности, другое мировоззрение - общественную пассивность. Критическое начало, двигатель истинного развития общества, в нем отсутствует. Критическое осмысление общественной жизни существует в отдельных образцах литературы, кино, телевидения и, хотя, иногда они доходят до массового читателя и зрителя, в основном, они интересны лишь узкому кругу интеллигенции. Они входят также в курсы гуманитарных факультетов университетов, тысячи студентов приобщаются к общественной дискуссии, Но когда они выходят из \"башен из слоновой кости\" в обычную жизнь, в процессе борьбы за жизненный успех понимание механизмов общественной жизни становится ненужным, только приспособление дает гарантию выживания. Возможно, что если бы критика системы была бы запрещена, запрещенные идеи оказали бы большее влияние на массовое сознание, как было в Советском Союзе с Самиздатом и Тамиздатом. Внешняя цензура мыслей, запреты на те или иные идеи, стимулирует появление все новых и новых ересей, создает противодействие контролю. Произведения критического реализма дают возможность выработать собственную позицию, собственное мнение, но в массовом обществе критический взгляд - это вызов общепринятым представлениям, и его последствия непредсказуемы. Собственная позиция может привести не только к общественному остракизму, тут надо отвечать себе самому на вопрос, как жить противостоя большинству. А большинство черпает свои представления о мире из газет, журналов, телевидения, а они, \"большие сплетницы\", показывают и говорят только о сенсациях, а не о важнейших проблемах человеческой жизни. Да и, кроме того, кто решится на такой мужественный, отчаянный акт как собственное мнение, посягнуть на то, что принято всеми в данном социальном круге. Относиться критично к происходящему во все времена было опасно, \"Не будь умнее других.\" Алекс Токвиль писал 175 лет назад: \"Свобода мнений, безусловно, существует, но она не вызывает ничего кроме презрения. Ты свободен думать что хочешь, никто не посягнет ни на твою жизнь, ни на твое имущество, но ты превратишься в чужака, в парию, отверженного обществом. Ты сохранишь свои гражданские права, но они будут бесполезны. Близкие люди будут шарахаться от тебя на улице, и твое существование будет хуже, чем смерть\". Современный мир значительно боле толерантен нежели пуританская Америка времен Токвиля, критика не подвергается жестокому остракизму, средства массовой информации и культуры представляют широкий спектр взглядов, оценок, анализа, но они нейтрализованы не заметным неискушенному потребителю набором приемов. Первый, массовая культура - это склад идей, образов, фактов, но само их количество блокирует возможность связать их в какую-либо логическую цепочку, свести в систему. Информация приобретает качество, т.е. становится знанием, когда факты осмысленны, сведены в какой-то порядок, а формула современности, \"время-деньги\", времени на осмысление фактов не оставляет. В огромном, не структурированном, т.е. неосмысленном потоке фактов, потребитель превращается в щепку, не понимающую в каком направлении ее несет. Второй, экономика производства продуктов культуры. Произведения искусства, пытающиеся осмыслить происходящее, никогда не имели и сегодня не имеют массового спроса, они не могут рассчитывать на широкую рекламу, это экономически неоправданно, поэтому даже те, кто ею интересуются, часто просто не знают об их существовании. Третий, стандартизация продуктов культуры. Конвейер культуры отбрасывает все что не вписывается в стандарт, в формат выбранный производителем, в котором оригинальное мнение, взгляд, стилистика стерилизуются до нижнего допустимого для потребителя уровня. Стандартизация продуктов культуры удовлетворила культурный голод, подменив сложные по вкусу произведения искусства на элементарный конвейерный эрзац. Также, как вкусовое богатство натуральной еды было подменено стерилизованным, стандартным гамбургером и попкорном. Они заполняют желудок, дают ощущение сытости, но в них не только отсутствуют элементы необходимые для нормальной жизнедеятельности организма, но и они также отбивают вкус к богатству полноценных, натуральных продуктов. Французская кухня считается высшим достижением мировой кулинарии и воспитанием этой культуры еды французское общество занималось столетиями. Со времен романа Рабле \"Гаргантюа и Пантагрюэль\", высмеивавшего обжор, поглощающих огромное количество еды без всякого разбора, к 19-му веку французская кухня превратилась в эталон высокого вкуса и эстетики. Как говорил Виктор Гюго: \"Мир может не знать нашей славной истории, нашей великой литературы, но мир признателен Франции за французскую кухню и французское вино.\" Но сложная гамма ощущений которую предлагает меню не только французского, но и европейского, традиционного ресторана, сегодняшнего среднего потребителя часто просто пугает, он предпочтет химизированный snacks, также, как не понимая сложного меню традиционной культуры, потребует cultural fast food, ярко раскрашенную игрушку из пластика. Массовая культура возникла в первом истории массовом, демократическом обществе, США, и хотя в ХХ веке ее основные принципы были приняты во многих странах, превратилась в образец для всех стран мира. А высокая культура лишь борется за выживание, но ее влияние на общество уменьшается с каждым десятилетием и, по-видимому, вскоре превратится в музейный экспонат, доступный лишь немногим чудакам, любителям антиквариата. \"Высокая культура в Америке, которое, если начинать перечислять, действительно существует, но она состоит из отдельных событий, не является органичной в образе жизни, а популярная культура лишь декорация для прикрытия функций ежедневной жизни, а не часть самой жизни.\" Публицист-иммигрант Александр Шоссет. Культура и искусство в американской истории всегда воспринимались утилитарно, как форма отдыха от трудов насущных, как развлечение, и не вписывались, как в Европе, в саму ткань общественной жизни. В Европе материальное богатство, создаваемое цивилизацией, понималось не как цель, а как средство, ведущее к расцвету всех видов искусств. Материальное богатство, созданное древней Грецией и Римом, дало возможность оставить последующим поколениям шедевры изобразительного и прикладного искусства, по ним и оценивался их вклад в развитие цивилизации. Для Америки, строившуюся на континенте без каких-либо признаков цивилизации, \"Искусство не первая необходимость, нашей страны. нам нужны ремесла.\", - писал Джон Адамс, второй президент Соединенных Штатов. Для страны, создававшейся среди дикой природы где шла ежедневная борьба за элементарное физическое выживание, улучшение материальных условий жизни было важнее культуры, искусства, недаром европейцы называли американцев \"новыми варварами\". Америка создавала новое мышление, новую психологию, в которой высшими ценностями были труд, создание богатств. Европейцы находили красоту, волнение, катарсис в искусстве, американцы в строительстве бизнеса, в росте капитала. Европейцы обогащали себя приобщаясь к высшим формам искусства и гуманитарного знания, американцы совершенствовали себя впитывая сложные формы деловой жизни, вырабатывая в себе те черты, которые приводят к успеху, и обогащали свою жизнь новыми формами физического комфорта и развлечений. Культура, которая в Европе обращалась к высшим классам, говорила о бытие, в Америке, стране \"без классов\", она обращалась к простым людям, к массе, и поэтому говорила о быте. Классическая культура была не приложима к американским условиям, так как говорила о вечном, и не соответствовала американскому принципу жизни в сегодняшнем дне. Тем не менее, в процессе становления массовой культуры шедевры классического искусства используются как сырье, которое, после упрощения до массового вкуса, становится товаром широкого потребления, культурного ширпотреба. \"В отличие от классической культуры, масс-культура не стремится отразить реальность, она эту реальность реконструирует, создавая одномерную декорацию из элементов старой культуры, что придает пустоте и вакууму, химерам новой жизни некоторую достоверность.\" Американский журналист-иммигрант Александр Генис. Чтобы эффективно выполнять свою функцию, декорация должна быть яркой, зрелищной, зрелищность важнейшее качество массовой культуры, она гарантия массового интереса, она определяет кассовые сборы, поэтому наиболее популярными становятся не те книги, фильмы, телевизионные программы, которые говорят об основных вопросах жизни, а эффектные события, останавливающие внимание зрителя своей яркостью. Потребитель тянется ко всему экстремальному, ко всему, что выходит за пределы его монотонного, стерильного существования. Зрелища, развлекая, примиряют с серой действительностью подменяя ее красочной мечтой. Советские фильмы \"Цирк\", \"Свинарка и пастух\", послевоенные \"Кубанские казаки\", в длинном ряду других, показывали страну такой, какой она может быть только в мечте. Мечта примиряла людей с нечеловеческими условиями существования. Советская пропаганда говорила: \"Человек - кузнец своего счастья\", каждый может изменить мир, но мир изменяют не отдельные личности, хотя они и могут быть катализаторами изменений, мир изменяет лишь вся система в целом. В сталинскую эпоху придавалось огромное значение влиянию отдельных людей на жизнь всей страны. В случае экономических, политических и военных неудач ответственность возлагалась на конкретных исполнителей. Как говорил Сталин о способах решения общественных проблем, \"нет человека, нет проблемы\". Результат сталинского подхода - продуктивность расстрелов и непродуктивная экономика. Но сам метод давал возможность снять ответственность с системы, которая становилась недосягаемой для критики. Если социальные проблемы решаются одним человеком, в одиночку, тогда винить в неудачах можно отдельных людей, а не саму систему. Тем же приемом пользуется и американская массовая культура, провозглашая \"One can make a difference\", один человек способен изменить мир. Мир в массовой культуре изменяют Superman, Batman, Spiderman, в фантастическом мире они в одиночку борются с силами Зла и побеждают. В мире фантазий все возможно. В фильме Rambo IV, герой Сильвестра Сталлоне железным кулаком, в одиночку, наводит порядок в Юго-Восточной Азии. Он побеждает там, где американская армия потерпела сокрушительное поражение. Хотя это противоречит историческим фактам, зритель верит впечатляющему зрелищу, а до фактов ему нет никакого дела он хочет получить от фильма удовольствие а не углубляться в проблемы, у него их достаточно в собственной жизни. Таково парадоксальное свойство сознания среднего человека, конкретность опыта, который говорит, что один ничего не может изменить, и желание верить в иллюзию, созданную массовой пропагандой, - мир изменяют одиночки. Мир изменяет вся система в целом, в которой отдельный человек лишь песчинка в огромном песчаном потоке. Массовая культура - часть этого потока, и в него вливается все больше \"песчинок\" многих стран и континентов, массовая культура становится космополитической, интернациональной. Молодежь многих стран предпочитает американскую культуру своей национальной, перестает читать книги и смотреть фильмы, выпущенные в их родной стране. Национальная культура каждой страны рассчитана лишь на внутренний рынок, но, благодаря развитию новых видов коммуникаций, связавших мир в единое целое, национальные культуры, чтобы получить доступ к глобальному рынку, вынуждены отказаться от своей специфики. Начинает происходить, естественная в этом процессе, унификация всех национальных культур, появляется единый мировой стандарт, образцом которого является стандарт американский. Несмотря н
Если Вам было интересно это прочитать - поделитесь пожалуйста в соцсетях!
\"Вся власть принадлежит народу\" - лозунг, а лозунги формулируются так, чтобы ни у кого не было возражений. Возражений не возникает по той простой причине, что лозунги не имеют никакого конкретного содержания. Власть, по определению, концентрация контроля в руках немногих над многими. Все не могут иметь власть. Если все имеют власть, тогда ее не имеет никто. Лозунги существуют для масс, а управляющая элита видела и видит народ так, как это было во все времена, начиная с Аристотеля, который говорил: \"Массы людей - рабы по своей природе, и когда их освобождают, то оказывается, что они лишены интеллектуальных и моральных стимулов, необходимых для принятия ответственности за свои поступки.\" Американский журналист-политолог начала 20-го века Уолтер Липпман, повторяя Аристотеля, в своей основной работе, признанной вершиной американской политической мысли: \"Широкие массы не в состоянии ни понять общественные проблемы, ни решать стоящие перед обществом задачи. Проблемы общества могут быть поняты и решены только ее элитой\". Гитлер в \"Main Kampf\": \"Массы не обладают способностью видеть мир во всей его сложности и не интересуются ничем, что не входит в круг их повседневных интересов. Поведение масс определяется не знанием и не разумом, а чувствами и бессознательными порывами\". Евгений Замятин в романе \"Мы\" сформулировал ту же идею власти в терминах большевизма: \"Если они (массы) не поймут, что мы несем им математически безошибочное счастье, наш долг заставить их быть счастливыми\". Общество во все времена стояло перед дилеммой свободы и эффективного управления массами. Власть народа всегда превращалось во власть стихии плебса, в анархию, в которой погиб Древний Рим и захлебнулась в крови Французская Революция. Власть необходима, без нее отношения между людьми и социальными классами превращаются в хаос столкновения многих сил. Авторитарная и тоталитарная власть создавали порядок силой. Не в состоянии решить экономические проблемы в условиях широко распространенной нищеты они просто лишали своих граждан прав на свободное волеизъявление. Демократия, в отличие от авторитарных и тоталитарных режимов, использует систему общественного договора, при котором каждый, ради своих экономических интересов, готов пожертвовать частью своих свобод как индивида и гражданина и добровольно передать власть в руки \"избранных\". Демократические общества появились в 19-м веке, веке развития капиталистической системы, когда демократия стала необходимостью, без нее нельзя было реализовать экономические задачи, они могли быть выполнены лишь в условиях свободного индивидуального предпринимательства и политических свобод. В рыночной экономике все должно покупаться и продаваться, в том числе и сама демократия, поэтому кандидат во власть выставляется на аукцион, и покупателем становится тот, кто больше даст. На политическом аукционе не массы избирателей покупают кандидата, кандидата покупают те, кто дает наиболее высокую ставку. Естественно, что кандидат, получив власть из рук экономической элиты, следует воле тех, кто его купил. Это и есть истинная демократия свободного рынка. На выборах избиратель \"покупает\" подходящего кандидата в надежде на то, что \"избранник\" выполнит свои предвыборные обещания. Но в практике политической жизни предвыборные обещания никогда не выполняются, так как реальным покупателем являются не массы избирателей, дающие кандидатам средства на проведение избирательной кампании, а те силы, которым принадлежит экономика страны. Тем не менее, для того, чтобы механизмы воплощения решений, принятых политической и экономической номенклатурой, были эффективны, иллюзия участия масс в спектакле демократических выборов должна быть достаточно убедительной. Вильям Пэнн, лидер общины квакеров 18-го века, создавший штат носящий его имя, Пенсильванию: \"Дайте возможность людям думать, что они правят, и тогда они будут управляемы\". После выборов избиратели могут лишь наблюдать за тем, что происходит, изменить они уже ничего не могут. Наглядный пример - второй срок президента Буша. Общественное мнение оценивало Буша как самого некомпетентного лидера в истории США. Большая часть населения, 75% избирателей, требовала изменений государственной политики. Все средства массовой информации показывали неприятие страной курса правительства, но общественное мнение не обладает силой. В теории демократия предполагает равное политическое представительство различных групп населения в управлении обществом и постоянный переход власти из рук одних групп населения в другие. На практике власть концентрируется в процессе войны за привилегии внутри элитарного круга и постоянно обновляется наиболее агрессивными представителями низших классов. Америка имеет двухпартийную систему, и теоретически власть переходит от одной партии к другой, но реальная власть в стране принадлежит Большому бизнесу, и республиканцы и демократы - это одна партия, партия Большого бизнеса с двумя фракциями, представляющими его интересы в различных секторах экономики. Политические деятели не управляют экономикой, они лишь обслуживают ее, оформляя политическими решениями в виде новых законов существующее направление экономического развития. В экономической демократии реальная власть принадлежит не политическим деятелям, а тем, кому принадлежат средства производства - корпорациям. Как говорил в период Американской Революции Dжон Джэй - президент Континентального Конгресса и глава первого состава Верховного суда: \"The people who own the country ought to govern it.\", те, кто владеет богатством страны, должны ею руководить.. Эта формула власти существовала всегда, во все времена, но во второй половине ХХ века концентрация власти в руках элиты достигла небывалого ранее уровня. В США к началу 21-го века концентрация богатств и, следовательно, власти, превзошла все существовавшее ранее. 400 человек и 82 семьи имеют ежегодный доход 2.5 триллиона. Стоимость же всего ежегодного Совокупного Национального Продукта, дохода всей нации, составляет около 14 триллионов. Огромное материальное богатство, созданное миллионами работников, оказалось у управляющей элиты. Еще в первоначальный период становления индустриального общества середины 19-го века частную собственность начала сменять общественная, коллективная, Карл Маркс в своем \"Капитале\" отмечал эту тенденцию. И, хотя в демократических странах термин \"коллективная собственность\" не употребляется, считается, что все принадлежит отдельным людям, но она существует как результат труда всего общества в целом, и принадлежит \"коллективу\" политической и экономической номенклатуры, сливающимися в едином аппарате управления. В ХХ веке фашизм (национальный социализм) и коммунизм (интернациональный социализм) в отличие от стран экономической демократии, открыто провозглашали принцип \"коллективной собственности\" - все принадлежит народу, на практике все средства производства и вся коллективная собственность принадлежали государству, представленному партийной номенклатурой. В европейских демократиях государство владело значительной частью экономики и контролировало частный сектор. В США, с момента их основания, система отношений государство-экономика складывалось иначе. Первые лидеры страны видели в государстве главную опасность не только для дальнейшего экономического развития, но и для свободы общества в целом. Экономика в руках государства могла привести к политической тирании. Большинство, лишенное свободы в создании и приобретении богатств, могло толкнуть страну к диктатуре группы политических авантюристов, играющих на эмоциях народных масс. Джордж Вашингтон в подтверждение своего недоверия к государственной власти часто цитировал одного из отцов церкви, Аврелия Августина: \"Что представляют собой государства, как не большие разбойничьи шайки. И сами разбойничьи шайки не являются ли они государствами в миниатюре?\" Разбойничьи шайки собирали временную добычу и не заботились ни о своем будущим, ни о будущем ограбленных. Но, построив крепости и создав постоянную базу власти над окрестным населением, они переходили на систему грабежа постоянного, требовавшего более долгосрочной политики, которая воплощалась в форме оброков. И, наконец, когда какая-либо из бандитских шаек, уничтожив или подчинив себе другие, создавала государство, грабеж принимал законодательные формы, получал моральное обоснование и освящался церковью, получавшей свою долю власти и добычи - \"церковную десятину\". Формы грабежа менялись, но основа государственной власти, как насилия небольшой, но наиболее активной группы населения над основной массой, оставалась неизменной. В условиях фермерской Америки, какой она была в период создания США, государство было слабым не столько в результате ограничения возможностей государственной власти Конституцией, сколько потому, что на необъятной территории нового континента государство не обладало реальным контролем над индивидуальной инициативой миллионов, не принимавших никаких законов кроме закона выживания в условиях дикой природы. В последующий период, когда основное население страны составляли уже не только фермеры, но и работники мануфактур и торговцы, соединявшие производителя с покупателем, а бюрократизация, вторжение государства во все сферы общественной жизни только начиналось, непосредственные отношения между всеми участниками общественных процессов еще сохранялись, что предоставляло свободу решений и действий большинству. Недаром Алекс Токвиль в первой трети 19-го века говорил об американской рыночной демократии этого времени, как о самоуправляющемся обществе: \"Когда вы вступаете на американскую землю, вы оказываетесь в центре буйствующей толпы. Тысячи голосов слышны одновременно и каждый заявляет о своих правах. Это звуки общества, которое управляет собой само, без вмешательства государства\".
Но, как писал идеолог американской революции Бенджамин Франклин: \"The looser the package, the tighter must be the string\", чем свободнее мешок, тем туже он должен быть связан. Чем больше свобод имеет гражданин, тем больше должно быть ограничений его свободы. Мадисон, один из отцов-основателей: \"Основная ответственность правительства - защита состоятельного меньшинства от большинства...(и так как) те, кто будет добывать средства жизни своим трудом, будут тайно надеяться на равное распределение благ, ...необходима политическая власть, которая будет гарантировать сохранение статус-кво, гарантировать, что богатства никогда не перейдут в руки тех, кто мечтает о равном распределении благ\". Мэдисон был человеком эпохи, которая верила в просвещенную, озабоченную благополучием народа элиту, управляющую страной для всенародного блага. Но, наблюдая трансформацию правящей элиты в условиях свободной экономики, в конце своей жизни он пришел к другому взгляду на состоятельное меньшинство: \"Они, безнаказанно нарушая законы, обкрадывают население, запускают руки в общественные доходы и держат правительство в постоянном страхе, угрожая переворотом и сменой всего руководства в случае неподчинения их интересам.\" Дилемма, обозначенная Мэдисоном, с одной стороны государство вынуждено подчиняться тем силам, которые владеют экономическими рычагами и используют государственные, общественные средства в своих целях, с другой, общество, в процессе своего усложнения, не может выжить без централизованной власти государства. Альтернатива одна - контроль государственного аппарата обществом, силой закона, Конституции. Томас Джефферсон, создатель Декларации Независимости, и третий президент США: \"Государство - это не нечто абстрактное, это конкретные люди, обыкновенные люди, вовсе не семи пядей во лбу, которым большинство граждан доверило право руководить страной. Если говорить о власти, давайте не будем говорить о вере в нее. Надо заковать власть в цепи Конституции, чтобы она не принесла слишком много вреда\". Но \"цепи конституции\" могли ограничить эксцессы свободного рынка, но не его генетическое свойство - экономика растет в результате победы сильных над слабыми, а те, кто сможет аккумулировать наибольшие богатства захватят и рычаги политической власти. \"Общество, которое управляет само по себе\" могло существовать во времена Токвиля, так как экономика строилась на сельском хозяйстве, которое в своей структуре было простым и ясным: производи и продавай. Но с развитием индустрии, как фермеры, так и мелкие индивидуальные предприниматели, которых Токвиль называл \"толпой диктаторов\", должны были подчиниться диктату тех, кто сумел захватить средства производства, и большинство \"диктаторов\" пошли к станку, на фабрики и заводы. С ростом индустрии индивидуальное предпринимательство начало уступать организациям, так как только большие организации могли строить железные дороги, новые города и обеспечивать массу населения всем необходимым. Только корпорации, благодаря концентрации капитала, могли создавать индустриальную основу массового производства. Постепенно в их руках оказались все рычаги власти, экономической и политической. Как говорит герой Горького Яков Маякин, в пьесе \"Фома Гордеев\": \"Уж коли настало такое время, что всякий шибздик полагает про себя, будто он все может и сотворен для полного распоряжения жизнью, - дать ему стервецу свободу. Попыжится он день -другой, потопорщится во все стороны и вскорости ослабнет, бедненький! Сердцевина-то гнилая в нем. Тут-то его, голубчика, и поймают настоящие, достойные люди, те настоящие люди, которые могут действительно штатскими хозяевами жизни быть...\" В США \"штатскими хозяевами жизни\" стали корпорации, и хотя поле деятельности, в котором \"всякий шибздик\" всегда мог заработать на жизнь, сохранялось, доступ к наиболее прибыльным формам экономики был только у корпораций. Почти любой труд приносил общепринятый уровень жизненного комфорта, самый высокий в мире, что поддерживало иллюзию власти большинства и ее, эту иллюзию, тщательно поддерживали те, в чьих руках сконцентрировались все богатства страны и реальная власть. В течение многих десятилетий в США выполняются тысячи социологических исследований в попытке понять всю сложность общественных процессов. Но исследований, показывающих механизм того, как богатые становятся властью, и почему бедные не имеют власти, не существует. Частичным ответом на этот вопрос может быть закономерность связи между продуктивностью труда и уровнем распределения богатств. Чем большим богатством владеет элита, тем большей властью над обществом она обладает. С повышением производительности труда доходы элиты увеличиваются, и концентрация богатства наверху социальной пирамиды дает ей еще большую власть над обществом. Количество миллионеров сегодня несравнимо больше, чем 100 лет назад, когда их было всего 400, \"Fortune 400\", удачливые 400. К 2004 году количество обладателей миллионных состояний - 3 миллиона, это 1% населения. Они контролируют 45 % всего богатства страны, и механизм власти находится в их руках. Тем не менее, наверх поднимается все большее количество людей, что создает видимость справедливого распределения доходов, укрепляет систему поддержки существующего статус-кво. Но обладание достаточно высоким экономическим статусом значительной части населения вовсе не предполагает их влияния на государственную политику. Реальной властью обладают лишь несколько десятков тысяч человек, связанных между собой сложной сетью экономических, политических, культурных и семейных интересов. Это те, кто имеет значительное влияние в государственном аппарате, индустрии, торговле, финансах, военно-промышленном комплексе, средствах массовой информации, медицине и образовании. В конце 19-го и начале 20-го века политическая и экономическая власть концентрировалась в руках нескольких сотен \"капитанов индустрии\". Рокфеллер, Морган, Вандербильт, Карнеги - они диктовали политику государственным деятелям. Это были сильные личности, разрушавшие существующие традиции и табу старого общества, мешавшие развитию индустриального производства. Философия и литература этого периода, отвечая на социальный заказ, выдвинула идею личности, противостоящей толпе не желающей расставаться с традициями. Когда фундамент индустриального общества был создан, герои и личности стали мешать. Система, в своих законченных формах, перестала нуждаться в личностях, ей были нужны только исполнители, причем на всех уровнях, включая ее верхний эшелон. Анархист, убийца президента Мак-Кинли, в 1901 году перед казнью сделал заявление: \"Я убил президента потому, что считал это своим гражданским долгом. Я не верю, что один человек может сделать очень много в служении обществу, а другой ничего.\" Убийца президента совершил свой индивидуальный акт как акт социальной справедливости, как защиту принципа равенства, но за ним стоял незримый заказчик, индустрия, это она нуждалась в полной унификации общества. Унификация общества, естественное следствие демократии, должна была, в конечном счете, привести к исчезновению той человеческой породы, которая в Европе воспитывалась в течение жизни многих поколений, элиты. Токвиль об идее равенства: \"Естественный инстинкт демократии отвергать наиболее выдающихся граждан, как представителей народа. Равенство требует посредственности.\". Достаточно взглянуть на лица сегодняшних лидеров американской экономики - Билла Гейтса, Доналда Трампа, Уоррена Баффетта. Что поражает в их лицах - ординарность. Так могут выглядеть мелкие лавочники, хозяева мастерских, менеджеры низшего звена. Уоррен Баффетт - меценат искусств, он обладает огромными коллекциями. Однажды, на вопрос журналиста посещает ли он музеи, он ответил: \"Я не люблю ходить в музеи, там ничего нельзя купить.\" Для него произведения искусств лишь отличное вложение капитала. Выдержка из журнала \"Psychology Today\": \"Они (деловая элита) не будут читать Достоевского, если на деле предпочитают дешевый детектив. Они не пойдут в театр смотреть пьесу Шекспира, предпочитая Шекспиру стриптиз. Они не пойдут в музей смотреть работы старых мастеров, скорее предпочтут фильм о гангстерах, гамбургер обеду в изысканном французском ресторане и джинсы одежде от модного дизайнера. Они говорят только о бизнесе, на работе или во время гольфа и больше ни о чем другом. Они не умеют правильно писать, не владеют искусством красноречия, для этого они могут нанять профессионалов. Они не аристократы, чье умение вести себя им не выучить за всю их жизнь. Они не ученые, чьи знания могут вызвать у них только головную боль. Они очень много знают о бизнесе, но, как личности, они ничем не отличаются от простого человека с улицы...\" Деловая элита Европы, в отличии от американской, существовала в стабильной экономической и общественной структуре, в которой успех зависел от семейных связей, образования, манер поведения и их образ жизни нес в себе черты традиционного аристократизма характерного для высших классов. Из поколения в поколение они передавали высокую культуру, стиль жизни, воспитывая преемственность элитарной породы. В условиях высокой экономической и социальной динамики американской рыночной демократии процесс приобретения и потери богатств происходил стремительно, и новые богачи, нувориши, не имели ни малейшего представления ни о чем кроме дела, которому была полностью подчинена их жизнь . Чарльз Френсис Адамс, американский социолог второй половины 19-го века, общавшийся с деловой элитой, \"Эта публика настолько скучна, что я предпочел бы вообще не сталкиваться с ними. Я не хотел бы встречаться ни с одним из этих людей, ни в этой жизни, ни в загробной. Ни один из них не ассоциируется с умом, юмором или культурой\". Джон Рокфеллер, король нефти, не читал книг, не посещал театры, не интересовался ничем, кроме цифр в своих бухгалтерских книгах. Он был человеком ординарным и безликим, и выглядел как бесцветный бухгалтер, проведший всю свою жизнь за конторским столом. Популярный эссеист начала двадцатого века Мамфорд называл лидеров американской индустрии полуодушевленной частью физического мира и, с присущим ему сарказмом, называл их на латыни - Boobus Americanus, что в переводе звучит как Американский Дебил. Сталелитейный король Эндрю Карнеги, не получивший никакого формального образования, тем не менее, обладал широкими знаниями в самых разных областях знаний, так как имел огромную по тем временам персональную библиотеку и отдал все свое богатство на создание бесплатных публичных библиотек. Карнеги не испытывал никакого уважения к деловой элите своего времени, хорошо зная круг, к которому сам принадлежал, и не разделял мнения массовой прессы, называвшей их титанами бизнеса, гигантами мысли, самыми талантливыми представителями общества: \"Нужен ли талант и интеллект в бизнесе? Вовсе не нужен, скорее может помешать. Большинство занимаются бизнесом потому, что по-человечески ограничены и не в состоянии проявить себя ни в чем другом. Кто-то занимается деланием денег потому, что процесс их создания более увлекателен, чем сами деньги, и они не могут остановиться в делании денег, потому что иначе их ждет пустота. Совершенно не нужно быть талантливым человеком или обладать незаурядным интеллектом, чтобы преуспевать в бизнесе. Скорее наоборот.\" Эндрю Карнеги, тем не менее, считал, что богатство и власть должны находиться в руках немногих и, вне всякой зависимости от их личных качеств, кроме одного качества, выделяющего их среди других, непреодолимой жажды богатства и власти, совершенно бездарных. Поделить всё поровну, и тогда богатство будет растрачено, уйдет в песок, ничего не создав. В современной структуре постиндустриального общества концентрация экономической власти становится еще большей необходимостью, так как контроль в сложной системе взаимосвязей может быть реализован лишь благодаря концентрации экономической власти в руках нескольких десятков корпораций. С первого взгляда кажется, что решения принимаются лидерами корпораций, конкретными людьми, но на практике они диктуются лидерам самой системой. Существование иерархии не отменяет того факта,что в системе все являются наемными работниками обслуживающими машины экономики. Когда-то все средства производства принадлежали небольшой группе \"капитанов индустрии\", сегодня они не принадлежат никому конкретно. Руководитель корпорации, в большинстве случаев, не является ее владельцем, он ее служащий. Причем, его лояльность корпорации относительна, она существует только в случае, когда его собственные, личные интересы совпадают с интересами компании. Причем, размер оплаты работы менеджеров не связан ни с их успехом в борьбе с конкурентами, ни с продуктивностью и эффективностью их труда, как у рядовых работников. Это подтверждение их победы в борьбе за власть, за влияние внутри самой корпорации и умения пользоваться связями внутри государственного аппарата. Именно за этот сорт деятельности менеджер получает оплату в 400-500 раз больше оплаты среднего работника, который производит реальный продукт. Если же крах фирмы приносит менеджеру кампании большие дивиденды, нежели его зарплата, он делает ставку на ее банкротство, как это случалось много раз, особенно последние 50 лет, когда многие корпорации передали все рычаги управления наемным служащим, менеджерам. Являясь исполнителями, они не несут ответственности за происходящее внутри сложной бюрократической структуры где никто не отвечает за процесс в целом, все исполняют чей-то приказ, приказ корпоративной системы. Управленческий аппарат в политике и экономике внешне как будто руководит и направляет общественное развитие, но, на глубинном, фундаментальном уровне, он просто следует логике движения корпоративной бюрократической машины, чья инфраструктура приобрела уровень сложности, в которой участники выполняют лишь локальные задачи, увидеть общую картину происходящего, состоящую из множества фрагментов, практически невозможно. Алексис Токвиль, гениальный провидец, еще в начале 19-го века видел будущее экономической цивилизации, когда писал: \"Никто не будет в состоянии подняться выше понимания манипулируемой толпы, включая самих манипуляторов\". Наиболее совершенную для своего времени бюрократическую систему еще в первой половине 20-го века создал фашистский Третий Рейх, и в ней прослеживается тот же принцип анонимности и отсутствие ответственности исполнителей. Во время Нюрнбергского процесса солдаты, бюрократы низшего и среднего звена не проходили перед судом - \"они исполняли приказ\". Но и руководители Третьего Рейха объясняли перед трибуналом, что это не они принимали решения, они лишь следовали инструкциям. И это не было ложью, они действительно выполняли приказ, приказ сложившейся государственной и экономической системы. Как писал Олдос Хаксли в 1923 году о перспективе трансформации власти в которой никто уже не будет способен принимать осознанные решения - все слои общества будут следовать логике сложившейся системы: \"Постепенно народ превратится в стадо, в стадо работающих и потребляющих животных. В их среде будут воспитаны пастухи, которые будут понимать реальность не больше, чем само стадо и, таким образом, вечный двигатель незыблемого общества будет создан.\" За последние 50 лет бюрократическая машина была доведена до такого уровня сложности, что управляющая номенклатура не состоянии ее контролировать, она работает сама по себе, сама для себя.